Профессиональный некромант. Пенталогия в одном томе

Глава 14

Когда ты спокоен и сыт, следует больше работать головой. А когда голоден и зол, предпочтительнее пользоваться кулаками.

Мэтр Валоор да Шеруг ван Иммогор

К сожалению, реакции Нича на собственную внешность я не увидел – когда кожа на моем животе все-таки разошлась, выпустив наружу медленно расправляющуюся третью пару конечностей, я был гораздо больше озабочен их состоянием, нежели переживаниями «фамильяра».

Признаться, до сих пор я проявлял разумную осторожность и старался не использовать непроверенные инструменты. А эти «руки», которые с одинаковым успехом могли использоваться и как «ноги», мы по техническим причинам не успели протестировать, поэтому от них можно было ждать и подвоха, и внезапного отказа, что при моей работе совершенно непозволительно. А лишний раз принимать боевую трансформу для того, чтобы проверить их состояние, я не мог – затраты энергии на переход туда и обратно были таковы, что я использовал второй облик крайне редко и лишь в чрезвычайных ситуациях.

Таких, например, как сегодня.

К счастью, третьи лапы, которые по длине могли с успехом соперничать с нижней парой конечностей, вели себя хорошо. Я их прекрасно чувствовал, сумел полностью расправить, выпустил и убрал обратно когти, смог спокойно зарастить широкую рану на животе, а теперь потихоньку разминал суставы, пытаясь совладать с затекшими от долгой неподвижности «руками».

Когда-то мне и с глазами пришлось повозиться, чтобы картинка от затылочной пары воспринималась как нечто само собой разумеющееся. Но тут все оказалось намного проще.

Уже через несколько минут под неумолчный шум из созданного мной завала я смог извернуться и встать не на две, а сразу на четыре конечности, напомнив внешним видом потерявшегося где-то Нича. А еще через минуту рискнул пробежаться по заваленному камнями холлу, привыкая к новым ощущениям.

Ничего так, кстати, получилось. Мне понравилось.

Правда, для правильного распределения веса пришлось еще раз трансформировать позвоночник и изменить угол наклона головы, да и потраченных амулетов было жалко, но по сравнению с грозящими мне проблемами это уже сущие пустяки. Главное, что тело оставалось послушным и гибким, а все остальное я как-нибудь переживу.

Когда доносящийся со стороны коридора шум стал угрожающе близким, я предусмотрительно отошел к стене и, опробовав остроту когтей, ловко взобрался сперва на нее, а затем, немного подумав, взбежал на просевший потолок. Торопливо просчитав варианты, решил, что мой небольшой вес вряд ли вызовет еще один обвал. А когда наружная стена все-таки не выдержала и разлетелась на сотни мелких осколков, даже порадовался, что ни один из них не достал до облюбованного мной местечка.

Выгода такой позиции стала ясна еще и тогда, когда через образовавшийся проем в башню хлынула волна нежити, жадно озирающаяся в поисках добычи.

Я со своего наблюдательно пункта только ухмыльнулся, глядя на то, как голодные твари расползаются по холлу, разочарованно водя носами по сторонам. А когда туда же протиснулся, едва не задев уродливой башкой потолок, массивный голем, мгновенно подобрался. И, улучив момент, свалился ему точнехонько на загривок.

Знаете, я в своей жизни испытал немало неприятных ощущений. И на кладбищах, и в лаборатории, и в пыточных королевских тюрем, где с интересом прослушивал целые лекции от старшего палача, но до сих пор считаю ощущение от падающего за шиворот таракана одним из наиболее мерзких и отвратительных чувств, которые мне когда-либо доводилось переживать.

Голем, видимо, тоже так полагал, потому что от легкого толчка вздрогнул, пошатнулся, будто получил сочный пинок под зад. Потом завертелся на месте, пытаясь понять, что происходит. А когда почувствовал молниеносный укол в шею, взревел так, одновременно с этим вскидывая вверх свои ручищи, что поврежденный потолок содрогнулся и, просыпавшись на наши головы мелкой крошкой, красноречиво намекнул, что скоро окончательно провалится.

Ловко увернувшись от могучей пятерни, я приподнялся на задней паре лап и, уверенно дотянувшись до затылка голема, вонзил в его шею сразу два острых когтя. Потом увернулся снова, мысленно похвалив себя за проворство, спрыгнул на вовремя подвернувшуюся стену и, тут же перебравшись с нее обратно на тварь, словно самый настоящий таракан, ударил в уже образовавшуюся ранку. Благодаря чему ее края разошлись достаточно широко, чтобы нанести более серьезные повреждения, а изнутри потекла вязкая желтоватая масса, смутно напоминающая гной.

Я поспешил отключить обонятельные и вкусовые рецепторы, чтобы не отвлекаться на посторонние вещи, и увернулся в третий раз, повиснув на загривке заметавшегося по замку голема, как голодный клещ. При этом мне приходилось поминутно избавляться от чьих-то бессмысленно сжимающихся пальцев, растущих на големе буквально повсюду; избегать цепкой хватки многочисленных рук, которых и на груди, и на спине твари тоже было предостаточно. Следить за тем, чтобы его собственные ручищи до меня так и не дотянулись. Регулярно менять диспозицию, мечась между стенами, потолком и чужой спиной. Да еще успевать поглядывать на угрожающе расползающиеся по стенам замка трещины, когда впавший в неистовство голем то и дело врезался в какую-нибудь из них на полном ходу.

К счастью, предки барона строили замок на совесть – несмотря ни на что, он все еще стоял. А если и падали сверху отколовшиеся от потолка камни, то я был этому только рад – очень уж удачно они попадали на смешавшихся, потерявших всякую ориентацию и лихорадочно мечущихся в поисках спасения зомби. Которым не повезло еще и потому, что занятый исключительно моей персоной голем не обращал внимания, по кому именно шел. И, пока я развлекался у него на загривке, успел передавить немало нежити, которая слишком поздно додумалась сбежать в более безопасное место.

Наконец я сумел расширить рану до приемлемых размеров и, в очередной раз прыгнув на ревущую тварь, вонзил туда одну из средних лап почти до упора. Я надеялся, что ее длины хватит, чтобы дотянуться до жизненно важного узла, через который оставшийся снаружи некромант управлял своим уродливым детищем. При этом я прекрасно понимал, что если бы не когти, мне бы никогда не удалось повредить его наружную оболочку: некроголемы тем и опасны, что из всех видов нежити обладали, пожалуй, самой прочной защитой.

Но у меня получилось, к счастью, всего за миг до того, как меня таки смело со спины голема могучей лапищей, я сумел нащупать средним когтем какой-то комок. После чего ловко подцепил его и, досадливо рыкнув от удара в бок, буквально слетел со спины обозлившегося до предела урода.

Правда, стремительный полет был недолгим. И закончился, разумеется, совсем не в пушистой перине. Одно хорошо: болевых рецепторов у меня почти не было, так что впечатавшись со всего размаху в одну из стен, сознания я не потерял. И вообще перенес вынужденную левитацию неплохо. После чего медленно отвалился от гостеприимно встретившего меня камня и, с тихим шелестом спланировав на пол, даже нашел в себе силы недовольно сплюнуть:

– Тьху! Чтоб ты в сортир провалился, орясина, вместе со своим хозяином! И еще три века безуспешно пытался оттуда выбраться!

Голем на это пожелание только заревел громче и замахал руками, грозя похоронить нас под угрожающе провисшим потолком. Но без управляющего узла толку с урода было немного. Он безвозвратно потерял связь с хозяином, ослеп, оглох и полностью утратил ориентацию. Одним словом, легкая добыча.

Кряхтя, как столетний старик, я неловко перевернулся на живот и, с трудом подобрав раскинувшиеся по полу конечности, неуверенно встал. С еще большим трудом сфокусировал мутный взгляд на противнике. С некоторой задержкой оценил открывающиеся перспективы, после чего наконец сообразил, что зря теряю время, жадно облизнулся и, улучив момент, со всей возможной прытью кинулся под ноги бессмысленно топчущейся на месте твари. А затем высоко подпрыгнул, вцепился в чужое горло и с таким удовольствием вылакал льющуюся оттуда дармовую силу, что на какое-то время просто потерял контроль.

Внезапно накатившая волна эйфории захлестнула мое сознание с головой, напрочь вымыв оттуда все умные мысли, старательно произведенные расчеты, далеко идущие планы и все то, чем я всегда гордился: рассудительность, трезвость мышления, способность адекватно оценивать обстановку… Просто р-раз – и не стало меня как личности. Причем очень и очень несвоевременно.

Увы. Шутки неопробованного в свое время заклятия сделали мою боевую трансформу на редкость кровожадной, склонной к агрессии и способной на бессмысленные акты разрушения. Говорил же магистру, что при создании базовых поведенческих реакций, заменяющих искусственному телу животные инстинкты, нужно было ставить специальный блок, гасящий всплески немотивированной агрессии. Но нет, Твишоп посчитал это лишним и был твердо уверен, что контроль сознания никогда не позволит инстинктам взять верх. А в случае его потери элементы управляющего заклятия, намертво привязанного к ауре нового владельца (тогда мы с ним оба искренне верили в то, что знаем, кто это будет), самостоятельно погасят ненужные всплески эмоций и, таким образом, сведут на нет базовые реакции.

Демон! Зря я его послушал и не поставил тот блок! Насколько бы легче мне тогда жилось… Признаться, когда случился первый срыв, я долго приходил в себя, находясь в состоянии тяжелейшего эмоционального похмелья.

Во второй раз я был почти готов к случившемуся и перенес последствия срыва гораздо легче. Но тогда я находился в частичной трансформации, терял контроль на кроткий промежуток времени и приходил в себя достаточно быстро, чтобы успеть среагировать и подчистить следы своего буйства.

А тут меня накрыло целиком и, видимо, надолго. Потому что когда сознание все-таки медленно и неохотно вернулось, я чувствовал себя так, будто перенес на своих плечах сразу три жилых дома вместе с их обитателями, мебелью и домашними животными. Во рту было сухо, как в пустыне. Кости ощутимо ломило, дрожащие лапы подгибались от усталости, а в голове шумело так сильно, словно я раз десять подряд разбежался и со всей дури врезался ею в ту самую стену, которая напоминала сейчас груду беспорядочного мусора.

Более того, в холле не осталось практически целых вещей. На чудом уцелевшей двери на кухню красовались громадные царапины от чьих-то когтей. Пол был по щиколотку улит слизью, какой-то коричневатой жидкостью, отдаленно похожей на кровь, и усыпан каменными осколками так, словно кто-то задался целью раскрошить замок до основания.

Липкие потеки виднелись на стенах и даже, кажется, стекали во двор, постепенно образуя на выходе вонючую лужу. Потолок зиял огромными рваными дырами, сквозь которые виднелись перекрытия верхнего этажа. Повсюду валялись разорванные тела не успевших сбежать зомби. Часть из них выглядела так, будто их основательно погрызли. А некоторые вовсе лишились своих голов.

Ошарашенно оглядев разрушенный до основания холл, я выплюнул изо рта какой-то смердящий кусок и с трудом сумел удержаться от того, чтобы брезгливо не передернуть плечами. Но затем увидел грузно осевшую в центре холла тушу голема и все-таки поперхнулся, поняв, что после гибели, которая, судя по всему, случилась в то время, пока меня здесь не было, кто-то остервенело рвал эту тварь зубами. Да так, что она лишилась громадных кусков плоти, которых почему-то нигде было не видать. Еще ей подгрызли нос, выдавили глаза, порвали до устрашающих размеров рот и зачем-то вышибли все нашедшиеся там зубы. А когда сочли ее безопасной, то еще и помочились сверху, дабы обозначить, так сказать, свое законное право на эти скромные останки.

Почувствовав, что к горлу все-таки подкатывает тошнотворный комок, я на одеревеневших лапах отошел в сторонку и, стараясь не думать о том, почему так тяжело стало в животе, аккуратно присел в уголке. Затем машинально проверил сохранность накопительных амулетов. С досадой обнаружил, что из тринадцати уцелел только один, но почти сразу ощутил нечто странное и, проверив его во второй раз, со смешанным чувством выяснил, что он забит под завязку.

Что ж, на обратное превращение мне хватит. А дальше… дальше, наверное, больше не стоит полностью переходить в боевую форму. Как оказалось, для нее хватает всего одной капли крови, чтобы выйти из-под контроля, а я никогда этого не любил. Но, поскольку избавиться от данной конкретной модели я не могу, то, видимо, придется и дальше обходиться половинной трансформацией. И никогда не забывать о тех последствиях, которые она способна создать в случае очередного промаха.

Ладно, что-то я раскис. Пора бы разобраться с некромантом, а то он там, наверное, уже замерз, пока меня дожидался.

С трудом оторвав взгляд от изуродованных, а местами и выпотрошенных тел, я неуверенно поднялся и, старательно отводя глаза, потрусил к выходу. Однако далеко не ушел, потому что еще с середины разгромленного зала услышал какое-то копошение снаружи и вяло удивился.

Кто там еще?

Неужели господин барон привел с собой кого-то, помимо тех мертвяков, которых я уже видел?

– Впечатляюще, – вдруг донесся до меня его голос, а затем из-за завала неторопливо вышел лич собственной персоной. Не один, разумеется, а с супругой и дочерью, на лицах которых застыло выражение полнейшего безразличия.

Оглядев результаты моего срыва, некромант странно хмыкнул. Без особого удивления потыкал носком сапога в дохлого голема. Пожал плечами, а затем повернулся ко мне, изучая мое обнаженное тело с интересом профессионального палача.

– Действительно впечатляюще, – повторил он, закончив недолгий осмотр. – Признаться, не ожидал, что у тебя хватит сил и на голема, и на умертвия.

Ах, так там еще и умертвия были?

– Но это, в общем-то, уже неважно, – не обратив внимания на мою саркастическую усмешку, продолжил барон. – Я узнал все, что хотел, и избавился от ненужного балласта, который следовало кормить, следить за тем, чтобы не разбежались… Благодарю за помощь, коллега. Она, надо сказать, пришлась очень кстати.

Я тихо щелкнул зубами.

– Собственно, эти твари были не особенно нужны, – решил пояснить свою мысль лич, когда я не ответил. – А после того, как я создал высшую нежить, эта мелочь только мешала. Кстати, не желаешь взглянуть на результаты моих трудов?

Некромант с широкой улыбкой повернулся к «жене» и «дочери».

– Мартисса, Лютеция… покажите гостю свои настоящие лица. Думаю, перед смертью ему будет полезно узнать, что не стоит недооценивать противника.

Я подобрался, когда из глоток «милых барышень» вырвался глухой рык. Затем отступил на шаг, заметив, как стремительно меняются их лица. А потом обнаружил, что вместе с лицами начали меняться и тела, и изумленно разинул пасть.

Что такое?!

Откуда это попало ему в руки?!

И кто, наконец, какая мразь посмела передать ублюдку точные копии давних экспериментов моего многоуважаемого учителя?! Которые этот старый пердун (убью его, если только сумею воскресить по-настоящему!), оказывается, не только не уничтожил, как договаривались, но еще и кому-то, демон его раздери, успел показать!

Почувствовав, что еще немного, и снова сорвусь, я с немалым трудом взял себя в руки. И потом только следил за тем, как постепенно вытягиваются женские шеи, как вполне симпатичные личики превращаются в оскаленные морды; как тонкие девичьи руки обзаводятся полноценными когтями; и как полностью перешедшие в новую трансформу (почти такую же, как у меня!) твари опустились на четыре конечности и, плотоядно на меня уставившись, выразительно облизнулись.

Большие головы с широкими ноздрями и разинутыми в нетерпеливом ожидании пастями; треугольные зубы с зазубринками, которыми так удобно рвать податливую плоть; широкие грудные клетки, защищенные прочными костяными наростами, поджарые животы; мощные лапы, царапающие кривыми когтями каменные плиты; у них даже хвосты имелись, представляете! И, глядя на все это великолепие, мне почему-то сразу захотелось придушить сукиного сына, который с такой гордостью смотрел сейчас за жутковатым перевоплощением своих женщин.

– Он ваш, девочки, – елейным голосом сообщил барон, когда трансформация закончилась. – Мне понадобится только его голова. Остальное можете использовать по своему усмотрению.

Я тихо зарычал, встретив горящий взгляд четвероногих тварей, каждая из которых слишком уж явно напоминала меня самого, а, следовательно, была в несколько раз опаснее, чем простые умертвия или тот же громила-голем. Затем приготовился к атаке. Лихорадочно просчитал свои шансы и чуть не сплюнул, когда «Лютеция» негромко зашипела и разинула раздвоенную снизу, отвратительно похожую на усовершенствованные рты могильщиков пасть. Двойная нижняя челюсть, обновленная система жевательных мышц, острые зубы, большая присоска в глотке, умеющая не только сосать кровь, но и пить жизненные силы…

Демон! Я все-таки ошибся в оценке способностей лича! И он действительно сумел создать высшую нежить, не погнушавшись использовать для этого трупы тех, кто когда-то был ему дорог. Но именно этим мы с ним и отличаемся: я, в отличие от него, не забыл о своей прежней жизни. И трепетно сохранил все воспоминания и чувства. Как в отношении старых друзей, так и в отношении гораздо более многочисленных врагов.

– Убейте его, – откровенно наслаждаясь ситуацией, велел барон, решив, что достаточно напугал более слабого коллегу.

Я только оскалился, показав противницам все свои внушающие уважение клыки и, едва они стронулись с места, первым прыгнул навстречу. Одновременно с этим подбирая под себя верхнюю пару «рук», еще больше выдвигая спрятанный до поры до времени второй (да, я очень запасливый) набор когтей, взвинчивая темп до совершенно дикого уровня и с редким ожесточением набирая полный рот ядовитой слюны.

Стандартное мышление Невзуна сыграло с ним злую шутку – увлекшись экспериментом с нижней челюстью испытуемых, он почему-то забыл о том, что их противник может владеть таким же оружием. И по какой-то причине не снабдил своих «красавиц» защитой от яда. Так что когда я с разбегу харкнул в одну из тварей, метя в круглый красный глаз, она только хрюкнула, споткнулась и, лишившись важного органа, негодующе завизжала. И в результате промахнулась, подарив мне несколько важных секунд, чтобы разобраться с ее товаркой.

Медлить я не стал. Налетев с разбегу и увернувшись от выставленных когтей, ударил вторую тварь плечом, сбивая с ног. После чего, пользуясь преимуществом в росте и количестве конечностей, зажал ей пасть и, остерегшись работать клыками, полоснул по горлу когтем. Самым длинным и острым, который всегда трепетно хранил на своем среднем пальце.

Защитного чехла там, разумеется, уже не было – у меня хватало времени, чтобы избавиться от досадной помехи. Так что ядовитое острие, рассчитанное не только на живых, с легкостью проникло внутрь, вспороло вялые мышцы, трахею, наполненные вязкой полупрозрачной слизью сосуды. Выпустило в них убойную дозу моего персонального, созданного специально для таких случаев яда. А потом коснулось позвонка и выдернулось обратно, распоров на обратном пути его на две половинки.

От удара голова «Мартиссы» безжизненно повисла. Ее передние лапы вяло дрыгнулись и тут же бессильно опали. Из разинутой пасти вырвался сдавленный хрип, оттуда хлынула целая река похожей на маслянистый гной жидкости. Наконец мерзавка отчаянно дернулась, пытаясь дотянуться до моего горла, но смогла лишь оцарапать зубами шкуру на плече. После чего я отбросил уже неопасную тварь подальше и с довольным рыком развернулся ко второй.

«Лютеция» оправилась от плевка на удивление быстро: когда я закончил с ее матерью, она уже летела ко мне в гигантском прыжке, метя когтями в горло. Но банальная ошибка хозяина подвела ее во второй раз: перехватив ее таким же приемом, что и корчащуюся в конвульсиях мать, я с размаху швырнул тварь на камни. После чего прижал сразу двумя коленями, собираясь разобраться еще быстрее…

И только чудом увернулся от еще одной когтистой руки, едва не вспоровшей мне бок.

– С-слишком ш-шустрый оказалс-ся, да? – злобно прошипел господин барон, стремительно преобразовываясь в такую же тварь. – Думаеш-шь, справилс-ся? Реш-шил, что у меня не хватит с-сил, чтобы тебя ос-становить?!

– Да чтоб вас балкой прихлопнуло, уважаемый мэтр, – с чувством отозвался я, тут же бросив «Лютецию» и вынужденно попятившись от двоих противников. – И дочечку вашу тоже желательно, чтоб по головке попало. От этого, говорят, в мозгу извилины заводятся. Не слыхали?

– Убью! – невнятно прорычал лич, в мгновение ока завершив трансформацию и почти сравнявшись со мной ростом. Здоровенный, черный от вдавленного в морду носа и до кончиков блестящих когтей. Зубастый, как созданная с похмелья крокодилла. И до того массивный, что мне с моими скромными размерами было сложно с ним тягаться.

Парировав один удар, другой, третий… я понял, что по силе проигрываю этому бугаю. Да и по размерам здорово уступаю. В скорости, пожалуй, немного его опережаю, но это преимущество с лихвой перекрывала опомнившаяся «Лютеция», которой тоже очень хотелось попробовать моей кровушки.

Засада, однако…

Куда податься бедному некроманту, если впереди – пропасть, с боков сжимают тесные скалы, а позади щелкает зубами голодная нежить? Правильно, вниз!

Улучив момент, я резко повернулся, с громким бряцаньем шлепнулся на пузо и, оттолкнувшись от приятно холодящих кожу плит задними лапами, проехался по камням, словно по ледяному катку. Благо строение чешуи на брюхе вполне позволяло это сделать. Главное было успеть до того, как опомнившийся лич сообразит, куда я направился, и дернется следом. И до того, как вторая тварь, по животу которой я, проезжая снизу, успел полоснуть сразу двумя парами когтей, ощутит неладное и яростно взвоет от такого предательства.

– С тобой оста-а-ались мы одни-и-и… – ощутив новый прилив сил, вдруг запел я, немилосердно фальшивя, романс времен своей далекой юности. Под аккомпанемент разочарованного воя обманутого в лучших ожиданиях барона и дикого визга его разобиженной дочурки. – И это та-ак волнует кро-о-овь! Зажгут вече-э-э-рние огни-и-и, и ты пода-а-аришь мне любо-о-овь.

Оказавшись на ногах и обнаружив, что противница лежит в куче собственных кишок, я удовлетворенно кивнул: готова, красавица. Больше не полезет, даже если каким-то чудом сумеет подняться. Все-таки верно говорил мой наставник: мозги, если они есть при жизни, и после смерти никуда не денутся, а если ты туп как пробка, то не рассчитывай, что после воскрешения это изменится.

Леди Лютеция при жизни, видимо, была мила, но недальновидна. А вот взбешенный барон, на морде которого вспыхнули два болезненно-красных глаза, а из пасти потекла густая слюна, явно этого не понимал.

– Скажи, мой ми-и-илый, почему-у… – тут же вошла в раж моя ненормальная трансформа, – ты был так хо-оло-оден со мной? И где оставил ты свою-у-у любовь, похо-ожую на со-он?..

На последней ноте я снова нечаянно сфальшивил, наверняка испортив у единственного зрителя все впечатление от романса. Но господин барон и без того, кажется, не очень проникся моим музицированием. Аж задрожал весь, болезный, набычился, как-то нехорошо зарычал, демонстрируя немаленькие зубки, а потом этот гаденыш вдруг отрастил неприлично длинный хвост, которым с размаху и засветил мне прямо в челюсть.

Эх, если бы не трансформа, я бы, наверное, так и остался там лежать с разрубленной головой – хвост-то у лича тоже оказался с секретом. Но я осознал это лишь тогда, когда инстинктивно отпрыгнул и, чудом уклонившись от удара, увидел глубокий след в камне, которого тот хвост коснулся лишь самым кончиком.

Кажется, я наконец дождался достойного противника?

– Впечатляет, – все же не удержался от ухмылки я, передразнив обозленного до предела лича. – Где такой хвостик добыли, не подскажете? Насколько я знаю, последний забой крупного рогатого скота в ваших владениях состоялся порядочное время назад, но я, признаться, в первый раз слышу, чтобы кто-то мог позариться на небритые коровьи хвостовые позвонки…

Так. Не вовремя меня обуяло неуместное веселье. Вернусь домой, непременно засяду за старые записи и разработаю-таки этот проклятый блок, который мешает мне нормально жить. Знаю, знаю, что уже не раз планировал этим заняться! Но, честное слово, сегодня мое настроение похоже на взбиваемое добросовестной хозяйкой яйцо: то подскочит до небес, то опять упадет на самое дно!

А вот господин барон что-то загрустил. Стоит, бедняжка, сам не свой, медленно покачиваясь на полусогнутых лапах. Изо рта уже пена идет, глаза безумные, выпученные, как у страдающего запором воробья. Огромная пасть раскрыта, язык почти до земли свисает, впору подхватывать двумя пальцами подол и с визгом убегать в родную деревню, хотя нет, стойте! О чем это я? Какой еще подол?! Я ж не хорошенькая девица, чтобы при виде такой страшилы с воплями мчаться до батьки с мамкой!..

Вот они, издержки нового облика – как перемкнет, так потом этот словесный понос не остановишь. Видимо, придется скоро пробку вставлять… Тьфу! Чтоб тебя! Опять занесло!

Я сжал зубы, тщетно пытаясь вернуть себе хладнокровие и избавиться от дурацкого желания поглумиться над соперником. Даже уперся лапами понадежнее и с силой тряхнул головой, стараясь выкинуть оттуда ненормального весельчака и вернуть того серьезного, последовательного, логичного до отвращения зануду, которым я когда-то был. Но быстро понял, что ничего из этой затеи не получится. Тяжело вздохнул. А потом взглянул на тихо сходящего с ума от злости лича и печально сказал:

– Вот так всегда: живешь себе, живешь, думаешь, что знаешь о себе абсолютно все, тихонько радуешься тому, что такой весь из себя замечательный, но потом приходит какой-то умник и тут же находит в тебе серьезные недостатки. Причем, что самое поганое, почти всегда оказывается прав. Вам не кажется, что это несправедливо, коллега?

Барон, недослушав, оглушительно взревел, наверняка распугав своих немногочисленных уцелевших зомби. После чего сорвался с места и со всей доступной скоростью ринулся в атаку.

Взглянув на его перекошенную морду, в которой уже давно не осталось ничего человеческого, я совсем погрустнел. И, выставив ему навстречу весь свой зубасто-клыкастый арсенал, все-таки не удержался и добавил:

– К сожалению, справедливость, как и правда, теперь – чрезвычайно редкое явление. Хотя для того, чтобы узнать причину этого, достаточно просто взглянуть на свое отражение.