Читать книгу: «Сонеты Шекспира 89—112, 127—134. Суд над ложью сердца (6). Историческая головоломка», страница 2

Сонет 95

Обращает на себя внимание подход поэта к недостаткам адресата.

Подход в корне поменялся в сравнении с сонетами 92 и 93.

Если там поэт и сомневается, и не хочет знать о неверности адресата, вплоть до своей смерти, то здесь он говорит о недостатках адресата, как о точно известном ему факте. Признать и здесь, и там одного адресата, значит, обвинить Шекспира в противоречии самому себе. Но наша логика запрещает считать Шекспира непоследовательным.

Поэтому подобные противоречия – типичный пример другого адресата.

С другой стороны, сонет 95 не противоречит сонету 94, где в замке высказана та же мысль, что и в замке сонета 95, а именно, что порок («гниль» (сонет 94), «ржавчина» (сонет 95)) смертелен даже для самого прекрасного и прочного («лилии» (сонет 94), «нож» (сонет 95)).

Таким образом, мы наблюдаем преемственность смысла сонета 95 с сонетом 94, что в свою очередь подтверждает персонажа в сонете 94 – друга поэта.

 
Сонет 95. Оригинальный текст
How sweet and lovely dost thou make the shame
Which, like a canker in the fragrant rose,
Doth spot the beauty of thy budding name!
О in what sweets dost thou thy sins inclose!
That tongue that tells the story of thy days
(Making lascivious comments on thy sport)
Cannot dispraise, but in a kind of praise,
Naming thy name, blesses an ill report.
О what a mansion have those vices got
Which for their habitation chose out thee,
Where beauty’s veil doth cover every blot,
And all things turns to fair that eyes can see!
Take heed (dear heart) of this large privilege:
The hardest knife ill used doth lose its edge.
 

Кроме того, в сонете 95 дано указание на элемент социальной морали, который, весьма вероятно, не сильно отличался от сегодняшнего.

Речь о «фривольности утех», которые могут быть оправданы «именем» адресата – Naming thy name, blesses an ill report.

Нет оснований предполагать, что английское общество 16-го века могло оправдывать «фривольное» поведение женщины, даже до брака. Тем более, что в этот период пуритане во власти были весьма сильны.

Но для мужчины не было таких жёстких ограничений. Например, вдова была обязана соблюдать траур в течение года, а для вдовца он равнялся трём месяцам. И так, в пользу мужчины, было во всём.

Поэтому «имя» в сонете 95, которое-таки «оправдает» адресата не может быть женским, ведь оно «оправдывает» перед любым (т.е. всем обществом), «кто расскажет…».

То, что таким отношением поэта к «утехам» в сонете 95 там подтверждается адресат – мужчина, указывают и женские сонеты 57 и 58, где выражено противоположное отношение, казалось бы, к тем же утехам (но не названным «фривольными»), ведь противоречие, по нашей логике, является указанием на другого адресата.

В сонетах 57 и 58 нет общественного оправдания, как в сонете 95, а есть только желание самого поэта не придавать значения и не расстраиваться из-за таких «грехов» адресата.

Помимо вышеизложенного, видим также в сонете 95 развитие темы «мужских» сонетов 69 и 70. Поэт сменил форму подачи основной идеи, памятуя о неудачной попытке сонета 69. Теперь недостатки друга преподносятся как достоинства, без которых можно и обойтись.

Все это, вместе взятое, избыточно указывает на то, что адресатом сонета 95 является друг поэта.

Сонет 96

Продолжает тему «грехи как достоинства».

Противоречий с предыдущим сонетом нет. Адресат – прежний – друг поэта.

 
Сонет 96. Оригинальный текст
Some say thy fault is youth, some wantonness,
Some say thy grace is youth and gentle sport;
Both grace and faults are loved of more and less:
Thou mak’st faults graces that to thee resort.
As on a finger of a throned queen
The basest jewel will be well esteemed,
So are those errors that in thee are seen
To truths translated, and for true things deemed.
How many lambs might the stern wolf betray,
If like a lamb he could his looks translate!
How many gazers mightst thou lead away,
If thou wouldst use the strength of all thy state!
But do not so; I love thee in such sort,
As thou being mine, mine is thy good report.
 

Сонет 96 примечателен тем, что его замок в оригинале в точности повторяет замок «женского» сонета 36.

Нам интересен сам факт повтора. Он подтверждает разных адресатов в сонетах 36 и 96, ведь Шекспир не повторяет одно и то же одному адресату – только разным (правило 3).

Другие указания, на адресата сонета 36 – возлюбленную поэта, были разобраны при его анализе.

Но если сонет 96 рассматривать отдельно от, связанных с ним, сонетов, то в нём нет признаков, по которым можно было бы определить адресата только из текста сонета. Поэтому здесь мы имеем случай, когда сонет нельзя отделить от предыдущей череды, так как первым указанием на адресата, является отсутствие противоречий с предыдущими сонетами.

Мы продолжаем наблюдать преемственность смысла с сонетами 95 и 94. Но основная мысль сонетов 94—96 не в том, что красотой можно «обернуть в добродетель» любой порок, а в том, что, несмотря на красоту, у друга не должно быть пороков вообще.

«Не делай так!» (сонет 96) – вот что беспокоит поэта, вот что его удручает. Это – всё та же мысль, но выраженная в сравнениях: несмотря ни на какую внешнюю привлекательность, если завелась гниль, она убьёт самый лучший цветок (сонет 94), если завелась ржавчина, она разъест самую прочную сталь (сонет 95), если завёлся порок, он убьёт не только честь друга, но и честь поэта (сонет 96).

Вероятно, Шекспир хотел объяснить другу намёки, и использовал замок из сонета 36 второй раз.

Важно заметить, что, использованный повторно, замок сонета 36, в сонете 96 утверждает смысл ровно противоположный сонету 36.

В том и другом сонете смысл замка идёт в связке с третьим катреном, иначе невозможно понять, чего же «не делать» адресату.

В сонете 36 воззвание «не делай так» связано с желанием поэта не допустить ситуации, когда отношения адресата с ним станут известны всем, т.е. поэт призывает адресата ввести всех в заблуждение на счёт «греха» адресата (в этом случае – связь с поэтом), мол, только это сохранит честь адресата.

В сонете 96 мы также видим призыв «не делай так», но к противоположному – не пользоваться своей способностью придать «грехам очарование» в отношении «многих» (всех), т.е., наоборот, не вводить никого в заблуждение на счёт своих «грехов» (в этом случае – всех грехов, без исключения), и только так адресат сохранит свою честь.

Поэтому это противоречие является дополнительным указанием на разных адресатов в сонетах 36 и 96, т.е. ещё одним подтверждением адресата – друга поэта в сонете 96.

Глава 3. Сонеты 97—99. Украденная цветами

Так выделена череда сонетов 97—99 с адресатом – возлюбленной поэта.

Мы не можем распространить действие признаков череды 94—96 и далее на сонет 97, так как встречаем в нём противоречие в отношении адресата – друга поэта.

Сонет 97

Сменилась тема, но не она противоречива в отношении друга поэта. Ведь разлука с другом вполне возможна также, как и с возлюбленной.

 
Сонет 97. Оригинальный текст
How like a winter hath my absence been
From thee, the pleasure of the fleeting year!
What freezings have I felt, what dark days seen!
What old December’s bareness every where!
And yet this time removed was summer’s time,
The teeming autumn big with rich increase,
Bearing the wanton burthen of the prime,
Like widowed wombs after their lords’ decease:
Yet this abundant issue seem’d to me
But hope of orphans, and unfathered fruit,
For summer and his pleasures wait on thee,
And thou away, the very birds are mute;
Or if they sing, ’tis with so dull a cheer
That leaves look pale, dreading the winter’s near.
 

Указанием на адресата является смысл, выраженный в настроении сонета, который мы ранее встречали только в «женских» сонетах, когда речь шла о чувствах поэта в разлуке.

Стремление к встрече – вот этот смысл: «какой зимой мне разлученье было – How like a winter hath my absence been». В таком ключе поэт постоянно общался с возлюбленной (сонеты 27—29,43—45,50,51,57,58).

Согласно нашей логики, поэт остаётся последовательным и не может менять отношение к адресату на протяжении всех сонетов.

Поэтому такой ракурс сонета 97 противоречив в отношении друга, с которым поэт легко может «побыть врозь» (сонет 39).

И опять, в который уже раз, необходимо не забывать, что возможность обращения поэта к другу с теми же настроениями, действительно, существует, но в рамках другой логики.

Поэтому и адресность в такой другой логике также будет другая.

Но для нас эта возможность не имеет значения. Ведь невозможно строить логичную адресность, смешивая разные логики, разные возможности поведения Шекспира, а, тем более, не просто лавируя между двумя логиками, а находя с каждым сонетом новую логику, ничем не связанную со всеми остальными, ранее найденными.

Поэтому вторым указанием на адресата сонета 97 является сонет 99, ведь мы сопоставляем признаки во всей череде 97—99.

Мы не встретим далее ни в сонете 98, ни в сонете 99 указаний на смену адресата, но встретим в сонете 99 ещё одно указание на возлюбленную поэта.

А это значит, что Шекспир в сонете 97 остался верен себе и не менял отношения к другу.

Настроение сонета 97, как и многих сонетов ранее, указывает на его адресата – возлюбленную поэта.

Сонет 98

Настроение предыдущего сонета 97 продолжается в сонете 98 – стремление к встрече выражено явно, поэту плохо без адресата, ничто, даже цветы, не радуют поэта: «без Вас зимы пора – Yet seemed it winter still, and, you away».

Этого указания вполне достаточно для определения адресата сонета 98 – возлюбленной поэта, но можно упомянуть ещё два дополнительных.

 
Сонет 98. Оригинальный текст
From you have I been absent in the spring,
When proud-pied April (dressed in all his trim)
Hath put a spirit of youth in every thing,
That heavy Saturn laughed and leapt with him.
Yet nor the lays of birds, nor the sweet smell
Of different flowers in odour and in hue,
Could make me any summer’s story tell,
Or from their proud lap pluck them where they grew:
Nor did I wonder at the lily’s white,
Nor praise the deep vermilion in the rose;
They were but sweet, but figures of delight,
Drawn after you, you pattern of all those.
Yet seemed it winter still, and, you away,
As with your shadow I with these did play.
 

Вторым указанием на адресата является смысл 11—12 строк. Этот смысл мы уже встречали в сонете 21 – адресат прекраснее всего, что скрыто под куполом небес. В сонете 98 речь только о цветах – адресат прекраснее цветов, образец для них.

В сонете 21 адресатом была возлюбленная поэта.

Но логика Шекспира при написании сонетов, которую мы применяем, не отвергает повторения одной мысли разным адресатам. И хотя здесь нет точного повторения, но утверждать, что Шекспир не мог обратиться так к другу, не достаточно оснований.

Но, с другой стороны, из-за этого же другого воплощения старого смысла, не достаточно оснований, чтобы отвергнуть адресата – возлюбленную поэта.

Поэтому здесь мы имеем случай, когда второе указание на адресата не является самодостаточным, а только дополняет первое указание.

Третье указание на адресата сонета 98 – на возлюбленную поэта – мы найдём в сонете 99. Ведь противоречий не будет, а мы распространяем признаки одного сонета на все сонеты череды.

Сонет 99

Обыгрывается смысл третьего катрена предыдущего сонета 98 «возлюбленная – образец цветам» и развивается «игра цветов», прямо вытекающие из замка сонета 98.

Сонет 99 выступает как бы дополнением к сонету 98, в котором не уместилось всё, что хотелось сказать поэту о своих чувствах в разлуке.

Может быть, потому сонет 99 и состоит из 15 строк?

 
Сонет 99. Оригинальный текст
The forward violet thus did I chide:
«Sweet thief, whence didst thou steal thy sweet that smells,
If not from my love’s breath? The purple pride
Which on thy soft cheek for complexion dwells
In my love’s veins thou hast too grossly dyed.
The lily I condemned for thy hand,
And buds of marjoram had stol’n thy hair;
The roses fearfully on thorns did stand,
One blushing shame, another white despair;
A third, nor red nor white, had stol’n of both,
And to his robb’ry had annexed thy breath,
But for his theft in pride of all his growth
A vengeful canker eat him up to death.
More flowers I noted, yet I none could see
But sweet or colour it had stol’n from thee.
 

А если никаких противоречий с предыдущими сонетами 97 и 98 нет, то, распространив их указания на сонет 99, мы имеем право считать адресатом сонета 99 возлюбленную поэта, даже не занимаясь поиском других указаний в самом сонете 99, тем более что определить это отдельно по тексту сонета 99 весьма затруднительно.

Однако, чтобы получить указание на адресата, мы имеем право воспользоваться для сравнения с сонетом 99 текстом любого другого сонета, не только предыдущих, и не только к возлюбленной, точно также, как мы делали это для определения адресатов сонетов 97 и 98.

В данном случае нам поможет сонет 20 к другу.

В сонете 20 дано однозначное указание, что любовь плоти для Шекспира возможна только с женщиной. И тогда понятно, что в сонете 99 описан один из элементов любви плоти, а именно, близость дыхания адресата, его сладость: «чей аромат присвоила, вор милый, не вздоха ли любимой – Sweet thief, whence didst thou steal thy sweet that smells, If not from my love’s breath».

И также понятно, что адресовать такие намёки мужчине Шекспир не мог. А значит, адресат сонета 99 – возлюбленная поэта.

Но если мы получили независимое указание на адресата в сонете 99, то имеем право распространить его на все сонеты череды, т. е. сонеты 97 и 98.

Это и является тем дополнительным подтверждением адресата этих сонетов, о котором было упомянуто при их анализе.

Кстати, в сонете 99 мы видим редкий случай хвалы красоте возлюбленной. Но также, как уже было сказано в комментарии к сонету 98, эта хвала не противоречит ракурсу сонета 21 – «моей любимой нет светлей».

В данном случае и цветы также хуже адресата, что указывает на возлюбленную поэта.

На примере череды сонетов 97—99 можно видеть взаимосвязь всех сонетов, которую можно найти для любого сонета, без исключения, и не только этой череды.

Эта взаимосвязь выражается в том, что указания на адресата, выведенные из сравнения с одними сонетами, подтверждаются независимыми указаниями в сравнении с другими сонетами.

Например, адресат сонета 97, выведенный из сравнения с сонетами 27—29,43—45,50,51,57,58, подтверждается адресатом сонета 99, выведенным из сравнения с сонетом 20.

Или адресат сонета 98, выведенный из сравнения с сонетом 97, подтверждается сравнением с сонетом 21.

Такая взаимосвязь адресности сонетов является контрольной проверкой для всей логики анализа, подтверждая, что эта логика является единой и не ушла в сторону других возможностей.

Если бы это было не так, то в момент ухода в сторону от единой логики мы бы столкнулись с неразрешимыми противоречиями в независимых указаниях на адресата очередного сонета, выведенными из разных сонетов.

Глава 4. Сонеты 100—105. Забытый Музой

Так выделена череда сонетов 100 -105 с адресатом – другом поэта.

Мы не можем распространить действие признаков череды 97—99 и далее на сонет 100, так как встречаем в нём противоречие адресату – возлюбленной поэта.

Сонет 100

Сменилась тема, в сравнении с сонетом 99.

Но как мы уже неоднократно видели, смена темы указывает только на смену обстоятельств, и часто не совпадает со знаком смены адресата.

Для точной диагностики необходимо проверить ракурс темы сонета 100 на противоречия в отношении адресата предыдущего сонета 99.

Первое, что бросается в глаза – то, что поэт недоволен своей Музой в хвале адресата. Может ли такое быть в отношении друга?

Да. Мы видели в череде сонетов 76—86, что поэт признал «твойвид достоин силы лучшего пера» (сонет 79) и Муза его умолкла – «я только мысль» (сонет 85).

Но может ли поэт быть недовольным Музой в хвале возлюбленной?

Тоже возможно. Ведь сонетом 21 поэт прямо ограничил свою Музу в выборе средств восхваления – «зачем хвалить…?» и следовал этому ограничению.

Так в чём же суть этого недовольства – в том, что поэт решил, что теперь он будет писать лучше и талантливее в отношении друга, или в том, что он восполнит упущенные возможности хвалы в отношении возлюбленной?

 
Сонет 100. Оригинальный текст
Where art thou, Muse, that thou forget’st so long
To speak of that which gives thee all thy might?
Spend’st thou thy fury on some worthless song,
Dark’ning thy pow’r to lend base subjects light?
Return, forgetful Muse, and straight redeem
In gentle numbers time so idly spent;
Sing to the ear that doth thy lays esteem
And gives thy pen both skill and argument.
Rise, resty Muse, my love’s sweet face survey,
If Time have any wrinkle graven there;
If any, be a satire to decay,
And make Time’s spoils despised every where.
Give my love fame faster than Time wastes life;
So thou prevent’st his scythe and crooked knife.
 

Однако, в отношении возлюбленной смена подхода к хвале означала бы, как мы знаем из сонета 36, угрозу придать всё огласке. Но вряд ли у возлюбленной за прошедшее время сменился статус или появилась возможность не опасаться огласки.

А как мы всегда видели, Шекспир очень чутко относился к проблемам своих адресатов.

Поэтому более вероятно, что поэт говорит о друге. Ведь успокоившись по прошествии времени, поэт вполне мог считать, что теперь то он покажет лучшее, на что способен.

Но такое указание на друга, как уже было сказано, не является самодостаточным, а пока только имеет гораздо более высокую вероятность.

Окончательное подтверждение этому мы найдём в сонете 101, где будет продолжение темы в сочетании с образом друга и отсутствием противоречий с сонетом 100.

А значит, мы имеем право распространить указание сонета 101 на сонет 100 и считать, что в сонете 100 произошла смена адресата.

Сонет 101

Тема «призывы к Музе» продолжается.

Но нас в данном случае интересует то, что периодическое использовании Шекспиром местоимения «he – он» однозначно указывает на персонажа сонета – мужчину.

Считать, что этот персонаж – друг поэта, есть все основания, ведь противоречий в сонете нет.

 
Сонет 101. Оригинальный текст
О truant Muse, what shall be thy amends
For thy neglect of truth in beauty dyed?
Both truth and beauty on my love depends;
So dost thou too, and therein dignified.
Make answer, Muse, wilt thou not haply say,
«Truth needs no colour with his colour fixed,
Beauty no pencil, beauty’s truth to lay;
But best is best, if never intermixed’?
Because he needs no praise, wilt thou be dumb?
Excuse not silence so, for’t lies in thee
To make him much outlive a gilded tomb,
And to be praised of ages yet to be.
Then do thy office, Muse; I teach thee how
To make him seem long hence as he shows now.
 

То обстоятельство, что в сонете 101, также, как и в сонете 100, отсутствует обращение к персонажу сонетов – другу поэта, но присутствует обращение к «Музе», вовсе не указывает на нового адресата – музу, а ставит эти сонеты в ряд философских сонетов с условным адресатом «поэт», также, как было подробно разобрано при анализе на адресность череды сонетов 62—68.

Это обстоятельство будет иметь значение при анализе сонетов на соответствие с фактами биографий.

Сейчас же, при анализе на адресность, можно было бы и не выделять условного адресата, ведь для короткой череды из двух сонетов (100 и 101) такое выделение не ведёт к сокращению объёма анализа, как это было при анализе череды 62—68.

Сонет 102

Поэт сменил тему и вернулся к прямому обращению к адресату, что всё вместе указывает пока только на очередное изменение обстоятельств.

В содержании сонета видно стремление к восстановлению отношений с адресатом.

Ведь с тех пор как чужие стихи стали причиной размолвки (сонеты 87, 88), поэт написал другу три сонета 94,95,96 весьма «скользкого» содержания, где пытался сказать другу о его недостатках, а также два предыдущих сонета 100 и 101, где выразил недовольство своей музой, призывая её исправить положение дел.

Всё это могло вызвать сомнения у друга в силе дружеского чувства поэта.

Поэтому поэт спешит заверить друга, что ничего не изменилось в его чувствах, они даже стали сильней: «Моя любовь сильней, хоть вид – слабее, Люблю не меньше – мало лишь на вид – My love is strength’ned, though more weak in seeming; I love not less, though less the show appear».

Такая трактовка намёков логично следует из сравнения сонета 102 с вышеперечисленными сонетами и однозначно указывает на адресата – друга поэта.

Ничего подобного в отношениях с возлюбленной никогда не было, вернее, было всё ровно наоборот. Поэт постоянно сожалел о том, что не его чувства к ней, а, именно, чувства возлюбленной к нему не так сильны, как ему бы хотелось, например, сонеты 89—93.

Поэтому можно было бы обойтись и без прямых указаний сонета 101 на адресата. Ведь знаков смены адресата – противоречий – не было, начиная с сонета 100.

 
Сонет 102. Оригинальный текст
My love is strength’ned, though more weak in seeming;
I love not less, though less the show appear :
That love is merchandised whose rich esteeming
The owner’s tongue doth publish every where.
Our love was new, and then but in the spring,
When I was wont to greet it with my lays,
As Philomel in summer’s front doth sing,
And stops his pipe in growth of riper days:
Not that the summer is less pleasant now
Than when her mournful hymns did hush the night,
But that wild music burthens every bough,
And sweets grown common lose their dear delight.
Therefore like her, I sometime hold my tongue,
Because I would not dull you with my song.
 

Также интересен ракурс значения «песни соловья», т.е. любовных сонетов поэта, в отношениях с другом. Любовь «как песня соловья в начале лета – As Philomel in summer’s front doth sing» – вот что является главным – словесное выражение любви, а не физический контакт. Ведь поэта заботит то, чтобы «не стать скучным в песнях – Because I would not dull you with my song», а не в чём-то другом. И поводом замолчать для себя поэт считает не физическую измену друга, а «гвалт», «толканья песен» других поэтов.

Кроме того, о какой Любви говорит поэт, если её силу и величину для друга определяет «вид» поэта, а её ценность специально не сообщается, чтобы никто не подумал, что она продаётся?

Но, очевидно, что другим способом – не внешним, не словесным – друг узнать эту ценность и не может, т. к. в его распоряжении только «вид» и «песни» поэта. Друг может только смотреть и слушать.

Также очевидно, что все проявления такой Любви – мысленные, душевные, а не физические, и для друга, которому «мало на вид» и «вид слабее», и для поэта, которому это же самое – «не меньше» и «сильнее».

Всё это подтверждает ещё раз, наряду с сонетами 20, 39, 42 и 88, характер отношений с другом, в которых нет ничего, кроме дружбы и восхищения.

Вероятно, что такое «упорное» (во многих сонетах) употребление поэтом обращения к другу «мой возлюбленный» как раз и вызвано стремлением показать уникальность (а не извращённость) отношений для поэта, т.е. вызвать интерес, т.е. «не стать скучным в песнях».