Читать книгу: «Перекати-поле», страница 2

ГОСУДАРСТВО

 
Лица обмануты
Звуки усопшие
Партии проданы
Говна с три короба
Денег мешки ушли
Не было радости
Фабрики взорваны
Люди все спятили
Шрамы напомнили
Прошлое унеслось
Грязью
Вагонами
Страдания завались
Звезды полощатся
Крики замешкались
Звонко и издавна
Гудит государство
Солнце распахнуто
Двери открытые
Грудь вся изорвана
Знамя колышется
Быль поросла травой
Святость немыслима
Будет всегда со мной
Безмерность великая
 

ГРИГОРИЙ УРЯКИН ЕДЕТ НА РОДИНУ

 
В детстве звали Гришкой,
А нынче все по отчеству
Такая смеялась тогда
Ерунда
 
 
Отец был военным
А мама – рабочая
Такая жила у них
Простота
 
 
Потом был в училище
Отучился на токаря
Такая была у него
Суета
 
 
А вернувшись из армии
Намыкался горюшка
Тогда вдруг случилась с ним
Пустота
 
 
Урякин – фамилия
Простая российская
Таких вот людей у нас
Вся страна
 
 
Жених он завидный был
Когда был непьющ ещё
Такая вот, братцы,
Тошнота
 
 
Судьба с ним случилася
Тоска да зелёная
Замучила до смерти
Вся суета
 
 
Забросил он книжки все
Разговоры и новости
Тогда вдруг открылась ему
Красота
 
 
Григорий Урякин едет на Родину
Отдал он соседу свой парчовый кафтан
Григорий Урякин добрался до Родины
Теперь он сам себе атаман
 

ДАЛЁКОЕ СВИДАНИЕ

 
Помню же
То наше далёкое свидание.
Мне было приятно,
Когда она меня поцеловала,
Когда я видел её красивое лицо,
Глаза,
Волосы.
Мне было приятно,
Когда принесли пиво, салат,
Потом ещё пиво,
Ещё приятней, надежней.
Я стал защищеннее от мира,
После салата и трех литров пива.
Смотрел в её глаза,
Поглядывал украдкой на её грудь.
Ноги.
Лицо.
Прогулка вдоль реки тоже,
Тоже была приятной.
Поцелуй у подъезда.
Прощание.
Пулемёт моего сердца.
Крылья до дома.
Потом время, события, время…
Река лет…
Пузо ещё больше, седина на башке.
Но мне было приятно.
Тогда.
В том кафе…
 

ДЖУНГЛИ

 
Оглянулся по сторонам.
Каменные джунгли вокруг.
Джунгли из стекла и бетона,
С разъезжающими повсюду
Уродливыми металлическими зверями.
И люди,
Вокруг люди.
Слишком, слишком много людей.
Нужно прекратить строить дома,
Выпускать машины
И бездумно плодиться.
Нужно сажать деревья,
Кустарники
И цветы.
Больше цветов.
От всего остального уже просто тошнит.
 

ДНЕВНИК МОРЯКА

 
«Ага, у моряка
Выбор всегда есть»,
Подумал
Раб на галере,
И сменил весло
Из левой руки
В правую.
 

ДОМ СТАРОГО ПРИВРАТНИКА

 
Из окон путь несметными богатствами восторга
Морских глубин изнеженных болот устали
Вчера все было как сейчас и тоже бестолково
Ромашки и деревья в танце брызгали глаза
Познать прекрасное творение медуз и рыб
Утрата будет так необходима в катастрофе
Сентябрь близок и тогда он одинок совсем
Движенье вдруг узнать в шагах по снегу
До дрожи в доме буду вас любить опять
Как сумерки ложатся в плечи будто шпага
На опостылевшем диване свечи зажигать не будем
Привратник всех убьет шампанским на рассвете
И змей гремучих шелест на кровати обовьёт
Два войска встретились под сводом Млечного Пути
Не посмотрев наверх в тоске тех пьяных лет
Безумие нам будет всем отрадой легкости
Кусайте все хлебы черствеющие дали на костре
Лучами брызг опять всех поливают сверху
То либо ангелы так плещутся в реке своей
Довольно слов и музыки враждебной всем
Как груди женские узрев на запах между ними
Волшебным веером взмахнуть удастся поутру
И снова дом как замок весь в любви опутанный тобою
Как-будто развлеченье всех цветов Вселенной
Победа будет без конца и края по стакану
До скорой встречи дивный день уж не вернётся
На бороде твоей не прорастет печаль дождя
И вскоре старость тела победим легко мы
Развеяв тучи наслажденья на диване
Ласкать тебя всем телом незаметно и игриво
Растить детей всем вовсе и не надо
Дороги всех путей обратно не вернутся
Из сущности своей уж лучше не вылазить
Вовсе
Никогда
Пастух устал и овцы его съели громогласно
Как оттепель упала в дивный сад
И дома ставни уж закрыты чешуёю
Медуз и рыб ромашки зацвели вчера
Уставший старец есть привратник снова
Шампанское отравленное всем подано к столу
Напейтесь досыта за память тех истлевших
Сейчас
И до утра
 

ДЫМ

 
Печаль и тоска уходят,
Растворившись,
В содеянном.
Из плена вырваться,
Остыть от сожалений,
Поднять хвосты трубой,
И улизнуть,
Построить своё гнездо,
Не заполнять ничем сие пространство.
К черту угольные шахты,
И раскопки неуспешной молодости,
Только сияние,
Только скорбь,
Только заполнение всех форм,
Затем вынырнуть обратно,
И дымом,
По полям,
По дорогам,
Клубиться.
Клубиться.
Клубиться.
 

ЖАЖДА ПОДВИГА

 
Если слишком часто
Думать о бейсбольной бите,
Лежащей у тебя в чулане,
Или о пистолете,
Лежащем в комнате в сейфе,
То рано или поздно
Ты их применишь.
 

ЖЕНЩИНА-ВАМП

 
Одевая свой черный плащ,
Ты смотришь в треснутое зеркало.
Там отражение других иных, чем ты,
Которым всё никак не успокоиться.
Потом яркая помада,
Потом шляпка и острый кинжал,
И он помещается в сумочку вполне.
Забрав с собой надежду,
Как подружку,
Идешь на бал, не ведая препятствий.
Эй, женщина-вамп, хватит грызть!
Эй, женщина-вамп, хватит пачкаться!
Бочка с дёгтем на улице
Опрокинулась
Тебе под ноги,
И красные лабутены.
Убей их тихо всех,
Не привлекай к себе вниманья.
Нет ничего прекраснее убийства
Твоим кинжалом в сердце.
Уж это будет превосходно.
Зрачки расширены,
Ноги не раздвинуты,
Все лишь игра тебе на радость
Истины глубокой,
Игрища кроватных слез.
Толпа не знает твою сладость,
Забудь о ней
Хоть на мгновенье ночи,
И сядь на стул,
Воткни кинжал свой
Себе в грудь.
Познай уже то счастье,
Что даришь всем не понимая,
Что творишь,
И, так и будет,
И, так и хватит,
Всем уличным бродягам.
Но не здесь.
Эй, женщина-вамп, прими
Своё лекарство!
Эй, женщина-вамп, отдохни
От поля брани, наконец!
Там, где забвенье целомудрия
Цветёт,
Там твое царство и сокровища
Нас ждут уже давно.
И это лучшая работа в мире.
Так было,
И так будет.
 

ЗАПАДНЯ

 
Моя пещера,
Забвением пахнущая,
Разлагающая
Забвение повсюду.
Разлагающая грусть
И слезы,
Обгрызанные в нервяке ногти.
Но мне
Некуда было деваться
Из западни.
Западня держала
Цепкими клыками,
Когтями,
Цепями,
Жратвой,
Квартплатой,
Деньгами,
Работодателями,
Видами смазливых баб,
Новыми штанами,
Традициями,
И чувством
Собственной значимости.
 

ЗАПАХ СВЕЖЕГО ХЛЕБА

 
Писать стихи в крепости
Сидя в нижнем белье за окном
Солнце пятнами блестит
И в задумчивости своей страсти
Тихо ставишь на плиту чайник
Чешешь макушку
Вот думаешь, а не пора ли стричься
Потом снова встаёшь
Завариваешь чай
И солнце за окном по-прежнему
На столе пахнет свежим хлебом
День склоняется к вечеру
А ты склоняешься к саморазрушению
И эта невозможность
Сахар
Соль
Лед на дне трюма, который тает
И затопило твой корабль
И кинематограф в последнее время отстой
Будто что-то случилось с этим миром
С самого первого дня
Что-то случилось
 

ЗАТЕРЯННЫЙ МИР

 
От природы ничего никому не нужно,
Разве что только то, чтобы совпало,
Всё совпало.
Желание и действительность,
Сумасшествие и здравомыслие,
Любовь и страсть,
Война и мир.
Но война не может быть мирной,
Как и нет такой роскоши у любви.
Может, Джойс обладал здравомыслием,
Кто знает, теперь и он
Уже не знает ничего,
Ему и не надо теперь.
На сегодняшний день буду забывать,
Пытаясь, снова и снова
Найти в себе место, где нет памяти,
Даже у могил она есть.
Но вы не спрашиваете у могил,
Вы вообще не спрашиваете.
Опять не совпали желание и действительность.
Важнее пытаться,
Но важнее потом бросить
Все это.
Лучше поздно, чем никогда.
И этому не учат в школах.
Правде жизни не нужны ваши умения,
А нужна лишь ваша готовность.
Без любви и страсти,
Без войны и мира,
Без надежды.
Окунаемся в поток реки,
Плывем, не зная куда,
И это и есть сумасшествие.
И оно – главное здравомыслие,
Тайна мира.
Да, в гребаных школах этому не учат.
 

ЗИМА. НАБЕРЕЖНАЯ. МАНДАРИН

 
Немного денег
Обнаружив в кармане,
Я решил пойти пропустить стаканчик.
В бар идти было дорого,
Поэтому,
Посетив по дороге небольшой продуктовый,
Я купил себе
Маленькую бутылочку
Дешевого виски.
И один мандарин.
Прошел через улицу,
Свернул к набережной.
Река была уже белая,
Вся в лыжне
И редких лыжниках.
А на набережной никого.
Превосходно.
То, что надо.
Я остановился у одной из лавочек,
Достал бутылочку,
Затем почистил
Мандаринчик.
Отхлебнул немного,
Закусил.
Отлично.
Постелил на лавку друг на дружку
Две варежки,
Присел.
Нормально.
Отхлебнул ещё.
Потом ещё.
Хорошо.
Погода была чудесная, солнечная.
Белая и зимняя.
Настроение у меня улучшилось
И я, щуря на солнышке глаза,
Смотрел просто перед собой.
Вот пожилая пара идет
Мимо,
Беседуют идут,
Глянули на меня,
Дальше пошли.
Зимой всегда дышится
И гуляется по-другому,
Не так, как в другие времена года.
И не из-за погоды даже.
А вообще.
Внутренне как-то иначе всё
Чувствуется,
Кажется,
Переживается.
И, хотя я не особенно любил зиму,
Она была мне симпатична.
Так я и сидел,
Изредка прихлебывая из бутылочки,
Да размышляя о своём.
Мне было хорошо.
Я вдруг подумал о том,
Где шляются
Все интересные
И хорошие девушки
Нашего города.
Я отхлебнул ещё.
Закусил последней долькой мандарина.
Потом совсем допил, что осталось.
Хорошо.
Но скучновато как-то.
Чуть стало смеркаться,
Я встал и пошел вдоль реки,
В сторону городского парка.
Кто катал на санках малышей,
Кто просто гулял,
А вон кто-то уже напился и орал песню.
Полицейских не было.
Это хорошо,
Хотя, в общем, я и не был пьян.
Мне было как-то спокойно,
Тихо и грустно.
Но грусть эта,
Словно озеро,
Укрытое ковром лилий,
Была красива
В своей одинокой
Печали.
Я ни о чем не думал,
А просто смотрел на людей,
По сторонам,
Смотрел на заходящее солнце.
Мне отчего-то вдруг показалось,
Что у меня в жизни
Непременно
Все будет хорошо,
Все наладится,
Образуется.
И лилии, что растут на
Том озере
Внутренней грусти,
Будто шептали мне тоже:
«Все будет хорошо, не грусти. Все будет хорошо».
И я шёл,
Снег под ногами хрупал,
А вокруг уже темнело.
Потом включили фонари
На дорожках парка,
Людей стало побольше,
Стало суетливей,
Оживленней.
Я сделал круг по парку,
Обошёл его весь.
Потом обошёл ещё раз.
День близился к концу, зимой рано темнеет.
Быстро прошёл хороший день, а хорошее вообще
Быстро проходит.
Но ведь и плохое
Проходит тоже.
Всё проходит.
Всё.
Я шёл домой по улице,
Не думая ни о чём.
И лилии на озере,
Что
Внутри меня,
Молчали в радостной,
Безмятежной грусти.
Мне было хорошо.
 

ЗЭЕШИТА

Он осторожно ступал лапами по сухим веткам, но все равно, под его весом они потрескивали, как ни старайся. Его звали Зэе, он был большим белым тигром, с черно-коричневыми полосами на белом мехе и голубыми глазами. Из всего потомства его родителей, он один был такого окраса. У остальных же котят, его братьев и сестер, так же как и у родителей, был обычный рыже-красный. Они жили в горной местности, местами поросшей небольшими лесными площадями, с вкраплениями редких маленьких озер. Единственное яркое воспоминание далекого детства, которое почему-то запомнилось Зэе, это когда он залез на небольшое дерево, а мать, урча, пыталась стащить его оттуда. Потом он, как и все тигры, разучился лазить по деревьям из-за своего веса. Но была одна особенность, которая всегда нравилась Зэе. Он очень любил купаться, барахтаться, фыркая в воде. К сожалению, в горах, где они жили, было только несколько небольших озер, поэтому ему не хватало простора для его большого, белого и пушистого тела. С детства родители обучали его, вместе с другими котятами, искусству тигриной охоты. Нужно было очень хитро уметь подкрадываться с подветренной стороны, перемещаться короткими осторожными шагами, часто припадая к земле. Но Зэе никак не мог понять, зачем нужно было убивать других животных, ведь вокруг в изобилии росли орехи, ягоды, съедобная трава. Но родители постоянно ему говорили о том, что без мяса нельзя, иначе не будет сил охотиться. Это был какой-то замкнутый круг, непонятный Зэе. К тому же, из-за его белого окраса, ему очень сложно было маскироваться, и добыча часто ускользала от него, что вызывало жуткое неодобрение его родителей, братьев и сестер. Охотились они, в основном, на диких кабанов и оленей, те водились здесь, но нужно было уходить подальше в горы, от пещеры, где они жили, так как добыча чуяла запах и жилье тигра на весьма далеком расстоянии.

Когда Зэе решил покинуть родительский дом и жить отдельно, он сам даже точно уже и не помнил. Просто он нашел хорошую пещеру, уютную, подальше от других тигров, чтобы никто не мешал ему выбирать между охотой и семьей, не ругал за неспособность убить или добить дергающегося в конвульсиях оленя. К тому же, среди тигров было принято постоянно менять самок, старательно оплодотворяя их, что тоже весьма не нравилось Зэе. Подготовив себе пещеру, он натаскал туда мягкой, душистой травы, цветов, какие мог только найти в горах и вел обычный, для всех тигров, образ жизни: днем спал, утром и вечером рыскал в поисках пищи, которую любил: ягоды, дикие яблоки, древесные грибы, сочная зеленая трава. Охотиться он так и не научился, правда, без мяса поначалу было тяжело, но Зэе стал привыкать.

И вот настал тот день, когда они встретились. Она была черная пантера, с блестящим бархатным телом, с огромными горящими ярко-янтарными глазами, красивыми до невероятности и глубокими до тонущей бесконечности. Ее звали Шита. Встретившись на узкой тропе в горах, они приблизились, обнюхали друг друга. Он сразу обратил внимание на ее черную, очень грациозную фигуру и почувствовал, что что-то глубоко родное наконец-то пришло в его жизнь и, что самое удивительное, он был уверен, что и Шита испытала то же самое. С самого первого мгновения их встречи, они уже знали, что им нельзя расставаться и, так как Шита только искала подходящую пещеру в этих горах, они пошли жить к Зэе.

Начались дни, полные счастья, незабываемой свободы и любви. Они ели, когда были голодны, спали, когда хотели спать. Однажды, гуляя по горам, они зашли довольно высоко, и Зэе уже пожалел было, что повел Шиту показать долину с высоты. В одном месте, тропинка огибала скалу над пропастью и, чтобы пройти, нужно было встать на маленький выступ размером с небольшой камень, но под ним уже не было никакой опоры. Опасным был только один шаг, дальше горная тропинка шла нормально. Зэе долго не мог сделать этого шага, несколько минут топтался на месте, переминаясь лапами. Шита шла чуть позади, засмотревшись видом сверху. Но, в конце концов, Зэе решился и сделал этот шаг, порядочно при этом испугавшись. Ему стало интересно, как это место пройдет Шита, тем более, могла понадобиться его помощь. Но… Шита этого места просто не заметила – прошла спокойно, изящно, словно оно ничем не отличалось от остальной тропинки. Для Зэе это было шоком. Он вдруг понял, что они с Шитой перемещаются как-бы в разных пространствах, хотя, фактически, место было одним и тем же. Увидев его удивленный взгляд, она подняла свои большие, ярко-янтарные глаза и промурлыкала: «Что именно видит все это? И что то, что обо всем этом думает? Посмотри вглубь себя, Зэе, там есть ответ».

В другой раз, они переходили через узкую горную речушку, даже ручей. Зэе первый перебрался на тот берег, вылез, фыркая и отряхиваясь своим белым мехом. Когда перебралась и Шита, она подошла к нему грациозной поступью и сказала:

– У тебя намокли твои лапы, тело и хвост, но холодная вода ручья не прикоснулась к тебе настоящему. Ты как-бы смотрел на это, понимаешь?

– Откуда ты это все знаешь? – спросил очень удивленно Зэе.

– Ты что, это же высшее древнее знание. Я его узнала из разных притч, но, на самом деле, это знание существовало задолго до всего, – ответила, мурлыкая, Шита.

– И что это за учение, оно имеет название?

– В общем, нет. Это просто Знание, или, как его ещё называют, Вечный Закон. Для нас, животных, его передала корова мудреца Васиштхи.

– Прямо таки корова? – снова удивился Зэе.

– Именно. Вышла из кустов, махнула хвостом и передала, – мурлыкнула Шита.

– А почему ты узнала это все из этих мудрых притч?

– Да так, книжка одна попалась… но все это учение в той или иной форме содержится во всех религиях белых обезьян. Просто в тех из них, в которых слишком полно всяких ненужных ритуалов, это знание более скрыто.

Зэе ничего не понял, но эти слова очень взволновали его, он никогда не слышал подобных суждений. Но в них было что-то завораживающее и, пока, малопонятное ему.

В этот вечер у них впервые произошел Акт Любви. Зэе никогда не испытывал ничего подобного, будто бы слился с самой Вселенной, испытал разом, и одновременно, все физические и душевные наслаждения, какие только могут быть. Это было неземное блаженство, и он хотел только, чтобы оно никогда не кончалось. Но, когда все закончилось, оказалось, что прошла ночь. Уже утро. И Зэе понял, что то, что он пережил – не поддается описанию…

У Шиты была одна особенность, которая ему безумно нравилась. Когда она пробуждалась ото сна, она издавала приятное мурлыкающее пение. Все ее бархатное черное тело источало особый, ни с чем несравнимый аромат. Из ее рта всегда шел восхитительный поток удивительно пахнущего дыхания. Проснувшись как-то, она промурлыкала: «Мы с тобой любим друг друга, и значит – мы одно целое». Зэе, приподнявшись и потянувшись лапами, засмеялся: «А если мы одно целое, то тогда мы – Зэешита?». «Ну да», улыбнувшись, промурлыкала Шита.

Зэе ещё от родителей знал, что его предком был белый тигр Мохан, но тот жил в неволе, так что не умел, видимо, охотиться. Поэтому, Зэе и не переживал по поводу этого своего неумения. К тому же, Шита вообще не приемлела убийство других живых существ: «Есть мир, – говорила она, – где живут животные в дружбе и согласии. И там не надо охотиться, всего вокруг в изобилии. А ещё там есть море и джунгли». Зэе слышал в детстве от одного старого рыжего тигра, что после смерти все животные попадают туда. Но есть и те, кому удается это при жизни.

Они почуяли людей, услышав их по грохоту едущих грузовиков, нежели сначала по запаху. Внизу, в долине, люди в желтых касках стали что-то строить, потом появились какие-то черные трубы, из них валил густой, едкий дым, источая зловоние далеко вокруг. Из-за этого запах окружающего воздуха стал резко меняться, многие животные стали покидать эти места. Только потом Зэе узнал, что так функционирует химическая фабрика.

Как-то вечером, насобирав себе съестных припасов, они с Шитой лежали в своей пещерке и мило мурлыкали, обнявшись лапами. Они общались об этом мире, о том, что будут делать завтра, может, пора было искать другое пристанище. «Весь этот мир – всего лишь иллюзия, а мы с тобой вообще спим», мурлыкнула Шита. Зэе поднял на нее свои удивленные голубые глаза. Она поняла его вопрос и тут же ответила: « Когда поймешь это и сольешься с этим пониманием, то вокруг начнут кружиться лепестки цветов такой красоты, что ты и представить себе не можешь». Причем, Шита ответила это с такой изысканной и ленивой вальяжностью, что Зэе искренне поверил ей. Он всегда ей верил. К тому же, эта манера поведения была ее естественной особенностью.

Когда она заболела, он даже не сразу заметил. Отравленный фабрикой воздух уже убивал. Зэе уже видел неподалеку от их пещеры трупы птиц и грызунов. Пора было уходить, искать другие места, но подальше от людей. Подальше от них всех. Может, пришлось бы уходить совсем далеко, за много километров. Но было уже поздно, слишком поздно.

Шита ушла тихо, во сне, ее просто вдруг не стало и все. Словно весь мир, как он есть, рухнул для Зэе в один момент. Он сжег ее, боясь, что не в силах будет вынести разлуки, разроет могилу и бросится к ней. Да и жить около места, напоминающего ему о ней, он не мог. Он уходил все дальше и дальше в горы, подальше от этих людей, подальше от всех других животных. На другой, более высокой горной высоте, лежал снег, и Зэе трудно было там добывать себе пищу. Поэтому, он решил спуститься снова вниз, но уже по ту сторону долины. Он знал, что там полно ягод и другой еды, так что нужно было искать логово, где можно спать. Долго бродя среди камней, кустарников и редких деревьев, Зэе наконец отыскал одно место. Правда, некоторые крупные животные, такие, как кабан со своим семейством и несколько оленей, спешно покинули эти места, почуяв тигриный запах. Да Зэе было, в общем, и все равно. К тому же, с его окрасом небезопасно было жить в низине, там больше было шансов наткнуться на человека. Поэтому, так как он и искал уединения, это место ему подошло: скрытая среди расщелин пещера была пусть и не большой, но зато снаружи ее было очень трудно заметить, тем более двуногим. Днем он спал, вечерами искал пищу, затем снова в пещеру. Безумная и безысходная тоска по Шите сверлила все его тигриное существо. Ранним утром, задолго до рассвета, он ходил к берегу маленького горного озера, которое нашел неожиданно, рыская по окрестностям. Он ложился на землю и смотрел на рассвет, думая внутрь себя, как учила Шита.

Так прошла зима, наступила долгожданная весна. С ее приходом, Зэе, уже порядком исхудавший от недостатка питания, наконец-то стал лакомиться кое-где появлявшимися ягодами, да побегами молодой травы.

Одним вечером, когда он ожидал рассвета у своего озера внутренних раздумий, Зэе почувствовал что-то. Что это было – непонятно, но он захотел повторить и усилить пережитое ощущение. Придя в другой раз к озеру, он сел в привычную позу животом на землю, положив лапы перед собой. И стал смотреть вглубь себя. Сколько прошло времени, он не ощущал, затем он перестал ощущать даже время суток и окружающие его валуны, кустарники и, наконец, само озеро.

И тут Зэе услышал падение, падение разума, взрыв иллюзий, мыслей, затем увидел себя самого со стороны, с чуть приоткрытым ртом, слегка обнажившим клыки. Внутри него как будто бы затрещала от ветра огромная гигантская ель, которая, на пике своего треска, вдруг словно дернулась, потом ещё раз, а потом упала в пустоту. И просто исчезла.

И лепестки невероятных, фантастически ярких и невиданных цветов, сплошным бесконечным потоком буквально залили Зэе, и он уже ничего не видел и не ощущал кроме них. Вокруг все заливалось ослепительным мягким светом. И этими лепестками. Сначала он жмурился, не решаясь открыть глаза. Затем раскрыл их.

Его взору предстали сочно зеленые, необъятные и девственные джунгли. И море, огромное море ярко-бирюзового цвета. Но это было не все…

По кромке берега, навстречу ему, разметая в разные стороны морские брызги, неслась к нему Шита. Его Шита. Он ринулся к ней. И в самой последней точке они прыгнули навстречу друг другу, тела их встретились, слились, обхватившись лапами от счастья, и стали, как и раньше, но теперь уже навсегда – стали Зэешитой…