Читать книгу: «Сокрытое в камнях», страница 2

– Зачем служить господину, если считаешь себя свободным? – пробубнил Тимбер.

Гиди хмыкнул и махнул на нуониэля рукой. Посыльный жутко устал: встретиться с нуониэлем он планировал ещё вчера вечером, но сильно заплутал по пути от деревни и заночевал где-то в долине так и не дойдя до пещеры. И лишь проснувшись на следующий день ни свет ни заря, он двинулся в путь и нашёл убежище Тимбера ещё до того, как тот проснулся. И вот, после долгого дня, голова уже плохо соображала, тело не слушалось, но воспалённое сознание всё никак не могло уняться.

Гиди растянулся на лежанке, укрылся несвежим одеялом, которых у хозяина пещеры нашлось в избытке, и постарался заснуть. Но даже когда было глубоко за полночь, посыльный Агидаль не провалился в забытьё: Тимбер так шуршал, собираясь в долгий путь, что отключиться не смог бы и пьяный дикарь, тайком пробравшийся в трактирный погреб и осушивший бочку квасной браги. Ветковолосый ворошил пергаменты, шелестел соломой, копался в тряпье и звенел какими-то склянками. Всё же, Агидаль заметил, что Тим старался двигаться как можно тише, будто не желал будить гостя. Правда, от этого усердия, все аккуратные действия разрезали тишину такими едва-слышимыми нотками, что уж лучше бы нуониэль гремел вещами во всю; глядишь, так и заснуть было бы легче.

Агидаль слушал возню и думал до тех пор, пока не осознавал, что уже спит. И каждый раз, как понимал, что забылся, посыльный вздрагивал и в ужасе открывал глаза. В одно из таких пробуждений, Гиди понял, что Тимбер спит, огни в очагах превратились в угли, покрытые лепестками серого пепла, а пещера стала совсем тёмной, холодной и безжизненной. Агидаль Инранов свернулся калачиком и подумал о той огромной горе, которая сейчас нависает над ним. Гигантский камень, холодный и мёртвый окружал его – маленького человека. Гиди показался самому себе не более чем тёплой капелькой жизни, сокрытой в бесконечной толще горной породы. Посыльному Школы не привыкать устраиваться на ночлег в неуютных местах, но Гиди всегда находил успокоение либо в мерцании голубых звёзд над головой, либо в едва-ощутимом дыхании земли под лежанкой. Тут, в пещере, не было ни звёзд, ни земли, ни даже древесных корней, в которых хоть и неудобно спать, но всё же спокойно и как-то по-родному. Каждый раз, как Гиди засыпал, каменная оболочка пещеры пробиралась в его сон и наводила страх. Гиди боялся, хотел куда-то убежать и даже пытался проснуться, но уже не мог. Он застрял где-то внутри камня и оказался совершенно обездвижен. «Я должен проснуться, – всё твердил он себе. – Надо проснуться!»

Гиди ахнул и вскочил с лежанки. Светлело. Утренний туман украдкой пробрался в пещеру и заволок всё свежей влагой.

Голова раскалывалась: от морозного утреннего воздуха появились сопли, а в горле першило. «Немудрено тут заболеть», – подумал Гиди и глянул на отшельника. Тот безмятежно спал в углу, зарывшись в старые одеяла. Лишь прядь его веточек небрежно лежала на тёмном каменном полу.

Посыльный поднялся и сел на колоду у стола. Он присмотрелся к нуониэлю. Лицо Тимбера было молодым и немного худым. Крупные скулы и заострённый подбородок придавали чертам строгость. Жидкая бородка и брови, как у всех нуониэлей по осени, пожелтели. «Если он побреется, то будет иметь успех у женщин», – заметил про себя Гиди, который к своим сорока двум годам прекрасно разбирался в предпочтениях дам.

Сколько ни смотрел он на Тимбера, всё не мог понять, как тот умудрился прожить в столь неуютном месте полтора года.

«Надо проснуться!» – вновь пронеслось у него в голове.

Выйдя прочь, Гиди глянул на бочку с водой, где Тим прошлым утром умывался. И хоть тогда Гиди показалось странным окунать голову в ледяную воду, теперь что-то так и подмывало его сделать так же. И он сделал. На удивление, головная боль отступила. Гиди вытер волосы и принялся разводить костёр. Как только от ветоши потянуло дымком, на душе стало хорошо: мир вновь превратился в бесконечное приключение. Захотелось спланировать маршрут, придумать, где срезать путь, помечтать о встрече с женой и сыновьями!

– Не меньше дюжины дней! – пригрозил Гиди костру. – Да-да, мастер Инран! Я порядочный отдых желаю! Два месяца вдали от дома, а потом поход в эту клятую долину! Мало того, что пришлось забраться в самую дальнюю деревушку, так выяснилось, что ещё день топать до какой-то там пещеры!

Тимбера посыльный будил пинками. Молодой нуониэль еле продрал глаза. Он долго мялся, ворчал, но всё же выбрался из кучи одеял и снова взялся за сборы. Гиди успел поесть, согреться и приготовиться в путь, а Тим всё медлил.

– Если не перестанешь собираться, никуда не уйдёшь! – сказал Агидаль, стоя у входа в пещеру.

Тимбер судорожно хватал разные вещи, совал их в сумку, потом снова доставал и возвращал на стеллаж, не обращая внимания на призыв товарища.

– Решайся, властелинчик! – окликнул его ещё раз Гиди и даже протянул отшельнику руку.

Тимбер замер и, потупив взгляд, уставился на ладонь посыльного. Ветковолосый нахмурился, фыркнул, пробубнил что-то себе под нос на ланнийском, живо завязал суму и, не подавая руки, вышел на свет.

– Завтраки я не подаю! – пошутил Гиди, кивнув на костерок, где на хворостинке грелся последний кусочек хлеба.

– Успеется! – отмахнулся нуониэль и пошёл прочь от пещеры.

Гиди пожал плечами и зашагал следом. Они шли чуть дольше минуты, а потом Тимбер взял резко влево.

– Нам туда! – заявил посыльный и указал на тропинку, ведущую на запад.

– Нет, – ответил Тимбер не останавливаясь.

– Я пришёл этой дорогой! – настаивал Гиди.

– Мы пойдём сюда, – не уступал нуониэль.

– Я старше! Идём как я скажу!

– Это моя долина! Я лучше знаю!

– Может, ты у нас картограф, который закончил Школу? – язвительно спросил Гиди.

– А ты, может быть, непутёвый дуралей? Припёрся к моей пещере рано утром! Значит, из деревни вышел под вечер и шёл всю ночь. Не очень-то верится! Значит, из деревни вышел утром и за день досюда не дошёл. Выходит, заблудился!

– Я первый раз в эти края попал и путь нашёл за короткое время!

– Ты ещё золото начни брать за то, что такой умный!

– Скажи пожалуйста! – уткнул руки в боки Гиди. – Гений путешествий, живущий под камнем! Да ты же идёшь в противоположную сторону от деревни!

– Господин волен сам выбирать путь! – нахмурился нуониэль.

Гиди кинулся на нуониэля и схватил его за веточки.

– Я тебе покажу господина! – кряхтел он, таская Тимбера за ветки, пока тот рычал и отбивался от взбесившегося.

– Отстань, тварь! – вопил нуониэль.

– Юнец паршивый! – не унимался посыльный. – Сказано мне, доставить тебя, значит доставлю! А если надо, то и ремня дам.

Они бухнулись на тропинку и стали мутузить друг друга, катаясь по влажным лиственничным иголочкам. Минуты через две оба выбелись из сил и расползлись чтобы отдышаться.

– Если идти на полдень, – задыхаясь сказал Тимбер, – то до реки не больше часа пути. А там можно у Спешко лодку взять. По течению в деревню попадём к обеду.

– Так бы и сказал! – злобно фыркнул Гиди, поднимаясь из грязи и вытирая нос.

– Перед слугами не отчитываюсь! – прошипел нуониэль, тоже встав на ноги.

– Пойди ещё старшим братишкам пожалуйся!

Тимбер не ответил. Он лишь ещё сильнее нахмурился, а потом резко бросился на Гиди и снова повалил того на влажную тропинку.

День выдался прохладным. Лишь изредка появлялось солнце и согревало косыми лучами остывшую долину. Ветер быстро гнал облака, то и дело принося неприятный мелкий дождь.

У рыбацкой хижины на левом берегу реки трудился Спешко; он ставил ловушки в токах мелководья, журчащего среди крупных тёмных валунов. Рыба шла плохо, и старик уже начинал подумывать о том, чтобы пойти ставить силки на зайца. Вдруг рыбак увидел, как с правого берега по камням к нему пробираются двое. Он тут же узнал юного господина Тимбера Линггера и посыльного из Школы. Рыбак ничего не знал ни о господских делах, ни о Школе. Он знал только долину, реку и рыбу. А ещё он встревожился, увидев грязную и мокрую одежду путешественников.

Пока юный господин и его спутник обсыхали в хижине, Спешко приготовил лодку для отплытия в деревню. Его жена накормила гостей тёплой ухой и собрала в дорогу узелок сушёного мяса. Тимбер отблагодарил крестьян глубоким поклоном, что удивило Гиди. Посыльный, сев на вёсла, целый час молча грёб.

– Эй! – обратился к нему Тимбер, намекая на то, что пора бы поменяться.

Гиди уступил место гребца и уселся на корму.

– Разве господам к лицу катать на лодочках челядь? – спросил посыльный.

– Я заметил, что, когда люди не работают, они начинают задавать неуместные вопросы, – ответил Тим.

– Для вас нуониэлей все вопросы неуместные!

– Отнюдь! – поднял свою желтоватую бровь нуониэль. – Просто у тебя нет воображения.

– Хочешь сказать, есть вопросы, на которые ты не станешь дуть щёки, прикидываться самым важным дубком в мире, а просто ответишь?

Тимбер улыбнулся. Гиди прищурился и стал думать.

– Тебя зовут Тимбер Линггер, – начал Агидаль – Эта река называется Лингерия, а долина – Линггерийская. И это странно! Ведь вы все тут вроде как с ума сходите по лиственницам. Они здесь повсюду растут! В том числе из господских голов. Я сносно говорю по-ланнийски, и знаю, что лиственница будет lari. Это совсем другое слово! Так откуда названия реки и долины? И почему у тебя такое имя?

– Давным-давно в здешних краях поселился герой по имени Лингг, – помолчав, ответил Тим, мерно работая вёслами. – Отсюда и названия. Мне с братьями дали семейное имя в его честь.

– Не часто отец даёт сыновьям чужие семейные имена…

– Наш род – потомки Дисидора, – ответил Тимбер. – Поэтому семейное имя наше Дисидуарии. Свет знает, что было на уме папаши, когда он решил назвать нас в честь древнего героя! Может, хотел крепче связать наш род с этим местом?

– А что с твоим первым именем? – спросил Гиди. – Почему Тимбер?

– Это не лучший вопрос, – серьёзно ответил нуониэль.

– Что же в нём дурного?! – удивился Агидаль.

– Можешь звать меня коротким именем Тим, – ответил ветковолосый и налёг на вёсла так, что Гиди понял: больше об этом говорить нет смысла.

Потребовалось несколько часов, чтобы достигнуть самого отдалённого поселения Линггерийской Долины – деревни Сихоти. Не более десятка домов жались друг к дружке у левого берега реки. Среди построек ещё оставались те традиционные нуониэльские трёхстенные домики. В древности нуониэли не ставили одну из стен жилища, чтобы оставаться ближе к своему любимому лесу. В те времена нуониэли славились крепчайшим здоровьем, которому нипочём холодный ветер и мороз. Но время шло, и практичность человеческих изб, полностью закрытых от непогоды, осознали и ветковолосые. И всё же, в каждом поселении до сих пор жили семьи, предпочитающие трёхстенки, пусть и не круглый год.

Лодка путников прошла под обветшалым каменным мостом и пристала к пологому берегу, где отдыхали несколько перевёрнутых рыбацких плоскодонок. Не успели они ступить на берег и подтащить лодку, чтобы её не унесло течением, как к ним подбежал человек. Этот старичок в одежде из серой мешковины и в драных лаптях, начал махать руками от радости: вернулся маленький хозяин.

– Господин Тимбер, – шепелявил он своим беззубым ртом, – Как славно, что господин Агидаль вас нашёл! Светлый день!

И он отвесил нуониэлю сразу три поклона. Затем он кинулся к поклаже и взвалил на свои худые плечи все пожитки Тимбера.

– Комната ваша убрана! Ждали ведь! – радовался старичок, ступая от реки к серым домикам.

– Ты не спеши, Сива, – окликнул его Тим, продолжавший стоять у воды. – Я вещи возьму и уйду.

– Ну уж нет, брат! – возразил Гиди. – Сегодня мы тут ночуем.

– Помнится, ты спешил к жене, – заметил Тим.

– Да часа через четыре стемнеет! – сказал посыльный. – А ещё здесь время пойдёт.

– Успеем! – отмахнулся Тим.

Тут старичок Сива подпрыгнул, хлопнул себя по бокам и подскочил к путникам.

– Забыл я, старый огузок! – выругался он, обращаясь к посыльному. – Вам, господин Агидаль, письмо из Шоли, от мастера.

Старичок взвалил подорожную суму господина на плечо и спешно, чуть ли не бегом, заторопился куда-то к домам.

– Ероха, господин из Шоли воротился! – кричал он кому-то. – Ероха, кажи цидульку!

Путники подошли к главному дому селения: большому двухэтажному срубу, брёвна которого от старости стали серыми и лощёными, словно крашеные серебром.

– Отец там? – поинтересовался у Сивы нуониэль.

– Хех! – усмехнулся тот. – Спят сейчас. Я разбужу!

– Нет! – приказал Тим и вошёл в избу.

Агидаль прошёл следом. Миновав сени, он оказался в просторной комнате с высоким потолком. В углах размещались массивные несущие брёвна, на которых держалась кровля. Эти почти рыжие от щедрой промазки колонны своими резными узорами рассказывали историю Линггерийской Долины от самого основания. Гиди уже много раз видел такие рисунки. Примитивные изображения выполняли кончиком меча в день установки, танцуя под барабанный бой. Главе дома приходилось и плясать, и взмахивать острым оружием так, чтобы вывести сносный рисунок, который потом десятилетиями будет украшать помещение. Этого Гиди в нуониэлях не понимал: дотошность в ритуалах и пренебрежение ежедневными делами.

Тим сел за длинный стол посреди комнаты. Нуониэль медленно оглядел печь, кухонную утварь, стулья с высокими спинками, скамьи у оконец и старые выцветшие хоругви под сводом. Материя так запылилась, что стало невозможным различить изображенное на знамёнах.

В сенях что-то упало, а потом в залу ввалился паренёк, в таком же бедном рубище, как и у Сивы: это был Ероха.

– Несите Свет, господин! – выпалил он и протянул Агидалю крошечный свёрток пергамента. – Ваша цидулька из Шоли!

Гиди подошёл к окну и стал читать.

– Какое сегодня? – обратился он невесть к кому закончив изучать послание, и сев за один из свободных стульев с высокими спинками. – Шестнадцатое грязника. Через четыре дня из Сарамэй отходит последняя ладья на полночь. Следующая будет только весной, а это слишком поздно. Ты, Тимбер, должен успеть на эту. Мастер пишет, что распорядился о приготовлениях. В портовом городке тебе передадут всё необходимое.

Тим протянул руку, и Гиди передал ему записку мастера Инрана.

– Он хочет, чтобы ты проводил меня до ладьи, – сказал Тимбер.

– Мне это крюк в два дня! – нахмурился Агидаль.

– Тебе необязательно идти со мной до Сарамэй, – вернув записку, заметил Тим.

– Если я и пойду, то это будет стоить уже не дюжину дней вольницы, а три седмицы! – потрясая указательным пальцем над столом, твёрдо заявил Гиди. – Да, да! Инрану не отделаться жалкой дюжиной! Вернусь – лягу на печь и буду спать до полудня! И пусть он пляшет вокруг меня до посинения – никуда не пойду!

– Времени мало, – встав, сказал Тим. – Ероха, пусть Сива соберёт на стол!

– Понадобятся кони, – заметил Гиди, но Тим уже вышел в сени и, отворив там другую дверь, стал тихо подниматься на второй этаж в свою спальню.

Агидаль попросил у Ерохи чернил и взялся писать ответ Инрану. Сива сновал по дому, таская к столу снедь и напитки. Пару раз он заглядывал и в комнату хозяина дома, где тот лежал на большой кровати, не вставая уже многие месяцы.

Выйдя в очередной раз из опочивальни Лария Дисидуария, Сива как-то подозрительно долго мялся возле стола, за которым Гиди заканчивал письмо.

– Господин проснулись, – начал Сива. – Спрашивают, тут ли сын их; говорить желают. Не затруднит ли вас, господин Агидаль, передать господину Тимберу, что их отец…

– Отчего бы тебе самому не пойти?

Сива почесал затылок, потом опустил глаза и стал мять жёсткими натруженными руками льняное кухонное полотенце.

– Батюшки Свет! – воскликнул он, хлопнув себя по ногам и рванув к окошку. – Ероха баню затеял! – глядя в окошко, прокряхтел Сива. – С огнивом-то малец не хитёр! Запалит поди!

И Сива метнулся вон на двор. Гиди тихонько выругался, крепко завязал записку тонкой бечёвкой и пошёл к молодому нуониэлю.

Поднявшись по лестнице, Агидаль оказался в тёмном коридорчике с четырьмя дверьми. Одна из них была приотворена. Гиди легонько толкнул старую смолёную дверь: Тим сидел на кровати в окружении разбросанных вещей.

– Отец зовёт, – сказал Гиди, но ответа не последовало. – Нам надо перекусить и отдохнуть. Сегодня точно ночуем здесь. Так что не убежать тебе от старика.

– Я и не убегаю, – ответил Тим, не оборачиваясь.

– Заметно! – ухмыльнулся Гиди.

– Что может понять посыльный?! – насупился Тимбер.

– Тут и понимать нечего! – буркнул в ответ Гиди. – Все по молодости думают, что не станут такими, как родители. Это проходит.

Тим медленно обернулся, и Агидаль увидел с каким остервенением нуониэль на него смотрит. Юный господин поднялся, окинул взором беспорядок и неспешно вышел в коридорчик. Места было мало, поэтому Тимбер стоял совсем близко к Гиди; они оказались одного роста, и их носы почти соприкоснулись.

– Если бы у меня имелись корни, – прошептал Тим, – я бы стал просто деревом.

Нуониэль посмотрел на посыльного таким хищным взглядом, что Агидалю первый раз за всё время знакомства с Тимбером, стало по-настоящему страшно. Но ничего плохого не случилось: юнец спустился в сени. Агидаль немного подождал, а потом и сам направился вниз по скрипучим ступеням. Оказавшись в зале, Гиди увидел, что Тим стоит перед дверью в отцовскую одрину и не решается войти.

– Только не говори ничего пресного! – пробубнил Тим.

– Пресного?! – поднял брови Агидаль. – «Правильное место для сына – подле отца, если тот при смерти», – так достаточно пресно?

– Я не стану указывать обычному посыльному на его место, – горделиво ответил Тимбер. – Пусть он и думает, что ему ясна общая картина происходящего.

Юный нуониэль вошёл в спальню. Тусклый свет, едва просачивающийся сквозь рыбий паюс на узеньких оконцах, косым лучом падал на высокую кровать, где на белых перинах возлежал старый Ларий Дисидуарий, выпускник Школы класса картографии, головной посол на полночь и дважды консул Школьного Совета Мастеров. Его длинные веточки ниспадали до самого пола. Вокруг одра на полу всюду россыпью стелились жёлтые лиственничные иголочки. На самих веточках старого нуониэля этих иголок почти не осталось. И не потому, что была осень, а потому что уже пришло время.

– Неси Свет сквозь Тьму, маленький Тим, – не без усилия произнёс Ларий, чуть поднимая руку, пытаясь коснуться сына.

– Светлый день, – пробубнил Тимбер.

– Правильно отвечать на древнее приветствие, учат на первых занятиях, – сказал Ларий. – Но ты до сих пор упрям, словно малыш.

Тим не отвечая сел на стул рядом с кроватью и взял отца за руку.

– Тимбер… – мечтательно прошептал старик. – Ты ведь знаешь, почему мы тебя так назвали!

– Конечно знаю, – сухо ответил сын.

– Пригласи своего друга, – попросил Ларий.

– Он не друг, а слуга.

Старый нуониэль не стал возражать. Однако безмолвие не оставляло сыну выбора, поэтому уже через минуту в комнату вошёл Гиди. Тимбер представил его, как Агидаля, посыльного мастера Инрана и снова сел к кровати.

– Мой первенец рос молчаливым и задумчивым, – заговорил старый нуониэль, закрыв глаза и крепко сжимая руку Тима, будто страшась, что сын вскочит и выйдет вон. – Второй казался нам юрким, быстрым и ловким. Самый младший лицом вышел в мать. И так схож он был с моей Лариэной, что дивилась вся Долина! Всё путали его с девочкой! «Где же там наша Тимберия?» – вопрошали домочадцы, потеряв младшего сынишку. Известен ли тебе, Агидаль, помин о принцессе Тимберии?

– Я много раз слышал эту сказку будучи ребёнком, – ответил Гиди.

– Она была прекрасной девушкой! – улыбнулся Ларий. – Даром, что замёрзла насмерть… Одна…

Старик замолчал. Молодым показалось, что он спит, но тут Ларий открыл глаза:

– Как вернёшься в Шоли, Агидаль, передай Инрану, что если помрёт раньше меня – будет должен бочку мёда! Теперь, оставь меня с моим драгоценным. Пусть он хоть немного побудет на том месте, где ему до́лжно быть.

Гиди покинул одрину и сел за заставленные яствами стол. Но кушать ему совсем не хотелось. По правде сказать, посыльный не находил себе места. «Да и где это место? – подумал он. – Я вроде бы и не слуга, как прочие люди, но и далеко не господин! А этот Тим? Он вот-вот станет послом! Но какой же он посол, если и Школу не закончил? Застрял где-то посередине, прямо как я».

Посыльный Агидаль резко встряхнул головой, наполнил кружку свежим квасом и осушил её в один присест. «Эта Линггерийская Долина навивает скверные мысли! – заключил он, осматривая стол на предмет чего-то особенно вкусного. – На самом деле всё проще, чем кажется: моё место дома с семьёй! Семь дней! Семь дней пути и заслуженный отдых. И не меньше трёх седмиц!»

Глава 3 «Раскалённый»

В дверь тихонько постучали. Тим раскрыл глаза, сел на постель и спешно ответил, что не спит. До утра оставалось несколько часов: ночное небо, затянуло тучами, подёрнутыми тонким отблеском полной луны; дождик то накрапывал, то снова затихал.

Тим вытащил из подорожной сумы огниво. Он разложил трут на столике у кровати, выбил пламя и затеплил сплетённый из травяных стеблей фитиль жировой горелки. Потом молодой нуониэль спрятал огниво в суму, проверил меч брата, ножны, запасные красные сапоги, второй пыльник с капюшоном и остальные мелочи. Тим тщательно осмотрел свёрток своих исписанных пергаментов на предмет щелей и дырочек, дабы ценные записи случайно не промокли в пути. Подумав, Тим переложил мешочек с двумя волшебными камешками из заплечной сумы в потайной карман на внутренней стороне туники. «Глупо было отдавать эниовин Спешко», – укорил себя Тимбер. «А может, ещё один тут оставить? Или отдать Агидалю, когда расстанемся в Сарамэй? Хотя, зачем королобому эниовин? Странные мысли!»

И Тимбер похватал своё добро и вышел из комнаты, тихонько затворив дверь. Агидаль и Сива ждали на крыльце. У старого слуги с собой был какой-то мешочек и горящий стеклянный фонарь, по которому звонко стучали дождевые капли.

– Ох, ненастье, негода! – причитал слуга, шлёпая босиком по размытой тропе к берегу. А там, впереди, за полуголыми осенними кустами поблёскивал фонарь Ерохи, готовившего лодку.

Когда путники подошли, молодой слуга выдал им дождевики из толстой, пропитанной жиром кожи. Тим, одетый в тунику и в свой пыльник, сразу радостно нацепил ещё одно тяжёлое одеяние.

– Экий ты ясный! – заметив улыбку на лице нуониэля, сказал Гиди. – Ну погоди денёк-другой: будет тебе сладкое житьё странников!

Тим нахмурился и не ответил. Слуги загрузили пожитки, помогли господину и посыльному ступить в лодку, отдали им мешочек со снедью и фонарь. Баграми они оттолкнули судёнышко в течение.

Неказистую рыбацкую скорлупку понесло влево. Гиди налёг на вёсла и стал выходить на середину реки. В окружавшей тьме лишь одинокий фонарь старика Сивы зыбко трепетал на берегу. Неровное отражение жёлтого пятнышка на воде колебалось от дождя и ветреной ряби. Тим не отрываясь глядел на точку света, пока не заметил, как она зашевелилась и постепенно исчезла за кустами: очевидно крестьяне ушли дальше спать.

Тим фыркнул и съёжился на кормовом сиденье. Гиди мерно работал вёслами.

– Как бы в берег не ткнуться, – произнёс посыльный.

Поставив фонарь себе под ноги, чтобы свет не мешал вглядываться во мрак, Тим стал следить за курсом. Глаза постепенно привыкали к темноте. Один раз Тим почувствовал, что справа нарастает что-то огромное: это лодку, по выходу из излучины, отнесло к берегу, над которым нависли старые ивы. Гиди поднял левое весло и резко сработал правым. Скорлупку накренило, и Тиму пришлось схватиться за борта.

– Ты дождь слушай! – посоветовал Агидаль. – Он по листьям иным звуком бьёт.

Тим внял совету. Несколько раз выпал случай поправить Гиди, и избежать столкновения с берегом. А вскоре за спиной Тимбера стало заниматься утро.

– Светлый день! – произнёс Гиди. – Заждались! Устал я.

Они поменялись, и теперь нуониэль, будучи полным сил, налёг на вёсла. Агидаль погасил фонарь и сел на дно, облокотившись на борт, чтобы снять напряжение со спины.

– Поди, привык к темноте? – спросил Агидаль, оглядываясь на светлеющее небо.

– В пещере чаще думаешь не о чудовищах во тьме, а о том, что камни упадут и всё завалят, – ответил Тим.

– Ерунда! – отмахнулся Гиди.

– Согласен, но как только начнёшь об этом размышлять, уже ничего иного бояться не станешь.

– Боишься стать лепёшкой?

– В мире полно более пугающих вещей, – спокойно ответил Тимбер.

– Так чего же боится нуониэль Тимбер Линггер, будущий посол на полночь?

Тим пожал плечами и задумался, а через некоторое время сказал:

– Война – весьма страшная штука.

– Война! – удивился Гиди. – Брось! Страшиться войны – удел стариков! Молодёжь хлебом не корми, дай только ратным делом заняться!

– Я много читал о войне, – как бы между прочим заметил Тимбер.

– Например?

– Не думаю, что ты знаешь этот труд. Он называется «Война Золотой Ольхи».

– А ещё? – не отставал Гиди, но Тим замешкал. – Постой, так ты читал только одну книгу о войне?

– Я читал её снова и снова, – со всей серьёзностью пояснил Тим.

– Кажется, я начинаю понимать, – почесав подбородок, сказал Гиди. – Ты исписал целую кипу пергаментов, повторяя задание, которое выполнял на первом году обучения. А ещё ты без устали перечитываешь книжку, с которой, скорее всего, тоже ознакомился в Школе. Ты как бы продолжаешь учиться, но выполняя лишь то, что уже делал, потому что не знаешь, что стали задавать ученикам после того, как тебя выгнали!

– Я сам ушёл! – поправил Тим.

– А что ещё ты делал тысячу раз? – загорелся вдруг Гиди, и даже поднялся со дна на кормовое сиденье.

– Больше всего, я практиковал общение, лишённое бессмысленных вопросов.

Гиди понял намёк, фыркнул и потёр замерзающие руки: дождь прекратился, ветер стих, а от воды вставал туман.

– И всё же, – снова заговорил Тим, приковав всё внимание собеседника. – Иногда меня волнует: как молодые становятся старыми занудами вроде тебя?

– Вроде меня? – воскликнул Агидаль. – Мне сорок два! Ты всего на пяток зим моложе!

– По людским меркам мне не больше двадцати, – ответил нуониэль. – К тому же первые десять зим жизни я вообще не понимал, что происходит вокруг.

– В таком случае ты не очень-то отстаёшь от меня! В тридцать я сам многое не помнил из своего первого десятка лет. В сорок, мне стало казаться, что я не помню уже и второй десяток! Теперь гадаю: что же будет в пятьдесят!

– Если доживёшь, – с безразличием заметил Тим.

Гиди не ответил; посыльному почудилось, что нуониэль снова подтрунивает над ним – над человеком, кто лишён благословения лесов на длительную жизнь. И всё же, в тоне Тимбера отсутствовала злоба. К тому же, истинность его слов нельзя оспорить: кто знает, хватит ли жизненных сил у Агидаля Инранова, чтобы полвека коптить воздух?

– И то верно! – засмеялся посыльный, – Если доживу! А представь, сколько годов жизни ты забудешь, если протянешь до двухсот!

Тим рассмеялся и заметил, что неплохо было бы в таком случае начать вести дневник.

– А я знаю, что ещё ты делал по многу раз! – вновь заговорил Гиди. – И начал ты это тоже в Школе! Не догадываешься?

Тимбер свёл брови.

– Девчонки! – загоготал Агидаль.

Тим сделал вид, что не понимает, о чём толкует его спутник, но Гиди не отставал.

– Да, да! Тебя ведь выперли за то, что ты кутил с милашками прямо в Школе! Я не верю, что такой повеса, как ты, остановился после того, как тебя перестали допускать к урокам! Бьюсь об заклад, что до ухода в эту пещеру, ты навёл шороху окрест!

– Отчего всем так любопытна эта глупая история? – недоумевал Тим, начавший терять душевное равновесие.

– Что может быть более волнительно, чем союз двух начал! – пожал плечами Гиди.

– Ничего волнительного! Особенно, когда родители подыскали тебе невесту задолго до твоего совершеннолетия. Эти школьные интрижки не больше чем юношеское желание поступить наперекор семье.

– Святые духи! Ты говоришь, как взрослый! – удивился Гиди.

– Так мне же тридцать семь! – подмигнул ему Тим.

– Значит, у тебя ничего серьёзного не было ни с одной из тех школьных девиц?

– Не слишком ли жаркое любопытство дамскими делами у того, кто давно женат? – спросил Тим. – Тебе стоило бы рассказать мне о своей семье.

– Она откуда-то из Цивелиса, – заулыбался Агидаль. – Мы повстречались в Салионе, в одной из тамошних деревушек. Она служила у ивовых господ. Её зовут Древа. После пожара, мастер Инран позволил нам жить в старом деревянном переходе над воротами Школы.

– Да-да! – припомнил Тим. – Массивный каменный вход в школьные рощи: ворота без стен! Никогда не думал, что в дощатой надстройке наверху кто-то живёт.

– О лучшем жилище молодая невеста и мечтать не могла! Да и я ей пришёлся по нраву. Младшего нашего звать Умай, а первенца Радей: два юрких парнишки. Вот так мы и живём! В домике над воротами. Такое всё наше богатство!

Гиди отчего-то смолк и приуныл.

Лодка тем временем неслась по течению среди плотного тумана, за которым не было видать ни левого, ни правого берега. Вскоре стало совсем светло и вязкая дымка пошла на убыль. К десяти часам путники подошли к мосту у селения Овраги. В этой деревне ни Тим, ни Гиди не захотели сходить на берег: не так сильно они и устали, да и перекусить можно было прямо в лодке, не сбавляя хода. Гиди развязал мешочек, что Сива собрал им в путь, и принялся жевать сушёную рыбу, заедая варёной брюквой. Во время трапезы он разглядывал с реки стены круглых хижин из плотного, плетённого тростника. Тут жили люди, занятые на всех полях долины, подёнщики и прочая беднота. Управляли деревней нуониэли из рода Нуари.

– Не самые открытые нуониэ, – заметил Тим, кивая в сторону селения. – Большинство живут глубоко в лесах. В самих Оврагах не встретишь больше двух-трёх ветковолосых.

– Не помню, чтобы я вообще видел Нуари, – сказал Гиди.

– Коль встретил – запомнил бы. У них иголочки чёрного цвета. Что летом, что осенью. Да и зарубили бы они тебя сразу: у них старые принципы.

Подул ветерок, и водная гладь пошла рябью. Солнце то выглядывало из-за перистых облаков, то снова пряталось, скупо делясь остатками тепла. В тени туч путники сразу чувствовали, как на самом деле зябко в конце грязника – второго месяца осени.

В полдень подошли к Лариодай. Местные гордо звали это селение городком. Гиди же, бывавший в настоящих городах людей на Равнинах, не находил в здешнем скоплении домиков большого отличия от тех же Оврагов или от Сихоти. И всё же тут, под кронами исполинских старых лиственниц, и впрямь кипела какая-никакая жизнь и торговля.

Путники пришвартовали свою лодочку рядом с прочими и поднялись по каменной дорожке от берега на главную улицу.

Деревьев-гигантов всего было пять. Росли они рядом, а Лариодай ютилась будто бы окружённая толстенными стволами.

– Попасть вглубь долины невозможно, не пройдя Лариодай, – сказал Тим, когда они поравнялись с первыми аккуратными, низенькими заборчиками из струганых досок.