Читать книгу: «Наследник славы. Часть 2. Невольничий берег вселенной», страница 4

***

На улице уже ждала толпа местных жителей, часть из которых выделялась новыми набедренными повязками, накинутыми на плечи цветастыми покрывалами и неким подобием таких же цветастых тюрбанов. Именно они и будут добиваться права отправиться вместе с пришельцами в их счастливый мир за твердым небом, принеся тем славу и почет остающимся семьям, родной деревне.

Всё то время, что проходили соревнования – бег, метание круглых булыжников на дальность, а затем их же на меткость в поставленное вдали лукошко, приседания на скорость и поднятие за один из концов больших бревен на количество раз, а затем устные экзамены, Роман угрюмо сидел в сторонке. Состязания сопровождались взрывами счастливого смеха и благодарственными песнями. Не в силах больше смотреть на всеобщее веселье он ушел из деревеньки и долго бродил по полям и ближайшим рощицам. Он убедился, что все деревья действительно одной и той же породы и похожи друг на друга как близнецы. Наверное клонированы с одного образца. Среди густой ухоженной травы Роман все же смог выделить три её разновидности, несколько различающихся между собой, для каждой из которых отведено отдельное поле. Ни на деревьях, ни среди трав ни единого цветочка. Так же он не смог обнаружить ни единого следа животных или птиц. Да и насекомых, похоже, не было. Хозяева тцоп-вишей специально отобрали только тот корм, который наилучшим образом влияет на вкус выращенного на нём «скота».

Изумрудные пасторальные поля тянутся в неведомую даль. Зеркально-стеклянные стены создают впечатление невероятно далекого горизонта, многократно визуально увеличивая заключенное в огромной трубе пространство. Наваждение рассеивалось, стоило тряхнуть головой и внимательно присмотреться. Вот они, стены. Не так уж и далеко. Но вскоре иллюзия опять брала верх над реальностью. Раскиданные там и сям рощицы умиляют своим свежим видом. Голубизна далекого-далекого неба успокаивает. В отличие от земного на нём ни одного облачка. Может на родной планете тцоп-вишей их нет? А может хозяева просто не посчитали нужным создавать их видимость. Сердце Романа взволнованно билось. После стольких месяцев, проведенных вдали от Земли… Земной, совершенно земной вид. Невозможно поверить, что это всего лишь откормочная ферма матороканцев. Ферма, на которой одни разумные существа откармливают других, чтобы затем их банально съесть. И всё это в невероятно циничной форме. Эти несчастные еще и счастливы, когда их уводят на мясокомбинат для забоя!

Возможно они и дикари. Возможно. Но не настолько же, чтобы их есть!

Всё, что увидел сегодня Роман, никак не вязалось со сложившейся ранее в его голове картинкой образа жизни тцоп-вишей – ни загонов, ни кормушек, ни пастухов. Ни мычания голодных стад. Обычная деревенька с обычной сельской жизнью, какую пожалую можно встретить в любом уголке Земли. И они общаются между собой! У них есть язык. Они любят детей, родителей, братьев, сестер. Чего-то ждут от жизни. Строят планы на будущее. Вон как искренне обрадовались гостям. Упрашивают взять их с собой.

Да что же за монстры такие, эти матороканцы? Нет, землян они, конечно, не едят. И других инопланетян не едят. Только тцоп-вишей. Но они едят разумных существ. Тцоп-виши разумны. Уж в этом сомневаться не приходится. А кого они захотят съесть завтра? Роман вспоминает своих друзей. Надо что-то предпринимать! Что? Бежать? Куда? Одному?

Устроить восстание? Устроить восстание! Восстание кого? Рабов? Рабов на корабле гораздо больше, чем хозяев. И не может быть, что все они довольны своим положением. Но рабы разобщены. Маа не любят дабл-дредноидов. И те и другие презирают тцоп-вишей. Гиоды, наверное, вполне довольны своим положением слуг. Зачем им протестовать? Они не рабы. Им живется неплохо. Их вполне устраивает занимаемое ими место. Да и сами матороканцы, в конце концов, лишь слуги таинственных айоллов. Землян и сквиргов на корабле пересчитать по пальцам одной руки. Роман в который раз глубоко вздыхает. Кругом одна безысходность и тоска. Безысходность и тоска. Безысходность… Никакой надежды. Никакой. Ему ли менять здесь что то?

Со стороны деревеньки несутся веселые песни – там чествуют победителей. Вдруг небо стало медленно меркнуть. Что такое? Роман, задирая голову вверх, поспешил к деревне. Небо тускнеет. К моменту его возвращения наступила настоящая ночь. Мрак слегка смягчался белесым, чуть светящимся облачком в вышине – очевидно заменяющим здесь звёзды и Луну. На всё накинут спокойный серебрящийся покров. Счастливые победители и их родственники еще расходились спать по своим хижинам. Некоторые отправились в две другие близлежащие деревушки.

Ту-Гиддо мрачно взглянул на вошедшего раба, буркнув:

– Ложись спать. Завтра рано вставать. Работы предстоит много. – Роману вдруг показалось, что и самому гиоду всё это не очень то и нравится.

***

Ранним утром, едва-едва небо стало светло-голубым, победители, обряженные за счет своих деревень в самые яркие, самые дорогие одежды, с изумрудного цвета венками на головах, собрались в многолюдную колонну и торжественно двинулись, распевая Гимн Счастья, в сторону противоположную той, откуда накануне появились их гости. Вскоре Роман, шедший позади приплясывающей от восторга колонны, среди сопровождавшей её многочисленной толпы родственников и соседей, различил прямо в склоне холма ворота.

Вот они сами собой распахнулись. Окружающие взвыли от восторга. Кто-то дружески хлопал землянина по плечу, кто-то что-то кричал ему прямо в ухо. Кто-то широко улыбался, обернув к нему своё гротескное четырехглазое лицо со свиным пятачком.

По мере приближения ворота росли в размерах и вскоре стали похожи на огромный, распахнутый в жадном предвкушении голодный рот.

Глава 6. Праздник Пробуждения

Зэнь-Ди стыдно, но она рада тому, что никто из новых хозяев не знает о её зартенаррском происхождении. Для них она, в своем земном теле, непонятное существо с неизвестной им планеты. Сразу после Собрания Братства, на котором решилась судьба пленников, Зэнь-Ди отправили в сектор, в котором обитают матороканцы. Она должна прислуживать хозяевам в их внутренних покоях. С того самого злосчастного дня ни Шуке, ни Романа она не встречала. Где они теперь? Особенно её беспокоила судьба Шуке. Поторопился он со своим зартенаррским телом. Она довольно быстро выучила язык общения разношерстного населения корабля и от других рабынь узнала причину ненависти матороканцев к ее соплеменникам. Оказывается, неожиданное появление на корабле сквирга всколыхнуло всю местную общественность и явилось предметом общих пересудов: от самих хозяев до последнего раба. Матороканцы во всех своих бедах, и похоже не беспричинно, обвиняли именно сквиргов. Те, некогда захватив планету трехногих, сразу за тем решили по своему ужасному обычаю зачистить приятную во всех прочих отношениях планету от засоряющей её «полуразумной» жизни. Лишь считанным сотням матороканцев удалось бежать на одном из уцелевших кораблей. С тех самых пор они жаждут мести. Как хорошо, что они не знают, кто на самом деле Зэнь-Ди! И как плохо, что они знают – откуда Шуке!

Жив ли он еще? Жив ли Роман? Профессор? Она не выполнила единственного порученного ей задания – найти и доставить на Зар-Тенарр Наследника. Зачем теперь ей жить? Какой смысл в её дальнейшем существовании?

Зэнь-Ди обязана заниматься уборкой спальных помещений. Матороканцы живут в больших общих спальнях, весь пол которых равномерно покрыт совершенно одинаковыми квадратными ваннами-бассейнами со стороной около двух с половиной метров и глубиной метра в полтора. Между ваннами небольшое расстояние, лишь бы матороканец смог пройти по узкой полоске пола. В каждую из таких ванн опускался один из матороканцев и, погрузившись с головой на самое дно, входил в некий транс, в котором мог прибывать часами. Ванна наполнена солоноватой прохладной водой. Девушка должна была следить по специальным часам, когда у обитателя одной из ванн на её участке приближается время его рабочей вахты и будить его, нажимая большую кнопку у самой воды. Кнопка включала подогрев воды, будившей спящее чудище.

Вообще температура воды имела для матороканцев большое значение и в разных бассейнах, предназначенных для разных форм времяпрепровождения, температура заметно различалась – от совершенно студеной до почти горячей. В горячих ваннах, как заметила вскоре Зэнь-Ди, чудища занимались любовью. Во всяком случае, именно так она расценила то, что происходило в ваннах с горячей бурлящей водой, в которые сразу залезало по две, а то и три особи. После длившихся часами игр, с переплетением тел, пусканием пузырей и еще бог знает с чем, разомлевшие чудища расползались по своим индивидуальным холодным ваннам и лежали там на дне совершенно обессиленные и разомлевшие. Зое довольно быстро надоело наблюдать за этими сценами (тем более хозяева абсолютно не обращали внимания на ставших свидетелями их эротических игр рабов) и она, спокойно сидя в сторонке, дожидалась, когда освободится очередная ванна.

После того, как закрепленная за ней ванна освобождалась, Зэнь-Ди должна слить воду, протереть начисто стенки и дно и наполнить ее новой профильтрованной водой необходимой температуры. Поначалу пленница считала, что матороканцы занимают первую попавшуюся свободную ванну, но по мере того, как она научилась отличать одно чудище от другого, поняла, что у каждого из них имеется именно его водоем и они никогда не залезут в чужой. Неожиданно существа оказались весьма брезгливы.

Кроме того матороканцы никогда не ели в своих ваннах, считая это верхом невежества и варварства. Почему то они считали, что так могут поступать только рабы, хотя ни одному из рабов на корабле не пришло бы в голову залезть в воду, чтобы там предаться чревоугодию.

Вскоре Зэнь-Ди доверили натирать специальными маслами панцири матороканцев. Обычно это было непосредственно перед занятием любовными утехами, либо после пробуждения, перед отправкой на рабочую вахту. В первом случае масла применялись более жирные и пахучие, во втором – спокойные, призванные освежить внешний вид хозяина. Хозяева очень ценили её мягкие, ловкие земные ладошки.

Высшей степенью, которой мог достичь раб, прислуживавший в спальнях, была должность своеобразного массажиста, когда раб (как правило маа) с помощью специальных густых кремов умащал и массировал мягкие части тела матороканца. Вскоре Зэнь-Ди, не раз наблюдавшая за подобными сценами, заметила, что матороканцам весьма нравится этот процесс. Более того, они испытывали от этого наслаждение. Похоже, что некоторым из них подобный массаж, выполняемый ловкими руками маа, с успехом заменял вышеописанные любовные игры. Многие из матороканцев имели постоянных «массажистов», выделяя их из прочей массы рабов. Их связывала с этими маа своеобразное чувство партнерства. Они одаривали своих любимцев всякими мелочами – чаще лакомством. Конечно вряд ли это любовь в ее земном понимании. Даже в матороканском. Скорее – разновидность удовлетворения похоти. Подобные мезальянсы среди матороканцев вслух дежурно осуждались, но в связи с широкой распространенностью не запрещались и практиковались вполне открыто. Скорее на них смотрели сквозь пальцы. Иметь такого любовника маа даже считалось престижным, особенно для занимающих высокие должности. Старшие офицеры (и это не по слухам, Зоя сама видела) содержали по два-три таких маа-партнера.

Но Зэнь-Ди к счастью (как она сама считала) этого пока не доверяли. Одно дело смазать маслом твердый кожистый панцирь и другое – касаться мягкого бесформенно-гадкого тела трёхногого. Бр-р-р. Девушку передергивало каждый раз, как она представляла это себе.

В примыкающем к общей спальне соседнем помещении почти весь пол занимает одна огромная ванна-басейн, в котором матороканцы не спали, а проводили общий досуг: общались, беседовали, резвились, играли во что-то спортивное. Вода, наполняющая этот бассейн заметно теплее той, что в спальнях, горячее даже чем в «любовных» ваннах. Поэтому в этом помещении всегда стоит невыносимая жара и влажность. Работа здесь выматывала больше всего. В отличии от спальных ванн воду в большом бассейне не сливали, а постоянно пропускали через какие то фильтры. Уборкой рабы занимались в краткие периоды отсутствия в бассейне матороканцев, ныряя на дно с приспособлением, напоминающем пылесос. Все время, свободное от рабочих вахт и общих трапез, матороканцы проводили в воде. На корабле кроме этих двух помещений с ваннами было еще несколько таких же. Вскоре Зэнь-Ди узнала, что обитатели каждой такой общей спальни, с примыкающими к ней бассейном и столовой, объединены в нечто вроде семьи и считаются родственниками. Зэнь-Ди, как и прочие рабы спальни, являлась общим имуществом семьи и никто из других семей не имел права командовать ею. Впрочем девушка не часто выходила из помещений «своей» семьи и редко сталкивалась с матороканцами других семей. Когда же случалось бывать в общих коридорах или с одним из своих хозяев в помещении другой семьи, те попросту игнорировали чужую рабыню.

Оказалось, что поголовно все матороканцы, которых она встречала до сих пор – самки. Зэнь-Ди это поначалу удивляло. Не может быть, чтобы самцов не было совсем. Наверное они проживают отдельно? Но нет. Ни разу ей не доводилось ни видеть самцов, ни слышать о них. Даже в любовных играх матороканцев участие принимали исключительно самки. Как же они умудряются размножаться? Правда и детенышей матороканцев девушка ни разу не встречала. Это обстоятельство так и осталось для неё загадкой.

Матороканцы обожали мясо, поглощая его в невероятных количествах в самых разных видах. Говорят, что у них на корабле даже есть специальные фермы, на которых выращивается мясной скот. Рабам его не предлагали и Зэнь-Ди, как чистокровный сквирг, хоть и в обличье землянки, вполне довольствовалась этим обстоятельством. Она не любила мяса. Так уж её воспитали. Каждый раз, когда на Земле ей приходилось его есть, она внутренне страдала, понимая, что поедает труп живого существа. Прислугу матороканцы кормили разными растениями. Честно говоря – это даже вкусно. Уж что-что, а готовить повара хозяев умели. Тем более что прислуге в спальне доставалась не пища, предназначенная рабам, а то, что оставалось от приготовленного для хозяев. Кроме мяса, разумеется. Его-то никогда не оставалось. Хозяева (или, вернее, Хозяйки) съедали всё подчистую.

Зэнь-Ди часто вспоминает Романа. Особенно такие думы одолевают, когда она сидит и ждёт у ванны, с занимающимися там любовными утехами хозяйками, очереди почистить это брачное ложе. Как несправедлива она была к нему! Как, наверное, он страдал от её обидных слов. Если бы повернуть время вспять… Зоя явственно в такие моменты ощущала тепло рук землянина на своем теле. Он её искренне любил, а она… строила из себя этакую зартенаррскую принцессу. Самой противно. Противно и жалко. Жалко и горько. Жалко себя. Жалко Романа. И Шуке жалко.

А вот Профессор, оказывается, тоже здесь, в жилом секторе матороканцев. Правда не в той же семье, что Зоя. Да и не в жилых помещениях вообще. Она столкнулась с ним буквально через несколько дежурных вахт, на пути в столовую, где рабы посменно обедали. В первый раз им не удалось переговорить. Савелий Михайлович не меньше обрадовался Зое, но его вел за собой невысокий матороканец. Едва Профессор притормозил, увидев девушку, его почти опрокинул наземь диск на груди. Он, поморщившись, поторопился за своим хозяином, успев напоследок махнуть девушке рукой.

Они еще несколько раз виделись мельком. Переговорить друг с другом удалось лишь через несколько месяцев – когда оба оказались вместе со своими хозяевами на очередном празднестве, на которое собиралось сразу несколько семей, и смогли спокойно пообщаться в сторонке. Оказалось Профессор, как особь со сравнительно высоким для раба показателем интеллектуального развития, был отправлен прислуживать в Библиотеку Старинных Манускриптов. К нему относились снисходительно и он был почти счастлив, если бы не разлука с друзьями, родной планетой и явно осознаваемым им положением раба. Несмотря на доброжелательное обхождение, хозяева никогда не упускали случая напомнить, кем является этот инопланетянин. Их обоих – Зою и Профессора (так же как и Романа) несколько спасал от более сурового обращения их неопределенный статус землян. Матороканцы еще не решили, как следует относиться к этим существам и на всякий случай вреда особого не причиняли. Может в ближайшем будущем кораблю придется столкнуться с цивилизацией загадочных «землян» и неизвестно насколько она могущественна. Возможно этих рабов придется еще использовать в качестве парламентёров для предъявления своих требований.

***

Впрочем, встречи Зои и Профессора очень редки и ей чаще приходилось жить в окружении инопланетян одной. Если говорить до конца честно, то и Профессор был для нее таким же инопланетянином, как и прочее населения пиратского корабля. За исключением Шуке. Где он? Как хорошо, что матороканцы не знают, что и она с Зар-Тенарра!

***

Всё настойчивее и настойчивее среди рабов циркулируют слухи о предстоящем Празднике Пробуждения. И что праздник этот – чуть ли не самое значительное событие в жизни корабля за долгое-долгое время. В чем конкретно он заключается, никто из рабов семьи не знал, ибо никто из них не застал предыдущего. Последних таких рабов семьи давно распродали. Кому? Этого тоже никто не знает. За время жизни Зэнь-Ди на корабле она присутствовала на нескольких праздниках, но то были вечеринки «хозяев» этой семьи или приятельские встречи нескольких семей. Праздник Пробуждения – торжество всего корабля. Праздников такого масштаба на памяти девушки еще не было.

Вскоре и матороканцы семьи стали открыто говорить меж собой о предстоящем празднике. Из их слов Зэнь-Ди наконец стало понятно, почему он называется именно Праздником Пробуждения. Вместе с тем ей стала и более понятна иерархическая структура местного общества. Оказалось, что не раса матороканцев является подлинной хозяйкой корабля. Он принадлежит неким айоллам, таинственным и невиданным ей ранее существам. Матороканцы зовут их Повелителями и стараются избегать обсуждать их между собой. Вроде как они есть, но их нет. Будто бы эти айоллы погружены в сон, но при этом не спят. И даже во сне контролируют все, что происходит на их корабле. Но, тем не менее, они в настоящее время спят. От этого голова шла кругом. Как это может быть, что они и спят и, одновременно, не спят, девушка не могла взять в толк.

Главное – время от времени айоллы пробуждались и представали пред населением корабля в своем истинном облике. В этот период они требуют от своих слуг – матороканцев, отчета обо всех их действиях. Все прочие обитатели корабля их не интересуют. Рабы и слуги матороканцев абсолютно безразличны айоллам.

Чем ближе Праздник Пробуждения, тем взволнованнее и беспокойнее становились матороканцы. Они гоняли и наказывали рабов по малейшему поводу. Вокруг всё блестело. Доставалось даже гиодам, бывшими не рабами, а свободными, вольнонаемными слугами. Они походили на матороканцев, но значительно ниже их ростом и имеют заметно иное строение тел, а так же носят, в отличии от своих работодателей, одежду (во всяком случае они именно так называли те разноцветные тряпки, в которые постоянно кутались). Нередко можно было встретить картину, когда матороканец отчитывает стоящего на вытяжку перед ним гиода. Захлебывающиеся курлыканья чудища переходили в ультразвук, средний глаз вылезал из орбиты, бешено таращась на провинившегося. Еще немного и разъяренный хозяин, казалось, ударит слугу, но матороканцы никогда не опускались до рукоприкладства в отношении свободных гиодов. Рабы, это другое дело. Тем нередко доставалось тумаков.

Гиоды затем срывали зло на рабах, большую часть которых представляли четырехногие длиннорукие маа, не брезгуя применять дубинки, больно бившие несчастного электрическим разрядом. Гиоды, самые многочисленные из «хозяев» и самые низшие из них. В обычные времена они вполне лояльны к рабам и стараются без дела их не обижать, но теперь напряжение разливалось по кораблю, выплескиваясь вспыхивающими перепалками как между самими хозяевами, так и между рабами.

***

Стены огромного круглого, крытого высоченным куполом помещения необычайно ярко освещены для корабля, большая часть помещений которого, за редким исключением, находится в постоянном полусумраке. Во всяком случае – для глаз землянина. На стоящих по кругу в четыре ряда, метрах в двадцати от центра, сиденьях торжественно восседают больше двух сотен напыщенных матороканцев. Все три ноги их не сгибаются в суставах, которых у них нет, а утолщаются, становясь короче, и массивное тело опускается вниз, прямо в треугольное седло, как на отпущенном домкрате. Чудища в глубоком трансе, ничего не замечая вокруг, ни на кого не реагируя. Их фасеточные глаза подернуты пеленой, третий глаз прикрыт. Передний и задний панцири нарядно поблескивают свежевтёртыми в них ароматными маслами (Зэнь-Ди лично сегодня отполировала панцири почти двух десятков хозяев).

За каждым из матороканцев вытянулось в свой невеликий рост по нескольку гиодов. Как теперь знает Зоя, каждый слуга-гиод закреплен за конкретным матороканцем и именно этот матороканец содержит его, отвечает за его поведение перед соплеменниками и, в случае необходимости, наказывает.

У самых стен плотной толпой разместились рабы, свободные от вахт. Им дозволено в качестве особой милости лицезреть пробуждение Повелителей.

Зэнь-Ди не сразу сообразила, что это тот же самый зал, где происходило Собрание Братства, на котором решалась судьба пленников – настолько изменился его вид при ярком освещении. Скорее она признала его по концентрическим рисункам на полу. Сейчас там, в вышине, с купола густо свешиваются вниз множество длинных, доходящих почти до середины высоты зала мохнатых, насыщенно-розовых метелок, придающих необычайно помпезный вид помещению. Они слегка шевелятся и едва заметно искрят. Опомнившись, девушка оглядывается по сторонам – не осуждает ли кто её откровенного любопытства? Шагах в двадцати от себя замечает Профессора. Тот так же заворожено разглядывает висящие метелки, не обращая ни на кого внимания. Зоя удивленно замечает, что он стоит не в толпе рабов, а среди гиодов. Очевидно дела Савелия Михайловича идут не так плохо. Она хочет окликнуть, но не решается – ждет, когда тот сам повернется в ее сторону, чтобы помахать рукой.

Её размышления прерывает низкий протяжный, плавающий трубный глас, словно выныривающий временами откуда-то из плотных ватных волн и вновь погружающийся туда. К нему присоединился другой, чуть отличный от первого. Затем третий, четвертый, пятый, шестой. Они переплетались меж собой, сливаясь и разъединяясь, складываясь в некую дикую мелодию, завораживающую своей мощью, вызывающую дрожь и невольную робость. От этой какофонии вибрирует воздух вокруг. Шевелятся волосы на голове. Стоявший до того глухой ропот сам собой угас с первыми звуками гимна.

Зэнь-Ди невольно поддается общему торжественному настрою, восторженно глядя на чинно сидящих у противоположной стены матороканцев. Вдруг она трёт глаза – ей кажется, что пол в центре зала дрогнул и шевельнулся. Замер на мгновение… И стал вспучиваться. Что это!? Авария!? Катастрофа!? Стены на месте. Купол над головой недвижим. Даже свисающие с него метелки продолжают спокойно искрить. Неужели так подействовал на ее психику раздирающий уши звук? Закружилась голова? Но нет. Пол действительно приподнимается. Что-то огромное старается пробиться снизу, продавливая твердую преграду, словно резину. Поверхность медленно вспучивается, растет, превращаясь в лезущий снизу в зал огромный пузырь. Сейчас пол уйдет из под ног, втянутый в этот растущий горб, и она вместе со всеми повалится на спину! Но пол под ногами остается твердым. А вот пузырь по мере увеличения размера светлеет, пока не становится прозрачным. За едва заметными теперь стенками взгромоздившейся по центру зала огромной полусферы диаметром метров десяти внутри отчетливо видны громоздкие тела. Они похожи на остроконечные трехметровые яйца.

Полусфера, натянувшись и истончившись до предела, моргнув зеленоватым всполохом, исчезла.

Теперь ничто не мешает разглядеть гигантские грязно-серые «яйца». Зоя насчитала семь штук. Скорлупа их, в свою очередь, не спеша светлеет и так же исчезает, лопаясь мыльным пузырем. Взорам предстают странные бесформенные существа, каждое из которых восседает в невысокой вогнутой по центру полусфере из тусклого серебристо металла. Полусферы, ничем снизу не поддерживаемые, парят сантиметрах в тридцати над поверхностью палубы.