Читать книгу: «Поиск Анны», страница 4

Руна 6

 
И когда заходит солнце,
Нет вечерней мне отрады;
Не слыхать кукушки утром.
Не могу совсем понять я,
Как мне быть и что мне делать?
Как прожить мне в этом мире,
Как скитаться в здешнем крае?
 

«Калевала»

Бабушку Нинель назвали так в честь Ленина. Тогда было модно сокращать лозунги и имена партийных деятелей. Так появилась Гертруда – героиня труда, Элина – электрификация и индустриализация, Идлен – идеи Ленина. В бабушкином случае фамилию великого вождя революции просто перевернули, добавив мягкий знак – все-таки имя женское. В семье давно все привыкли сокращать Нинель до привычной слуху Нины, но в госучреждениях, куда бабушка частенько наведывалась, она всегда гордо представлялась полным именем.

По вечерам баба Нина говорила: «Запахни шторы! А то пойдет какой идиот с ружьем, увидит – свет в окне горит, подумает – дай стрельну, авось попаду!»

Аня откровенно не понимала, почему кто-то должен ходить по улицам с ружьем и стрелять по окнам? И только с возрастом поняла: бабушка видела войну и еще помнила Питер без единого огня на улицах и надписи на стенах «Свет в окне – помощь врагу».

Когда умер Сталин – баба Нина плакала. Слезы странно сочетались с ее монументальным профилем – бабушка сама была похожа на памятник, высеченный из мрамора. О смерти вождя она говорила редко, но всегда с тяжелым вздохом, называя его исключительно как «отец народов».

– Какой же он отец! – восклицала мать. – Тиран! Сколько людей сгубил!

– А ты молчи! – моментально вскипала бабушка. – Не смей даже упоминать Иосифа Виссарионовича!

Так начиналась обычная вечерняя ссора в семье. Мама припоминала бабушке, что та до сих пор не знает, что кроме нашей планеты есть целая Солнечная система, в которой по своим строгим орбитам вращаются еще восемь других планет. Бабушка только отмахивалась.

– И на кой черт мне это надо, планеты твои? Чего толку-то с них?

У бабы Нины было большое хозяйство под Питером – дом, двадцать соток земли, несколько коз, куры, пара поросят. Она вставала с зарей и до заката трудилась в огороде. Так делали мать и отец, а до того – их матери и отцы, а до них еще неизвестно сколько поколений. И только нерадивая дочка вдруг решила, что профессия учителя в городе престижнее, чем копаться в курином навозе в деревне.

Мама психовала и страшно стеснялась приглашать гостей в дом. Мама – преподаватель астрономии. Что скажут коллеги, если узнают, что ее мать и слышать не хочет про какие-то там Плутоны и Нептуны?

Бабушке же было это не интересно. Она не верила ни в планеты, ни в Бога, ни в дьявола. Выкованная в жерниле мартеновских печей, словно отлитая из стали, закаленная в суровых реалиях Советского Союза, она верила только в идеи коммунизма.

– Немцев не боялась, американцев не боялась, так и дьяволов ваших с богами не убоюсь, – ворчала бабушка. Мать только руками всплескивала – мнение бабушки было что памятник Ленину на Московской площади – стоял, стоит и будет стоять. И никакая сила его оттуда не сдвинет.

Баба Нина не любила свою дочь, но почти боготворила ее мужа. Почему он, выросший в глухой карельской деревне, в семье язычников, больше следует заветам Ильича, чем дочь, воспитанная в правильной атеистической семье?

Аню привозили к бабе Нине на лето и сдавали на все три месяца каникул, словно в аренду. Но Аня не жаловалась. Вместе с деревней и строгой бабушкой она получала бесконечные леса, чистейшие реки, загадочные болота и свободу.

Полной противоположностью Нинель была бабушка по отцу. Ее звали Виена, что в переводе с карельского означало «нежная». Нежной ее Аня назвать не могла, но карельская бабушка была куда сговорчивее питерской.

Про Сталина она говорила редко и называла его не иначе как «huono ihmine», что значило «плохой человек». В ней совсем не было той советской монументальности и бетонности, в которую словно упакованы принципы коммунизма и навеки запаяны, так, что никакая сила не сможет переубедить. Даже глаза бабушки Виены были другие – загадочные, погруженные куда-то, с легкой грустинкой. Ее дом стоял посреди глухой деревушки и был увешан всякими разными странностями – тряпичными куколками, связками пахучих трав, резными фигурками из дерева. В этом доме Аня словно попадала в волшебный мир, полный загадок. За каждой вещью таилась интересная история, и, казалось, если погасить свет и дождаться, пока все уснут, – они шепотом поведают ее. Нужно было только уметь слушать.

Аня слушать любила. А бабушка любила рассказывать. Делала она это не так, как баба Нина, – та, словно массивный колокол, пробивала пространство информацией, способной раздавить несформировавшийся детский разум. Бабушка Виена говорила совсем иначе – спокойно, негромко, не отвлекаясь от вязания. Аня устраивалась у ее старого кресла, на которое был накинут цветастый плед, и при свете лампады слушала истории про шелих, домовых, анчуток, дополняя рассказ присущим, таким забытым в лесах диалектом. В темные вечера, когда за окном ветер раскачивал кроны елей и они своими лапами скребли окна, бабушка Виена говорила жмущейся к ее ногам Ане: «Анчутка дерибает», что означало – черт когтями скребет. И Аня прижималась к бабушке еще сильнее. Виена верила в высшие силы, в духов и богов, в поверья и обряды, и это было так непохоже на все то, что слышала Аня в городе, что завораживало.

Иногда, когда приходила соседская Танька и они с Аней начинали слишком уж веселиться от бабушкиных историй и громко смеяться, бабушка начинала беззлобно ворчать:

– Ишь, разгаляндались!

Аня уже знала, что «разгаляндаться» означало «сильно шуметь».

Аня очень любила приезжать к бабушке Виене, но последние годы это случалось все реже и реже. Отец категорически не принимал ее веру и считал сумасшедшей.

А потом бабушки Виены не стало. Они один раз съездили к ней на могилку и больше никогда с отцом о его матери не заговаривали.

* * *

– Свет, что делать?

Анна воткнула дымящийся бычок в переполненную пепельницу и тут же прикурила новую сигарету. На кухне висел туман, плита была залита сбежавшим кофе. Анна с сожалением посмотрела в пустую кружку – она уже сбилась со счета, сколько их выпила – и сильнее сжала трубку телефона вспотевшей ладонью, словно она тонула в бурной реке, а с той стороны провода ей протягивали хрупкий прутик надежды.

– Я боюсь, что она может навредить себе.

– Селфхарм не заразен, – послышался голос Светы из трубки.

– А депрессия?

– Ань, Лене просто нужно внимание.

– Куда больше-то?

– Процесс привыкания не быстрый. Сколько она у тебя? Месяца четыре? Дай ей время.

– А как же шрамы?

– Ты уверена, что это то, что ты думаешь? – уточнила Света. – Может, действительно поцарапалась?

– Я так тоже маме говорила, – покачала головой Анна. – И уж порезы от царапин я точно отличу.

– Были какие-то странности в поведении?

– Свет, это тринадцатилетний подросток из детдома, все ее поведение странное!

– Вспомни, может, какие-то подозрительные знакомые?

– Я понятия не имею, с кем она общается. Домой она никого не приглашает. Но мне кажется, у нее кто-то есть.

– Было бы странно, если бы в таком возрасте у нее никого не было, – заметила Света. – Что еще? Сообщения, звонки?

– Да вроде нет… хотя постой. Мне показалось, что она постоянно ждет чьего-то звонка.

– Хм, ну это не зацепка. Влюбилась, вот и ждет, что парень позвонит.

– И что же делать?

– В общем, смотри. На сеанс ко мне она не пойдет, так?

– Даже предлагать не буду. Оскорбится, скажет «Что я, псих, что ли?» и вообще из дома уйдет.

– Окей. То, что я тебе предложу, не очень этично, но в данной ситуации – это единственный выход. Но ты должна быть дома одна. Она сейчас где?

– Ушла куда-то. Не спрашивай куда, она после этого случая вообще со мной не разговаривает.

– Отлично. Ну то есть это плохо, конечно! Но то, что ее нет дома, – нам на руку!

– Свет, не тяни уже, а? – взмолилась Смолина.

– Прости. В общем, твоя задача найти и прочитать ее переписки. Она же пользуется твоим компьютером?

– Да… Не знаю, что она там делает…

– Вот и узнаешь, – перебила ее Света. – Посмотри историю посещений сайтов, запросы в поисковике. Может, на форумах каких-то сидит.

– И что мне искать?

– Обращай внимание на все странное.

– Да все, что происходит в ее возрасте у ее поколения, для меня странное!

– Вот на все и обращай внимание! Если найдешь что-то – звони.

Через минуту Смолина уже сидела за компьютером. Она считала себя лесным человеком, не особо ладящим с техникой, и компьютером пользовалась только в крайнем случае для работы в типографии, поэтому разобраться поначалу было не просто. Впрочем, разбираться было и не с чем – вся история посещений в браузере была удалена.

Анна задумалась. В общем-то это не выглядело подозрительным – любая девочка-подросток будет стараться скрыть свою личную жизнь, переписки и посещаемые сайты. Если бы не следы на запястье у Лены, Смолина бы и не обратила внимания.

А может, Света права? Может, она действительно надумывает лишнее? Ведь мог же ребенок просто сильно поцарапаться? Она и сама в детстве где только не лазила…

Анна бездумно смотрела на пустую историю браузера и уже хотела выключить компьютер, когда решила напоследок посмотреть запросы в поисковике. Здесь что-то сохранилось, но это «что-то» абсолютно ни о чем не говорило Анне – какие-то аниме, что-то про культуру Карелии, а иногда встречался просто какой-то набор букв. Она пробовала вбивать их в строку браузера, но попадала на непонятные форумы с кучей тем – от обсуждения японского аниме до ссылок на скачивание пиратской музыки и фильмов. Потыкав мышкой в разные темы и не найдя ничего подозрительного, Анна на всякий случай переписала наиболее часто встречающиеся словосочетания и выключила компьютер.

* * *

Весь следующий день Анна сидела как на иголках – ждала новостей от Резнова. Положенные восемь часов тянулись нестерпимо нудно, словно жвачка, прилипшая к подошве. Как назло, день не задался: то клиент попадался дотошный, то макет на печать прислали с ошибками, то не вовремя кончалась краска в принтере. В рабочих делах Смолина совсем забыла позвонить Свете и поговорить про Лену. На самом деле она, конечно, помнила, но постаралась убедить себя, что это осеннее обострение, переросшее в приступ паранойи. Она уже почти убедила себя, что на руке Лены видела просто случайные царапины, и теперь думала, как бы загладить вину перед девочкой. Начавшие было налаживаться отношения разбились, словно шар с новогодней елки, и сейчас нужно было аккуратно склеить осколки и не наворотить еще каких делов. «Что уж говорить, Смолина, – вздохнула про себя Анна, – тактичностью ты никогда не отличалась». Она решила, что пусть не ее тактичность, так хоть «Птичье молоко» с чаем поможет наладить отношения с Ленкой – против такого девчонка точно не устоит.

– Как же достала эта работа! – устало протянула блондинка Юля за соседним столом и вытянула длинные ноги в проход. – А Дашка из бухгалтерии недавно с морей вернулась, такого понарассказывала!

– Ой не говори! Сейчас бы на Бали, в спа лежать, а не вот это все! – откликнулась Женя, устало подперев локотком милую мордашку. Они обе были как куколки, Анна даже иногда думала, что на эту работу девчонок набирали на конкурсах красоты. Только было непонятно, как она сюда затесалась. Смолина была честна с собой и понимала, что до красавиц с обложки ей было примерно как отсюда до Владивостока пешком. Впрочем, ей это было и не нужно. Она с пренебрежением смотрела на туфли на тонких шпильках и короткие топики коллег. Сама она на работу ходила так, как ей нравилось, а нравились ей камуфляжные штаны, берцы и вязаная кофта.

– Сначала макет сдайте, потом на Бали, – как из ниоткуда возник начальник – Михаил Федорович. Он шутливо погрозил девчонкам пальцем, и те хихикнули – все знали, что начальник ругается только для вида, а успокоить его легко может пара длинных ног из-под короткой юбки – а с этим у девчонок проблем не было.

– Михаил Федорович, а ну ее, эту работу! – заиграла глазками Юля. – Махнем вместе на острова!

– Ты небось за мой счет думаешь рвануть? – нахмурился начальник, но было видно, что эта идея ему нравится.

– Ань, а ты куда в отпуск ездишь? – спросила Женя.

«Туда, где нет таких кудахчущих курочек типа вас», – подумала Анна.

– Анна, я хотел поговорить с вами, – Михаил Федорович взял Смолину под руку. – Что вы всё в камуфляжных штанах на работу ходите? У нас тут не строгий дресс-код, конечно, но посмотрите на девчонок!

Анне не надо было смотреть на них, чтобы понять, о чем говорит начальник. Из-под рабочих столов Юли и Жени то и дело показывались их длинные ноги, прикрытые разве что колготками. Федорыч, как величали его девчонки за глаза, был этому только рад, поэтому всячески поддерживал стремление молодых сотрудниц обнажать как можно больше частей тела с помощью коротких юбок, топиков и декольте. В домогательствах немолодой уже начальник замечен не был, но его осуждающий взгляд, за которым притаилась похоть, частенько скользил по бедрам Смолиной. И хотя она не считала себя симпатичной, да и точеной фигуркой бог обделил (в отличие от той же Юльки), видимо, Федорыча это ни капли не смущало.

– А я, Михаил Федорович, сюда не на подиум хожу, а работу свою делать, – с вызовом сказала Смолина и мысленно добавила: «В отличие от этих телочек, которые приходят языком почесать да ногами посверкать». – Или вы что-то имеете против?

Анна хорошо знала своего шефа. Он хоть и делал вид, что строгий, на самом деле отступал при первом же нажиме. Потому не стоило волноваться, что он хоть когда-нибудь решиться перейти тонкую грань деловых отношений, проходящую между позволительными старику шутками, чуть сдобренными пошлостями, и распусканием рук.

Как Смолина и ожидала, Федорович тут же пошел на попятную.

– Нет-нет, Анна, что вы! – он замахал руками. – Ходите в чем хотите, я не настаиваю!

Начальник спешно удалился в кабинет, наверняка жалея о том, что вообще затеял беседу с несговорчивой Смолиной. А может, ушел предаваться мечтам о том, что когда-нибудь увидит не только тощие ноги Юльки, но и скрытые ото всех части тела Анны. «Не дождешься, старый хрыч!» – мысленно бросила ему вдогонку Смолина.

* * *

После работы Анна забежала в кондитерскую, но там торта не оказалось, и пришлось делать крюк через другой магазин. Уже давно стемнело, когда Смолина вошла в свою квартиру.

В дверях она столкнулась с Леной – та словно ждала, когда Анна придет, чтобы уйти. Они замерли друг напротив друга – Смолина с тортом в руке, Лена с обувью.

– Привет, – растерянно произнесла Анна. – Ты уходишь? Я торт купила…

– Я в музей, – бросила Лена, завязывая шнурки и не поднимая головы.

– Надолго?

– Как получится.

Лена выскользнула в коридор прежде, чем Смолина успела что-то еще сказать, и захлопнула дверь.

– Дерьмо.

Анна замерла в прихожей как была, в куртке и ботинках, с ненужным тортом в руке. Она взглянула на торт, не разуваясь прошла на кухню и выбросила его в мусорное ведро.

Через час она немного пришла в себя – не без помощи кофе, хотя Смолина обещала себе не пить его на ночь. Вспомнив, что должен был позвонить Резнов, Анна включила автоответчик.

– Анька, привет! – послышался голос Андрея, и Анна устало вздохнула: еще его не хватало. – Слушай, ты пока не надумала «Пинин» забирать? Я на рыбалку хочу смотаться на недельку. Так что если что – не теряй!

Раздались гудки.

– Мы уже давно друг друга потеряли, Мылин, – сказала телефону Анна.

Смолина нажала на следующее сообщение. Из динамика телефона раздался знакомый скрипучий голос, и Анна чертыхнулась.

– Анна, добрый день! Это из службы опеки. Никак не могу до вас дозвониться, чем вы так заняты? Надеюсь, вы там не занялись снова своим хобби? Как дела у Лены?

Следующее сообщение было от Резнова, но новости оказались неутешительным – ни имени таинственного гостя Лисинцевой, ни информации о продвижении расследования милиции, да и вообще никаких зацепок пока не было. Дело как будто встало.

– Сейчас осень, холодно, все мерзнут и медленно думают, – хрипло шутил Резнов в трубку. – Если новости будут – сообщу, а пока отдыхай, Мотылек.

Легче от шуток не становилось. Какой уж тут отдыхать! Настроение Смолиной упало ниже плинтуса, и только картонная упаковка с надписью «Птичье молоко» напомнила Анне, что в этом мире есть не только поиск убийц младенцев, но и собственные дети – пусть и приемные. Она достала торт из мусорки, вскрыла коробку и отрезала кусок.

Лена не приходила. Не зная, чем занять себя, Анна решила затеять стирку.

Она рассортировала белое и цветное, проверила карманы и в одном из них нашла свою вчерашнюю записку со странными поисковыми запросами Ленки в интернете. Смолина набрала номер на телефоне.

– Алло, Света, это я.

– Привет, Ань! Как дела с Ленкой? – сразу спросила Света.

– Торт ей купила. Хотела отношения наладить, но что-то не очень вышло, – кисло сказала Смолина.

– Она ушла?

– Говорит, что в музей.

– Она ходит по музеям?

– Постоянно зависает в краеведческом. Увлекается культурой Карелии.

– Ань, ну это же здорово! Главное – несравненно безопаснее, чем тусить в компьютерных клубах! Дай ей больше воздуха, не дави!

– Может, ты и права… Но я все равно волнуюсь.

– Понятное дело. Ты поэтому звонишь? Или нужен совет, как есть торт?

– Я кое-что нашла. Только тут филолог нужен, а не совет… Может, знаешь, что это означает… – Анна зачитала записку: – R26? Одинокие киты?

На другом конце трубки воцарилась тишина.

– Ну чего молчишь? – Анна даже подумала, что связь прервалась, и легонько постучала ногтем по трубке. – Свет? Ты тут?

– Ань, – послышалось настороженное. – Похоже, Ленка в беде.

Руна 7

 
Не ходи отсюда, милый,
В те голодные селенья,
В Похъелу, в страну тумана!
Там опасность угрожает,
Мужу бедному там страшно;
Там живет несчастье, Ахти;
Хоть ты будешь стоязычным,
Что несбыточно вовеки,
Все же ты не бросишь пеньем
Похъелы сынов в пучину.
 

«Калевала»

– Рассказывай.

– Скажу то, что знаю, но учти: информация не проверенная. Здесь может быть много чего надумано из-за страхов.

– Света! Не тяни!

– Ладно, ладно! – Света примиряюще подняла руки. Они сидели в машине Смолиной на Ленинском. За мокрым от дождя окном, словно призраки, мелькали силуэты людей. – В общем, слушай: прошел слух, что появились некие форумы смерти «Одинокие киты».

– Это что еще за чертовщина?

– Это началось несколько лет назад. Может, слышала, гремел по всей Питерской области случай с Людой Бежиной? Девочка скинулась из окна после того, как сыграла в некую игру. Потом то же самое случилось в других городах, скандал был жуткий! Все тряслись за своих детей. Игру запретили и изъяли из продажи. Но теперь она вернулась – игра со смертельным исходом. Не знаю, кто и зачем ее придумал и правда ли это – но говорят, что в даркнете существуют форумы, на которых нужно зарегистрироваться для участия в игре.

– Даркнет – это что?

– Ань, я, как и ты, – родом из СССР, я интернет-то с трудом осваиваю! «Дарк» вроде как темный с английского… типа второго дна, поняла? Эдакий виртуальный черный рынок, в который просто так не попадешь. Говорят, именно там распространяется детское порно, торгуют наркотой и оружием. А теперь еще призывают детей к самоубийству.

– Какой-то бред! Зачем?

– Мы с тобой многого не знаем! Если это происходит – значит, кому-то нужно.

– Но кто может быть заинтересован в доведении детей до самоубийства?

Света пожала плечами.

– Кто знает? Была версия, что это резвятся отпрыски мажоров. Мне доводилось с такими работать – у них все есть с самого рождения, и дети просто теряют смысл жизни. И тогда они начинают придумывать опасные игры, в которых отдают команды другим. Самое страшное, что те, другие, их выполняют. Начинается с малого: прогуляй урок. Выкури сигарету. Порежь руку. И таких заданий много, на увеличение. Игрок втягивается. А финал… финал – выйди в окно.

– Ты сама в это веришь?

– Ты понимаешь, что такое власть управлять человеком? Отдавать ему приказы, которые он беспрекословно выполняет. Вплоть до самоубийства.

– Но это же дети! – содрогнулась Анна.

– Дети жестоки.

Мимо машины прошла пара смеющихся подростков. Эти дети жестоки? Они способны убить? Или лишить себя жизни? Мир переворачивался перед глазами Анны, и она почувствовала, что ее тошнит.

– Зачем играть в такую игру?

– А зачем себя резать, Ань? – парировала Света. – Ты зачем это делала? Попытка ощутить себя живыми. Наказание за проступок.

– Как проходит игра?

– Шутишь? Понятия не имею. Вроде есть форумы по интересам, но все основное происходит в компьютерной игре…

– Ты серьезно? Компьютерная игра убивает?

– Ой, Ань, ну не сама, это тебе не фильм ужасов! У детей крайне подвижная психика, и бывает достаточно ярких образов, чтобы изменить состояние сознания. Естественно, на всех это будет действовать по-разному. Большинство вообще не воспримет. Но найдется тот, у кого психика и без того расшатана, у кого уже есть мысли о суициде. И здесь достаточно подтолкнуть.

Анна смотрела перед собой невидящим взглядом.

– В это просто невозможно поверить…

– Да. Невозможно. Пока это не коснется лично тебя, – Света серьезно посмотрела Смолиной в глаза. – Всегда кажется, что это где-то далеко, не со мной… Живешь себе, стараешься, чтобы как у всех: семья, квартира, работа нормальная. Какую-то денежку стараешься отложить на черный день… а потом вдруг оно приходит – и ты понимаешь, что полностью беззащитна, понятия не имеешь, что делать. Ты словно оказываешься голая на улице Ленина, и все тычут в тебя пальцами и зло хохочут. Черный день настал, а ты оказываешься к нему совершенно не готова.

Анна впервые за годы знакомства подумала, что не особо-то знает Свету. То, о чем и как она говорила, давало понять: в жизни координатора тоже было не все гладко.

– Психологами просто так не становятся, – словно отвечая на немой вопрос, грустно сказала Света. – За желанием помочь другому всегда стоит желание помочь себе.

– И что нам теперь таким двоим делать?

– Нам нужны подростки, играющие в компьютерные игры, – уверенно сказала Света.

– Для экспериментов?

– Да ну тебя! Пойми, у них свой мир, своя тусовка, свой сленг. Нужно понять, где они обитают, и втереться в доверие.

– И кто это будет делать? Мы с тобой? Да мы для них старухи!

– И все же надо попробовать.

Они замолчали. Надо попробовать! Легко сказать! Да только где взять этих подростков, да еще и любящих компьютерные игры? Они же все по домам сидят.

Или не все?

– Я знаю, где искать, – сказала Анна и повернула ключ зажигания.

* * *

В подвальном помещении на задворках Петрозаводска было темно. Слышались звуки ударов, предсмертные стоны, радостные выкрики. Человек десять подростков отчаянно дергали мышками и не глядя тыкали пальцами в клавиатуры – все их внимание было поглощено горящими в темноте мониторами. На грязной кирпичной стене маркером было криво выведено: «Здесь был Иисус».

– Серия убийств! – донесся брутальный голос из колонок.

– Противник убит! – оповестил нежный женский голосок.

Анна высадила Свету в центре – ей пора было заступать на смену в AnnaSearch. Не без труда Смолина нашла компьютерный клуб, репортаж про который недавно видела по новостям. И сейчас Анна стояла у входа в прокуренный полутемный подвал и оглядывалась.

За отдельной стойкой около входа напротив монитора сидел молодой паренек лет восемнадцати. В его зубах дымился бычок. Поглощенный чем-то происходящим на мониторе, он не замечал, что докурил до фильтра. На парне был надет видавший виды свитер, на котором болтался бейджик с ником «Киллер» – видимо, это был администратор клуба. Перед ним стояла полная бычков пепельница, которую пора было заменить еще пару недель назад, – эдакий еж, ощетинившийся бычками. Парень на мгновение отвел взгляд от монитора, поискал свободное место среди игл-бычков и даже нашел, воткнув в ежа еще один. Немытые патлы длинных волос нависали над клавиатурой, закрывая парню глаза, отчего тот периодически дергал головой. Волосы ненадолго открывали прыщавое лицо с красными глазами, но вскоре вновь сползали обратно. Анне пришлось несколько раз позвать его, прежде чем админ обратил на нее внимание.

– Вам кого? – удивленно спросил он, откидывая волосы с лица. Видимо, взрослые здесь были не частыми гостями.

– Мне нужна информация про игру смерти.

– Вы из милиции? – настороженно спросил парень. Волосы вновь упали на его глаза, и он дернул головой.

– Нет.

– Репортер?

– Я мать.

– Ниче так милфа! – донесся шепот откуда-то из темного угла и приглушенный смех.

– Я уже несколько раз говорил, – вздохнул парень. Анна поняла, что с подобным вопросом она здесь явно не первая. – Я ничего про эти игры не знаю. У нас таких тут нет, понимаете? Мы просто компьютерный клуб! Тот парень даже не ходил сюда, но журналюгам-то пофиг! Взяли первый попавшийся клуб да и показали… Я вообще студент, здесь просто подрабатываю и ни в чем таком не участвую…

– Но ты что-то знаешь об игре?

– Да ничего я не знаю! И вообще нет никакой игры! Посмотрите на них, – кивнул парень в сторону зала, отчего волосы вновь упали ему на глаза. Он недовольно дернул головой. – Играют себе, и ничего – самоубиться никто не пытается.

Анна взглянула на подростков. Это напомнило ей картину какого-то художника, на которой был изображен притон курителей опиума в Азии. Такая же полутьма, такие же воспаленные взгляды, тоже никому ни до кого нет дела. В воздухе туманом повис сигаретный дым. Смолина подумала, что компьютерные игры тоже своего рода наркотик.

– Что, многие интересуются этой историей?

– Да все как с ума посходили! Только без толку все это, потому что никакой игры не существует. Но им как будто пофиг! Милиция, местные бабки, журналюги… эти особенно задолбали! – в сердцах сказал админ. – Клиентов пугают.

– Смотрю, этих не распугали, – кивнула Анна на стайку мальчишек, отчаянно рубившихся в игры.

– Этих ничем не напугаешь, – устало махнул рукой парень. – За лишний час игры мать родную продадут.

– Они-то мне и нужны.

– Я не против, общайтесь, если удастся, – пожал плечами парень. – Только не распугайте – это постоянные клиенты. И я бы на вашем месте сильно на их слова не рассчитывал.

Анна кивнула и прошла к стайке подростков. Она понимала, куда едет, и заранее подготовилась, заехав по пути в ночной ларек, и теперь ее руку оттягивал тяжелый пакет.

– Привет, ребят! – Анна встала в центре небольшого подвала. На нее никто не обратил внимания – все взоры были устремлены в мониторы. Анна обвела взглядом спины подростков. – Что, никто не хочет пообщаться?

– Больно надо, – послышался приглушенный голос из темноты. – Компы-то на час оплачены.

– Хорошо, – кивнула Анна. – Кто готов поговорить – я оплачу дополнительный час!

На это уже среагировали почти все головы в клубе.

– А не кинете? – подозрительно спросил белобрысый паренек.

– Зуб даю.

Анна нарочито громко зашуршала пакетом и достала из него несколько банок с колой и чипсы.

– О, халява! – воскликнул коротко стриженный пацан лет двенадцати.

– Не совсем, – поправила его Анна. – Мне нужна кое-какая информация, взамен я вас угощаю. Договорились?

– Базара нет! – радостно воскликнули парни и мигом расхватали банки и чипсы. Подвал наполнился хрустом и довольными комментариями.

– Тетя, а пиво есть? – крикнул тоненьким голоском, который еще даже не начал ломаться, прыщавый подросток лет тринадцати на вид.

– Тебе сколько лет?

– Восемнадцать, – не моргнув ответил подросток.

– Ага, как и мне. Держи колу.

Анна бросила ему банку, пацан подхватил на лету.

– О, зыка! – восторженно воскликнул он. – Халява!

– А мне? – крикнул другой.

Анна раздала оставшиеся колу и чипсы. Пацаны тут же откупорили банки и набросились на чипсы, шурша упаковками, словно не ели пару дней.

– Нормальная тетка! – пробубнил с набитым ртом самый мелкий.

Вокруг Анны сам собой образовался кружок подростков.

– Ну что, поговорим? Что вы знаете про игру смерти?

Казалось, все звуки на миг стихли, но тут же снова возобновились. Подростки продолжали жевать чипсы, запивая их колой, но молчали.

– Ну так что? Не верю, что никто из вас о ней не слышал!

– Слышать-то слышали, – недовольно проговорил белобрысый паренек чуть постарше других. – Да только что толку с этих слухов? Это всё байки.

– А то, что ваш ровесник в окно вышел, – тоже байка?

– Ну и что? – нагло возразил белобрысый. – Мало ли дураков на свете!

– Во‑во, одним меньше! – раздался одобряющий голос другого геймера.

– Вам его совсем не жалко? – поразилась Анна.

– А чего жалеть? Сам же вышел, никто небось не толкал!

Все вокруг одобрительно загудели и закивали головами. Сначала Смолина удивилась такому безразличию, а потом вдруг поняла: это был их мир – мир компьютерных игр. Островок личного пространства, где ты – герой, а не неудачник. Где красивый женский голос говорит тебе, что ты лучший, а враги пачками ложатся от твоих выстрелов. Здесь никто становился кем-то.

А сейчас взрослые пытались вторгнуться на этот уютный остров и навести там свои порядки, вплоть до полного запрета клубов. Поэтому парни будут отрицать существование игры до последнего. И поэтому телевизионщики уехали отсюда ни с чем.

– Ребят, давайте так: я никому не расскажу, – Анна обвела взглядом хмурящихся геймеров. – У меня дочь вашего возраста, я боюсь за нее. Все, что мне нужно, – узнать про эту чертову игру.

Наступила тишина. Было отчетливо слышно, как натужно гудят видавшие виды системные блоки компьютеров.

В полутьме Смолина успела заметить, как быстро переглядываются подростки, словно спрашивая друг у друга, можно ли посвящать непонятную тетку в такие дела.

– Нет никакой игры, – решительно сказал белобрысый так, словно принял решение за всех. Анна прикинула, что он самый старший не только по возрасту – видимо, пользовался авторитетом в группе. – Выдумки это всё.

– Значит, выдумки? – Анна проницательно посмотрела парню в глаза. Тот кивнул, но как-то неуверенно. – А если бы она действительно была – ты бы сыграл в нее?

Тот замотал головой.

– Почему? – делано удивилась Смолина. – Это же выдумки!

Парень замялся.

– Ну… кто знает, вдруг…

– Ты знаешь, – твердо сказала Анна. – Игра существует. Я вижу это по вашим глазам, – она обвела всех взглядом, и подростки потупились. – И вы мне всё расскажете.

– А почему мы должны что-то вам говорить? – недовольно спросил белобрысый.

– Потому что если ты мне не скажешь – ты умрешь.

Парень поперхнулся.

– Вы мне угрожаете?

– Я тебя предупреждаю. Вы все в зоне риска, но никто из вас даже не подозревает, что ходит по краю. Я знаю, потому что сама была такой же. Видишь? – Анна задрала рукав, и у детей расширились глаза от вида белых шрамов. – И сейчас я должна спасти свою дочь. Так что вы скажете по-любому, и мне абсолютно не важно, что придется для этого сделать.