Аномалия души

© Алексей Хапров, 2019

ISBN 978-5-4483-3778-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Всё началось в Гаграх.

Игравшие барашками волны поочерёдно накатывали на берег, обдавая меня множеством мелких брызг. Они шлёпались, волоча за собой покрывавшие дно, точно булыжную мостовую, камешки гравия, после чего замирали и, спустя какое-то мгновение, тащили гравий обратно в морской простор. В небе кружились чайки. Они громко кричали, метались из стороны в сторону и зорко высматривали, не блеснёт ли в воде потенциальная добыча.

Я лежал на старом потёртом покрывале и, наслаждаясь витавшим в воздухе неповторимым ароматом моря, обсыхал после очередного купального захода. Вдруг до меня донеслось:

– Простите, вы здесь давно?

Я открыл глаза и, сощурившись от ударившего в них солнца, повернул голову. На меня с располагающей улыбкой смотрела высокая стройная длинноволосая брюнетка в ярко-красном купальнике. Она сидела на коленях и надувала резиновый матрац. Похоже, она только что пришла. Несмотря на то что её глаза закрывали большие полузеркальные солнцезащитные очки, в них отчётливо улавливался неподдельный, чисто женский интерес, нисколько не уродовавший читавшуюся на её лице интеллигентность.

– Сегодня на пляже или вообще в Абхазии? – уточнил я.

– В Абхазии, – ответила она.

– Второй день. А что?

– Да так. Я первый. Утром приехала, нашла пристанище, немного отдохнула – и сюда. Получается, мы с вами новички. Или, говоря языком местных туристических деятелей, свеженькие.

– Угу, – буркнул я и, обведя глазами её статную фигуру, снова покосился на матрац.

– О, нет, вы не думайте, – улыбнулась моя собеседница, проследив за направлением моего взгляда, – я умею плавать. Это я взяла, чтобы было на чём лежать. Без подстилки, знаете ли, неудобно. Пляж, всё-таки, галечный, а не песчаный.

– Да, немного карябает, – согласился я и принял прежнюю позу.

Через некоторое время шум прибоя пронзил кокетливый визг. Я снова разомкнул веки. Брюнетка стояла по пояс в воде и, съёжившись, закрывалась руками от налетавших на неё волн. Выдержав три или четыре атаки, она развернулась и бросилась обратно на берег. Блестевшие на её коже капли придавали её телу некоторый шарм. Я невольно скосил глаза.

– Давно не была на море, – восторженно воскликнула брюнетка, проходя мимо меня. – Привыкла отдыхать на озере. Там тишь да гладь. А здесь всё кипит, всё бурлит.

Незнакомка сняла очки, и я смог рассмотреть её глаза. Они были глубокие, тёмно-карие, и выражали какую-то едва уловимую грусть. Наклонившись к свёрнутому возле матраца пакету, она вытащила оттуда полотенце и, закинув его за спину, принялась себя растирать. Я отметил, что в её движениях присутствует что-то завлекающее.

– Меня зовут Наталья. А вас?

Лежавшая неподалёку толстая старушенция с газетным клочком на носу, которую я невольно окрестил про себя Тортиллой, оторвалась от толстого романа и посмотрела на брюнетку с нескрываемым укором, очевидно усмотрев в её поведении нечто идущее вразрез с нормами нравственности, апологетом которых она, вероятно, себя мнила.

– Сергей, – ответил я.

– Серёжа? – промурлыкала брюнетка. – Красивое имя. Из каких вы краёв?

– Из Брянска.

– О-о-о, – обрадовалась она. – Да мы с вами соседи. Город Навалинск (город придуман автором. – прим. авт.). Слыхали?

– Слыхал, – оживился я.

– Тогда почему вы так далеко расположились? – кокетливо подмигнула моя собеседница. – Придвигайтесь. Вдвоём отдыхать веселее.

«Тортилла» осуждающе крякнула. Её маленький рот искривился в беззвучной гримасе возмущения. Она демонстративно повернулась к нам спиной и снова уткнулась в книгу.

Холостое положение давало мне полную свободу действий. Поэтому я, недолго думая, поднялся на ноги, взял своё покрывало и расстелил его рядом с матрацем брюнетки, абсолютно не предполагая, что это невинное, на первый взгляд, курортное знакомство очень скоро перерастёт в роман и станет началом целой цепи загадочных и страшных событий, которые мне доведётся пережить…

Глава вторая

Спокойная синеватая гладь озера Рица поражала своей прозрачностью и чистотой. Покрытое табунами диких, белогривых облаков небо отражалось в ней, точно в зеркале. Вокруг, словно часовые, вздымались горбатые спины мягко очерченных зелёных вершин. Плотно произраставшие на них ели производили впечатление огромного, неровно уложенного ковра.

– Какая красота! – восхищённо прошептала Наталья и зачарованно покачала головой.

– Не красота, а красотища! – поправил её экскурсовод, пожилой, немного сутулый, костлявый абхазец. – Почти первозданная природа. Это озеро было найдено сравнительно недавно, в начале прошлого века. Загадить его ещё не успели. Почти две тысячи метров над уровнем моря. Чувствуете, какой свежий воздух?

– Чувствуем, – отозвался я.

– Погуляйте. Покатайтесь на лодке. Вон в том кафе можете отведать свежую форель. Её зажарят прямо на ваших глазах. Вкусно. Пальчики оближете. Так её вам больше нигде не приготовят. Короче, отдыхайте. Ну а через час прошу обратно к машине. Поедем назад.

Мы взялись с Натальей за руки и неспеша зашагали вдоль берега.

– Ну как? – спросила меня моя спутница. – Не жалеешь, что послушали эту тётку?

– Нисколько, – ответил я. – Такой дивности я не ожидал.

Совершить это путешествие нас надоумили в кафе, куда мы накануне заходили поужинать.

– Это самое красивое место во всей Абхазии, – настойчиво убеждала нас официантка. – Съездите. Вам понравится.

Заинтригованные её рассказом, мы тут же заглянули в располагавшееся неподалеку турагентство и, действительно, оказались не разочарованы. Пейзаж, представший нашим глазам, был настолько великолепен, что мы начисто забыли обо всём на свете. Даже о неприятном присутствии «Тортиллы», той самой вредной старухи, что стала свидетельницей нашего знакомства на пляже. Она также записалась на эту экскурсию. Когда мы увидели в автобусе её кислую, брюзгливую мину, из нас непроизвольно вырвался тяжкий вздох. Заметив нас, старуха тут же приняла образ оскорбленной добродетели. Но мы отвернули головы и на всём протяжении пути не удостоили её ни единым, даже самым мимолётным, взглядом.

Моя пляжная знакомая оказалась прекрасной собеседницей. Она не относилась к категории болтушек, которые обожают задавать нескончаемые вопросы личного характера и рассказывать бесчисленные истории о себе. В ней всего было в меру: и любопытства, и разговорчивости. Она умела излагать, но умела и слушать. Она была эрудированна, начитана, не капризна. Мне было с ней интересно и хорошо. При сравнительно невзрачной внешности в ней присутствовало бесспорное обаяние. От неё словно исходили некие магнетические флюиды. Несмотря на то, что мы знали друг друга всего второй день, я уже проникся к ней симпатией и держал себя так, как будто мы дружили уже много лет.

– Как мне порой хочется забросить всю эту чёртову торговлю, продать кому-нибудь этот проклятый магазин, поселиться в каком-нибудь тихом, безлюдном месте, наподобие этого, и просто жить, жить и жить! – мечтательно вздохнула моя спутница, когда мы доплыли на лодке до середины озера. – Просто жить и получать от жизни удовольствие.

– Торговлю? – вскинул брови я. – Ты хочешь сказать, что ты занимаешься торговлей?

– Да, занимаюсь, – ответила Наталья. – А разве в этом есть что-то плохое?

– Да нет, конечно же, нет, – как бы оправдываясь, усмехнулся я. – Просто по тебе этого не скажешь.

Внутренний мир моей пляжной знакомой действительно трудно было соотнести с понятием «бизнес-леди». Романтичность её натуры, развитость чувства прекрасного никак не вписывались в укоренившийся в моём сознании образ преуспевающей мадам. В моём представлении деловая женщина непременно должна была быть жёсткой, решительной, напористой. А в Наталье этих качеств не наблюдалось.

– Ты больше похожа на учительницу музыки, чем на предпринимательницу.

– А я раньше ею и была, – улыбнулась она. – Но жизнь заставила перестроиться.

Я всё ждал, когда она начнет интересоваться моим житьём-бытьём. И ждал, признаться, с опаской. Врать не хотелось. А говорить правду удовольствия не доставляло. Ведь похвастать мне было нечем. Я работал простым бухгалтером в небольшой строительной фирме. Получал весьма скромную, да к тому же ещё и нерегулярно выплачиваемую, зарплату. За мной не числилось ни машины, ни собственной квартиры. Дожив до тридцати с лишним лет, я по-прежнему продолжал обитать вместе с родителями, ездить на общественном транспорте и тешить себя надеждами, что когда-нибудь у меня всё будет хорошо.

Но Наталья таких вопросов не задавала. То ли она уже всё по мне поняла, то ли ей на это было наплевать. Она предпочитала затрагивать более романтичные, более прекрасные, более возвышенные темы, чем простая, обыденная, рутинная действительность. И я, признаться, был ей за это благодарен…

Ново-Афонские пещеры, – ещё одна местная достопримечательность, – заставляли ёжиться от царившей в них прохлады. Я с сожалением подумал об оставшейся в моей дорожной сумке толстовке, которую я откровенно поленился взять с собой, хотя мне это настойчиво рекомендовали.

– Температура воздуха – пятнадцать градусов по Цельсию. Влажность – сто процентов, – торжественно объявил наш провожатый и знаком пригласил следовать за собой.

Внизу просматривался водоём. Его мутная зыбь отражала свет тусклых электрических фонарей, развешанных по ходу всего маршрута.

– А рыбы здесь водятся? – поинтересовался кто-то.

– Нет, – снисходительно изрёк экскурсовод. – Здесь живут только микроорганизмы. Людям они не опасны. Так что можете чувствовать себя спокойно.

Аккуратно поддерживая друг друга, мы стали осторожно спускаться по неровным ступенькам. Вокруг переливалось многоголосое эхо.

– Как-то здесь мрачно, – тихо проговорила моя пляжная знакомая. – А эти пещеры не могут рухнуть?

– Разве только при сильном землетрясении, – рассмеялся я. – Но оно сегодня, вроде, не ожидается.

Мы стали рядом. Наталья сжала мою руку. Я посмотрел ей в глаза. Меня охватило недвусмысленное желание особенного. Щёки предательски запылали. Моя спутница подалась вперёд и прижалась к моему плечу. Я склонил голову, и через секунду наши губы слились в горячем, страстном поцелуе…

Престарелая хозяйка дома, в котором квартировала моя пляжная знакомая, смотрела на нас с плохо скрываемым озорством.

– Вот, случайно встретила давнего приятеля, – «заливала» моя спутница, – а вы говорили, что у вас, вроде, есть свободная комната на двоих.

– Давнего? – переспросила та и, едва сдерживая смех, отвела взгляд. – Ну, если давнего, то ладно уж, занимайте.

Это была восхитительная ночь. Мы словно купались в море наслаждений, волны которого наполняла чувственная страсть.

На мой подбородок легла тонкая, нежная ладонь. Трепетные пальцы провели по губам. В ухе раздался шёпот:

– А почему бы тебе не поехать со мной? Побудешь у меня в гостях. Посмотришь на мой дом, на моё хозяйство. Понравится – останешься. Не понравится – уедешь.

Перед моими глазами замелькали манящие пейзажи: залитая солнцем берёзовая роща, испещрённый цветами луг, журчащий ручей. Послышалось разноголосое пение птиц, звонкие крики петухов, флегматичное мычание коров. В моём воображении нарисовались огромные хоромы с множеством обрамлённых фигурными наличниками окон. Узорчатая резная дверь распахнулась, и на пороге, словно источая собою свет, возникла одетая во всё белое Наталья. Она ласково улыбнулась и протянула мне крынку исходящего паром молока.

Я призадумался. А может это судьба?..

Глава третья

– Внушительное гнёздышко! – восхищённо поцокал языком я, выйдя из машины и оглядев возвышавшийся за забором большой деревянный дом. Своим размахом он, конечно, уступал тем хоромам, что рисовались в моих мечтах, но впечатление, тем не менее, производил неплохое.

– Внушительное – не внушительное, а жить можно, – заметила Наталья. – Простору хватает. Как-никак, сто двадцать квадратов плюс чердак и подвал. Мужика вот только в нём нет. Даже забор поправить некому. Видишь, как покосился?

Мы вытащили из багажника наши дорожные сумки, расплатились с таксистом и вошли через калитку во двор. Тишину прорезал злобный, заливистый лай. Я от неожиданности даже вздрогнул. Сдерживаемая закреплённой у будки цепью огромная овчарка, обнажив клыки, яростно рвалась ко мне.

– Нигер, фу! – прикрикнула на неё хозяйка. – Я сказала, фу! Это свои!

Пёс послушно умолк. Наталья подошла к нему и потрепала по холке. Нигер приветливо завилял хвостом.

– Соскучился, мой маленький! Соскучился, мой сладенький! Не переживай. Я теперь долго никуда не уеду.

Я сделал шаг вперёд. Кобель перевёл взгляд на меня и угрожающе зарычал.

– Проходи, проходи, – придержала его Наталья. – Он тебя не тронет. Он у меня умница. Ему просто нужно к тебе привыкнуть. Он уже пять лет у меня живёт. Я его маленьким щенком подобрала. Кто-то подкинул. С тех пор вон, какой вымахал. Предан до невозможности.

– А почему Нигер? – поинтересовался я.

Хозяйка пожала плечами.

– Так, просто пришло на ум. К тому же здесь есть буква «р». А собаки, насколько я знаю, любят такие клички.

Я поднял сумки и поднёс их к крыльцу.

Погладив пса и почесав его за ушами, Наталья подошла ко мне, достала ключ и отперла дверь.

– Прошу.

Я поднялся по ступенькам, перешагнул через порог и очутился в светлых, просторных сенях. В мои ноздри ударил приятный фруктовый аромат, исходивший от сушившихся на подоконнике полос яблочной пастилы.

– Располагайся, переодевайся. А я к брату пока наведаюсь. Узнаю, какие тут дела.

Хозяйка вышла. Я же, облачившись в предложенные мне мягкие пушистые тапки, прошёл внутрь.

Назвать представшую моим глазам обстановку шикарной было нельзя. Впрочем, бедной тоже. Излишеств не наблюдалось. Но всё необходимое присутствовало.

Комнат было четыре. Первая дверь вела в кухню, вторая – в гостиную, четвёртая – в спальню. Что касается третьей, то её назначение осталось мне неизвестным, ибо она была заперта.

Все комнаты располагались по левой стороне в ряд, между собой не сообщались и выходили в длинный, тянувшийся через весь дом, коридор.

Я зашёл в гостиную, переоделся, уселся на диван и включил телевизор. Перебрав пультом все принимаемые здесь каналы, – их оказалось немного, – я решил остановиться на каком-то комедийном шоу. Но, поглядев его с десяток минут, почувствовал, что меня начинает клонить ко сну.

Из полудрёмы меня вывел стук входной двери. Я открыл глаза и выпрямился. В проёме показалась Наталья.

– Ну как, нравится? – спросила она, делая круговое движение рукой.

– Нормально, – ответил я.

Хозяйка приветливо улыбнулась и принялась распаковывать свою дорожную сумку.

– Сейчас разберусь с вещами и соберу на стол. Угощу тебя салатом из свежих овощей. Тех, что с огорода, а не с рынка. У них вкус совсем другой, уж поверь. На остальное, правда, полуфабрикаты. Уж не обессудь. Готовить нет сил. Дорога есть дорога. Но завтра всё будет по-домашнему. Это я тебе обещаю.

– Да я не в претензии, – улыбнулся я.

После обеда мы наведались в Натальин магазин. Ей очень хотелось мне его показать. Он располагался на другом конце города. Пока мы ехали, я, не переставая восхищаться, как ловко моя спутница выруливает на своей «Шевроле-Ниве», обозревал виды Навалинска.

Городок, в который меня занесла судьба, являл собой типичный образчик лишённого какой-либо исторической значимости районного центра. Явное преобладание частного сектора, серые стандартные пятиэтажки, узость и однообразие улиц, неровность и разбитость дорог, статная, нёсшая в себе печать приверженности давно ушедшей старине, церковь – вот практически полный перечень имевшихся в нём достопримечательностей.

Магазинчик оказался небольшим. Он был встроен в первый этаж жилого дома и имел вход с торца.

– «ИП Буцынская Н. М. Гастроном. Часы работы: 8.00 – 22.00 без перерывов и выходных», – прочёл я на висевшей над входом табличке. – Ты его арендуешь или это твоя собственность?

– Раньше арендовала, но год назад выкупила, – ответила Наталья.

Её лоб нахмурился, брови свелись к переносице, а лицо приобрело властное, надменное выражение.

– Не удивляйся сейчас моему поведению, – предупредила она. – Персонал нужно держать в ежовых рукавицах. Иначе он разболтается.

Моя спутница решительно открыла дверь. Я последовал за ней.

– Здравствуйте, – угодливо засуетились стоявшие за прилавками продавщицы.

– Карасёва на месте? – командно осведомилась Наталья, проигнорировав обращённые к ней приветствия.

– На месте, Наталья Михайловна, на месте.

Мы направились в подсобку. Моим глазам предстала тесная, тускло освещённая каморка с каким-то невероятным нагромождением разнообразных коробок, ящиков, банок, и прочей другой тары. В её углу, за крошечным письменным столом, восседала полная рыжеватая дама с маленькими круглыми глазками и румяными, выпиравшими наружу, щеками. Заметив нас, она оторвалась от разложенных перед ней накладных, резво вскочила со стула и с любопытством покосилась на меня.

– Здравствуйте, Наталья Михайловна. С приездом. Как отдохнули?

– Хорошо отдохнула, – сухо ответила моя спутница. – Что у нас с товарными запасами?

Карасёва суетливо схватила какой-то журнал.

– Кондитерские изделия не мешает пополнить. Пряников остался всего один ящик. Печенья и того меньше. Карамелек нет вообще. Всё разобрали. По бакалейной группе движение слабое. По алкоголю, как это ни странно, тоже. А вот «Владимирские колбасы», которые мы брали на реализацию, пошли. Народ их охотно покупает. Хорошие. Вкусные. Сама пробовала.…

Я взирал на свою курортную знакомую и никак не мог избавиться от нашедшего на меня изумления. Такого перевоплощения я не ожидал. От учительницы музыки в ней не осталось и следа. Это была самая настоящая «Businesswomen».

– Да, чуть не забыла, налоговики опять наведывались, – всплеснула руками Карасёва. – Снова нашли, к чему придраться.

Далее последовал красочный рассказ о визите проверяющих, в котором принимало участие всё тело товароведши. Каждая произносимая ею фраза сопровождалась определённым жестом. Я так до конца и не понял, в чём заключалась его суть, но уяснил, что Карасёва была страшно недовольна. В своём возмущении она распыхтелась так, что стала напоминать наседку, которую согнали с высиживаемых ею яиц.

Наталья молча кивала головой и задумчиво смотрела куда-то в сторону.

Вспотев от стоявшей в «подсобке» духоты, я знаком показал своей спутнице, что подожду её снаружи.

Когда я вышел в торговый зал, в меня тут же впились несколько пар донельзя любопытных глаз. Продавщицы явно пытались вычислить, что я за птица и в каком пребываю качестве. Я смутился. Стремясь скрыть волнение, я нарочито замедлил шаг и приподнял голову. До меня донеслись старательно сдерживаемые смешки. Я покраснел и шагнул на улицу.

Похоже, меня восприняли здесь Альфосом. Вот он – побочный эффект дружбы с обеспеченной мадам.

Наталья появилась через полчаса.

– Завтра утром придётся ехать на базу, – вздохнула она, заводя мотор. – Но тебе со мной тащиться не обязательно. Отдохни, погуляй, сходи в лес, подыши чистым воздухом. Только вправо у развилки не сворачивай. Там Любавина топь. Место нехорошее. Его лучше избегать…

Глава четвертая

Хозяйка уехала с первыми петухами, едва забрезжил рассвет. Сквозь пелену сновидений до меня доносились суета в прихожей и стук посуды на кухне. Подсознание настойчиво призывало меня подняться, но дьявольская сила Морфея всё же оказалась сильней. Преодолеть её я смог лишь только в одиннадцатом часу.

Я открыл глаза, зевнул, потянулся и посмотрел на окно. За неплотно прикрытыми шторами проглядывала пасмурная хмурь.

Я спрыгнул с кровати, застелил постель, принял душ, позавтракал, оделся и, приветливо подмигнув слегка порыкивающему на меня Нигеру, вышел за калитку. Вдохнув полной грудью, я огляделся по сторонам и, решив последовать вчерашнему совету мой курортной знакомой, направился к видневшемуся вдалеке лесу.

Идти было приятно. Царила прохлада. Навстречу дул мягкий, освежающий ветерок. Оживлённо чирикали воробьи. Широко раскинув крылья, они купались в придорожной пыли. Где-то в стороне гремела музыка. Сидевшие на лавочках старушки с интересом смотрели на меня и о чём-то тихо перешёптывались.

Дойдя до конца улицы, я увидел старую, покосившуюся хибару. Она стояла последней в правом ряду домов, и была, как бы, от них отделена: расстояние между ней и соседней избой заметно превышало обычное.

«Наверное, здесь никто не живёт», – подумалось мне.

Но это оказалось не так. В маленьком, покрытом паутиной, окошке мелькнуло чьё-то лицо. Его черты я не рассмотрел. Но на выражение глаз внимание обратил. Они были злыми и колючими. Меня передёрнуло. Я резко отвернулся и ускорил шаг.

Мой путь продолжился по широкой грунтовой дороге, по обе стороны которой простирались казавшиеся бескрайними поля. Левое поле было голым, пустым. Видимо, в этом году оно «отдыхало». Правое усеивали початки кукурузы.

За полями дорога раздваивалась и расходилась в разные стороны. Далее начинался лес.

Мои уши наполнило заливистое пение птиц. Их многоголосый, нестройный хор походил на торжественную оду. Пернатое братство словно приглашало меня в свои владения.

Мимо промелькнула белка. Она промчалась столь стремительно, что я успел рассмотреть только её пушистый рыжий хвост.

Мой взгляд упал на кусты ежевики. Я нагнулся, собрал пригоршню ягод и отправил их в рот. Они оказались удивительно сладкими и приятными на вкус. Я от удовольствия даже воздел глаза к небу.

Впереди показался огромный валун. За ним начиналась тропиночная развилка.

«Прямо, как в сказке, – подумал я. – Налево пойдёшь – счастье найдёшь, направо пойдёшь – коня потеряешь».

Памятуя о вчерашнем наказе Натальи, я взял влево. Болот действительно лучше избегать.

Сначала всё было хорошо. Заполнявшие пространство берёзы, осины, ольха заряжали бодростью и придавали сил. Но, углубившись в чащобу, я вдруг обнаружил, что окружавший меня пейзаж стал приобретать иные очертания: лиственница исчезла, господством завладели сосны. Они смыкались всё теснее и теснее, и безжалостно, точно задавшись целью превратить мою одежду в лохмотья, карябали меня своими колючками. Земля посырела. Её поверхность потеряла ровность и стала какой-то бугристой. В воздухе повеяло запахом перегретого пара. Дорожка запетляла между узких, продолговатых впадин. На дне одной из них просматривалась какая-то спираль. Я пригляделся. Это была насквозь проржавевшая колючая проволока. Меня пронзила догадка: да это же окопы! Наверное, они остались здесь ещё со времен войны.

Птичий гомон стих. Вокруг воцарилась мёртвая тишина, в которой едва улавливался шёпот гулявшего по кронам деревьев ветра. Моего благодушия поубавилось. Лес не казался мне уже таким дружелюбным, как в самом своём начале. Мне стало неуютно. Меня обуяла тревога. Мне почудилось, что надо мной витает нечто зловещее. Дойдя до старой поваленной сосны, я повернул обратно.

Чем ближе виднелись поля, тем яснее становилось у меня на душе. Туманившая её тягостная аура постепенно теряла свою силу. За границей лесного сумрака в меня точно плеснуло жаром. Небо прояснилось от облаков, и воздух наполнила изнуряющая духота. Путь домой получился утомительным. Когда я поравнялся со стоявшей на отшибе хибарой, с моего лба градом струился пот. Ненароком бросив на неё свой взгляд, я увидел одетую во всё чёрное дряхлую, сгорбленную старуху. Её узкое, сухое лицо имело мертвенную бледность. Старуха стояла у забора и обирала примыкавший к нему смородиновый куст. Рядом с ней маячила маленькая девочка лет семи – восьми. Она была какой-то не по-детски серьёзной. В ней начисто отсутствовала та живость, тот озорной огонёк, та непосредственная беззаботность, которые обычно бывают свойственны детям.

Словно почувствовав на себе мой взгляд, старуха повернула голову. Я поспешно отвёл глаза. Мне не хотелось показывать ей своё внимание.

Пренеприятная особа. Вылитая ведьма!..

– А она и есть ведьма, – усмехнулась Наталья, когда я, вернувшись домой, поведал ей впечатления от своей прогулки. – Это же Гоманчиха. У неё издавна такая репутация. С ней никто не связывается. От неё предпочитают держаться подальше. Её даже в магазине без очереди пропускают, лишь бы она побыстрее убралась восвояси.

– Вот как! – изумлённо вскинул брови я. – И чем же она заслужила столь мрачный титул?

– Это длинная история. Расскажу как-нибудь потом.

– А про болото тоже расскажешь потом? – не отставал я. – Что в нём такого особенного? Чем оно так опасно? Почему туда не стоит ходить?

Наталья вздохнула.

– Народу там погублено немало. Говорят, что по ночам там бродят призраки. Души тех, кто в трясине погребён, но надлежащим образом не захоронен. И если с ними встретиться, они запросто могут за собой увлечь.

– И ты во всё это веришь? – рассмеялся я. – По-моему, это просто сказки для маленьких детей.

– Сказки – не сказки, а люди оттуда, случалось, не возвращались, – понизила голос Наталья. – Да и видок там жутковатый. Прямо, как в преисподней. Я там бывала.

– Зачем же ты туда ходила?

– За клюквой. Те места клюквой богатые.

– А почему их именуют Любавиной топью?

– По имени разбойницы, что в её окрестностях промышляла. Здесь целая легенда…

Давным-давно, в старые незапамятные времена, когда Русью правили ещё Великие князья, жила в местной деревушке крестьянская девка по имени Любава. Неизвестно, чем умилостивили Господа Бога её родители, но дочь у них получилась на загляденье. Стройная, голубоглазая, белокурая. Как начинала говорить – рядом словно журчал ручей. А как косу свою распускала – иначе как Богиней не назовёшь. Жила Любава матери и отцу на радость, но так получилось, что приметил её как-то местный помещик Архип Кудрин. А как приметил, так с первого же взгляда и пленился. Думать больше ни о чём не мог, только лишь по ней одной вздыхал. Помучился он, помучился, да решил власть употребить. Девка то была крепостная. Повелел он Любаве идти к нему в услужение. Та всей душой воспротивилась. Не прельщала её участь постельной служанки у толстого, противного старика. Но как хозяина ослушаешься? И решила она податься в бега. Ночью, с благословения родителей, выскользнула из хижины и в лес подалась.

Осерчал Архип Кудрин. В такое бешенство впал, в каком его отродясь не видывали. Отца Любавы насмерть плетьми запорол. Брата меньшого, несмотря на его юный возраст, солдатом в дружину определил, где тот погиб в первом же бою.

Потеряв в одночасье всех своих близких, мать Любавы лишилась рассудка и вскорости померла.

Обозлилась Любава. Сковал её сердце лёд. В душу проникла лютая стужа. И решилась она на страшную месть. Месть за жизнь свою погубленную и за семью, невинно убиенную. Месть всем, всему миру, всему свету.

Первым от её руки пал, конечно, Архип Кудрин. Подкараулила она его как-то в лесу, когда он мимо в своей повозке проезжал, вышла из-за деревьев, и давай глазками играть, за собой увлекая.

Архип на наживку клюнул. Кровь забурлила, страсть в самую голову вознеслась. Приказал он вознице коней остановить, на землю соскочил – и к Любаве. Та от него, игриво хохоча – в лес. Он следом за ней. Догнал её у болота и руки довольно потирает. Ну что, мол, попалась, птичка? Теперь никуда не уйдёшь. Вечно будешь моей невольницей. Да не учел купец, что перед ним уже не ангел в девичьей плоти, а самый, что ни на есть, демон, принявший его обличие.

Подпустила Любава его к себе поближе, отвела из-за спины руку, а в ней серп. И всадила она этот серп прямёхонько Архипу в глаз. Тот в крик. Кровь наружу ручьём. А Любава не успокаивается. Орудует своим инструментом, точно мясник на скотобойне. Сначала второй глаз мучителю выбила, затем вспорола ему живот. А когда тот силы терять начал, схватила его за шкирку, к болоту подтащила и в трясину спихнула. Так он там и утоп.

С той поры в этом болоте многие свою погибель находить начали. Как появится кто у леса, так ему белокурая дива навстречу является. Улыбается, за собой манит, в гости зайти зовёт. А как доведёт плененного её чарами путника до топи – тут же его и кончает. Убьёт и в болоте топит, чтобы не нашли.

Когда число её жертв перевалило в значительное, решил народ её извести. Устроили ей облаву, пригнали к болоту, окружили и вознамерились верёвками связать, чтобы затем прилюдную казнь учинить. Только не захотела Любава от чужой руки смерть принимать. Поняв, что ей не вырваться, метнула она на солнце прощальный взор, широким крестом себя осенила и в трясину бросилась.

– Вот такая история, – заключила Наталья. – Поговаривают, что её призрак до сих пор бродит по лесу и заблудших путников выискивает. Правда это или нет – не знаю. Но, на моей памяти, в тех местах уже несколько человек исчезли. Ушли и не вернулись. Сколько их потом ни искали – так и не нашли. Одному богу известно, что с ними стало. Валун у развилки помнишь?

– Помню, – кивнул я.

– Вот, по преданию, именно в этом месте Любава своих жертв и караулила. А по тропе, которая сворачивает вправо, их к болоту на погибель вела…