Читать книгу: «Жизнь под чужим солнцем», страница 3

Отражение, глянув, улыбнулось.

– Это я сейчас такой смелый. А тогда…

При мысли, в случае проигрыша я не только обрету кучу проблем, но и потеряю тридцать тысяч, пот прошибал насквозь.

Тут еще Володенька со словами «Что-то радости в глазах не вижу» будто знал, о чем я думаю.

Пришлось мобилизовать остаток сил, чтобы вернуть себя к настрою на борьбу.

Следующие три партии проходили под девизом «Выиграть любой ценой».

При счете 2:0 я позволил себе проиграть две партии кряду. Потеря инициативы предоставляла противнику фору.

Пятую партию до счета 7:7 нет смысла раскладывать детально, было по три отыгрыша с каждой стороны. Такое случается, когда игроки не хотят рисковать.

Первым попытку взять игру на себя предпринял Владимир.

Порыв забить шар, который не рискнул бы трогать даже профессионал, привел к тому, что шары, разойдясь, заняли позицию диагонального удара.

У меня появился шанс – небольшой и неоднозначный. Надлежало совершить удар, который я делал не раз и не два. Но, то в обыденной ситуации. Когда же на кону тридцать тысяч, уверенности не было никакой.

Видя, насколько внимательно Владимир следит за моими действиями, я обошел стол вокруг. Взяв в руки мелок, прошелся по кончику кия. Прикинув, что будет, если промахнусь, решил отыграться.

Отыгрыш оказался точным, но не расчетливым по силе. Шары ударившись, разошлись по коротким бортам. Отрекошетив от бортов, встали напротив одной из центральных луз.

Игра была сыграна.

Сопернику оставалось завершить партию ударом, который был под силу даже новичку. Владимир так и сделал, поставив как в пари, так и в игре точку.

Тридцать тысяч помахали ручкой, прислав взамен щенка, имя которому предстояло придумать. Заодно научиться обращению с животными, о которых я знал только то, что у собаки имеется хвост и что передвигается на четырех лапах.

Владимир тем временем с абсолютным спокойствием в глазах положив кий на стол, произнес:

– Игра закончена. Можно пожать друг другу руки.

Обмен рукопожатием был сравним с подписанием акта о капитуляции. Взгляд победителя тем временем не выражал ни радости, ни восторга – будто не было ни пари, ни победного шара.

Я же, не дожидаясь, когда новый знакомый наденет куртку, задал вопрос, который хотел задать до начала игры.

– Скажите, почему собака? И почему у Степаныча?

Владимир словно ждал, что я задам именно этот вопрос.

– Об этом вам лучше спросить у нее самой.

– У кого? У собаки?

– Да. У сеттера, кличку которому вам предстоит придумать.

Столь странного ответа принять было трудно, если не сказать большего. Глядя, как удаляется спина непрочитанного мною человека, как открывается и закрывается дверь, и все время пытался понять, что хотел человек сказать, говоря о собаке, как о человеке.

Попытки найти ответ оказались настолько тщетными, что я вынужден был, подписать еще один акт – на этот раз акт о капитуляции внутреннего состояния.

Подойдя к окну, я долго смотрел сквозь умытое дождем стекло. Не видя ничего, кроме прильнувшей к ногам Степаныча псины, думал: «С чего вдруг судьбе понадобилось связать мою жизнь с жизнью еще не родившегося щенка? Кто за всем этим стоит? И что вообще все это значит?»

Глава 4. Кто он, мой щенок?

Не могу сказать, что последующие два дня меня не одолевали вопросы относительно произошедшего. Пусть не так нервозно, как в день проигрыша, тем не менее, неопределенность нет-нет, да и царапала когтями по сердцу.

Слава богу, ждать пришлось недолго.

После суток на работе наведался в биллиардную. Не потому, что соскучился по атмосфере, по стуку ударяющихся друг о друга шаров…. Начался отсчёт времени для выполнения условий пари, а значит, об играх на биллиарде на какое – то время следовало забыть.

Выяснив в подвале какого подъезда находилось пристанище Степаныча, я заручившись поддержкой коллег направился к месту, где надлежало обрести друга в лице щенка, кличку которому я должен был придумать сам.

С долей сокрушения по поводу проигранного пари, я, подойдя к каморке, постучал. В ответ ни звука. Стукнув еще раз, потянул дверь на себя. Та со скрипом отошла, освободив пространство, протиснуться в которое оказалось не так-то просто.

Первое, с чем пришлось столкнуться – запах собачьего дерьма вперемешку с перегаром, спящего на засаленном диване Степаныча.

Повсюду ползали щенки. Их было столько… Столько могла родить не одна, а как минимум две собаки. Так мне казалось на тот момент.

При моем появлении дремавшая в углу мать вскочив, обнажила клыки. Я на всякий случай оставив дверь открытой, окликнул хозяина каморки. Тот не отреагировав продолжал храпеть.

Собака, издав рык, ощетинилась. Я попятился. Сделав шаг в мою сторону, псина гавкнула так, что мне стало не по себе. Пришлось, вняв предупреждению, шагнуть за порог.

В этот момент проснулся Степаныч. Прикрикнув на собаку, глянул в мою сторону.

– А, это ты? Проходи.

Я, прикрыв дверь, покосился на стоявшую в трех метрах от меня собаку.

– Не укусит?

– Не должна. – Усмехнувшись, Степаныч погрозил собаке пальцем. – Грозная потому, что щенки рядом. А так добрее не бывает.

– Сколько их здесь? – Окинув каморку взглядом, решил поинтересоваться я.

– Десять.

– И все здоровые?

– Судя по тому, насколько прожорливы, да.

Степаныч ногой подвинул табурет.

– Присаживайся. В ногах правды нет, тем более что пришел ты не просто так.

– Пришел, потому что проиграл.

– Проиграл – не то слово. Позволил сопернику взять верх. И знаешь почему? Потому что потерял контроль над собой, а значит, и над игрой тоже.

– Ты-то откуда знаешь?

– Оттуда. Среди бильярдистов такие матчи бесследно не проходят.

– И что, до сих пор обсуждают?

– А ты думал! Не на щелбаны играли – на пари.

Окинув взглядом конуру, я предпринял попытку определиться, какого взять щенка.

Степаныч тем временем, сняв с колен того, что ползал в изголовье, поставил щенка на коробку из-под телевизора, заменявшую стол.

– Хочешь, бери этого. Хочешь – того, что в ногах копошится.

Опустив голову, я встретился взглядом со щенком, который справлял нужду на мой ботинок.

Убрав ногу, я поднял наглеца, положив на колени, провел по спине ладонью.

Щенок, заурчав, закрыл глаза.

– Ишь ты! Сутки, как на свет появился, а уже различает, кто с лаской, кто со злобой.

Произнеся, Степаныч задал вопрос, на который я знал, что ответить:

– У тебя душа к кому больше лежит – к кобелю или суке?

– К кобелю.

– Тогда бери того, что на руках держишь. Первым осмелился от матери отползти.

– И о чем это говорит?

– О том, что настоящий кобель.

Аргумент показался настолько весовым, что вопрос по поводу выбора щенка отпал сам собой. К тому же копошившийся на коленях комочек шерсти, сладко зевнув, издал такой вздох, что мне ничего не оставалось, как провести ладонью по мягкой шерстке еще раз.

– И как мы тебя назовем?

За щенка ответил Степаныч.

– Опусти на пол, отойди и подзывай. На какую кличку откликнется, той и назовешь.

Последовав совету, я опустив щенка на пол, отошел к двери.

– Рекс! Джек! Вулкан!

Щенок не реагировал.

– Полкан! Цезарь!

Реакции никакой.

Перебирая в уме клички, я вдруг ни с того ни с сего произнес:

– Рэй!

Щенок, поведя головой сначала в одну сторону, затем в другую, полубоком начал перемещаться в мою сторону.

– Рэй!!!

От хохота Степаныча с потолка посыпалась штукатурка.

Щенок, дернувшись, завалился на бок, тут же встав на четыре лапы, вновь пополз в мою сторону.

То была победа!

Скажу честно, впервые за свою жизнь я испытал то, чего до этого не испытывал ни разу. Нечто необычайно теплое прошлось по душе, заставив сердце сжаться так, что комок радости подкатил к самому горлу.

Маленькое, покрытое пухом существо ползло ко мне с таким рвением, словно боялось, что я передумаю.

Преодолев расстояние в метр, щенок остановился с целью удостовериться, на правильном ли он пути.

Понимая, что проползти три метра малышу будет не под силу, я шагнув навстречу, поднял храбреца с пола.

– Ну вот, теперь ты не просто собака, теперь ты собака с именем.

С этими словами я спрятав щенка за пазуху, покинул пропахшую собачьим дерьмом конуру.

––

Закончив говорить, Виктор, не выключая камеры, встал. Обойдя кресло, подошел к стеллажу с книгами. Достал альбом с фотографиями, развернулся лицом к зеркалу. Подняв альбом до уровня камеры, продолжил говорить так, словно тот, с кем общался, жаждал познакомиться с псом по кличке Рэй – если не вживую, то хотя бы посредством фото.

––

– Наступило время познакомить вас с Рэем.

Здесь Рэю месяц. Здесь я первый раз вывел на прогулку. Здесь Рэю два месяца. Здесь мы в парке, здесь на реке. Кстати, поплыл Рэй с первого раза. Я даже не ожидал.

Этот снимок мне особенно дорог – мы с Рэем на фоне восходящего солнца. Ездил на рыбалку, брал собаку с собой.

Отложив фотографии в сторону, Виктор обратился к отражению:

– Для чего показывал фото? Для того, чтобы те, кто будет смотреть видеорассказ, имели представление о псе по кличке Рэй.

Пауза, длившаяся меньше минуты, свидетельствовала о том, что автору требовалось привести в порядок воспоминания – не по причине упущения деталей, с целью не нарушить последовательность событий.

– Знакомство с Рэем состоялось 5 сентября 2016 года.

Первый месяц прошел в борьбе за выживание. Не имея представления, что значит завести собаку, я не думал, что будет настолько трудно. Бессонные ночи на протяжении двух недель.

Когда Рэй справлял нужду по-большому, а делал это он каждые два часа в разных местах, я удивлялся, откуда в таком маленьком существе столько говна. Прибавьте разорванный в клочья диван, погрызенную мебель, обувь… Прибавив, поймете, откуда у меня регулярно возникало желание выкинуть Рэя в форточку.

Однако время лечит. Через месяц я стал ловить себя на мысли, что жизнь моя крутится вокруг щенка. Погулять, покормить, искупать, расчесать.… И все это, если не в радость, то точно не в тягость.

Через два месяца мною начало овладевать желание придумать что-нибудь такое, чему Рэй был бы рад: купить игрушку или косточку, устроить день лакомства, вывезти на природу, где пес мог нагуляться вдоволь. И опять всё это было не в тягость.

В бильярдную я впервые взял Рэя, когда тому исполнилось полгода. Как постоянному посетителю мне было позволено привести собаку – при условии, что та будет вести себя надлежащим образом.

Рэй не подвел. За четыре часа гавкнул три раза. Первый раз перед тем, как я начал играть с человеком, которого не знал и который появился в бильярдной впервые. Второй – когда я согласился сыграть еще одну партию. Третий – когда проиграл с таким же счетом, как первые две.

Позже мне сказали, что оппонентом был заезжий профессионал из Питера.

Кстати, игра моя, по мнению коллег, стала выглядеть более профессионально – и это при том, что появляться в бильярдной я стал намного реже.

С чем связано? Сказать трудно, но то, что жить стало интереснее, абсолютно точно.

––

Последняя фраза была произнесена с чувством сожаления и радости одновременно. Такое бывает, когда человек, вспоминая хорошее, начинает тосковать по тому, чего вернуть нельзя.

– Утомил я вас разговорами. Всё о Рэе да, о Рэе. По-другому нельзя. История завязана на собаке, а значит, говорить следует о ней.

Наберитесь терпения. Еще немного и перейдем к моментам, которые заставят воображение работать более усердно. Уверяю, будет интересно.

––

Сделав глубокий вдох, Виктор сняв с лица напряжение, продолжил говорить без тени сожаления, словно не было ни отступления, ни возврата в прошлое.

– К первому дню рождения Рэя я начал готовиться заранее. Накупил подарков, договорился о подмене на работе, расписал план дня.

О том, что день рождения собаки – еще и день выполнения обязательств по проигранному пари, я перестал думать полгода назад. Стоило щенячьим прихотям отойти на второй план, присутствие собаки в доме стало таким же обыденным, как вечерний просмотр телевизора.

К чему я это говорю? К тому, что жизнь моя и жизнь Рэя настолько переплелись, что я представить себе не мог, как буду существовать без мохнатого существа.

Вот такие мы – люди. Начинаем ценить братьев меньших, когда любовь к ним поселяется в наших сердцах.

Глава 5. Рэй

– Итак, день рождения Рэя.

Приготовив любимое блюдо моего друга – куриные сердечки с овощами – я в предвкушении ритуального танца выложил угощение в миску.

Каково же было удивление, когда Рэй не только не притронулся к еде, но даже не взглянул в ее сторону. Минуя кухню, затрусил в комнату, где, стянув с дивана тубус с кием, лапой катнул тот к моим ногам.

Ожидая чего угодно, но только не требования идти в бильярдную, я спросил:

– Хочешь отметить день рождения в бильярдной?

Рэй попытался ухватить тубус зубами.

Видя, насколько пес одержим желанием убедить меня в том, что следует послушаться к его совету, я, подняв футляр, произнес:

– Ладно! Сегодняшнюю игру посвящаю тебе.

Забегая вперед, хочу сказать – соглашаясь провести вечер в бильярдной, я думать не думал, что все было проделано целенаправленно.

А следовало! Собака отказалась от любимого лакомства. Ради чего? Ради того, чтобы хозяин пошел ублажать свое свободолюбие? Ерунда.

Действиями своими Рэй выражал ход собачьих мыслей. Но что ими руководило?

Мне бы озадачиться, однако я подумал – собачьи прихоти. И был тому рад.

Спустя час мы были в биллиардной.

Рэй с видом отсутствия интереса к происходящему занял место возле бара, откуда мог созерцать игру.

Я, поприветствовав присутствующих, подошел к столу. Осмотрев сукно, вынул из футляра кий. Ритуал по сценарию. Излишние действия разрушают собранность.

Собрался было приступить к расстановке шаров, как вдруг услышав оклик со стороны бара, обернулся.

Бармен подал знак, означающий, есть информация, касающаяся меня лично.

– Поступил заказ.

Фраза привычная, в то же время интригующая давала понять – некто бросил мне вызов. Кто именно, оставалось загадкой.

– Во сколько? На каких условиях? – Стараясь не выдавать удивления, спросил я.

– Через двадцать минут. Пять тысяч за партию. При счете 2:2 сумма утраивается.

Ответив коротко, почти скороговоркой, бармен продолжил натирать и без того идеально чистый бокал.

– Игровой? – решил поинтересоваться я

– Неизвестно. Заказ принят по телефону. Сменщик записал, я передал.

Не зная, что сказать, я глянул в сторону Рэя.

– Играть или отказаться?

Рэй дважды ударил хвостом по полу. Что означало, догадаться было нетрудно.

Двадцати минут хватило, чтобы размяться, заодно почувствовать кий. Удар ровный, в ногах ни слабости, ни лишнего закрепощения.

Бросив взгляд на часы, я отметил – время, установленное клиентом, истекло.

В душу начало закрадываться сомнение: «Что, если звонок ложный? Играть придется с самим собой, в результате чего Рэй останется без подарка».

Мысли о собаке совпали со звоном колокольчика над дверью.

В следующую секунду на пороге появился человек, встреча с которым стала полной неожиданностью.

С Эдуардом Лесиным судьба свела три года назад.

Человек не просто целеустремленный, одержимый идеей получить то, что хочет. Я понял это после двух уроков игры, которые Эдуард попросил преподать за соответствующую плату.

Усвоив основополагающие элементы, он предложил сыграть.

Проиграв пять партий, произнес:

– Через год проигрывать буду две из пяти. Через два играть будем на равных. Через три постараюсь взять реванш.

Здесь нужно сказать, часть обещаний Лесин выполнил. Через год стал играть осмысленно, а через два мог выиграть даже у бильярдистов со стажем.

Потом Эдуард пропал.

Ходили слухи, что уехал жить за границу. Развелся с женой и, чтобы о прежней жизни ничего не напоминало, решил поменять место пребывания.

И вот на тебе – Эдуард Лесин собственной персоной с кием в руках, улыбкой на лице и походкой такой, словно ждал момента этого всю жизнь.

– Какие люди и без охраны! – Воскликнул я, сделав шаг навстречу.

Обменявшись рукопожатиями, мы остановились у стола, на котором красовались разбитые мною шары.

– Какими судьбами? – Спросил я, сгорая от нетерпения узнать, по какой причине Лесин пропадал столько времени.

– Пришел выполнить обещанное, – показывая глазами на футляр с кием, улыбнулся Эдуард.

– То есть?

Не догадываясь о том, что человек, заказавший игру, и Лесин – одно и то же лицо, я предпринял попытку скоординировать ход мыслей.

Опередил Эдуард:

– Три года назад я обещал взять реванш. Года минули. И вот я здесь, при мне мой кий.

– Так это ты заказал игру?

– Я. И готов начать играть в соответствии с выставленными мною условиями: пять тысяч за партию, при счете 2:2 сумма утраивается. Если, конечно, ты не против.

– Не против. Проходи, располагайся.

Рассказывать о том, как все происходило, было бы неинтересно, если бы не одно «но». После того, как я нацелился нанести удар по битку, до моих ушей донесся звук, похожий на стук в дверь.

Я обернулся.

Ритуал просить Рэя пожелать мне удачи вошел в привычку с того дня, как другу моему было позволено присутствовать в бильярдной.

Извинившись, я поспешил к бару. Там, постукивая хвостом по стойке, ожидал Рэй. Каково же было удивление, когда после привычного почесывания за ухом пес не встал на задние лапы и не попытался лизнуть меня в щеку. Вместо этого злобно рыкнул, причем рык был адресован не мне.

Испытывая недоброжелательность по отношению к Лесину, Рэй не постеснялся выразить недовольство вслух.

Мне бы задуматься, с чего собаке невзлюбить Эдуарда, куда, там… На тот момент я весь был во власти предстоящей игры.

Вдаваться в подробности первой партии не имеет смысла. Ничего особенного не происходило, не считая того, что при счете 6:6 Лесин совершил промах, который не должен был совершать.

Ошибка дилетанта – так охарактеризовали удар наблюдавшие за игрой болельщики. К тому времени их набралось не меньше десятка.

Итог – 8:6 в мою пользу.

Следующая партия складывалась по тому же сценарию: при счету 5:6 ошибка, в результате которой один шар встал напротив лузы, другой – под удар стопроцентного свояка.

Естественно, я не смог удержаться, чтобы не поинтересоваться:

– Что это было?

Лесин, пожав плечами, улыбнулся так, словно делал одолжение.

– Рука дрогнула.

Ответ не мог удовлетворить ни меня, ни тех, кто был знаком с игрой Эдуарда. При всем этом ни у меня, ни у кого-либо не было права указывать на то, что Лесин сливает партию.

«С чего это вдруг? А может, и не вдруг вовсе? Что, если действия Эдуарда – часть продуманного плана? Если так, что за план такой, когда игрок отдает две партии из пяти?»

Вопросы с яростью зверя набросились на мой мозг в то время, когда предстояло завершить партию. Слава богу, я смог заставить себя вернуться в игру, что позволило тремя забитыми шарами пополнить бюджет на пять тысяч.

Стоило последнему шару упасть в лузу, как я тут же объявил:

– Тайм-аут!

Подав знак бармену, я решил уделить внимание Рэю.

Потрепав пса за ухо, нашептал пару слов благодарности. За что? Сам не знаю. Захотелось сделать собаке приятное, отказать не мог ни себе ни ей.

И все было бы здорово, если бы не бармен.

Показав глазами на Рэя, тот произнес:

– Ведет себя не так, как всегда. Рычит злобно, словно чувствует, что что-то должно произойти.

– Что может произойти?

Вопрос был адресован в большей степени самому себе, чем бармену.

Тем не менее ответ лишь подлил масла огонь.

– Тебе видней.

«Бармен прав, – подумал я, – Кому, как не мне, должно быть виднее. Вот только не вижу я ни хрена. Еще меньше понимаю, какая связь между собакой и игрой с Лесиным».

Ход мыслей остановил призыв вернуться к игре.

Шары расставлены. Болельщики замерли в ожидании продолжения поединка. Оставалось, взяв в руки кий, подойти к столу. И я подошел, установив шар, достал мелок.

Зачем посмотрел на Лесина? Не знаю. Повернул голову и к своему удивлению увидел, насколько изменился взгляд Эдуарда. Словно не было ни проигранных партий, ни попыток исправить положение. Лесин пребывал в таком расположении духа, словно знал заранее, каков будет исход игры.

Меня это и удивило, и насторожило. Прими Эдуард на грудь грамм пятьдесят, я не стал бы искать причину в изменении настроения противника. Но Лесин не подходил к бару. Мало того, насколько мне было известно, спиртное Эдуард употреблял только в особых случаях и исключительно в малых дозах.

В моих действиях произошла заминка. Дабы сгладить ситуацию я, вместо того, чтобы начать игру, взялся натирать полотенцем кий.

Со стороны болельщиков послышался шепот непонимания: с чего при счете 2:0 тянуть время?

Натерев кий, я, взяв в руки биток, поднес к свету. При этом проделывал всё так, словно собирался проверить, нет ли чего внутри.

То была шутка. Смех в стане болельщиков стал тому подтверждением.

Единственным, кто не понял или не захотел понять, был Лесин.

Изменившись в лице, Эдуард произнес фразу, которая меня почему-то разозлила:

– Играть будем или собой любоваться?

Ответом стал удар по шарам. Тот оказался настолько сильным и точным, что один шар упал в дальнюю правую лузу, другой замер у противоположной. И это в начале партии!

––

Последняя фраза оказалась ключевой.

Виктор не покинул кресла, не изменил местоположения, мало того – даже не стал выключать камеру.

Молчание длилось минуты полторы. Глядя перед собой, Виктор вел себя так, словно не видел ни зеленого огонька, ни отражения.

Взгляд выпал из реальности настолько, насколько сознание может позволить себе затеряться там, откуда вернуть способно, только время.

И оно вернуло. Не того Виктора, который на протяжении часа снимал себя на камеру, стараясь не упустить ни единой мелочи. Он будто очнулся ото сна. При этом речь стала торопливой, что наводило на мысль – человек решил исповедаться.

Так оно и было. То, о чем в дальнейшем поведал Виктор, больше походило на исповедь, чем на рассказ о том, как он встретил друга, ради которого готов был на все.

Другом этим был красный ирландский сеттер по кличке Рэй.

Ему было суждено украсить жизнь человека, который год назад думать – не думал, что такое может произойти.

––

– Два шара, которые я забил в начале партии, оказались единственными.

Произнеся это, Виктор улыбнулся.

– Слава богу, хоть эти забил, а иначе стал бы посмешищем перед братьями-бильярдистами. Как ни крути, проигрыш всухую – все равно, что нокаут в боксе.

«Раздел» меня Лесин за двадцать минут. Достанет шар – и на полку, чтобы все видели.

Больше всего бесило, когда Эдуард до того, как совершить удар, припадал перед лузой на правое колено. Припадет и выцеливает, выцеливает… Многие игроки так делают, чтобы отследить траекторию удара. Но то, как исполнял Лесин, выводило из себя.

Не помню, как дождался, когда Эдуард забьет последний шар. Забил и пошел исполнять победный танец, наполеон хренов.

Дальше должен был последовать пятиминутный перерыв. Думал, передохну, с мыслями соберусь. Нет же, откуда ни возьмись бармен нарисовался:

– Рэй бесится. Лапой по паркету бьет, словно сказать что-то хочет. Может, в гардеробной закрыть?

Услышав про Рэя, пришлось забыть про перерыв.

Пес и вправду был в не себе. Завидев меня, скулить начал так, словно хотел что – то сказать.

Следовало успокоить пса, и я не зная что сказать, произнес:

– Я тебя понял. Спасибо.

Рэй успокоился. Этого было достаточно, чтобы обстановка нормализовалась и я смог вернуться туда, где меня ждала четвертая партия. Судя по настрою Лесина, продолжение поединка не предвещало ничего хорошего.

На мое извинение Эдуард не отреагировал никак.

Стол, шары, болельщики замерли в ожидании продолжения игры, и Эдуарду не терпелось её начать.

Не скажу, что я окончательно пришел в себя, но то, что обрел прежнюю уверенность – это, как говорится, «к бабке не ходи».

Подтверждением тому стал забитый шар. После этого пришлось отыграться. Шары встали на ударную позицию, чем не замедлил воспользоваться Эдуард.

1:1, ноль намеков на продолжение атаки. В душе я торжествовал. Нет удара – нет забитого шара.

Лесин же, обойдя стол, припал на колено перед лузой, забить в которую было нереально настолько, насколько нереально в баскетболе попасть от кольца в кольцо. Случается такое, конечно, но крайне редко – на сотню бросков одно попадание.

С минуту Эдуард выцеливал. Подумав, перешел к другой лузе. Постоял, прикинул, что к чему, вернулся к прежней.

Я понять не мог, по какому шару Лесин собирается бить и какой шар забивать.

Когда же противник встал в стойку, я перевел взгляд на стоявших за спиной болельщиков. Ответом стал всплеск голосов, полных недоумения.

Лесина это нимало не смутило. Пройдясь мелком по кончику кия, он с еще более невозмутимым видом встал в стойку.

Удар. Шары, натыкаясь друг на друга, отскакивали без намека на попадание. Как вдруг один, пролетая мимо лузы, перед которой минуту назад преклонял колено Лесин, устремился туда, куда не должен был попасть по определению.

Тишину, длившуюся мгновения, разорвал взрыв аплодисментов. Я же, пребывая в состоянии глубочайшего «нокдауна», не мог понять, как такое может быть.

Как и что происходило дальше, словами не описать.

Победный «танец» Лесина, овации болельщиков, шум, выкрики смешались в порыве выражения восторга.

И даже когда голоса смолкли, в воздухе продолжал витать кураж человека, поразившего воображение всех, кто знал толк в бильярде не понаслышке.

Единственным, кто оставался безучастным к происходящему, был я. Сдерживая бурлящее внутри негодование, я как мог, старался не показывать того, что творилось на душе.

Творилась же полная хрень: злость душила, непонимание пресекало попытку дать ответ произошедшему. От этого я терял уверенность. Продолжать игру было бессмысленно.

Лесин же дав понять, что игра не закончена и самое интересное впереди, приступил к изучению позиции, которую я к тому времени успел просветить насквозь.

Не найдя ничего для продолжения атаки, я предпринял попытку представить, что будет, если противник решит отыграться.

Попытка была нарушена новым вздохом удивления. И ведь был повод!

Лесин нацелился на шар, забить который мог только профессионал мирового уровня, и то не каждый.

Два круга вокруг стола, стойка, выцеливание. Дальше должен был последовать удар.

И он последовал бы, если бы не крик со стороны бара, который заставил всех, включая меня и Эдуарда, обернуться.

– Рэй, стой! Ты куда?

Бармен успел покинуть пределы стойки в то время, когда Рэй со скоростью ветра несся в направлении толпившихся вокруг стола людей.

Пролетев мимо меня, пес устремился к лузе, возле которой выцеливал шар Лесин.

Подскочив, Рэй встав на задние лапы, ухватил зубами предмет, по форме напоминающий спичечный коробок, в два раза меньшего размера.

Спустя секунду предмет лежал у моих ног.

Еле слышимое рычание Рэя призывало к ответным действиям. И мне ничего не оставалось, как подняв «презент», осмотреть.

Это была черная коробочка, с одной стороны на нее был налеплен двусторонний скотч, с другой – похожая на магнит металлическая пластина.

– Что это?

Вопрос был адресован Лесину и всем присутствующим.

– Не знаю. Не мое.

Голос Эдуарда был не таким уверенным, как пару минут назад.

Мне пришлось повторить вопрос, но уже в другой интерпретации:

– Если не твое, тогда чье?

Лесина передернуло.

– Откуда мне знать?

Пауза грозилась затянуться на неопределенное время. И затянулась бы, не выйди из толпы Дабл.

Дабл – в прошлом профессиональный игрок, кличку получил за приверженность к английской разновидности игры в бильярд – «снукеру». В свое время Дабл входил в десятку лучших снукеристов России.

Звезда его должна было сверкать на небосклоне бильярда до выхода Дабла на пенсию, не попади бильярдист в автокатастрофу, в результате которой Дабл получил многочисленные переломы. Врачи собирали кости из обломков. Всё срослось удачно, кроме правой руки. Была потеряна не только чувствительность, но и форма. Конечность начала сохнуть.

О профессиональном бильярде пришлось забыть. А так как ничего другого Дабл делать не умел, пришлось подыскивать дело родственное с бильярдом.

Обучение новичков пришлось по вкусу. Приплюсуем развод лохов. Заметив усохшую руку и то, с каким трудом Даблу удерживали кий, те соглашались на предложение сыграть на деньги. Проиграв пару партий, Дабл предлагал сыграть по-крупному. Спустя час-полтора соперник покидал бильярдную без копейки в кармане.

Взяв в руки «презент» от Рэя, Дабл поднес коробочку к свету.

– Так. С этой стороны магнит, с другой – двусторонний скотч, позволяющий приспосабливать штуковину сбоку от лузы или под ней. Зачем и кому понадобилось приспосабливать хрень эту к столу? Об этом спросим господина Лесина.

– Не мое! – Переходя на крик, запротестовал Эдуард.

– Твое. Ты вокруг лузы на карачках ползал, значит, ты приблуду эту и приклеил, – произнес, будто отрубил, Дабл. – Выбирай, либо сам признаешься, либо я доложу со всеми для тебя вытекающими последствиями.

– Не собираюсь я ничего рассказывать.

Невооруженным глазом становилось видно, как Эдуардом овладевает дрожь.

– В таком случае…

Подойдя к вешалке, Дабл сдернув куртку Лесина, швырнул тому в лицо.

– Выворачивай карманы.

– Чего это вдруг? – Заверещал Лесин.

– Выворачивай, или я начну ломать кии о твою башку.

Эдуард выложил на стол сигареты, ключи, а также предмет, похожий на аэрозольный баллончик.

– Тяжелая вода! – Воскликнул Дабл, подняв вверх баллончик.

– Тяжелая вода? – Эхом отозвалось в толпе.

– Жидкость, содержащая металлические частицы, способные реагировать на магнитное поле, – решил уточнить Дабл, – Хрень эту пытались использовать в бильярде. Иногда удачно, иногда не очень.

Проблема – подобрать магнит способный притягивать шары с центра стола. Лесину удалось и магнит нужный найти, и нанести на шары жидкость.

Услышав, что Лесин обработал шары какой-то жидкостью, я не мог не задать вопрос, который, судя по реакции болельщиков, интересовал не меня одного.

– Когда успел? Я всегда был рядом.

– Когда пиво пить ходил, – произнес Дабл, переведя взгляд с Лесина на меня. – Сложил шары в треугольник, брызнул из баллончика и все дела. Под светом ламп вода испарилась, частицы металла остались. Они и реагировали на магнит. Вспомни последний шар: с какой точки Лесин бил и как тот в лузу запрыгнул?

Я, взяв с полки шар, осмотрев его, вернул на место.

– И что теперь?

Взоры присутствующих были обращены как к Даблу, так и к Лесина.

– Теперь господин жулик должен убраться по-хорошему, а то, не ровен час, пиздюлями огребётся по само «не хочу»….

Дабл, подняв баллончик, сделал вид, что хочет брызнуть Эдуарду в глаза. Тот, закрыв лицо руками, попятился, и чуть было не наступил на Рэя.

Пес, взвизгнув, гавкнул так, что Лесину ничего не оставалось, как отскочить в сторону.

– Убирайся, пока Рэй не загрыз.

Дабл вел себя, как настоящий судья.

–Но до того, как исчезнешь, рассчитайся с согласно договоренности. Пять тысяч за партию умножим на четыре партии. Получается, двадцать штук. Плюс пятая партия в тройном размере. Это еще пятнадцать. Тридцать пять тысяч. Прибавим десять за моральный ущерб. Итого, сорок пять штук, плюс наше общее тебе презрение. В следующий раз так легко не отделаешься.