Читать книгу: «Пьесы. Кураж и шутки», страница 2

Набирает номер. Входит Манька с трёхлитровой банкой нового рассола.

МАНЬКА: Где дед? Нету? Стёпк, ну-ка ты попробуй.

СТЁПА: Мамань, не отвлекать! (в трубку) Альё-о?

МАНЬКА: (пробует из банки сама) Вроде ничё. Да где дед-то? Стёпк, на, хлебни, продискус… просдикути… Да как же её? Попробуй, в общем, чтоб потом не срамили.

СТЁПА: Алё, алё? Анна Гавриловна? (делает несколько глотков из банки) Тьфу ты, бляха-муха! Да ты что? Это ж… это ж… Тьфу! (в трубку) Кому матерюсь? Когда? (Маньке) Это ж соль голимая! (в трубку) Почему повесить? Кто… м-матерюсь? (Маньке) Вырвет щас! Одна соль!

МАНЬКА: А как же ты хотел? В пустой воде, что ль, огурцы солить? «Одна соль»! Не одна! И перцу чуток, и листочки дубовые, и травка всякая, а как же?

СТЁПА: Да мне-то что? Накормила! (слушает трубку) О, отключила. Коммутаторша нашлась!

Входит дед, стонет, охает.

ДЕД: Ох! О-ох! В уборную сходил.

СТЁПА: Поздравляю! (набирает номер) Алё? Анна Гавриловна?

ДЕД: Кто такая Анна Гавриловна?

МАНЬКА: Да Нюрка его, кто!

СТЁПА: Тихо вы! (в трубку) Вы, Анна Гавриловна, если на работе, то… работай, не сачкуй! Трубку мне не отключай! Тут не ваши игрушки!

ДЕД: Мань, рассольчику-бы, похмелка съедат… Тошнит в обои стороны!

СТЁПА: (в трубку) Гуляешь и гуляй, хоть до утра, хоть до обеда! Плавай на лодочке со всякими… А на работе, чтоб как огурчик! Чтоб людям угождала! Да, и мне! Чего? Ты со своим Широбоковым так разговаривай, а нам здесь некогда смехуё… то есть, посмехушками заниматься.

МАНЬКА: (даёт банку деду) На, пробуй заодно.

СТЁПА: (в трубку) Дай, говорю, три сорок два, квартиру Большакова Егора Кузьмича!

ДЕД: (пьёт из банки и тут же орёт) О-о-о-о!… Манька, суп те в нос!… Чего подсунула, зараза?!

МАНЬКА: Всё, как положено по рецепту!.. И нечего язык чесать в гостях!

СТЁПА: (смеётся) Эт те не водка, дед, много не выпьешь.

ДЕД: Ой, живот! Ой, схватило опять! И так огурцы в штанах, а ты ещё добавила… О-о-ой!

Выбегает во двор.

СТЁПА: (в трубку) Егор Кузьмич? Ха-ха-ха… Егор Кузьмич, Степан на проводе.

МАНЬКА: В общем, как солила, так и буду солить. И не хуже чем у кого!

Уходит.

СТЁПА: (по телефону) Рапортую! Свинарник мы с отцом почистили, и свиноматку помыли, даже с порошком.. Да, сосёт и, кажись, повеселей становится. Даже подмигивает, кажись. Всё идёт, как надо, Егор Кузьмич. А народу-у! Егор Кузьмич, Егор Кузьмич, слушай!.. Наши все подходят, спрашивают чё да как —я молчу. Как? Ухо востро? Нос по ветру? Держим!

Входит дед.

ДЕД: Ох… Ох, опять сходил на двор. Ещё так раза два и могёте… мой скелет в музей забирать. Фух!

Идёт за печь.

СТЁПА: (по телефону) Часть кала я посылкой отправил в Академию Наук, Егор Кузьмич, а остальная порция в погребе. Обратный адрес ваш написал для солидности. Ждите. Из Академии. Да, конечно, не хухры-мухры!

Слышен какой-то грохот и крик Маньки.

ДЕД: (высовывается из-за печи) Манька, поди, в погреб слетела

МАНЬКА: (крик) Ой, батюшки мои! Пропади всё пропадом, издеватели!

СТЁПА: Да, нервы напряжены, это заметно, Егор Кузьмич. Вон и мамка в погреб грохнулась. Всё не вовремя! Ага, отбой.

Кладёт трубку, уходит.

КАРТИНА 6

В доме Большаковых. Нарядная Соня сидит за столом, на котором стоят четыре телефона. Егор Кузьмич, прохаживаясь, экзаменует её.

КУЗЬМИЧ: Так что соображай, за всё сразу не хватайся, эт тебе не сковороды-кастрюли. Давай повторим. (на телефоны) Этот местный, этот – район, этот – область.

СОНЯ: А этот белый?

КУЗЬМИЧ: Этот пока не подключён.

СОНЯ: А куда он?

КУЗЬМИЧ: Туда, куда надо, Сонь. С гербом. Непонятно? Телефон «Х». (уверенно) Подключат! Вся страна подключится! Ты пока не отвлекайся. (неожиданно, резко) Звонит область!

Соня хватает трубку телефона.

СОНЯ: Ой! Ну… Контора слушает!

КУЗЬМИЧ: Трррр!.. Какая контора? Ты кончай с этой сельской старинкой! Не контора, а… Офис! Они уж и не поймут твой ответ, что за «контора» такая. А если этот белый, то вообще… Кхе, кхе… Ну-ка, белый звонит!

СОНЯ: (хватает трубку белого телефона) Алёу!? Офу… Фофу… Тьфу, в манду его! Кузьмич… слушаем!

КУЗЬМИЧ: Э-э, фефёла слушает! А ногти-то, ногти! Под ногтями – навоз с чернозёмом! Ну, как с такими ногтями за белый телефон?!

Входит Митька.

(ему) А мы тут работаем… Входим в курс… Осваиваем.

МИТЬКА: Егор Кузьмич, народ волнуется. Чё он, говорят, нашу свиноматку-то сосёт.

КУЗЬМИЧ: А чья она, свинья-то?

МИТЬКА: Пока не знай чья. Поросят роздали при делёжке, всех тринадцать, а она осталась.

КУЗЬМИЧ: А её чего ж не роздали?

МИТЬКА: А как её раздашь? Она одна, а дворов, вон, всего двенадцать.

КУЗЬМИЧ: Тэ-эк! А кому ж тогда лишний поросёнок попал, тринадцатый? Широбоковым?

МИТЬКА: Им, кому ж.

КУЗЬМИЧ: И вот это народ не волнует?!

Грозно стучит пальцем по столу.

Свинья пока общая! Так что он не чью-нибудь, а народную матку сосёт!

Вбегает Стёпа.

СТЁПА: Егор Кузьмич, или бунт, или я не знаю что!

СОНЯ: (вскакивает) Ой батюшки, бунт, а я с губами крашеными!

Уходит. Кузьмич начальственно и гневно нависает над столом.

КУЗЬМИЧ: Кто-о-о!

СТЁПА: Мамка в погреб навернулась, прям в бочку с огурцами… У деда понос от этих огурцов… А тут тёть Лиза к нам с поросёнком! Я мамку из бочки тяну, спасаю, а тёть Лиза: «Убирайте этого волосатого сосуна от свиноматки и всё!» Мамка огурцы глотает…

КУЗЬМИЧ: Тпр-ру, Стёпа, тпр-ру!.. Чего? Мамка бунтует? Залезла в бочку с огурцами и требует, чтоб убрали от свиньи нашего снежного?

СТЁПА: Да не-ет, почему? Тёть Лиза говорит, мол, убирайте! Мы, говорит, будем горбатиться, поросят ростить, а вы, говорит, на своём чучеле наживаться будете! Мы, говорит, тоже хотим! А поросят, говорит, сдаём на хрен!

КУЗЬМИЧ: Кто это «мы»?

СТЁПА: Тёть Сима ещё в дверь заглядывала… И землю, кричит, на хрен!

МИТЬКА: А мать-то что? Ей солёного много нельзя, а она огурцы глотает?

СТЁПА: Вот про мамку не знаю. Я ж к телефону сразу! Деду кричу: бери, мол, ружьё и дуй охранять! Он бегом, а у него понос, ноги не поднимаются… Шнур телефонный оборвал! Ну, я сюда!

КУЗЬМИЧ: Молодец, оперативно! Та-ак! (подумав) Перевесть его в бывший сельсовет… Снять пломбу, распечатать и перевесть! Там (тычет пальцем вверх) дадут «добро», они в курсе!

СТЁПА: Во! И бабы кричали: раз полезная, мол, тварь, в сельсовет его!

МИТЬКА: Да эти бабы… Я вот чё ещё. Кузьмич… Надо как-то… Зырят они на него, бабы-то, как на… Он же голый, а волосьями не прикроешь… (понятный жест) Лезут, потрогать мол… А сами норовят… Аж дрожат и потеют!

Входит переодетая Соня.

СОНЯ: Ой! Игривай?

КУЗЬМИЧ: Ну, ты! (хмуро) Найти ему штаны, чтоб бабы не волновались.

МИТЬКА: Не найдём. Не, не найдём.

КУЗЬМИЧ: И с Волошина не подойдут?

СТЁПА: Х-ха, на трусы если!

СОНЯ: (мечтательно) Поглядеть бы!

КУЗЬМИЧ: Н-ну, не нагляделась? Значит так: всю волосастость сбрить, оставить только… (считает в уме) в двух местах, как положено.

СТЁПА: (тоже считает) В трёх.

КУЗЬМИЧ: В двух. Я подмышки одним местом считаю.

МИТЬКА: А грудь?

КУЗЬМИЧ: Тьфу ты, абориген хренов, оброс как… баран-меринос! В общем, оставить, где надо для естественности. И в штаны его, хватит сверкать!

СОНЯ: А бывают и на спине.

КУЗЬМИЧ: А тебя не спрашивают! Специалистка! (чешет об угол спину) Так. Обстоятельства поджимают. Подключаем народ! (Стёпе) Иди, пиши объявление на собрание. (Митьке) Вытаскивай Маньку из бочки, бухгалтером будет. Начнём процветать!

Уходят.

КАРТИНА 7

Стол президиума в клубе. В центре, при галстуке и в шляпе, Егор Кузьмич, с боков от него – накрашенная, завитая Соня и нарядная, но с забинтованной головой и синяком Под глазом, Манька. Рядом с ней сидят праздничный Митька и, «под крутого», Стёпа. На отдельной табуретке, чуть впереди, но с краю, в орденах и медалях, Дед с ружьём.

СТЁПА: (встаёт) Слово имеет Егор Кузьмич Большаков.

Кузьмич идёт к трибуне.

КУЗЬМИЧ: Дорогие земляки! Сограждане! Кха, кха… Собрались мы тут добровольно… (Стёпе) Ты в объявлении «добровольно» писал, или как?

СТЁПА: «Добровольно», а как же?!

КУЗЬМИЧ: (продолжает речь) Собрались мы добровольно и сознательно. Так не так? Кто несознательный, пусть выходит отсюда и пусть остаётся в недавнем прошлом. Нету таких? Или есть, внутри, так сказать? Это, конечно, трудно, я даже больше скажу, тяжело каждодневно переделывать свою внутреннюю психику на новый лад. Но надо! И тут уже есть большие, замечательные местные примеры!

Показывает на президиум. Дед машет в зал рукой.

ДЕД: Давайте к нам, вдосталь и огурцов солёных, и ещё кой-чего-нибудь, чего не было, будет!

КУЗЬМИЧ: (ему) Все прения потом. (в зал) Мы, конечно, обо всём поговорим, душевно и без обид. Но сейчас я бы хотел… Да чего тут говорить! (Маньке и Соне) Марья Тимофевна и ты, Соньк… То есть, Софья Артуровна, чего там у вас? Какой народный сюрприз?

Манька с Соней идут за кулисы и выносят на подносе жареного поросёнка, обложенного солёными огурцами. Ставят на стол.

Во-от! От нашего имени… и от вашего… В общем, от нас с вами, дорогие соотечественники, маленький подарочек на ужин тому, с кем мы будем, не побоюсь этого слова, богатеть и, я бы сказал больше, процветать в текущей мимо нас жизни!

Все аплодируют.

ВТОРОЙ АКТ

КАРТИНА 8

В доме Егора Кузьмича. За столом с телефонами дремлет Соня. Телефоны звонят.

СОНЯ: (просыпается) Заразы! Как же быть-то? Все трещат!

Снимает трубки по очереди.

Алё? Алё? Алё? Офис Егора Кузьмича Большакова! Офис Егора Кузьмича Большакова! Офис Егора Кузьмича Большакова! Слушаем!

В дверях появляется скелет. Соня с криком «Милиция!» падает под стол. Входит Стёпа, вносит скелет.

СТЁПА: Зачем милицию-то? Я же не украл. В школе договорился на время, пока каникулы. (оглядывает комнату) Тёть Сонь, ты где кричала-то? Тут, вон, разоряются… (берёт трубку) Алё-о? А, это ты, мам… Чего? Последний поросёнок? Во, аппетит! Ну, что ж делать, оприходуй и сдавай на жарёху. Только веди учёт. (берёт другую трубку) Алё? Алё, кто? А-а, Берёзово! Да, да, не беспокойтесь, вы уже тоже причислены. Да, и вы, и Малое Перекопное. Соседи, что ж! Всем миром поработаем на него, зато потом поживём! Привет Кузьмичу передам. (берёт третью трубку) Офис Егора Кузьмича на проводе. А? Да он у вас где-то, в области, комиссаром… а-а… эмиссаром. Кто я? Бизнесмен и одновременно научный сотрудник по проблеме Степан Дмитрич Ванюшкин. Сам Кузьмич сегодня должен прибыть, да. Что, не расслышал? Да вы что?! Вот это да! Появляются повсеместно? Да не может быть! О-го-го! Передам конечно. Да, да, так и передам, что наконец, мол, можно порадоваться за страну… Дословно отрапортую, как вы сказали! Ало?.. Повесил… (кладёт трубку) Етишкина мама! Везде! Но у нас-то первей всех!… Да и до таких наших идей им не дотумкать! (целует череп) Так, куда бы тебя пристроить, чтоб не… не обидели… Поскучай-ка пока тут.

Ставит скелет к вешалке, накидывает на него плащ, шляпу, отворачивает к стене. Уходит. Снова трещат телефоны. Очнувшаяся Соня поднимается из-за стола.

СОНЯ: Ох, батюшки… Эт кто ж заглядывал? (на телефоны) Трещат и трещат, голова, прям, раскалывается… И не то ещё померещится… Танцуй тут перед ними! В уборную не сходишь…

Видит «стоящего» у вешалки.

Егор? Не ты заглядывал? Ты когда приехал-то? Слушай сам свои звенелки, а я хоть на двор сбегаю! Чего молчишь-то? Иль пьяный?

Подходит. Поворачивает к себе скелет и опять с криком падает вместе с ним на пол. Входит Егор Кузьмич, видит лежащих.

КУЗЬМИЧ: Та-ак! Работа стоит, а она лежит! И с кем? Мы страну перелопачиваем, с ног на голову ста… то есть, с головы на ноги ставим, а тут… Хороша секретарша!

СОНЯ: (садится на полу) Егор, я думала… это ты.

КУЗЬМИЧ: Похож. Сильно. Заездила мужика до скелетства. Чей такой?

Входит Митька.

МИТЬКА: С приехалом, Егор Кузьмич! Тут у нас полный порядок.

КУЗЬМИЧ: Да вижу! (на скелет) Чей эт ходок-то?

МИТЬКА: А-а, школьное пособие. Временный скелет, Стёпка в школе занял. Охламон, принёс и бросил посредине!

Ставит скелет на прежнее место.

КУЗЬМИЧ: Не мелковат будет? А то не поверят. (смущённо) Соня, вон, сомневается, легла рядом, ростом помериться. Ну, померилась? Вставай, некогда!

Соня встаёт.

СОНЯ: Я отлучусь.

КУЗЬМИЧ: Погоди, не до этого. Дел невпроворот. Страна кипит!

СОНЯ: Дак и я взорвусь! Нужда – дело тоже государственное!

Убегает.

КУЗЬМИЧ: Это да-а! (Митьке) Докладывай.

МИТЬКА: Коттедж ему готов. Деревянный, крепкий, бывшие детясли. Побелили, покрасили, всё чин-чинарём! Два этажа – есть где людей принять. Шас он в бане.

КУЗЬМИЧ: Кто с ним?

МИТЬКА: Батю отправили. Батя даст ему прочихаться, он на это силён!

Входит дед. Он в шапке, в рукавицах, закутанный в простыню и с веником. Валится на лавку у входа, тяжело дышит.

ДЕД: Загонял в доску, стервец! Я по нему раз сто прошёлся, а он только крякает… Задавил паром, думал помру… А тут мимо Нюрка… да, вон, Стёпкина девка… Да ну шла мимо! Он её в окошке увидал, да как заорёт: «Бабу бы! Бабу бы!»

Входит Соня.

СОНЯ: Кому-у, старый ты хрен?!

КУЗЬМИЧ, МИТЬКА: Кто… орёт … «бабу»?

ДЕД: Этот, гаманоид наш снежный.

КУЗЬМИЧ: Может, бу-бу-бу? Пузыри пускал… мыльные?

ДЕД: Нет, «бабу», не глухой.

МИТЬКА: А может, знакомился – бабуин, мол?

ДЕД: Да «бабу», суп те в нос! Я еле вырвался и сбёг… Всё, меняйте меня, сдаюсь! (на скелет) Хыть он пусть идёт, ему легше, не вспотеет.

КУЗЬМИЧ: (взволнованно, горячо) Заговорил! А?! Заговорил!!!

МИТЬКА: Вот те хрен, я бы сказал!

СОНЯ: А бабу-то… и скрёбся чего-то… Может, намекает… для массажу?

ДЕД: Ага, для массажу… Приходи, чё покажу, в огороде засажу!

СОНЯ: Тьфу, охальник!

КУЗЬМИЧ: Вот именно, про огород-то! Ты, вон, даже на скелета залезла… Шутю. Но, главное, заговорил! Митьк, а? Да?

МИТЬКА: Я и говорю – вот те хрен!

Кузьмич ходит по комнате, он взволнован, возбуждён.

КУЗЬМИЧ: Это чудо… в нашей стране… это… И мы с вами первачи! А? Так не так? Недостающее звено, оно ж везде… А у нас бабу просит! Это ж перескок через время! Это подвиг! Наш с вами подвиг!

МИТЬКА: Стёпка говорит, звонили, и в других местах, мол, объявились.

КУЗЬМИЧ: Знаю. А теперь мы опять вырвались – заговорил-то только у нас!

ДЕД: Дык как с бабой-то? Он там ждёт.

СОНЯ: Да ну и чего? Пошоркать ему и…

КУЗЬМИЧ: Ты, Сонь, это… Ты иди!… Иди, глянь огурцы новые не вспучились? Ступай, ступай.

СОНЯ: Слава богу, хоть делом займусь.

Уходит.

МИТЬКА: Кого пошлём в баню вместо деда?

КУЗЬМИЧ: (хмуро) Вот Нюрку и пошлём.

ДЕД: Стёпка запереживат. Любовь у них.

КУЗЬМИЧ: Тогда пусть сам и идёт!

МИТЬКА: Дак… как?

КУЗЬМИЧ: (оживляется) А чего? Стоп, стоп!.. Нарядим бабой, подкрасим… А? Может, тот не допетрит, дикий же?!Думаю, это варьянт!

Входит довольный, радостный Стёпа.

СТЁПА: О кей!… Ой, то есть, хау дую ду?

Все странно смотрят на него.

КАРТИНА 9

В доме Ванюшкиных. За столом сидят хмурые дед и Митька. Перед ними стоит невесёлый Стёпа в женской одежде. Манька, вся в слезах, приносит колготки.

МАНЬКА: Вот колготки, Стёп, мои, праздничные. Дырка маленькая, под юбкой не видать.

Стёпа садится на табуретку, с трудом натягивает колготки.

МИТЬКА: Правильно, и ноги не брить… А то вдруг рукой полезет, гад!

СТЁПА: (возмущённо) Ку-уды-ы полезет?

ДЕД: Туды, куды! Куда ты к Нюрке лазишь!

МАНЬКА: А ты уворачивайся, сынок, не давайся. Спину ему пошоркаешь, помастажируешь и бегом оттудова.

МИТЬКА: Правильно. Не баба же, чтоб задом перед всяким вертеть! А то, и правда, Нюрку послать, а? Стёпк, а?

СТЁПА: Н-ну, не-ет!

Решительно встаёт. Манька одёргивает ему юбку..

МАНЬКА: Не коротка?

ДЕД: По моде. Ты гляди, сделать завивку и замуж можно!

МАНЬКА: Платок оденет. Сожми губы, накрашу.

Красит Стёпе губы, надевает на него платок.

МИТЬКА: Ну-к, пройдись туда-сюда

Стёпа проходит

ДЕД: Я б с ходу влюбился!

Звонит телефон. Стёпа берёт трубку.

СТЁПА: Квартира Ванюшкиных. Ничего живу. Да, всё лучше и лучше. А мне теперь без разницы, гуляешь ты со своим Широбоковым или нет!

МАНЬКА: (шёпотом) Нюрка, сучка такая!

СТЁПА: (по телефону) Кто, я? Страдаю? Очень даже прекрасно себя самочувствую! Нам, Анна Гавриловна, некогда щас страдать. И вообще, я тебе не баба, чтоб страдать!

Кладёт трубку.

МАНЬКА: Правильно, сынок!

МИТЬКА: Вот её бы в баню-то!

СТЁПА: (твёрдо, но со слезой) Нет, отец! Государственное дело не бабское! Не осилит! Сделать вот такой переворот в мозгах и везде трудно, но необходимо! Лишь бы нам не мешали! И мы пройдём его до конца!

В дверях Егор Кузьмич.

КУЗЬМИЧ: Замечательно, Степан Дмитрич! Тяжёл и, я бы сказал, опасен твой путь, но я вижу, ты готов к нему на все сто! Хвалю, Стёпа!

Жмёт ему руку, обнимает и крепко целует в губы.

Терпи, казак, атаманшей будешь!… Кха, то есть, как там?… Ну, в общем, да!

Манька вопит, повисает на Стёпе.

МАНЬКА: Не пущу-у! Ой, сынок… Не пущу-у-у!

ДЕД: Цыц, Манька! Это ж… живой подвиг!

Все встают, замирают, с восхищением и страхом глядят на Стёпу., тот машинально отдаёт честь.

КУЗЬМИЧ: Присядем на дорожку.

СТЁПА: Да чего тут… двадцать метров…

ДЕД: Зато путь-то какой!

Садятся, молчат. Дед тихо запевает.

Дан приказ ему на запад, ей в другую… Эх-х!

МИТЬКА: А я бы даже выпил за такое! Какого хрена на сухую-то провожаем?

КУЗЬМИЧ: Предложение дельное.

МАНЬКА: А я вам огурчиков солёненьких, на закусь-то.

ДЕД: Ох-ёх, суп те в нос! О-о-о…

Ревёт, схватившись за живот, и выбегает из дому.

КАРТИНА 10

В доме Егора Кузьмича. У стола, на котором трезвонят телефоны, сидит Соня с подушкой в руках. В углу, всё так же в плаще и шляпе, стоит скелет.

СОНЯ: «Сиди на телефонах!» и пропал. Посидишь тут… Как с цепи все сорвались!… Сиди!.. А и сяду, дура дурой!..

Накрывает телефоны подушкой, садится на неё. Смеётся.

Все одурели и я туда же… Господи, чего не сделаешь ради новой жизни?! Не только зад подставишь, а и… Окурил, что ль, кто нас, беленой какой? (на скелет) И этот стоит, щерится! Чего щеришься? Гляди в отставку отправим! У нас таких, как ты, два села под нами и полсела на подходе туда же, выбирай любого!.. Ой, вся задница онемела… Ну, пошутила и будя… Послушать, мож, чё важное…

Намеревается слезть, телефоны стихают. Входит дед Никита с ружьём.

ДЕД: Чего, яйца, что ль, высиживаешь?

СОНЯ: А ты чего с ружьём шляешься?

ДЕД: Я на службе.

СОНЯ: А я просто так, да?

ДЕД: А-а… Ну, сиди. (на скелет) И этот начеку. Хе-хе-хе… А куда народ-то весь смигнул?

СОНЯ: Сам-от в галстук оделся и бегом…

ДЕД: В тувалет?

СОНЯ: Кто его знает? Сиди, говорит, на телефонах… Час сижу!

ДЕД: Ну, значит, в тувалет.

СОНЯ: Почему это?

ДЕД: Сама сказала: оделся в галстук и…

СОНЯ: А при чём здесь туалет?

ДЕД: Ну так, в галстуке ж. Манька говорила: Кузьмич, мол, в галстуке и в уборную ходит.

СОНЯ: Ну?

ДЕД: Чего «ну»?

СОНЯ: Уборная-то где?

ДЕД: О, ё-о, чего? Как где?

СОНЯ: То есть, тьфу, Егор где?

ДЕД: В уборной, поди.

СОНЯ: Почему?

ДЕД: (разозлившись) Да едрит тя в поперечину, Соньк! Ты же сама сказала: оделся в галстук и бегом в уборную!

СОНЯ: Кто?

ДЕД: (снимает с плеча ружьё) Я тя щас пристрелю! Сидишь тут кукушкой на столе и ни хрена… ни эта… никакого… Кто где, говори?!

СОНЯ: (спрыгивает со стола) Ой, Сергеич, всё скажу, не стреляй!

ДЕД: (наставляет ружьё) Ну, говори!

СОНЯ: Скажу, скажу… (поднимает вверх руки) Сдаюсь! Ничего я не знаю, дядь Никит, ей-богу!

Резкий звонок телефона, дед от неожиданности стреляет, белый телефонный аппарат разлетается в дребезги. Скелет падает.

Ой, скелета убили!

Испуганная Соня убегает.

ДЕД: Ё-п-р-с-т, война что ль?

Прячется под стол. Вбегает растрёпанный, в изодранной женской одежде, с шишками на лбу и синяками на лице, Стёпа. Он возбуждён, глаза его горят. За ним вваливается запыхавшаяся Манька. Она тут же оседает на скамейку у порога.

СТЁПА: (сверкает глазами, кричит) Егор Кузьмич!.. Егор Кузьмич!..

ДЕД: (из-под стола) Чего, окружают? Манька, отойди от дверей, я жахну!

МАНЬКА: Погоди… отдышусь… Стёп, ты чего… из бани… в степь-то рванул чего? Еле поспевала…

СТЁПА: От радости, мам! От счастья… полноты!.. Егор Кузьмич?!

Подбегает к лежащему скелету, поднимает нго.

Да не изводите себя так… Бледный-то какой! Всё о кей!

МАНЬКА: (с испугом) Стёпка, охолонись, не он это!

СТЁПА: А? (видит, что ошибся) А-а! А-ха-ха-ха…

Хохочет, как сумасшедший. Дед поднимается с пола. Манька подходит к Стёпе, бьёт его по щекам, подвывает.

МАНЬКА: Ы-ы… Ну, ну, сынок… Ы-ы-ы… Ну-у! Папань, он чего? По.. по… помешался, что ль? (трясёт, грозит кулаками) Ах ты… баб… бабуин проклятый!

ДЕД: Клин клином надо… На испуг!

Стреляет в окно. Стёпа сразу замолкает.

СТЁПА: Ты чё это, дед, расстрелялся? И где Егор Кузьмич-то?

МАНЬКА: Они с отцом… этого… твоего ухажёра домой повели, в коттедж. Под ручку его, а он, как хозяин!

СТЁПА: (опять возбуждается) А он и есть хозяин! Так изменить… ну, в будущем… нашу жизнь! Да, дед? Не ку-ку кукушки, а компьютеры да человечьими голосами говорить время будут! Ты лежишь, а тебе: «Просыпайтесь, Степан Дмитрич! Прошёл ли понос с огурцов?» И в морду тебе кофю – на, попей!

ДЕД: То-то, я гляжу, у тебя вся морда синяя и в шишках.

СТЁПА: А? Это я в шайку нырял. Он нальёт воды, а я с полков прыгаю… Развлекал!

МАНЬКА: Ой батюшки, и вправду прыгал?

СТЁПА: Ещё как! Русалкой! И все прыгнем, если надо! И дед сиганёт, он побольше нашего натерпелся! Да, дед?

ДЕД: (уклончиво) Склярос у меня… Нельзя, чтоб больно… башке-то…

Входят Егор Кузьмич, Соня и Митька. Стёпа вытягивается перед Кузьмичом, рапортует тихо и торжественно.

СТЁПА: Егор Кузьмич, заявляю: ничего человеческого ему не чуждо. Всё, как по Дарвину – эволюция! Я купальщицей был, ныряльщицей, ему так всё нравилось – в ладоши хлопал, как человек, даже поцеловал взасос! Я как в тумане весь… Это какое-то… такое… такое… аж!

МИТЬКА: (неожиданно, патриотично поёт) Эх, хорошо в стране Советской жить!.. Эх, хорошо страну свою любить!.. (обнимает Стёпу) Я верил в тебя, сынок!

СТЁПА: Подфартило, батя! (Кузьмичу) Я думаю, обобщим все научные наблюдения и – в Академию! А тут пора… Пол в музее покрасили, высох! Так что пора…

КУЗЬМИЧ: Спасибо, боец… нового этапа… Реформатор!

Трижды целует Стёпу, обнимает всех по очереди.

Благодарность всем, не побоюсь этого слова, соратники! (Стёпе) А не рано ли, так сказать, продаваться?

СТЁПА: Нет! Вон уже сколько накопилось: галстук, скелет, речь члена… эта… раздельная, кал, хоть и до боли знакомый, но… И, блин, опять же, тяга к бабам…

КУЗЬМИЧ: У-у, охренительно! Пора! Кровь из носу, а музей открыть!

Поправляет на скелете шляпу.

И шляпу свою дарю, она тоже героическая! Я её на шосейке нашёл, может, с него и сдуло?

МИТЬКА: О. как вылитый американец получается!

СОНЯ: А может, они с какого самолёта повыпадали?

МАНЬКА: Так если их выронили, чего ж не хватились-то?

КУЗЬМИЧ: Нет, это наши, свои. В Америке таких нет, а то сообщили б.

ДЕД: Куды Америке-то? У них там негры да секс!

Радостно смеются.

СТЁПА: Да на нас вся Америка будет приезжать глазеть!

ДЕД: Токо не задарма, за свои рубли!

СТЁПА: А как же, за доллары! Всё, кончился бесплатный зоопарк!

МАНЬКА: Правильно, сынок! Теперь будет платный!

КУЗЬМИЧ: А уже попёрли. Цельный автобус прикатывал посмотреть наше русское чудо!

Помолчали, очарованные словами «русское чудо».

Степан Дмитрич, Академия как, молчит?

СТЁПА: Пока тихо.

Раздаются какие-то громкие хлопки. Все прислушиваются.

СОНЯ: (догадывается) Банки стрельнули. Первый раз по-новому засолила огурцы, будь они неладны!

КУЗЬМИЧ: Вот что творится! Трудно приживается новое, ох как трудно! Ну-ка, Соня, неси самогону, пока взрывные огурцы не скисли!

Соня идёт за самогоном и огурцами.

КАРТИНА 11

В доме Ванюшкиных. Света нет. Три сигаретных огонька плавают в темноте. Нетрезвые голоса.

СТЁПА: Взяли моду… Людям работать не дают.

ДЕД: Манька, коптилку давай, не видать, промахнёмся!

МАНЬКА: Ищу!

СТЁПА: А у Широбокова свет вовсю буздырит!

ДЕД: Да этот и из веретена ток достанет.

МИТЬКА: У него движок свой, я налаживал. От него и к нашему примату концы подбросил на такой случай, Кузьмич договорился. В долг.

ДЕД: Кабы не снюхались.

СТЁПА: О, о! И у него, у нашего, загорелось. Ничего, ничего, дед, отдадим все долги. А лишать удобств его нельзя! Он только-только прикипает к нашей цивилизации, и сразу без света, да? Не-е, так и спугнуть можно. Щас мы для него, а завтра… Вот провода в Берёзове срезали, сдали в скупку – ему костюмы накупили, срезали в Малом Перекопном – сауну в коттедже заканчиваем. Попросил. И правильно, чё баня-то? Расти надо!

МИТЬКА: Отстаёшь, батя! Мы и свиноматку свою последнюю не просто так, на сало-мясо, пустили, а на беконы с рульками.

ДЕД: Всю свинью на какую-то срульку? Не пойму… в темноте-то. Манька?!

МАНЬКА: Да иду, несу!

Звонит телефон.

ДЕД: Чудно! Света нет, а он звонит? Может, в ухе?

СТЁПА: Ага, у всех сразу. Мам?

МАНЬКА: Иду, говорю.

СТЁПА: Ты рядом, сыми трубку, кто там, чего?

Телефон звонит.

МАНЬКА: Да иду, иду, сверчишь тут!

Чиркает спичкой, зажигает лампу. Дед. Митька и Стёпа сидят за столом. У каждого в руках по стакану самогона и по солёному огурцу. Телефон звонит.

МИТЬКА: Мань, ну чё телишься? Щас те не прежде чё! (деду, Стёпе) Давайте, а то не успеем. Звонок какой-то резкий!

Чокаются, пьют. Манька поднимает трубку.

МАНЬКА: (в трубку) Манька слушает!

СТЁПА: Ну, ты даёшь, мамань, «Манька»… Никакой культуры! (берёт у неё трубку) Стёпка слушает! То есть, ф-фу, блин! М-мы слушаем! Ах, Анна Гавриловна! Как «чем занимаемся»? Думаем про проблемы. Да, решительно решаем. И ты решила? Что? Замуж? За… за… (всхлипывает) Кто хнычет? Эт я смеюсь, ты чё?! Мы вышли на такую генеральную прямую… Везде у нас всё о кей и лады… Смеёмся, поём… Дед, давай!

ДЕД: (поёт в трубку) Фаина, фай-на-на, Фина, Фаина, Фай-на-на…

Все пристраиваются к нему, подтягивают.

СТЁПА: Слышала? Мне по барабану! Да у меня такие деньги только на мелкие расходы во всех карманах будут лежать! Так что спокойной ночи, мадам будущая Широбокова!

Кладёт трубку, закрывает лицо руками.

МАНЬКА: (гладит его, вздыхает) Ну, где богаче, там и слаще.

МИТЬКА: А где сладко, там и мухи.

ДЕД: А где мухи, там и дерьмо! И чего об ём горевать?

Молчат.

МИТЬКА: (вдруг, громко) Где топор? Ещё какой-то Шир… шир…

Уходит в темноту, возвращается с топором.

Я ему свой пай продал, я его и верну! У меня сын, вон… герой! И отец – герой! И я, вон… как… этот… И мать… вся, вон… тоже… Порублю!

СТЁПА: (перехватывает его) Нет, отец! (пьяно, но чётко) Этот… это не он! Потому что он – это не этот! Понял? Он не он, понял? Тьфу на него, понял?

МИТЬКА: Понял! Выпьем за его здоровье!

Бросает топор, наполняет самогоном стаканы. Все выпивают. Звонит телефон. Стёпа берёт трубку.

СТЁПА: Бизнесмен Степан Ванюшкин на проводе! (слушает) Та-а-ак! Вот об этом и надо было говорить сразу, а то развела!.. Теперь кусай локти, если достанешь, мадам!

Кладёт трубку, и тут же включается свет.

О. свет, это знак!.. Одеваемся!.. (взволнованно) Отец, беги к рельсе, стучи, созывай народ! Телеграмма из Академии Наук пришла!

Падает в обморок.

КАРТИНА 12

Стол президиума, за которым сидят нарядные Кузьмич, Соня, Митька, Стёпа, Манька. Чуть сбоку, как на часах, стоит с ружьём нарядный Дед. На столе бутылки, закуска.

КУЗЬМИЧ: (поднимается) Кха, кха… Земляки1 С-сограждане… Соотечественники! Вот мы и, можно сказать, дожили до… Момент такой настал, что… Кха, кха… Гляжу на вас, как на… Кха… И теперь, куда не клин… то есть, куда ни… Волнуюсь я как-то…

ДЕД: А ты завали стакашку, да и наш огурчик туда же! И петухом запоёшь, ей-богу!

МАНЬКА: (тихо) Папань, ты чё? Люди же!

ДЕД: (тихо, ей) Пропагандирую твои огурчики, удались на славу! Брось-ка один, помурыжу.

Манька бросает ему огурец.

МИТЬКА: (шёпотом) Токо жопки горькие, а так…

МАНЬКА: (с криком вскакивает) И ничего подобного!

КУЗЬМИЧ: Тихо, тихо, Марья Алексевна!

МАНЬКА: А чего он – «жопки горькие»?! И неправда! Эт смотря с какого конца кусать?! (спохватывается) Ой, извините, граждане-соотечественники, за возмущение!

СОНЯ: А чего извиняться? И у них такие же.

КУЗЬМИЧ: Тих-ха! Я говорил, что и солёных огурцов будет вдосталь, и чего другого разного тоже? Ну? (показывает на стол) Вот и начало… Раньше – одна скатерть да чернильница, а теперь? Чуете разворот? Спасибо, конечно, Егору Широбокову, тёзке моему, Тимурычу… он в это дело вложил… А мы свой труд вкладываем, больше нам пока нечего, так не так? Но, главное, спасибо тому, кто дал вот этот толчок к процветанию!

СТЁПА: (горячо) И мы не собираемся засиживаться на этом… на толчке!

Мигает лампочка.

ДЕД: Может, «ура» крикнуть, а то не успеем?

Все смотрят на потолок, где лампочка.

КУЗЬМИЧ: Погоди, Сергеич, авось устоит.

Лампочка перестаёт мигать.

Я не буду вокруг да около, я сразу. Сейчас к нам должен… Перед тем, как… туда, в высокие эшелоны… чтоб оттуда перевернуть на нас рог изобилия… Придёт щас… Егор Тимурыч подвезёт… (деду) Смотри в оба, Сергеич, головой отвечаешь, чтоб никто не покусился!

ДЕД: Не боись, Кузьмич. Потихоньку огурец дохрумтю и возьму на изготовку.

КУЗЬМИЧ: Ну, хрумти, у нас же демократия. А пока слово для зачтения ответа из Академии Наук имеет Степан Дмитрич Ванюшкин. Давай, Стёп, к трибуне.

Стёпа выходит к трибуне, разворачивает листок.

СТЁПА: (волнуется, запинается) Теле… фоно… телеграмма ночная… Срочная, значит, важная… раз даже ночью… Мы её не читали, терпели, чтоб вместе… мы ж вместе же… в одном деле мы… все…

Мигает лампочка, все смотрят на неё.

ДЕД: Нутром чую – диверсия, токо не пойму чья!

Лампочка перестаёт мигать. Стёпа читает.

СТЁПА: Доводим до вашего сведения, что присланная вами друза экскрементов…

СОНЯ: Ой, батюшки, спаси и помилуй!

МАНЬКА: (крестится) Прости мою душу грешную!

СТЁПА: … друза экскрементов после неоднократных проверок…

ДЕД: Не тяни, паскудник, сорвусь в порыве!

СТЁПА: … после неоднократных проверок оказалась слепком дерьма.

ДЕД: (не выдерживает, кричит) Ура! Ура! Ура!.. Извините, господа-братцы, нервы!

СТЁПА: (продолжает читать) Биологический, химический и радиоизотопный методы подтвердили визуальный и экспериментальный результаты анализа. Окончательный вывод высокой комиссии – говно. Заключение пробной группы – норма. Член-корреспондент Академии Наук… Подпись неразборчива, закорючка какая-то.

КУЗЬМИЧ: (поднимается) Ну, вот, видите… Кто пробовал, говорит, норма. (деду) Сергеич, глянь там, не идёт?

Дед выглядывает и тут же вытягивается по стойке «смирно». Слышны шаги.

ДЕД: Идёт, суп те в нос, идёт!

Все встают. Неожиданно гаснет свет. Раздаётся какой-то вскрик, визг. Все начинают кричать, выделяется голос деда.

Назад! Все назад! Ложись! То есть, садись! Покусились? Покусились?!! Уведите благодетеля, заслоните! Всех постреляю! Считаю до одного – раз!

Гремят выстрелы, визжат бабы, матерятся мужики. Раздаётся вопль Стёпы.

СТЁПА: Мама-а-а, не отдадим!

Полицейская сирена, шум машины. Тишина.

КАРТИНА 13

Странное пустое пространство – то ли степь, то ли чужая планета – темнота и звёзды. Растерзанная кучка людей – Кузьмич, Соня, Манька, дед и Митька. Дед и Митька Лежат на земле неподвижно, над ними тихо вопит Манька. Кузьмич стоит рядом неподвижно, мрачно смотрит вдаль.