Читать книгу: «Сын Веры», страница 2

– Посмотри, сынок! Вот под этой корягой может получиться неплохая берлога для тебя, – начала говорить немного погрустневшая от своего жизненного опыта и уже ни в чём не уверенная Мама-медведица.

Медвежонок ещё не понимал тогда, что его весёлое детство может закончиться под этой самой корягой, но неожиданно почувствовал, как что-то холодное и большое подбиралось к его маленькому, но горячему сердцу.

Он очень любил маму и помнил её рассказы о том, как появился на свет. Когда-то давно его ещё совсем нигде не было видно, потому что тогда ему приходилось прятаться от жизни, он ходил и искал себе маму, чтобы наконец родиться. Ходил и заглядывал в сердца к самым разным медведицам. Заглянул в сердце к одной, потом к другой, ещё ко многим. У некоторых было злое сердце, у других оно было холодное, а у третьих просто какое-то совсем чужое. Так он долго-долго ходил, пока не нашёл свою добрую родную маму и начал жить у неё в животе, а потом вот сам решил родиться…

Когда медвежонок понял, что родился не один, то спросил у мамы:

– Мам, а ты куда смотрела, когда их выбирала? Они же не понимают ничего! И я не помню, чтобы они тоже жили рядом со мной в твоём животе!

Но мама не хотела его обманывать и сказала:

– Это потому что там было очень темно и вы не могли видеть друг друга. Но твои брат с сестрой тоже искали и нашли меня.

– Мы что там в прятки играли?

– Нет, что ты, сынок, в животе никто не играет в прятки, потому что там каждый ищет уже сам себя.

– Но я ведь так долго искал тебя, мама!

– А я искала тебя, сынок. И вот видишь, нашла…

– Такой мамы, как ты, у меня ещё никогда не было! – сказал медвежонок и заплакал от нахлынувших на него самых искренних чувств.

И вот теперь мама хочет оставить его одного на целую зиму! Наконец он задал свой вопрос, который уже давно путал все его мысли:

– Мама, а зачем вообще нужны эти берлоги?

– Мы медведи, зимой мы спим в берлогах. Скоро придёт зима и ударят морозы!

– Обидно-досадно! – снова сказал медвежонок. Он не хотел, чтобы его кто-то ударял. И не потому, что больно, а потому, что обидно.

– Мам, а может, она всё-таки не придёт? У нас же и так всё хорошо…

– Нет, сынок, она всегда возвращается, и мы её боимся. Её боятся все, не боится один только Дед.

– А кто такой этот Дед? И почему он не боится?

– Придёт время – узнаешь! – сказала Мама-медведица, вспоминая видимо что-то своё, связанное с Дедом.

Но эти проклятые вопросы рождались у медвежонка, наверное, везде: в голове – она от этого иногда даже кружилась; в животе – от этого живот иногда ворчал; даже в пятках – они от этого сильно чесались. И ещё где-то, непонятно где.

– А кто такие «морозы»? – опять спросил медвежонок. В его представлении это получались какие-то свирепые большие медведи, которые почему-то придут вместе с зимой и ударят.

– Нет, это не большие медведи. Их тоже ударят морозы, если они вовремя не спрячутся в берлогу. Вообще, морозы ударяют всех, даже деревья в Лесу. Просто зимой становится так холодно, что всё у тебя будет болеть: и голова, и ноги, и животик – как будто тебя очень больно ударили. Так сильно, что можно умереть… А чтобы спрятаться от них, нужно устроить берлогу. Давай лучше разгребём здесь все нападавшие за лето ветки, сынок! И я помогу тебе сделать твою первую берлогу, чтобы тебе там было тепло и уютно, как у меня в животике.

3. Зима

Когда они, мама и сын, всё закончили, снова пошёл снег и откуда-то из-за дальних деревьев повеяло сырым холодом. В Лесу стало утомительно светло. В глаза попадало много лучистого света, отражённого от белизны заснеженных пространств. А вокруг в прозрачном воздухе поплыли минуты хрупкой и загадочной тишины. Большой Лес притих, привыкая к своему новому белому покрывалу.

– Мам, а почему приходят морозы?

– Так всегда было, сынок. Такая погода. Вот со снегом ты можешь делать всё, что хочешь, а с погодой – нет.

– А есть кто-то, кто может что-то сделать с погодой?

– Наверное, есть. Но мы так не умеем.

И смышлёный медвежонок снова подумал то, что он всегда думал, когда мама так отвечала ему. Про медведей, которые могут уснуть сегодня утром, а проснуться вчера вечером… Ему было обидно, что от какой-то непонятной погоды можно умереть.

– Мама, а потом обязательно все умирают? – спросил вдруг на минуту остановившийся медвежонок. И мама, снова задумавшись о чём-то своём, ответила:

– Да…

– А мы?

– Мы тоже умрём.

– Это неправда! Скажи, что ты шутишь…

Они стояли друг напротив друга: мать и её быстро взрослевший сын. Старые, умудрённые жизненным опытом глаза смотрели в ещё совсем детские, распахнутые настежь глазки, в которых вдруг появились слёзы. И медвежонок заплакал так безутешно и жалостно, как никогда ещё в своей жизни не плакал. Казалось, что его горячие слёзы могли бы растопить самые холодные льды на свете и уровень воды во всех морях поднялся бы.

Мама-медведица сжалилась над ним и стала уверять, что пошутила. Он успокоился почти сразу:

– Конечно, пошутила. Я же знал! Знал… Сначала мы будем старенькие, а потом снова станем молоденькими. Да?

– Да, мой милый, – сказала мама и отвернулась, чтобы самой не заплакать. – Давай опробуем берлогу: ты ложись вот сюда. Я положила тебе побольше сухой травы, мха и мягких веточек, чтобы спалось хорошо… Попробуй, мягко?

– Да, тут хорошо можно будет поспать, – ответил медвежонок. А про себя подумал: «Может быть, даже так хорошо, что уснёшь сегодня утром, а проснёшься вчера вечером».

– Вот и ложись, поспи! Ты же устал сегодня. А я закрою вход большими еловыми ветками.

Медвежонок быстро залез в свою маленькую берлогу, прилёг и сразу почувствовал, что очень хочет спать. Наверное, действительно, устал. Его уже забирала к себе теплота и тьма бесконечно долгой зимней ночи.

– Мам, а у меня сейчас какой период – ранняя молодость или позднее детство?

– Для меня ты всегда мой ребёнок.

«Ладно, я с этим потом сам разберусь», – подумал медвежонок и вздохнул, запоминая тепло маминых лап, обнимавших его на прощанье. Уже засыпая, он слышал, как мама говорила ему:

– Ты держись, сынок, я очень люблю тебя и всегда буду рядом, совсем недалеко. Тебе нужно хорошо выспаться. Возможно, будет трудно, но ты держись…

Медвежонок не знал, за что именно нужно держаться, но понял, что без этого никак не обойтись. Раньше он держался только за животик от смеха, когда мама рассказывала что-нибудь очень смешное.

– Я пойду посмотрю, как там твои братик и сестрёнка, а то они, наверное, уже заждались.

– А ты меня разбудишь, когда я высплюсь?

– Конечно, милый.

Мама ещё раз посмотрела, хорошо ли она укрыла своего сына ветками, вздохнула и сказала:

– Ну, сынок, прощай!..

Из-под веток в ответ она отчётливо услышала:

– Прощаю!

И хотя медвежонок обычно путал слова «прощайте» и «простите», на этот раз он, наверное, ответил правильно…

Большой Лес, который всё видел и слышал, успокаивал себя ласковым, но скучным ветром, который словно гладил его по макушкам деревьев невидимой рукой ещё целую долгую ночь и целый короткий почти зимний день, но Лес всё никак не мог успокоиться и местами выгибал деревья даже без ветра. Он чувствовал, что где-то здесь, в самой его чаще, среди множества необязательных жизней в который уже раз сошлись беззаветность позднего детства и холодная пустота безжалостного пространства дикой природы.

Медвежонок уснул и не слышал, как мама, часто оглядываясь, медленно побрела на своих больных ногах, старательно запутывая следы, которые могли привести к берлоге её любимого сына. Потом она ушла в лесные чертоги по едва заметной тропинке, в лесу, которая привела её к старой берлоге, где уже с нетерпением ждали возвращения своей мамы два других её повзрослевших детёныша. Мальчик и девочка, два маленьких и всё ещё таких беззащитных лесных существа. Когда она наконец пришла, дети сразу бросились к ней. Она обняла их большими добрыми лапами с обломанными когтями и сказала:

– Ему там будет хорошо! Не переживайте, дети. Он уже спит, наверное. Нам тоже спать пора!.. Я очень устала, у меня всё болит, давайте ложиться. А там уж не успеете оглянуться, как наступит лето…

При этих словах маленькая девочка-медведица вдруг стала как-то странно и смешно вертеться:

– Ну вот, я оглядываюсь, оглядываюсь, оглядываюсь, а лета всё нету! Может, ещё раз оглянуться, а мам?

Мать-медведица посмотрела на неё и с грустью подумала, какая она наивная, и как ей трудно будет жить, когда она проснётся весной, и потом, когда будет пробираться в свой взрослый, никем не рассказанный и неописанный мир. «Как проснёмся весной, я всех детей сразу же поведу к Деду, он защитит, он поможет…» – с надеждой подумала она. Матерям тоже нужно на кого-то надеяться. Иногда так хочется, чтобы тебе самой помогли осилить все проблемы и жизненные трудности. А вот брат маленькой девочки-медведицы, уже засыпая, прижался к тёплому и очень пушистому боку мамы и почему-то сказал:

– Я так расстроен, так расстроен, что даже не могу ни о чём думать!

– А я вот люблю ни о чем не думать, – ответила ему маленькая медведица, которая тоже прижалась к матери и тихонько засопела во сне.

Когда дети уснули, мама-медведица долго ворочалась и не могла уснуть по-настоящему, по-зимнему. Она чувствовала: за далью этого зимнего дня будет ещё одна даль, а потом ещё и ещё… Целая зима таких дней.

Потом снова пошёл снег и укрыл своим белым покрывалом уютную берлогу. И все остальные берлоги в лесу тоже заснули. И хотя медведица молчала, Лес всё-таки услышал её безмолвную просьбу, её самую большую просьбу, обращённую непонятно к кому: – Помоги пережить эту зиму! Помоги детям!.. Помоги!.. Помоги!..

4. Звери

Удивительно, но звери, которые жили в Большом Лесу, не знали, что они звери. До поры до времени. Нет, ну, действительно, откуда им было знать, что кто-то может считать их зверями. Ведь так живут… Или выживают. Среди людей тоже бывает непросто выжить. И звери жили так всегда. Иногда приходилось поступать по-звериному и буквально съедать друг друга. Но, как говорится, не они такие – жизнь такая.

Некоторые, конечно, смутно догадывались. О чём? Да обо всём…

Медведи и волки дольше всех не хотели понимать, что они звери – похоже, виной тому был их зверский аппетит и природное направление мыслей. А когда всё-таки узнали, то сначала не поверили, потому что считали себя совершенно обыкновенными существами, родители или родственники которых когда-то давно поселились в лесу, и ничего особо зверского они за собой не замечали. А один взрослый медведь, который потом долго сопротивлялся и не хотел, чтобы ему присвоили имя Дор, не на шутку обиделся и даже немного расстроился, когда о том, что он всё-таки зверь, ему напрямую в приступе ненужной откровенности заявил местный лесник, которого все в лесу уже давно уважительно называли Дедом. С этого всё и началось.

Деду даже пришлось тогда этого Дора успокаивать:

– Нет, ну ты пойми, дорогой, в том, что вы все звери, вины нет никакой… Это просто, вы, наверное, когда-то раньше, очень давно, озверели от плохой, очень тёмной и голодной жизни… Ну, так получилось, понимаешь? И даже не вы сами, а предки ваши озверели.

– Ну ты, Дед, наших родителей-то не обижай! А то сам знаешь что… – прорычал в ответ будущий Дор и совершенно не в шутку встал в позу, которая обычно предшествовала нападению медведя на жертву.

– Да нет, ты просто не понял! Это действительно очень далёкие предки. Предки, которые ещё и людей-то никаких не знали тогда. Поэтому и жили эти ваши предки в своих дремучих кустах как-то совсем не по-людски. От этого, наверное, очень сильно и зверствовали…

Некоторые звери в Большом Лесу так и не смогли до конца поверить в то, что они на самом деле звери, втайне понимая, насколько обидным может быть такое определение.

– Ну, дед, мы же ничего такого не делаем! – тоже долго возмущался Вертлявый Лис, которому Дед позже присвоит имя Сандр, но он сохранит и своё прозвище Вертлявый Лис.

– Мы просто живём тут в лесу и…

– Так ведь и ты, Дед, тоже живёшь в лесу, – недобро сверкнув глазами перебил его самый старый и хитрый из волков, который потом даст своё согласие носить имя Тон. – Можно сказать, ты сам в нашем коллективе почти как в семье. Мы давно тебя знаем. Ты нас не обижаешь, а мы тебя. Ну, бывает, конечно, всякое, но это не со зла, а потому что мы всего и всех боимся. А тут вдруг оказывается, что ты человек, а мы почему-то звери. Прям так уж и звери? И вообще, мы не понимаем, почему это у тебя, как ты говоришь, например, спереди на голове лицо, а у нас вообще – морды?.. Да, и с каких это пор у нас вместо ртов появилась пасть?

– Ну я ж вам и говорю: с тех самых, когда начали зверствовать.

– Да не зверствуем мы, Дед! Это всё получается просто от нервов. – поддержал Тона вожак его стаи с будущим именем Димир Первый, – характер у нас далеко не сахар, это верно, только это всё почему? Да потому, что жизнь у нас такая нервная. А нервничаем мы, сам знаешь почему, потому что не знаем, когда в следующий раз сможем поесть. И когда нервничаем, то у нас сразу аппетит просыпается. Поэтому мы почти всегда хотим есть.

На старом кабане, который захочет впоследствии носить имя Сим, жёсткая шерсть тоже встала дыбом в знак протеста и от возмущения дикими словами Деда, и он решил незамедлительно найти оправдание своей якобы зверской жизни:

– Ты пойми, Дед, мы просыпаемся от мысли, что кушать хочется, днём живём – кушать хочется, спать ложимся – опять кушать хочется, ночью живём – кушать хочется, утром встаём – снова кушать хочется. Но, как говорится, и нам ничто человеческое не чуждо! Мы вот детей своих любим, например… Очень даже! Да!

Дед безо всякой боязни смотрел в эти большие говорящие рты, в эти влажные пасти, наполненные рядами острых зубов, на эти клыки, которые давно привыкли рвать живую плоть, и ответил не без доли ехидства:

– Ладно, ладно! Согласен. И есть поедом своих соседей мы тоже любим!

Вздыбленная шерсть на кабане разом осела, а сам он отошёл в сторону, немного повизгивая и облизывая клыки своим маленьким свинячьим языком.

– Мы и поспать любим на природе, – решила встрять в разговор до этого всё время молчавшая рысь, которая не без удовольствия через некоторое время возьмёт себе имя Татьяна.

– Ну да, только спите вы очень тревожным сном, боясь, чтобы кто-то с голодным ртом и большими зубами не пришёл вас будить, укусив за бок и совсем не вежливо предложив стать его завтраком.

Звери переглянулись своими хищными глазами и кто-то сказал:

– Ну так заведено в природе, Дед! Мы привыкли…

– Так заведено у зверей, а у человека – нет.

– Но мы же ничего такого необычного не делаем, такова наша жизнь лесная!

– И саму природу мы тоже любим, ты же знаешь, Дед, – загудели другие звери, издавая высокие гортанные звуки на общем языке.

– Не может быть, чтобы ты сам никогда не зверствовал, – решил съехидничать Вертлявый Лис, у которого через некоторое время появится имя Сандр. Он пришёл к Деду вместе со своей молодой женой, у которой потом появится большое лисье потомство.

– Да, когда-то может, и было, но сейчас, когда я хочу, чтобы мы с вами были вместе и жили дружно, никто не должен больше зверствовать, и я, как человек, обещаю вам…

– Что ты нам можешь обещать, Дед, когда мы даже не понимаем, как ты здесь появился и почему можешь разговаривать с нами на одном языке? – перебил его медведь, который до этого тихо сидел, прислонившись спиной к большому дереву, и внимательно слушал. – Ведь никто чужой и никто из других лесов не знает, что мы уже давно все можем разговаривать на двух языках: на нашем собственном и на общем.

– Ну я, это… как-то так получилось, – немного засмущался Дед, – что я подружился с одним из ваших волков.

– Это с каким? С тем хромым придурком, что ли, которого наши отцы давно выгнали из стаи за то, что не хотел больше ходить на охоту вместе с нами и перестал слушаться вожака? – вспомнили самые старые волки.

– Не знаю, кого он там перестал слушаться, а вот со мной он быстро нашёл общий язык, – ответил Дед.

– Оно и видно! Он когда из стаи уходил, обозвал всех «тварями». И ты теперь нас всех «зверями» хочешь называть! – загалдела уже вся волчья стая, а за ними и другие звери. Но тут неожиданно всех остановил тот самый медведь, который подпирал собой большое дерево. Он встал на задние лапы и поднял вверх передние, а потом зарычал так грозно, что все звери замерли в испуге, увидев, какой он большой, этот медведь. Другие медведи тоже встали на задние лапы и хотели уже сорваться с места, чтобы рвать друг друга и всех, кто им попадётся в когтистые лапы.

Дед необыкновенно быстро среагировал на внезапно возникшую ситуацию. Он выстрелил вверх из ружья и успел заскочить в свой дом, сложенный из толстых брёвен, сказав в сердцах:

– Звери вы и есть звери… А ещё – твари! Но вы у меня всё равно станете когда-нибудь как люди!..

Звери разбежались, и Дед подумал, что ему уже никогда не удастся договориться с ними о том, чтобы жить дружно и по-человечески. А ведь для того, чтобы собрать их всех вместе на большой поляне перед своим домом, ему потребовалось очень много усилий, потому что такие общие собрания в лесу до него никто никогда не проводил. Звери были слишком разные и слишком боялись друг друга. Только одно у них было общее: все они были зверями. Но в этом лесу у зверей обнаружилась одна странная особенность: они могли общаться между собой не только как охотник и жертва, они могли разговаривать между собой на некоем общем языке, если хотели просто поговорить. Медведи могли договариваться с волками о том, где чья в этом лесу будет территория и о том, как можно разделить между медведями и волками тушу убитого оленя или лося. Волки могли спокойно делить охотничьи угодья с лисьими семействами, а лисы могли поднять и других зверей, чтобы общими усилиями выгонять из леса периодически забредавшие сюда стаи диких собак. И Дед уже давно подметил эту двуязычность местных обитателей, ведь после того, как он научился понимать общий язык местных зверей, Дед по сути сам стал двуязычным жителем этого леса.

Он воспринял такую способность местных как некую данность, не пытаясь отыскать её причины. Хотя, немного поразмыслив, можно было догадаться, что необычное поведение зверей должно быть каким-то образом связано с лесным источником, вода из которого протекала через весь этот лес и образовывала сначала ручеёк, а потом целую реку с притоками, озёрами и болотами. Вкус воды из источника и из реки был несколько специфический с едва уловимым характерным запахом. Испив такой воды, обитатели леса становились какими-то задумчивыми и немного растерянными. Потом как бы приходили в себя, становясь теми, кто они есть на самом деле – дикими зверями. Но оставалось в них что-то такое, что не давало им покоя даже когда они были совершенно сыты. С течением времени буквально у всех зверей, наверное, произошли какие-то генетические изменения: здешние обитатели были явно не такими, какие водились в других лесах. При этом внешне они оставались совершенно такими же, как и везде.

Многих из них Дед подкармливал зимой, и поэтому они хорошо знали дорогу к его дому. Кого-то ему приходилось вытаскивать из охотничьих капканов, а кого-то он спас прошлым летом от страшного лесного пожара. Но у зверей в принципе не было такого понятия, как «уважение», поэтому к нему в лесу стали относиться, скорее, как к странному явлению природы, которое может спасти в трудную минуту или помочь выжить. Конечно, о его присутствии в лесу знали все. И как-то быстро привыкли.

Но Дед был человеком. Единственным человеком, жившим в этом, наполненным другими довольно разумными существами, лесу. А человеку, пусть даже такому одинокому, всё равно свойственно тянуться к другим людям, а если их не оказывается рядом, то хотя бы к другим самостоятельным и хоть каким-то образом думающим особям. В этом лесу было много таких особей, и хотя они не были людьми, у Деда с некоторых пор нашёлся общий с ними язык! Значит, рано или поздно он должен был неизбежно начать общаться с этими необычными существами на этом языке.

Идея объединить этих по-своему умных, но диких и неорганизованных лесных существ возникла у него не сразу. А как только возникла, он загорелся ею по-настоящему и с человеческой настойчивостью попытался претворить в жизнь. Человеческая хитрость тоже потребовалась ему для этого.

Мёд, соль, рыба и мясо. Он видел, что когда выставлял всё это на лужайке перед своим домом, волки как бы старались не замечать лис, медведи, увлёкшись поеданием мёда, делали вид, что не замечали волков. И те и другие были привлечены манящими запахами со всего леса и не брезговали роскошными Дедовыми «лакомствами». Но соль нужна была абсолютно всем. И вот в конце одного тёплого и не слишком сытого лета он пообещал, что все, кто придут к нему, когда луна станет полной, и попытаются выслушать то, что он скажет, будут вознаграждены их любимой едой, которую он запасал для зверей на этот случай всё лето.

Удивительно, но звери повели себя, как дети малые, пообещай им что-то вкусное, и они послушно сделают, то, что ты хочешь. Дед уже хорошо знал это, пообщавшись со многими из них лично по отдельности. Но в ту ночь многие звери пришли целыми семьями, удивляясь тому, что могут так мирно уживаться друг с другом в таком маленьком пространстве перед домом Деда. Тогда-то и состоялся тот самый первый общий разговор, который закончился так нелепо, но предсказуемо.

Дед расстроился, что его труды по подготовке этого зверского сборища, которое должно было стать отправной точкой для задуманного им эксперимента, пропали даром. Но оказалось, что расстраивался он напрасно.

Некоторые из напуганных Дедом и друг другом зверей, немного успокоившись, захотели вернуться и продолжить интересный разговор о жизни в лесу. И этими «некоторыми» оказались тот самый большой медведь, который долго сидел под деревом, а потом поднялся и всех напугал своим грозным рыком, и старшая часть волчьей стаи, которая считала себя главной в этой части леса. Дед сразу почувствовал и услышал, кто решил вернуться и снова приблизиться к его дому. Он сам вышел навстречу смелым зверям. Он был человек и не хотел показывать, что где-то внутри себя побаивается их.

– Мы не «твари» и не «звери»! – грозно прорычали из ночной темноты, освещённые только полной луной силуэты с горящими волчьими и медвежьими глазами.

– А хотите жить по-человечески? – внезапно спросил их Дед. Он знал, что многие звери от природы любопытны. И любопытство должно было победить в них страх.

– Это как?.. – хором спросили пришедшие звери.

– Вот почему вы все едите только сырое мясо и другие продукты совсем сырыми? – А всё просто – вы не умеете готовить. И я вас научу…

С тех пор жизнь в лесу стала заметно меняться. К Деду стали приходить поодиночке и целыми семьями звери, которые узнали, что можно жить как-то по-другому, не так, как они жили раньше, и что для этого всего лишь нужно было пообещать Деду во всём его слушаться. За это он гарантировал полную защиту от других зверей, которые не примут новый порядок жизни в лесу. Кроме этого Дед никому из послушавшихся его не даст умереть с голоду даже зимой, когда всем зверям бывает трудно найти пропитание. А ещё он станет лечить заболевших и учить чему-то новому всех, кто захочет учиться. Всем, кто станет такими «его» зверьми, он даст имена, чтобы поставить их на учёт и вести хронику их жизни в лесу.

Всё было бы хорошо, но звери не понимали, что такое «слушаться», ведь они никогда в своей жизни никого не слушались, кроме своих инстинктов.

Конечно, многим зверям надоела собственная трудная и однообразная жизнь в дремучем лесу безо всякой помощи и поддержки. Волкам постоянно приходилось смотреть на всех волком. Медведи не хотели более никому оказывать свои медвежьи услуги. Оленям надоело разбираться с оленихами, оправдываясь за постоянный рост рогов. И даже лисам не всегда хватало хитрости для выживания. Многим другим тоже многое совсем не хотелось делать из того, что приходилось совершать ежедневно.

– Мы знаем, что такое человек. Видели, что он может натворить в лесу, – говорили звери, заставляя Деда аргументировать несомненные преимущества жизни в лесу по-человечески. – Раз человек может такое натворить, значит, он тоже тварь! – с вызовом заявил Деду один из пришедших к нему однажды лосей, а другие звери одобрительно загудели.

– Да сами вы, – хотел было возразить им Дед, но не стал, потому что в этот раз к нему пришло особенно много лесных жителей. Давно общаясь со зверями, он уже знал, что у многих из них сознание как бы застряло в своём развитии на уровне трёх-четырёхлетних человеческих детей, но озлобившихся от постоянной неуверенности в завтрашнем дне и от голода. Больше всего по своим повадкам они напоминали ему мальчиков и девочек, выброшенных на улицу и оставшихся без родителей, несчастных беспризорников, которые вынуждены были скрыться в лесу и, чудом не погибнув от голода и болезней, стали вести свою беспощадную борьбу за существование среди таких же озверевших детей.

– Вы же едите друг друга поедом, обижаете слабых, всегда можете убить того, кого только сможете! – сказал наконец Дед, задумавшись о чём-то своём.

– А что здесь такого? Все так живут и не жалуются!

– Так это, может, потому что жаловаться после того, как тебя сожрали, уже некому.

– Ну, ты скажешь, конечно! Мы, вообще-то, ведём здоровый образ жизни! – перебила его будущая Лариска, ничейная кабаниха. И все звери дружно повернули головы в её сторону. Вообще-то за ней водилось всякое, но сейчас она выражала общее мнение.

– Да-да, – дружно зарычали звери:

– Мы занимаемся спортом…

– Да знаю я, каким вы спортом занимаетесь. Бегаете друг от друга со страху и сейчас тоже боитесь пожаловаться.

– Нет, мы не пьём, не курим, много гуляем по лесу, дышим свежим воздухом, деревья не портим, не разводим костры, не бросаем мусор. И вообще, мы бережём природу, Матерь нашу.

– Мать вашу! – опешил Дед от таких зверски правильных мыслей и слов звериных. – А ведь и то верно! Вы ж мне как родные! Как родные дети… Звери, конечно, но всё ж таки дети.

– Что ты сейчас сказал? Повтори, Дед! – один из пришедших волков угрожающе посмотрел на человека, и шерсть на нём стала вставать дыбом.

– Ладно, ладно! – примирительно встал между ним и Дедом один из медведей, до этого просто сидевший неподалёку и ждавший, чем закончится этот непростой для всех разговор. Он давно наблюдал за Дедом, ещё в те времена, когда тот жил вместе с волком и не знал лесного языка, долго присматривался к нему. – Давайте сделаем перерыв, а то правда что-то есть очень хочется…

«Да у вас вся жизнь – перерыв!» – хотел в сердцах сказать Дед, но сдержался.

– Ты вот только скажи, почему считаешь себя самым умным в нашем Лесу и почему мы должны тебя слушаться?

Дед на минуту задумался, замялся, глядя на окруживших его зверей, из которых он собирался сделать культурных лесных жителей. На минуту воцарилась тишина. Но тут вдруг все услышали:

– Пошли, братан, а то он долго будет думать, как тебе честно соврать, – сказал с издёвкой своему собрату тот самый волк, шерсть на котором уже поднялась.

– Ну, почему же долго? – возразил ему Дед. – Отвечу сразу, потому что давно живу: жизнь почему-то так устроена, что мы стареем слишком рано, а мудреем слишком поздно, и мозги, конечно, сразу не видно, но когда их не хватает, то это всегда заметно… Не хотите – не слушайтесь. Дело добровольное.

И, не давая зверям опомниться, Дед выстрелил вверх несколько раз из своего ружья, которое всё время держал в руках.

– Так понятно?! – крикнул он вдогонку разбежавшимся будущим жителям своего Лесного царства. Теперь он был в этом уверен.