Читать книгу: ««ГЗ»», страница 2

Охота на черного аспиранта

Я недоумевал:

– Черный аспирант, он что, африканец? Почему черный?

Лиля с приходящим в себя «Турчиком» переглянулись. Зоя пожала плечами:

– Может, и африканец. Может, китаец или японец. Или грязный русский. Или потому что ночью обычно появляется. Никто его лица не видел.

– Да, – закивал «Турчик», – он черный. Он был весь в черном. И точно – лица я не видел…

– А почему аспирант? Он что, удостоверением размахивал?

Зоя кивнула на Лилю:

– Это пусть лучше она расскажет. Лиля у нас по всякой мистике – спец…

Лиля качнула своими почти школьными косичками:

– Это не мистика. И то, что сегодня случилось, только подтверждает существование черного аспиранта.

– Я же его своими глазами видел, – уже бодро и гордо подтвердил розовощекий «Турчик».

Лиля продолжала:

– Видите ли, когда-то очень давно в университете учился парень на филологическом факультете. Хорошо учился, так хорошо, что после окончания поступил в аспирантуру. И там у него все шло нормально, но вот диссертацию он не защитил. В один из дней просто исчез. Все разные догадки строили, куда парень пропал, а он так и не обнаружился. Но сразу после его исчезновения по ночам кто-то в черном стал по коридорам ходить, в комнаты заглядывать…

Я был разочарован:

– Это, наверное, какой-нибудь студенческий миф. Знаете, как бывает: в старых зданиях паркет сам по себе иногда скрипит. А двери порой просто сквозняком открывает.

Лиля снова тряхнула косичками:

– Можно, конечно, и не верить в существование черного аспиранта. Особенно если, в отличие от некоторых, собственными глазами не видел.

– Я видел, – влез «Турчик».

– Но вот какая штука, – вновь взяла слово Лиля. – Многократно подтверждено, что если встретить черного аспиранта накануне чего-то важного в твоей жизни, то оно не случится. Не получится, так же, как не получилось с защитой у черного аспиранта. Не важно, что ожидается: экзамен, зачет или еще что-то, но после встречи с черным аспирантом, это будет обязательно провалено…

Я обратился к розовощекому:

– Вы, надеюсь, ничего не провалите.

Еще минуту назад растерянный «Турчик» уже совсем преобразился. Подбоченился и приобнял Лилю:

– Мне нечего проваливать, я давно уже диплом получил. Кстати, я – журналист в третьем поколении, Артур Волосенко.

– Александр… Значит, мы – коллеги. В какой газете работаете?

– Не в газете, – снисходительно помотал он головой, – в известнейшем журнале.

– А как называется…, – не переставал я любопытствовать.

Но Лиля прервала меня:

– Что ж теперь делать? Я не хочу его видеть. Я боюсь.

– Я тоже, – кивнула Зоя, – он же теперь чуть ли не каждый день появляется. И такое ощущение, что именно наша комната его притягивает. Как будто черный аспирант за нами охотится. И мне страшно. Особенно ночью. Спать невозможно, к каждому шороху прислушиваюсь…

Лиля прижалась к Артуру.

– Может, в милицию обратиться, – предложил я, вспомнив оставившего приятное впечатление капитана Капустина, – пусть разбираются.

Зоя глянула на меня весьма скептично:

– И что – милиции сказку про черного аспиранта рассказать?

Лиля кивнула:

– Посмеются только. Хоть это и не сказка.

Я пожал плечами и посмотрел на Артура:

– Ну, тогда остается только одно – поймать его собственными силами.

Тот кивнул:

– Точно, надо поймать его или напугать так, чтоб он сюда дорогу забыл.

Я продолжил:

– Нужно установить дежурство и взять его с поличным, как говорят специалисты из компетентных органов.

Зоя скептично посмотрела на Артура:

– Ну и кто ловить будет?

Лиля посмотрела на Артура с надеждой. Но тот отвел взгляд на часы и покачал головой:

– Вообще-то я на минутку забежал. Узнать, все ли тут в порядке. И мне уже домой возвращаться пора. Мама будет беспокоиться, если запоздаю…

Я предложил:

– Так позвони ей, скажи, что занят, мол, благородным делом…

Зоя покачала головой:

– Вы не знаете его маму.

Лиля согласно кивнула. Артур развел руками:

– Нет, у меня никак не получится.

Зоя поежилась:

– Как подумаю о нем, так мороз по коже. Хотя и не видела ни разу, но как-то…

Лиля, глядя на нее, вздохнула:

– Что ж, как обычно, запремся в своих комнатах. Сквозь стены он вроде все-таки не проходит…

На это Зоя заметила:

– Хотя иногда кажется, что и меж стен кто-то ходит, шебуршит там.

– Ну, это со страха, – сказал Артур и повел было Лилю в ее комнату, – действительно, закроетесь на ключ, и ничего не случится.

«Черный аспирант», подумал я, а ведь это версия. Человек, которого никто не видел, но который свободно с одной ему известной целью расхаживает по ГЗ днем и ночью. Может быть, это он – виновник всех происшествий в ГЗ, и именно тот, кого я ищу. И я предложил:

– Вот что, девушки, а давайте я ночью подежурю.

Лиля с Зоей переглянулись:

– Но мы вас совсем не знаем. Может быть вы и…

– Есть черный аспирант, – продолжил я и улыбнулся, – но я был в комнате, когда Артур его видел.

– Да, это так, – девушки снова переглянулись, потом внимательно посмотрели на меня. Сомнение в их взглядах не исчезало.

– Ну, а вдруг вы, коллега…, – затянул было, не договаривая, Артур.

– Что-нибудь сворую или еще что похуже отчебучу? – опять же продолжил я. – Вы же, девушки, закроетесь на ключ в своих комнатах. А я здесь буду сидеть, в прихожей, у приоткрытой внешней двери, и смотреть за нее всю ночь. Если появится черный аспирант, то схвачу его или уж тревогу подниму, если не удастся с ним справиться…

– А вам-то это зачем? – поинтересовалась Зоя.

Я ответил как истинный рыцарь:

– Нельзя же вас бросить в беде…

Зоя смотрела на меня теперь уже с интересом:

– Всю ночь не спать…

Я скромничал:

– Ну, моя профессия такого нередко требует…

– Это точно, – авторитетно подтвердил Артур, – и мне, помнится, приходилось…

Перебил его:

– И потом, что не сделаешь для спокойствия таких, – смотрел я на Зою, – девушек.

Она улыбнулась:

– А вас никто не ждет? Никто не будет беспокоиться, что всю ночь нет?

– Никто, – успокоил ее.

– Вот и славненько, – подытожил Артур и завел Лилю в ее комнату. – Удачной охоты.

Я выглянул в коридор:

– Сейчас здесь черного аспиранта нет. Наверное, он Артура испугался и убежал. Поэтому я пока пойду, наше сегодняшнее занятие по английскому ведь закончено. А на дежурство вернусь позже.

Зоя улыбнулась:

– Будем ждать.

Первым делом я спустился вниз в надежде что-нибудь перекусить. Можно было бы пригласить с собой Зою. Но хотелось поразмыслить о произошедшем, сосредоточиться.

Столовых в ГЗ несколько, как и буфетов. Я на них натыкался, бегая по интервью с университетским начальством. Но даже если не знаешь, что общепит в основном прячется под лестницами первого этажа, то нужно просто идти по стойкому столовскому запаху. Не самому аппетитному, но терпимому.

На вкус еда была также терпимой. С моей-то профессией что и где только не приходится впихивать в себя. Вчера – в элитном гастрономическом ресторане, сегодня – в студенческой столовке, завтра – в привокзальном буфете на 357 километре…

Я жевал, кажется, котлету, и думал о черном аспиранте. Когда же мысли мои заходили в тупик, то отвлекался на чтение забавного столовского ценника. Он был щедро усыпан поварскими опечатками и перлами:

«Салат с ябломками

Бутерброд с горбушкой

Суп расовый по-литовски

Суп мясной с мясом

Бес строганный

Гуженина по-польски

Сосиски тварные

Напиток из гранатового напитка

Чей горячий

Кака на молоке»

В университетских стенах читать это было особенно забавно.

Залив, кажется, котлету какой на молоке, я глянул на часы. Времени еще достаточно, чтобы побродить рядом с комнатой Зои и Лили по межэтажным лестницам и коридорам-лабиринтам.

Веселые и не очень голоса. Медленные и быстрые шаги. Вокруг. Студенты и студентки, не обращая на меня никакого внимания, перемещаются себе в своем неэвклидовом пространстве: из пункта «А» в пункт «Б», далее в пункт «Ц» со всеми остановками или без оных. По самому кратчайшему пути и в обход. Неожиданно пересекаясь в параллелях любви и учебы.

Джинсы. Шорты. Миниюбки.

Синие. Красные. Хаки.

Стриженые головы. Зеленые хаеры.

Без косметики. И с изрядным количеством.

Без сережек. И с браслетами. С кольцами в бровях и ноздрях.

Никто из них не прятал лица и не был похож на черного аспиранта.

Я тормознул на лестничной площадке брюнетистого парня:

– Черного аспиранта не видел?

Он, не раздумывая, ответил:

– Не, я его не знаю. Может, этажом выше живет?

На кухне сразу за лестницей рыжая девушка, заглядывая в учебник по химии, варила себе брокколи. Деловито осмотрев небольшое помещение с тремя газовыми плитами, я спросил ее:

– Извините, а вы не встречали здесь черного аспиранта?

Девушка пожала плечами. Значит, он попадается в ГЗ не всем. И, может, была права Зоя, когда говорила, что по какой-то причине черный аспирант проявляет особый интерес именно к их комнате. А это значит, что я оказался в нужном месте…

За окнами темнело. Внизу огоньками засветилась Москва. Пора.

Я постучал в знакомую дверь и услышал приглушенное:

– Да-да, войдите.

Внешняя дверь была не заперта. Они боялись черного аспиранта, но все-таки ждали меня, надеялись. И я подтвердил:

– Ночной дежурный прибыл.

В почти квадратной прихожей стоял стул. На нем чашка и термос. Я раскрутил его – горячий чай.

Подумал и постучал в комнату Зои. В ответ раздался обеспокоенный голос:

– Да?

– Зоя, спасибо за чай.

– Не за что. Что-то еще?

– Да, пока вы не уснули, дайте мне какую-нибудь книжку почитать, чтоб не скучно ночью было.

Зоя провернула ключ, открыла дверь и приложила палец к губам:

– Артур ушел, и Лиля уже легла. Она вообще ложится рано. И рано встает.

– Понял, – сказал я тоже шепотом.

– А я еще только собираюсь ложиться, так что заходите, – указала на книжную полку, – выберите что-нибудь сами…

Я скользнул взглядом по корешкам: Бердяев, Ключевский, Шопенгауэр, Розанов Сартр, Аристотель, Конфуций…

Философствовать в ночи как-то не очень хотелось. И вдруг увидел то, что мне абсолютно точно нужно именно в этом здании:

– Я возьму вот эту…

– «Историю Московского университета»?

– Да, Зоя, хочу узнать о вас больше, так сказать, в интерьере…

– Спокойной ночи, – шепнула она, закрывая дверь. Потом снова открыла и все так же тихо добавила, – будьте осторожны…

– Постараюсь…

Я устроился на стуле. Студенты, время от времени проходящие мимо по коридору, не обращали никакого внимания на не совсем прикрытую дверь. Никто не всматривался в щелку и не замечал меня. Незапертые двери в этом небогатом, несколько искусственном студенческом мирке – дело обыденное. Умы открыты знаниям, души распахнуты новым знакомым. Лишь когда вылупятся студенты из университетского яйца, когда заимеют свои собственные квартиры и дома, когда наполнят их комфортными дорогими вещами, только тогда они научатся, каждый раз входя или выходя, запирать двери на все замки и засовы. А пока, пока незапертая дверь – явление обычное.

Хлебнув чайку, я открыл позаимствованную у Зои книгу:

«Своим рождением Московский университет обязан участию многих персон, но к самым значительным из них, без всякого сомнения, можно отнести императора Петра І, архангельского крестьянина Ломоносова, придворного фаворита Шувалова, императрицу Елизавету Петровну, промышленника Демидова.

До Петра І российское образование развивалось медленно и вяло. Первое высшее учебное заведение в Отечестве учреждено было в 1682 г. царем Федором Алексеевичем. И была это Академия в московском Заиконоспасском монастыре. Следовала она, в основном, традициям богословских факультетов европейских университетов.

Все началось, по большому счету, с Петра І. Когда ему исполнилось 25 лет, он с великим посольством посетил Голландию, Англию, Саксонию, Австрию и Венецию. Учился в тех странах корабельному делу, знакомился с техническими достижениями, с европейским политическим устройством и образом жизни. Благодаря новым взглядам Петра, 4 февраля 1698 г. учиться в Кенигсбергский университет уезжает первый студент из России Иоганн-Деодат Блюментрост – будущий архиатр (главный врач) Российской империи. Следом за ним во времена Петра І получили университетское образование в Европе более 50 россиян.

В 1712 г. Петр І ведет знакомство и общение с немецким философом Лейбницем, во время которого зарождается мысль об учреждении в России императорского университета. В 1717 г. Петр I избран членом Парижской академии наук и им начинается подготовка проекта основания Петербургской Академии наук, которая „такой Академии, которая в Париже обретается, подобна есть”.

По Петровскому разумению, „для распространения наук и художеств в государстве есть два рода учреждений: Университет и Академия. Университет есть собрание ученых, которые обучают молодых людей высшим наукам в том самом виде, в каком они теперь находятся; Академия же есть собрание ученых и искусных людей, которые не только знают науки в их современном состоянии, но и сами стараются через новые изобретения их усовершенствовать и умножить, а обучением других не занимаются. Хотя Академия должна вмещать в себя те же самые науки, как и Университет, и состоять из тех же членов; но в государствах, изобильных учеными, Университеты отделяются от Академий: учебные занятия могли бы отвлечь Академиков от тех размышлений и разысканий, которыми они должны приводить науки в лучшее состояние и тем приносить пользу Профессорам и Студентам; с другой стороны Университет высшими исследованиями своих ученых мог быть отвлечен от главной своей цели – от обучения, и молодые люди в следствие того были бы оставлены”. Предстояло в России „такое здание учинить, чрез которое бы не токмо слава сего государства для размножения наук нынешним временем распространилась, но и чрез обучение и расположение оных польза в народе впредь была”. 28 января 1724 г. указ Сената об учреждении Академии наук был обнародован.

Примером Петру для развития наук явилась, прежде всего, Германия. Французские философы-просветители посвящали себя слишком много политиканству и блистанию в светских салонах, гостиных, и образование той страны носило характер более технический. В Англии же ученые оказались все более кабинетные, узким кругом коллегиальные.

Петру нужны были свежесть, новый подход к развитию науки. И нашел он их в первых образцах современного университета – в германских Галльском и Геттингентском. Ранее при схоластическом обучении полагалось, что истина уже дана и задача профессора лишь в том состоит, чтобы передать ее в неискаженном виде. Но в новом образовании истину можно и должно было искать. Современный профессор побуждает слушателя к тому. И профессор, и слушатель должны стать в процессе познания равными участниками. Слушатели становятся свободны выбирать предмет обучения, направление своего научного исследования, излагать свои мысли с кафедры. В основе нового университетского образования лежит принцип „трех свобод” – преподавания, обучения и исследования. И такое немецкое университетское образование быстро стало популярным, доступным, привлекательным для людей всех сословий и состояний. С одной стороны, оно пользовалось государственной поддержкой, а с другой, было свободно от давления внешних сил – университет самоуправлялся…»

Студенты, бредущие в свои ученые кельи на ночь, проходили мимо комнаты все реже и реже, и я уже почти не отвлекался на них от чтения:

«Итак, через Петра І именно немецкую модель развития университетской науки перенимает в 18 веке Россия. И именно в Германию, в Марбургский университет, едет учиться в 1736 г. один из лучших российских студентов, 25-летний Михаил Ломоносов. Крестьянин-помор, сбежавший из дома и пришедший пешком с рыбным обозом из Холмогор в Москву. Там, представившись дворянином, он поступает в старую академию. Его обман раскрыт, но за успехи в науках Михаила не отчисляют, и более того – в 1735 г. переводят в студенты петербуржской Академии наук, оттуда посылают учиться за границу.

В Германии Ломоносов проявляет себя многими талантами – и в науке, и в питие, и в любви. Физические опыты он совмещает с физиологическими. После одного из застолий Михаил оказывается записанным в солдаты. Бежит на родину. И это не последнее Ломоносова приключение. В научных спорах с немецкими профессорами, преподающими в России, он нередко пускает в ход кулаки. А в 1757 г. пишет „Гимн бороде”:

 
„Не роскошной я Венере,
Не уродливой Химере
В имнах жертву воздаю:
Я похвальну песнь пою
Волосам, от всех почтенным,
По груди распространенным,
Что под старость наших лет
Уважают наш совет.
 
 
Борода предорогая!
Жаль, что ты не крещена
И что тела часть срамная
Тем тебе предпочтена…”
 

Стихи явили собой сатиру на ханжей-церковников, прикрывавшихся в неблаговидных делишках роскошными бородами. Синод тут же потребовал, чтобы стихотворение „было сожжено через палача под виселицею”, а сам Ломоносов был подвержен жестокому наказанию. Обошлось.

Еще в 1724 году при Петербургской Академии наук, основанной Петром І, были учреждены университет и гимназия для подготовки в России людей научных. Но академические гимназия и университет с такой задачей не справились. И в 1742 г. Ломоносов составляет „Нижайшее доказательство, что в Петербурге нет университета”. Он начинает бороться за открытие в России университета полноправного, образцом которому он видел именно немецкий тип высшего учебного заведения. Там было покончено с принципом сословности: „В университете тот студент почтеннее, кто больше научился; а чей он сын, в том нет нужды”.

В 1747 году Ломоносов пишет „Оду на день восшествия на всероссийский престол Ее Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны”:

 
„…О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовет от стран чужих,
О ваши дни благословенны!
Дерзайте ныне ободрены
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать…”
 

Но первым помощником в построении университета выдающемуся русскому ученому стала все же не императрица, а ее фаворит Иван Иванович Шувалов. Именно в письме к нему в 1748 г были изложены предложения Ломоносова, которые легли в основу проекта Московского университета…»

Что-то зашуршало за стеной. Я прислушался. Вот снова что-то прошкрябало сверху вниз. Но вряд ли это черный аспирант. Скорее крыса перебегает внутри вентиляции. В старых зданиях этих тварей обычно полно. Я продолжил читать, не обращая внимания на застенные шорохи:

«Уроженец Москвы, Шувалов с ранних лет хорошо знал иностранные языки. С 1749 г. он начал играть заметную роль при дворе императрицы Елизаветы Петровны. В конце своего царствования она сделала его генерал-адъютантом и членом конференции (тогдашнего государственного совета).

В Шувалове соединялись и религиозное воспитание русского человека, и потребности современного образования. Он не только сам любил науку и искусство, с коими ознакомился за границей, но и хотел насадить их в отечестве. И в этом устремлении сблизился Шувалов с Ломоносовым. В начале лета 1749 г. сообщил тому о решении учредить в Москве университет.

Шуваловов и Ломоносов обсуждают проект, спорят. Ломоносов „хотел удержать вполне образец Лейденского с несовместными вольностями”. Шувалову иностранные образцы казались неприменимыми к русской жизни.

„Не мало споров возбудил также вопрос о том, где, в каком месте Москвы быть зданию Университета. Явилось предположение расположить его в самом конце города, близ Земляного вала, у Красных ворот…, ему противополагалось другое, что Красные ворота слишком далеки от наиболее заселенной части города, и что Университет непременно должен быть по возможности ближе к самому ядру города. Это последнее мнение восторжествовало”.

19 июля 1749 Сенатом утверждено „Доношение об учреждении в Москве университета и двух гимназий”, представленное И. И. Шуваловым, с приложением Проекта об учреждении Московского университета. Проект передан на подпись императрице Елизавете Петровне.

В будущем указе о создании университета Шувалов назван „изобретателем того полезного дела”. До самой кончины своей, последовавшей 14-го ноября 1797 года, Шувалов постоянно носил звание Куратора университета. Он пригласил для преподавания первых иностранных ученых – Шадена из Тюбингена и Фроманна из Штутгарта. „Речи Профессорам назначались по его приказанию. Тезисы для студенческих диспутов просматривал и утверждал он. На содержание недостаточных бедных Студентов он послал к покойному Директору Аргамакову тысячу рублей…”

Если бы на проекте не было подписи Елизаветы, то не было бы и университета. Новая 32-летняя правительница, дочь Петра I и Екатерины I Алексеевны, взошла на престол 25 ноября 1741. Она отменила смертную казнь, издала указы о строительстве инвалидных домов и богаделен и при этом жестоко подавляла крестьянские восстания. На смену немецким фаворитам при дворе появились русские и украинские дворяне, заинтересованные в делах отчизны.

В отличие от своего отца, Елизавета благоволила не только к Петербургу, но и старой столице – Москве. В ней она основала новый Университет. 8 августа 1754 г. вышел указ о передаче учреждаемому в Москве университету „Аптекарского дома” у Воскресенских ворот на Красной площади (сегодня на этом месте находится здание Государственного Исторического музея). Неготовность помещения к приему учащихся в текущем году, однако, послужила причиной задержки с официальным утверждением указа об открытии Московского университета.

12-го января 1755 года Елизавета утверждает проект Шувалова „о учреждении вышеобъявленнаго в Москве университета для дворян и разночинцов, по примеру европейских университетов, где всякаго звания люди свободно наукою пользуются, и двух гимназий, одну для дворян, другую для разночинцов, кроме крепостных людей… Число месяца встречается с подобным же числом, когда, по велению Петра, состоялся Сенатский указ об учреждении Академии наук. Кроме того, говорят по преданию, что Шувалов хотел подарить мать свою, Татьяну, в день именин ее, лучшим делом своей жизни, Московским университетом…”

Выбрана была именно Москва, потому что „установление онаго университета в Москве тем способнее будет:

1) великое число в ней живущих дворян и разночинцов;

2) положение оной среди Российскаго государства, куда из округ лежащих мест способно приехать можно;

3) содержание всякаго не стоит многаго иждивения;

4) почти всякой у себя имеет родственников или знакомых, где себя квартирою и пищею содержать может;

5) великое число в Москве у помещиков на дорогом содержании учителей, из которых большая часть не токмо учить науке не могут, но и сами к тому никакого начала не имеют, и только чрез то младыя лета учеников, и лучшее время к учению пропадает, а за учение оным безполезно великая плата дается; все ж почти помещики имеют старание о воспитании детей своих, не щадя иные по бедности великой части своего имения и ласкаясь надеждою произвести из детей своих достойных людей в службу нашу, а иные, не имея знания в науках или по необходимости не сыскав лучших учителей, принимают таких, которые лакеями, парикмахерами и другими подобными ремеслами всю жизнь свою препровождали…

…такие в учениях недостатки реченным установлением исправлены будут, и желаемая польза надежно чрез скорое время плоды свои произведет, паче ж когда довольно будет национальных достойных людей в науках, которых требует пространная наша империя к разным изобретениям сокровенных в ней вещей, и ко исполнению начатых предприятиев и ко учреждению впредь по знатным российским городам российскими профессорами училищ, от которых и во отдаленном простом народе суеверие, расколы и тому подобныя от невежества ереси истреблятся”.

В проэкте об Учреждении Московского Университета определялось:

„§ 1. На содержание сего университета и при оном гимназии довольно десяти тысяч рублев в год.

§ 2… 2) Чтоб сей корпус, кроме Правительствующего сената, не подчинен был никакому иному присутственному месту и ни от кого бы иного повеления принимать не был обязан.

3) Чтоб как профессоры и учители, так и прочие под Университетского протекциею состоящие без ведома и позволения Университетских кураторов и директора неповинны были ни перед каким иным судом стать кроме Университетского.

4) Чтоб все принадлежащие к Университету чины в собственных их домах свободны были от постоев и всяких полицейских тягостей, тако ж и от вычетов из жалования и всяких других сборов…

§ 8. Никто из профессоров не должен по своей воле выбрать себе систему или автора и по оной науку свою слушателям предлагать, но каждый повинен следовать тому порядку и тем авторам, которые ему профессорским собранием и от кураторов предписаны будут.

§ 9. Все публичные лекции должны предлагаемы быть либо на латинском, либо и на русском языке, смотря как по приличеству материи, так и по тому, иностранной ли будет профессор или природный русской…

§ 12. Большим ваканциям в Университете быть два раза в году, а именно: зимою от 18 декабря по 6 генваря, а летом от 10 июня по 1 число июля…

§ 15. И дабы не оставить ничего, что бы могло молодых людей поощрять к наукам, то по однажды в году, а имянно 26 апреля, роздавать им публичные награждения, которые состоять могут в небольшой золотой или серебреной медале с изображением Е. И. В. к наукам милосердия, которой приличную идею по установлении зделать…

§ 21. Которые студенты в Университете науки свои порядочно окончали, и через свое искусство и прилежание заслужили себе порядочные награждения, а притом в своих поступках всегда были добропорядочны, оным давать от Университета аттестаты за подписанием директора и всех профессоров; по которым аттестатам определять желающих в гражданскую службу по приличеству их природы и знания, и делать им протекцию ко ободрению протчих учащихся.

§ 22. Каждый студент должен три года учиться в Университете, в которое время все предлагаемые во оном науки, или по крайней мере те, которые могут ему служить к будущим его намерениям, способно окончать может, а прежде того сроку никого против его воли и желания от наук не отлучать и к службе не принуждать; сверх того, не соизволено ль будет содержать студентов двадцать человек записанных на жалование, чтоб из них в гимназию определять в нижние классы учителями.

§ 23. Всяк желающий в Университете вышним наукам учиться, должен явиться у директора, который прикажет профессорам его экзаменовать, и ежели явится способен к слушанию профессорских лекций, то, записав его в число университетских студентов и показав ему порядок учения, приличный его склонности и будущему состоянию, отослать при письменном виде к тем профессорам, у кого какия лекции слушать имеет; и во ободрение позволено ль иметь шпагу, как и в протчих местах водится.

§ 24. Учащиеся в Университете студенты не должны ни в каком другом суде ведомы быть, кроме университетского; и ежели приличатся в каких-либо непорядочных поступках, то не касаясь до них никаким образом приводить их немедленно в университетский дом к директору, который, смотря по вине, учинит им надлежащий штраф или отошлет к тому суду, до которого такия дела надлежат…

§ 39. Для различения дворян от разночинцев учиться им в разных гимназиях, а как уже выйдут из гимназии и будут студентами у вышних наук, таким быть вместе как дворянам и разночинцам, чтоб тем более дать поощрение к прилежному учению…

§ 42. Всем профессорам, учителям и прочим университетским служителям иметь жительство свое в близости от университетскаго дому и гимназии, дабы в прохаживании туда и назад напрасно время не теряли…”»

Забавно, подумал я, даже в те годы, когда Москва была гораздо меньших размеров, учредители пеклись о том, чтобы время и силы ученого народа понапрасну не терялись в уличных пробках. Хмыкнул себе и продолжил читать:

«7 мая 1755 года состоялась торжественная инаугурация Московского университета. Осенью завершен первый набор казеннокоштных студентов – 30 человек. Жалование каждого студента составляло 40 рублей в год.

Скоро помещение в доме у Воскресенских ворот оказалось тесным, и сенатским указом от 4-го мая 1756 года приказано было приобрести еще дом Главной Аптеки, что на Моховой…»

Где-то в коридоре скрипнула дверь, и я оторвался от книги. Тихие неритмичные шаги. Скрип еще одной двери. Приоткрыв ее, человек, видимо, постоял возле, но не вошел. Опять шаги. Я отложил книгу. Черный аспирант? Это же он, как говорила Лиля, бродит по коридорам, заглядывает в незапертые двери.

Я встал. Мышцы мои напряглись – будем брать. Если не справлюсь сам, то, по крайней мере, шум подниму. На него кто-нибудь из студентов выскочит, поможет черного аспиранта скрутить. Шаги приближаются. И затихают. Он остановился?

Вдруг раздалось негромкое постукивание. Он стучит в дверь? Тогда это не черный аспирант. Чего бы ему так к себе внимание привлекать?

На стук кто-то вышел в коридор. Понимаю, что о чем-то говорят, но слов разобрать не могу. Человек идет дальше. И снова тихонько стучит в дверь. Ждет. Никто не выходит. Снова идет. Стучит. Приближается. Я напрягся. А вдруг все-таки Он?

Из какой-то комнаты выходят, и теперь уже слышу:

– Ты знаешь, который час?

Я глянул – долго же уже читаю – пол пятого. Другой голос:

– Ну, поздно, ну засиделся, зачитался вот… Слушай, есть у тебя морковка, или картошка, или лук…

Через минуту что-то ударилось, по-видимому, о дно кастрюли. Дверь закрылась, и человек пошел дальше. Снова постукивания в двери. Похожий разговор.

И вот он подошел к моей двери – молодой бледный парень с воспаленными то ли ночью, то ли чтением глазами. В синей – нет, не черной – рубашке. В руках у него действительно кастрюля. Не обращая внимания на то, что дверь приоткрыта, он потянулся постучать. Но я не дал ему этого сделать. Открыл сам и приложил палец ко рту:

– Тихо.

Парень направил взгляд на кастрюлю, потом снова на меня. Я покачал головой. Он начал было приоткрывать рот, тогда я показал кулак. Бледный парень вздохнул и пошел дальше по коридору в сторону кухни, попутно продолжая постукивать в попадающиеся на его пути комнаты:

– Ну, поздно, ну засиделся… Нет, картошки уже не надо. Морковка? Давай… Кабачок? Очень хорошо…

Я выпил чайку, успокоился и продолжил читать:

«Университет родился, но мог и не выжить. Изначально со студентов не взималась плата за обучение (в дальнейшем от нее стали освобождать неимущих студентов). А государственные ассигнования лишь частично покрывали его потребности. Университету нужны были дополнительные источники дохода.

В 1757 г. случился финансовый кризис университета. „Шувалова озабочивали весьма суммы Университета… Канцелярия, несмотря на настоятельные требования Куратора, не могла отдать отчета в расходах сумм за первые два года существования Университета… Статс-Контора не всегда исправно и в сроки отпускала штатную сумму, от чего бывали большие затруднения в содержании чиновников и в экономических оборотах. Ассессоры жаловались, что студентам и ученикам, состоящим на казенном содержании, денег достает только на пищу, что они просят об одежде. Существовал странный обычай отдавать казенные суммы в заем частным людям, вероятно с тою целью, чтобы увеличивать проценты…

Иногда и Профессоры, и учителя по месяцам не получали жалованья и терпели нужду. Суммы, ходившие за проценты по частным рукам, приводили в затруднение. Шувалов ходатайствовал о том, чтобы Университету пожалована была деревня и даже получил на то обещание Императрицы…”

Тяжелое финансовое состояние университета в первые годы значительно замедлило его развитие. На помощь пришли благотворители. „В 1785 году, в Сентябре месяце, Императрица (Екатерина) приказала купить дом Генерал-Поручика Князя Борятинского, что на Моховой, и подарила его Университету… Подражая щедротам Императрицы, многие частные лица благородно соревновали друг другу в пожертвованиях Университету…” Среди меценатов выделялись Демидовы, Строгановы, Е. Р. Дашкова. Они приобретали и передавали университету научные приборы, коллекции, книги, учреждали стипендии для студентов.

Более всех помогали Демидовы, поставлявшие казне оружие и жестоко эксплуатировавшие труд уральских крестьян. По своей ли воле, по настоятельной ли „просьбе” Шувалова, но эти промышленники весьма облегчили жизнь молодого университета: „17 февраля 1755 в дар университету горнопромышленник Н. А. Демидов передал коллекцию минералов (собрание минералов проф. Генкеля), которая составила основу университетского минералогического кабинета…

Прокопий Акинеевич Демидов в 1779 г. января 11-го, накануне незабвенного дня учреждения, при письме на имя Шувалов, прислал 10 000 рублей для Московского университета… Сумма, пожертвованная Демидовым, отдана была в Московский банк с тем, чтобы на проценты, с нею получаемые, могли содержаться в Университете шестеро Студентов и выходить не только в учители, но и в Профессоры…

Готовилось начать каменное строение в Университете: Никита Акинеевич Демидов, узнав о том, написал Шувалову, 1779 года Декабря 11-го, письмо, в котором обещался выставить для кровли Университетского дома 5 500 листов черного аршинного железа с своих заводов, – и исполнив обещание, в 1781 году Мая 8-го прислал еще 800 пудов лучшего связного железа на укрепление стен Университетского дома…”

Много было и других меценатов. Так „тайный Советник Собаки завещал Университету 2 500 руб. на вспоможение учащимся или на содержание питомцев: на проценты с этих денег, отданных в частные руки, содержались два Студента…

Коллежский Асессор Твердышев пожертвовал Московскому Университету на содержание известного числа Студентов 20 000 рублей…

Такая ревность любителей образования одушевила иностранных ученых, живущих в Москве, на такие же подвиги. Профессор Иоганн Георг Шварц взялся читать публичные лекции без жалования и платы. Его примеру последовал Лиценциат прав, один из искуснейших теоретических юриспрудентов, Шнейдер…

Князь Потемкин-Таврический… всегда с благодарностью помнил о месте своего учения, где раскрылись его счастливые особенности. Он хотел выразить свои признательные чувства Университету на деле и, в начале 1791 года, определил доходы с своей Ачуевской дачи, с ее рыбными ловлями и солеными озерами, на умножение Университетского капитала…”

И позже находились жертвующие на нужды Университета. Выпускники не забывали о своей alma mater: собирали средства по подписке, профессора по установившейся традиции завещали университетской библиотеке свои личные собрания…

Петр І, Ломоносов, Шувалов, Елизавета, Демидов… Благодаря им родился, выжил и стал развиваться университет. Демократический университет, начавший широкое распространение среди учащихся и преподавателей передовых научных и общественных идей. В него могли поступать выходцы из различных сословий, за исключением крепостных крестьян. Во второй половине 18 века в университете преподавали 26 русских профессоров, и только трое из них имели дворянское происхождение. Среди учащихся разночинцы также составляли большинство.

Поступить в университет было и сложно, и просто. Сложно, потому что многим абитуриентам было и по 13, а то и по 11 лет – для университета рановато. Просто, потому что на вступительном экзамене могли спросить, кто был Александр Македонский или как называется столица Франции или в какое море впадает Волга.

Указ о создании Московского университета был подписан 12 (25 по новому стилю) января 1755 года (в День св. Татьяны по православному церковному календарю), а 26 апреля (7 мая) в день празднования годовщины коронации Елизаветы Петровны состоялась церемония торжественного открытия занятий.

И ныне эти даты традиционно отмечаются в университете студенческими празднованиями. К ним приурочены ежегодная научная конференция „Ломоносовские чтения”, а также дни научного творчества студентов…»

В шесть бледный гость прошел по коридору в обратном направлении. Не глядя на мою дверь. Осторожно вытянув перед собой руки, в которых через две тетрадки держал кастрюлю. Пахнуло супом. «Приятного аппетита» – мысленно пожелал я ему и подумал, что это у него: ужин или завтрак?