Читать книгу: «Нюрнберг. Высший суд», страница 2

8 августа 1945 г., через три месяца после Победы над фашистской Германией, правительства СССР, США, Великобритании и Франции учредили Международный военный трибунал. Он стал первым в истории цивилизации опытом осуждения преступлений государственного масштаба – правящего режима, его карательных институтов, высших политических и военных деятелей. Это решение вызвало одобрительный отклик во всем мире: надо было дать суровый урок авторам и исполнителям людоедских планов мирового господства, массового террора и убийств, зловещих идей расового превосходства, геноцида, чудовищных разрушений, ограбления огромных территорий. В дальнейшем к соглашению официально присоединились еще 19 государств, и трибунал стал с полным правом называться Судом народов.

В принятом в Лондоне Уставе Международного военного трибунала была юридически установлена ответственность тех, кто формировал, направлял и реализовывал политику войны как источника ненависти и массовых злодеяний. При этом криминализация агрессии как тягчайшего международного преступления обрела прочную международно-правовую базу.

Процесс начался 20 ноября. Важной чертой Нюрнбергского трибунала явилось обеспечение необходимых процессуальных гарантий для подсудимых. Обвиняемые имели право защищаться лично или при помощи адвоката, представлять доказательства в свою защиту, давать объяснения, допрашивать свидетелей…

В частности, подсудимым предоставили защитников из немцев, которым платили хорошие по тем временам деньги. Они располагали услугами 27 адвокатов (причем многие из них были в прошлом членами нацистской партии), защитникам помогали 54 ассистента-юриста и 67 секретарей. Подсудимые имели возможность знакомиться со всеми документами, которые представлялись на процессе, причем в переводе на немецкий язык. Все они понимали, что говорится на процессе: был организован синхронный перевод на четыре языка – английский, французский, русский и немецкий. Подсудимые могли представлять свидетелей. Причем количество свидетелей со стороны защиты подсудимых было в два раза больше, чем со стороны обвинения. В целом на защиту было потрачено в три раза больше времени, чем на обвинение. Достаточно сказать, например, что один только Геринг, которого все называли «наци № 2», выступал на процессе почти два дня.

В зале суда и на местах были допрошены сотни свидетелей, рассмотрены тысячи документов, фотографий, просмотрены документальные фильмы, кинохроника. Достоверность и убедительность этой базы не вызывали сомнений. Стенограммы Нюрнбергского процесса составили почти 40 томов, содержащих 16 тысяч страниц. Заседания записывались на магнитную пленку и диски.

Нюрнбергский процесс был гласным в самом широком смысле этого слова. Все 403 заседания были открытыми. В зал суда было выдано 60 тысяч пропусков, и часть из них получили немцы. Печать, радио, кино дали возможность миллионам людей во всем мире следить за ходом процесса. Именно для этой цели представителям средств массовой информации была отведена бóльшая часть мест в зале заседаний – 250 из 350.

Словом, Нюрнбергский процесс был действительно судом, а не политическим судилищем победителей над побежденными.

Нельзя не отметить, что советская делегация проделала огромную работу по подготовке к судебному процессу. Необходимо было привести в порядок огромное количество материалов и документов Чрезвычайной государственной комиссии. Требовалось также подготовить для использования на процессе трофейные документы, захваченные советскими войсками. С этой целью в Нюрнберг была направлена группа работников прокуратуры для отбора материалов, которые могли быть использованы нашими обвинителями, а также для предварительного допроса обвиняемых и свидетелей.

Для предварительного допроса обвиняемых и свидетелей, а также для надлежащего оформления доказательств, представляемых трибуналу, в советской миссии были организованы документальная и следственная части.

Государственные обвинители от Советского Союза представляли доказательства, касающиеся преступлений, совершенных не только против СССР, но и против Чехословакии, Польши, Югославии, Греции, а также преднамеренного убийства 50 пленных офицеров британского воздушного флота, бежавших в марте 1944 г. из лагеря в Сагане (их расстреляли после поимки по прямому приказу Гитлера).

В соответствии с решением, принятым на заседании Комитета обвинителей, советские обвинители допрашивали в суде 15 из 19 подсудимых.

Немало споров между союзниками возникло при подготовке приговора. Примером может служить дискуссия по вопросу об отношении трибунала к общему плану или заговору руководителей Германии.

Представитель Франции А.Д. де Вабр и его заместитель Р. Фалько не находили признаков ни того ни другого. К такой же оценке склонялся американский судья Ф. Биддл, считавший, что до Нюрнбергского процесса понятия «заговор» в международном праве не было.

Представители СССР приводили довод за доводом в пользу того, что общий план, или заговор, реально существовал, вызвал тяжелейшие последствия и ему нужно дать соответствующую оценку. Англичанин Н. Биркетт занимал такую же позицию и доказывал, что признание наличия общего плана, или заговора, является принципиальным для трибунала, иначе процесс над нацизмом, нацистской партией и государством превратится в суд над горсткой конкретных персон.

В результате был достигнут компромисс. Трибунал признал наличие общего плана, или заговора, в подготовке и развязывании агрессивных войн, но не в совершении военных преступлений и преступлений против человечности.

Приговоры отдельным осужденным также рождались в столкновении мнений. В некоторых работах отмечается жесткость советских судей, которые якобы выступали за повешение всех. На самом деле смертной казни для всех требовал Главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко, однако советские судьи были немного другого мнения, они более дифференцированно подходили к назначению наказания подсудимым.

Передача копий документов в Документационный центр. Нюрнберг, 2014 г.

Слева – президент Нюрнбергского Верховного суда Петер Кюсперт, справа – его заместитель Эвальд Бершмидт. (Фото из личного архива автора.)

Суд не был скорой расправой над поверженным врагом.

«Сразу после войны люди скептически относились к Нюрнбергскому процессу (имеются в виду немцы), – сказал летом 2005 г. заместитель председателя Верховного суда Баварии господин Эвальд Бершмидт, давая мне интервью во время съемок фильма “Нюрнбергский набат”. – Это все-таки был суд победителей над побежденными. Немцы ожидали мести, но необязательно торжества справедливости. Однако уроки процесса оказались другими. Судьи тщательно рассматривали все обстоятельства дела, они доискивались правды. К смертной казни приговорили виновных. Те, чья вина была меньше, получили другие наказания. Кое-кто даже был оправдан. Нюрнбергский процесс стал прецедентом международного права. Его главным уроком явилось равенство перед законом для всех – и для генералов, и для политиков».

30 сентября – 1 октября 1946 г. Суд народов вынес свой приговор. Обвиняемые были признаны виновными в тяжких преступлениях против мира и человечества. Двенадцать из них трибунал приговорил к смертной казни через повешение. Другим предстояло отбыть пожизненное заключение или длительные сроки в тюрьме. Трое были оправданы.

Были объявлены преступными главные звенья государственно-политической машины, доведенные фашистами до дьявольского идеала. Однако правительство, верховное командование, Генштаб и штурмовые отряды (СА), вопреки мнению советских представителей, таковыми признаны не были.

Член Международного военного трибунала от СССР И. Т. Никитченко с этим изъятием (кроме СА), как и с оправданием троих обвиняемых, не согласился. Он также оценил как мягкий приговор о пожизненном заключении Гесса. Советский судья изложил свои возражения в Особом мнении. Оно было оглашено в суде и составляет часть приговора.

Нюрнбергский процесс приобрел всемирно-историческое значение как первое и по сей день крупнейшее правовое деяние объединенных наций.

Ведь раньше человечество не смогло найти такого консенсуса при решении вопроса о наказании агрессора. В этой связи уместно будет отметить, что безнаказанность главных зачинщиков Первой мировой войны отчасти обусловила то, что руководители нацистской Германии решились на развязывание новой мировой войны и совершили многие военные преступления. А ведь в статьях 227 и 228 Версальского договора 1918 года, юридически оформившего окончание Первой мировой войны, содержалось обязательство привлечения к уголовной ответственности кайзера Германии Вильгельма II и его приспешников. Судить кайзера должен был специальный трибунал в составе пяти судей, назначенных Великобританией, Францией, Италией, США и Японией. Однако этого не случилось.

Создание Международного военного трибунала, учрежденного для суда в Нюрнберге над главарями нацистской Германии, а также Организации Объединенных Наций, международной организации, призванной способствовать обеспечению мира, безопасности и развитию сотрудничества между государствами, безусловно, эпохальные события, заложившие фундамент послевоенного мироустройства. Было наглядно продемонстрировано, что страны даже с весьма и весьма различными идеологиями и государственно-правовым устройством могут объединяться на основе наиболее фундаментальных, общечеловеческих принципов права для защиты основополагающих интересов мирового сообщества.

За рубежом много пишут и говорят о «своих» участниках процесса, но там практически нет книг о советских представителях, которые до Нюрнбергского процесса в тяжелых условиях войны собирали доказательства обвинения, а во время самого процесса боролись за торжество правосудия и справедливый приговор.

В этой связи, конечно, будет справедливо вспомнить нашего Главного государственного обвинителя на Нюрнбергском процессе Романа Андреевича Руденко.

Главный обвинитель от СССР генерал-лейтенант Роман Андреевич Руденко во время выступления на международном судебном процессе над бывшими руководителями гитлеровской Германии в городе Нюрнберге.

(Фото Виктора Кинеловского.)

Юноша из многодетной крестьянской семьи, Руденко прошагал все нелегкие ступеньки прокурорской карьеры. За год до войны освобожденный от должности прокурора Сталинской (ныне Донецкой) области и едва не репрессированный, он в первые же дни войны стал проситься на фронт. Во время войны начинается его стремительный рост – в 1943 г. он уже был прокурором Украины.

В отличие от своих коллег – главных обвинителей от Великобритании, США и Франции, – Руденко не понаслышке знал, что такое война и зверства фашистов. До Нюрнберга он руководил одной из следственных групп, которая шла за войсками и собирала доказательства фашистских злодеяний. Потом в качестве обвинителя Руденко участвовал в Московском процессе, проходившем с 20 по 22 июня 1945 г.

Выступления Романа Андреевича в Нюрнберге были убедительными, громкими, юридически выверенными, доказательными и резонансными. В своих выступлениях он не просто обвинял – он сумел подняться до философских высот осмысления мировой трагедии. Разоблачал глубинную сущность фашизма, людоедские планы уничтожения целых государств и народов, непреходящую опасность идей национального превосходства. Доводы Главного советского обвинителя легли в основу признания агрессивной войны тягчайшим преступлением.

Хочется еще раз повторить: СССР сыграл огромную роль в создании, а представители нашей страны внесли весомый вклад в работу Нюрнбергского трибунала.

Во-первых, сама идея его учреждения изначально принадлежала Советскому Союзу. И руководству нашей страны удалось реализовать ее, несмотря на сопротивление, как видим, в самом начале войны со стороны союзников по антигитлеровской коалиции.

Во-вторых, советские дипломаты и юристы провели большую работу по заключению союзниками в 1945 году Соглашения о судебном преследовании главных военных преступников, на основе которого был создан и работал Международный военный трибунал в Нюрнберге.

В-третьих, советская делегация провела большую и многотрудную работу в период подготовки судебного процесса и его проведения, очень много сделала для разоблачения преступной деятельности главных военных преступников и поддержания обвинения во время работы Нюрнбергского трибунала, а также вынесения приговора.

Нюрнбергский процесс оказал большое влияние на развитие международного законодательства. После процесса началась новая эра, оказавшая важное влияние на все сферы жизни и международной законности. Суд народов заложил хороший мощный фундамент для последующего принятия основополагающих правовых документов, которые определили послевоенное мироустройство.

Казалось, перед всеми странами открылись перспективы коллективного и мирного решения проблем для мирного будущего без войн и насилия.

Но, к сожалению, человечество слишком быстро забывает уроки прошлого. Вскоре после известной Фултонской речи Уинстона Черчилля, несмотря на убедительные коллективные действия в Нюрнберге, державы-победительницы разделились на военно-политические блоки, и работу Организации Объединенных Наций осложнило политическое противоборство. Тень «холодной войны» на долгие десятилетия опустилась над миром.

В этих условиях активизировались силы, желающие пересмотреть итоги Второй мировой войны, принизить и даже свести к нулю главенствующую роль Советского Союза в разгроме фашизма, поставить знак равенства между Германией, страной-агрессором, и СССР, который вел справедливую войну и ценой огромных жертв спас мир от ужасов нацизма.

Чтобы помнили!

Сегодня появилась масса публикаций, фильмов, телевизионных передач, искажающих историческую реальность. В «трудах» бывших бравых наци и других многочисленных авторов обеляются, а то и героизируются вожди Третьего рейха и очерняются советские военачальники – без оглядки на истину и действительный ход событий. В их версии Нюрнбергский процесс и преследование военных преступников в целом – всего лишь акт мести победителей побежденным. При этом используется типичный прием – показать известных фашистов на бытовом уровне: смотрите, это самые обычные и даже милые люди, а вовсе не палачи и садисты.

Например, рейхсфюрер СС Гиммлер, шеф самых зловещих карательных органов, предстает нежной натурой, сторонником защиты животных, любящим отцом семейства, мужчиной, строго пресекающим непристойности в отношении женщин.

Кем была эта «нежная» натура на самом деле? Вот слова Гиммлера, произнесенные публично: «…Как себя чувствуют русские, как себя чувствуют чехи, мне абсолютно все равно. Живут ли другие народы в благоденствии или вымирают с голоду, меня интересует лишь постольку, поскольку мы можем их использовать в качестве рабов для нашей культуры, в остальном мне это совершенно все равно. Умрут ли при строительстве противотанкового рва 10 тысяч русских баб от истощения или нет, меня интересует лишь постольку, поскольку этот ров должен быть построен для Германии…»

Это – сама правда. Откровения в полной мере соответствуют образу создателя СС – изощренной репрессивной организации, творца системы концлагерей, ужасающих людей и по сей день.

Лев Николаевич Смирнов, помощник Главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе, рассказывал, что когда он готовился выступать по разделу обвинения «Преступления против мирного населения», то знакомился с «ужасающими документами», которые проливали свет, в частности, на дьявольские утехи коменданта Яновского лагеря оберштурмана Вильгауза. Этот мелкий служка сатаны постоянно стрелял из автомата с балкона в работающих заключенных. Потом передавал автомат жене. И она тоже стреляла. Ну а чтобы доставить больше удовольствия рядом стоящей девятилетней дочери, Вильгауз требовал подбрасывать в воздух двух – четырехлетних детей и стрелял в них. Дочке это очень нравилось – она хлопала в ладоши и кричала: «Папа, еще!» И папа стрелял еще и еще…

И это тоже правда, от которой стынет кровь.

Теплые слова находятся даже для Гитлера. В фантастическом по объему «гитлероведении» он и храбрый воин Первой мировой войны, и артистическая натура – художник, знаток архитектуры, – и скромный вегетарианец, и образцовый государственный деятель. Есть точка зрения, что, если бы фюрер прекратил свою деятельность в 1939 году, не начав войны, он вошел бы в историю как величайший политик Германии, Европы, мира!

Но есть ли сила, способная освободить Гитлера от ответственности за развязанную им агрессивную, самую кровавую и жестокую мировую бойню?

Конечно, позитивная роль ООН в деле послевоенного мира и сотрудничества присутствует, и она абсолютно бесспорна. Но несомненно и то, что эта роль могла бы быть гораздо весомее.

К счастью, глобального столкновения после Нюрнберга не состоялось, но военные блоки нередко балансировали на весьма острой грани. Локальным конфликтам не было конца. Вспыхивали малые войны с немалыми жертвами, а в некоторых местах планеты возникали и утверждались террористические режимы.

Приходится констатировать, что рецидивы прошлого в разных уголках планеты гулким эхом звучат все чаще и чаще. Мы живем в неспокойном и нестабильном мире, год от года все более хрупком и уязвимом. Противоречия между развитыми и остальными странами становятся все острее. Появились глубокие трещины по границам культур, цивилизаций.

В своей самой опасной – международной – разновидности развязывание новых конфликтов направлено против всей цивилизации. Сегодня это явление представляет серьезную угрозу, и нужно новое, твердое, справедливое слово в борьбе со злом, подобное тому, которое сказал в 1946 г. германскому фашизму Международный военный трибунал в Нюрнберге.

Успешный опыт противостояния агрессии во время Второй мировой войны актуален по сей день. Многие подходы применимы без изменений, другие нуждаются в переосмыслении, развитии. Впрочем, выводы вы можете сделать сами.

Никто сегодня не может утверждать, что свобода и демократия утвердились в мире окончательно и бесповоротно. В этой связи напрашивается вопрос: сколько и каких усилий требуется предпринять человечеству, чтобы из опыта Нюрнбергского процесса были сделаны конкретные выводы, которые воплотились бы в добрые дела и стали прологом к созданию миропорядка без войн и насилия, основанного на реальном невмешательстве во внутренние дела других государств и народов, а также на уважении прав личности?

Часть I
За кулисами трибунала

Глава 1
Суд, которого могло и не быть, или «Пинчер» идет по следу «Немыслимого»

Чем больше изучаешь обстановку в мире в период гибели Третьего рейха, военного торжества союзников и необходимости решать, что делать с нацизмом и нацистами после окончательной победы, чем глубже погружаешься в ранее недоступные документы и свидетельства, тем лучше понимаешь, что у нюрнбергского Суда народов было куда больше шансов не состояться.

Уж слишком велика была преграда из исторически обусловленного недоверия между государствами и народами, из сомнительных политических интриг за спиной союзника в лице СССР. Добавить к этому предательство и борьбу самомнений, готовность нарушать договоры, обещания, клятвы, моральные обязательства…

И тем большего уважения и преклонения заслуживают мужество и мудрость тех, кто настоял на Суде народов, кто довел его до логического конца – вынесения приговора национал-фашизму. Ибо даже невозможно представить, куда бы двинулось человечество, не будь у него столь надежной опоры, как Нюрнбергский процесс.

Грязные игры с историей, затеваемые некоторыми нашими современниками, у людей здравомыслящих вызывают желание отдать должное тем, благодаря кому Нюрнбергский процесс все-таки состоялся. И прежде чем начать рассказ о Главном процессе человечества, хочется напомнить читателям, в каких условиях проходила подготовка Суда народов, какая была военно-политическая обстановка в мире до и во время проведения Международного военного трибунала в Нюрнберге.

Еще раз повторю: ведь этого процесса могло и не быть.

Английские историки очень любят описывать, как 8 мая 1945 г. в три часа пополудни премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль обратился к соотечественникам с речью, которая транслировалась по радио прямо из его кабинета на Даунинг-стрит, 10. Они отмечают, что «голос его немного дрожал». На всю Великобританию, а если шире, то и на всю Европу, Черчилль объявил, что война против Германии наконец-то закончилась, но… «Мы можем себе позволить краткий миг радости, однако не будем забывать и о тех сложных задачах, которые нам еще предстоит решить».

Большинство слушателей, радующихся разгрому гитлеровской Германии, решили, что Черчилль говорит о Японии, называя ее «дьяволом, которого предстоит повергнуть». Они и представить не могли, что на самом деле кумир нации, возможно, имел в виду недавнего союзника в борьбе с фашизмом, союзника, внесшего самый крупный вклад в его разгром, союзника, возложившего на алтарь победы неисчислимые жертвы, – Советский Союз.

А в это время…

За пять дней до этого выступления, 3 мая 1945 г. в 15:00, в отеле «Фермонт» в Сан-Франциско открылось совещание руководителей внешнеполитических ведомств СССР, США и Великобритании, на котором обсуждался вопрос о наказании военных преступников.

Когда мы в начале двухтысячных обсуждали с замечательным русским историком Анатолием Уткиным последние месяцы войны, то не могли не отметить, что, с точки зрения Черчилля, они не сулили Британии прежней великоимперской жизни. По существу, Британская империя уходила в прошлое, а сам Черчилль становился «младшим», но не равным союзником США. Теперь уже американцы решали, как будет развиваться стратегия западных союзников, и они, конечно же, исходили прежде всего из собственных национальных интересов. Черчилль понимал это, но принять так сразу не смог – он искал способы оказаться на первых ролях.

Красная армия продолжала свое стремительное продвижение по Западной Европе, освобождая Югославию на юге и Австрию на западе. Германия лежала в руинах, финансы Англии и Франции были исчерпаны. США переключили свое внимание на Тихоокеанский регион, на битву с Японией, и американские войска готовились покинуть Европу. В этом свете Великобритания выглядела уязвимой. По мнению Черчилля, перспективы были самые мрачные и сулили «советское господство». Как выяснилось со временем, глава британского правительства видел тогда лишь одно решение: остановить СССР, Сталина можно только… силой.

Весной 1945 г. он приказывает Объединенному штабу планирования военного кабинета, в глубочайшем секрете даже от других штабов, безотлагательно начать подготовку к операции под кодовым названием «Немыслимое» и в ходе этой подготовки изучить возможности объединенных сил союзников в схватке с… советской армией. Для чего? Дабы атаковать ее и вернуть свои утраченные позиции в Европе.

В настоящее время документы, относящиеся к операции «Немыслимое», хранятся в Национальном архиве Великобритании, и здесь нет ни капли выдумки.

А в это время…

Советские войска на 1394-й день войны начали завершающую стратегическую Берлинскую операцию по разгрому фашистской Германии, которая завершилась 8 мая 1945 г. Перед Красной армией стояла главная задача – нанести сокрушительных удар по агрессору, с тем чтобы заставить его безоговорочно капитулировать. Эта операция вошла в Книгу рекордов Гиннесса как самое крупное сражение в истории. Со стороны Советского Союза и Германии в нем участвовало около 3,5 миллиона человек, 52 тысячи орудий и минометов, 7750 танков, почти 11 тысяч самолетов. Безвозвратные потери СССР составили 78 291 человек.

Вводные данные для планировщиков были следующие.

Акция получает полную поддержку общественного мнения Британии и США – соответственно, моральный настрой англо-американских войск должен быть высок…

Великобритания и США имеют полную поддержку со стороны польских войск и могут рассчитывать на использование немецкой рабочей силы и сохранившегося германского промышленного потенциала, а также на 100-тысячный корпус военнопленных, снова поставленных под ружье…

На армии остальных западных держав полагаться нельзя…

Дата объявления военных действий – 1 июля 1945 г.

К сожалению, некоторые нынешние английские историки с пониманием относятся к намерениям Черчилля. Например, они, не стесняясь, пишут: «Даже беглый взгляд на русскую и советскую историю должен был насторожить премьер-министра. В конце-то концов, Сталин являлся знаменосцем марксизма, а кроме того, был врагом малых наций. Он придерживался старой русской веры в “Русь-матушку”, считая Россию метрополией, которая защищает славян Восточной Европы».

Они и сегодня уверены, что исполненный потрясающего цинизма план против вчерашнего союзника в лице СССР вполне оправдан и уместен. Что Запад имеет полное право заботиться о собственной безопасности, тогда как у СССР, понесшего в борьбе с фашизмом чудовищные потери, такого права нет, и любое его движение в этом направлении следует расценивать как агрессию и угрозу.

Черчилль считал, что для борьбы с «советской угрозой» он должен действовать быстро и решительно, не заботясь о достоверности аргументов. 12 мая 1945 г. он телеграфировал президенту США Трумэну, преемнику Рузвельта:

«Я глубоко обеспокоен ситуацией в Европе. Я получил сведения, что половина американских ВВС уже перебрасывается из Европы на Тихоокеанский театр военных действий. Наши армейские подразделения в ближайшее время будут сокращаться. Разумеется, уйдет канадская армия. Французы слишком слабы, и с ними трудно иметь дело. Даже неосведомленному человеку ясно, что совсем скоро присутствие наших вооруженных сил на континенте сведется к ограниченному контингенту, базирующемуся в Германии для поддержания порядка.

А что в России? Вы знаете, я всегда выступал за дружбу с Россией, но теперь я, как и вы, чувствую глубокую тревогу. Русские неверно трактуют ялтинские соглашения, меня беспокоит их отношение к Польше; на Балканах их влияние стремительно растет – за исключением Греции. Создается очаг напряженности вокруг Вены, где сочетаются контроль русских над территорией и коммунистическая пропаганда. Растет их влияние и в других странах региона, но прежде всего вызывает озабоченность способность русских поддерживать в боеспособном состоянии огромную армию, причем в течение долгого времени.

Каково будет положение дел в Европе через год или два, когда британская и американская армии уйдут, французская армия так и не сумеет восстановиться – а рассчитывать мы можем только на французов – и когда русские оставят на действительной службе 200 или 300 тысяч?

Они опускают перед нами железный занавес. Мы не знаем, что происходит за ним… Железный занавес опустится над большей частью, если не над всей Восточной Европой, и тогда от Польши нас будут отделять сотни миль, контролируемые Советами. Между тем все внимание населения наших стран будет занято преступлениями поверженной и побежденной Германии, и порожденные этим вниманием настроения откроют русским дорогу и к Северному морю, и в Атлантику – если они решат продолжать продвигаться вперед».

Послание, повторю, было отправлено 12 мая, а уже 11 мая 1945 г. американский президент Трумэн, заменивший умершего в конце войны Рузвельта, начал предпринимать шаги для «сдерживания русских» – он подписал указ о прекращении поставок России товаров по ленд-лизу, и уже вышедшие в море корабли были возвращены назад. Жестокое решение по отношению к разоренной войной стране!

Сталин назвал это решение американского правительства «брутальным». Советское правительство показало, что оно понимает происходящее как форму давления. Американскому послу Гарри Гопкинсу Сталин сказал, что Советский Союз не Албания. Если окончание ленд-лиза «было замышлено как средство давления на русских с тем, чтобы ослабить их, то это было фундаментальной ошибкой». Если бы к русским «подошли откровенно и дружески, многое можно было бы сделать… Репрессии же в любой форме будут иметь обратный эффект».

По мнению Анатолия Уткина, склонность советской стороны к компромиссу, которую не желали видеть англосаксы, проявилась прежде всего в практике создания единых правительств из различных политических сил в Восточной Европе. Задачей Москвы было не создание максимального числа социалистических стран, а предотвращение возвращения к власти в восточноевропейских столицах упертых приверженцев отделения России от Запада, приверженцев санитарного кордона, сторонников загнать Россию в Азию.

Вовсе не нужно быть апологетом Сталина и его внешней политики, чтобы заметить вполне очевидное: в мае 1945 г. Россия была настолько ослаблена войной, что все ее стратегические мечтания были связаны с восстановлением мирной жизни. Победоносные армии России остановились там, где их застало окончание войны – и где они должны были быть по международному согласованию (Тегеран, Ялта, Потсдам).

Неправда, что Советская армия не начала процесс демобилизации, как причитал Черчилль. Неправда, что Москва бравировала и блефовала своими огромными армиями. Неправда, что русские генералы мечтали о броске к Атлантике, Средиземноморью, Ла-Маншу. Правда то, что, по данным нашей разведки, в английской зоне оккупации Германии продолжали существовать германские вооруженные силы. В частности, не была разгруппирована германская армейская группа Мюллера – в октябре 1945 г. ее переименовали в армейскую группу «Норд». Только две ее корпусные группы, дислоцированные в Штокхаузене и Виттхофе, насчитывали более чем по 100 тысяч личного состава каждая.

Кроме того, в английской зоне находились венгерские части (12 тысяч человек), эстонские (3,2 тысячи человек), литовские и латвийские (21 тысяча человек). Все они до этого вели бои в составе вооруженных сил Германии против СССР и его союзников.

Личный состав всех вышеперечисленных подразделений носил знаки различия и ордена и состоял на всех видах довольствия по армейским нормам. С ним регулярно проводились военные занятия, производились повышения по службе и предоставлялись отпуска с оплатой денежного довольствия.

«В определенном смысле операция “Немыслимое” была уникальна, – хладнокровно отмечает сегодня английский историк Дж. Уолкер. – Летом 1945 г. Уинстон Черчилль был единственным из западных лидеров, готовым рассмотреть возможность нанесения упреждающего удара против Советов. Президент Рузвельт и сменивший его президент Трумэн поначалу вообще отказывались признавать наличие советской военной угрозы, а когда ее стало уже невозможно игнорировать, начисто отвергали возможность первыми использовать оружие против Советского Союза. Именно в этой тревожной, неустойчивой обстановке и родилась идея операции».