Читать книгу: «Конгресс антиподов», страница 2

Встреча 2 Истина

   Любовь к истине и страх посмотреть правде в глаза… Сколько бы мы не пытались заглянуть поглубже в прошлое, истина – весьма знатная дама – уже там обитала. Во времена древнейшие бродила она нагишом по девственным лесам планеты и помогала первым людям запомнить, что от зверя нужно спасаться на дереве, а плоды, растущие на дереве этом, можно есть. И никто не имел страха перед правдой, ибо помогала она выжить. Но когда же появился на земле первый трепет перед нею? Не в тот ли день, когда человеку, в ужасе спасавшемуся от зверя на дереве, привиделось в чаще леса некое существо, которому он приписал своё спасение и возможностям которого тут же поразился? Когда миновала опасность, оказался он на земле, но с тех самых пор в момент страха быть растерзанным зверем, испытывал человек ещё больший, неописуемый священный ужас перед придуманной им силой, приносящей спасение в самый нужный момент, а стало быть, обладающей мощью, превосходящей звериную, и силу эту нужно слушать и бояться прежде всего, и больше всего.

   Вижу, вот они сидят за одним столом – любовь к истине и страх перед нею. А я прохожу мимо, приветствую их, учтиво снимая шляпу, ибо прекрасно знакомы мне эти две персоны и ничуть незаметно, что их тянет друг к другу. Провожая меня глазами, они улыбаются и находят единственное согласие в том, что приходят они ко мне всегда вместе, а покидают порознь, уступая одна другой удовольствие проникать в мою суть и наслаждаться этим. И я с лёгким сердцем удаляюсь, оставляя их на время и не сомневаясь в скорой и неожиданной встрече…

   Пространство, отмеченное на карте как ресторан, на самом деле представляло собой зал, который, как и всё здесь, не имел никаких пределов. Можно было идти и идти вдоль бесконечных рядов аккуратных столиков под белоснежными или голубоватыми скатертями; убранные неяркими цветами, низенькие, доходящие едва до колена, перегородки не мешали видеть соседей и определяли некие границы для присутствующих. Многие места пустовали; скромно ожидали своих гостей тарелки с вензелем, который мне ещё предстояло рассмотреть, приборы и хрусталь бокалов играли маленькими искрами и тоже пребывали в молчании. Лица некоторых гостей казались мне знакомыми. И действительно, со мной дружески раскланивались, то от одного столика, то от другого слышались негромкие приветствия; было странно, что называли меня по имени, но, как ни старался, не мог я припомнить откуда меня – самозванца, могут знать эти неизвестные господа. Гости, в большинстве своём, сидели парами, что было неудивительно: ведь как открыл мне в своё время тот самый пьяненький делегат, были это различные лики любви, беседующие со страхами – своими антиподами. Редкими исключениями казались посетители одинокие – любовь ли это, не знающая страха, или же неизвестный ужас, переживший любовь – своё зеркальное отражение, отравивший или убивший её на словесной дуэли, а ныне скитающийся и изнемогающий от одиночества? Мимо таких стремился я пройти побыстрее, не замечая, что смотрят они мне вслед и делают зачем-то пометки карандашом на салфетках.

Встреча 3 Деньги

   Ничего не поделаешь – столик этот и три кресла, одно из которых пустовало, обойти стороной было невозможно. Вежливые улыбки удивительной этой пары выбора не оставляли, понятно было, что знакомство неизбежно. Очевидно, не первый был я здесь собеседник – стол накрыт на три персоны, а сиденье гостевого кресла было заметно просижено – интересно, кто бы это мог быть и что такого, чего я не знаю, услышали здесь эти неизвестные люди?

   Какое-то время длилось молчание, хозяева столика приглядывались к своему гостю. Пауза дала возможность и мне рассмотреть незнакомцев получше. Удивительно, но определить их возраст оказалось трудно – сейчас они кажутся современниками, но через минуту, того и гляди, начнут расплачиваться за обед сестерциями… Одеты, как говорится, с иголочки – ещё бы, им ли не иметь на это средств. Мне это безмолвие скорее понравилось, я почти успокоился, ведь давно известно, что люди чувствуют себя в большей безопасности, если собеседник прилично и со вкусом одет. Интересно, о чём будут они рассказывать? Наверное, о свободе, которую деньги могут мне предложить, и тут же стращать слепотой ко всему на свете, которую вполне можно подцепить, если погнаться за их сокровищами… А между тем, беседа наша оказалась совсем о другом. Мне заявили приятными голосами:

– Мы пишем книгу. О, нет, пожалуйста, не пугайтесь, не Вы интересны нам, а лишь эпоха. Вы свидетель Вашей эпохи! Конечно, полная конфиденциальность и никаких имён. Незаметно наблюдая, убедились мы, что Вы просто должны нам помочь. Да-да, обязаны – именно так! Это не громкие слова, поверьте, воспоминания такого рода действительно бесценны. За этим столом о тайнах немыслимых нам было поведано множеством людей  – поверьте, страсти, их терзающие, сделали бы честь любой великой литературе. Понимаем, как трудно порой ворошить прошлое, наслушались мы здесь человеческих историй предостаточно! Но мы уверены, что Вы – уникальны и представляете для нас…

   И так далее. Деньги…! Неужели они полагают, что я буду говорить с ними на такую щепетильную тему? Эти заявления о моём призвании и долге смахивают на примитивную манипуляцию… Обаяние моих собеседников померкло и уступило место злости. Господа, мне неприятны ваши неискренние речи. Довольно с меня насилий всякого рода, не хватало только ваших. Вот поэтому, ощущая себя сильным и неглупым, закрываюсь я от вас и удаляюсь с достоинством, как избежавшее капкана и оставшееся невредимым существо. Но кое-что вспомнить из прошлой жизни, наверное, будет полезно для себя самого. Итак, деньги…

   Моё позднее с ними знакомство и, соответственно, поздний брак, видимо, были также нехороши, как если бы это знакомство оказалось ранним. Если попросят меня рассказать как выглядели денежные купюры во времена моей юности, то будут разочарованы – семья не считала возможным меня им представить. Причина такой ошибки не так важна, как следствие. Я, в ту пору взрослеющий подросток, конечно, голоден не был, но одежду имел какую-то неловкую – и рукава пиджачка короткие, и брюки, что называется, «от долгов»… Вследствие такой традиции, дожив до седых волос, словно некий барьер стоял передо мной – удобная одежда, (а стало быть и всё прочее, чем либо выдающееся) как бы не для меня существовала, а костюма (вы будете смеяться) нет по сию пору – в таких случаях говорят: «…в гроб лечь не в чем». Отсюда и комплексы различного рода, и боязнь стать успешным (читай, свободным), и несмываемый крест, поставленный на себе в годы, когда было так много сил и страстей, словно на могиле, где упокоились желания, мечты и сама свобода.

   Словно издалека доносились слова опасные и до приторности сладкие:

– Нам непонятно Ваше молчание, уважаемый сударь. Мы пытаемся помочь Вам вспомнить самые первые наши встречи – что как не трепет ощущали Вы, находя в кармане забытую монетку, полученную в магазине в качестве сдачи? Разве не так? А ведь её следовало отдать родителям, у вас ведь так было заведено, правда? И не сомневайтесь, Ваше интервью будет непременно оплачено.

   Ниже пояса бьют, умело. Представляю, сколько лишнего наговорили мои неопытные и наивные предшественники, сидя в этом кресле. Если эти насильники от финансов не врут, и действительно пишут книгу, то должна получиться страшной силы вещь, наполненная чем угодно, но только не простодушием, щедростью и прямотой. Напротив, будет там, хоть отбавляй, рассказов о хитрости, мелких кражах и крупной лжи, об обидах, зависти и бессилии… Одно слово – деньги! Воспоминания о различного рода насилиях на почве ценностей у меня, конечно, имелись, и, к сожалению, свойства почти детективного – ужасно противно вспоминать, как гопота, окружив, выворачивает у мальчика карманы… До сих пор стыдно, но разобраться, чего было больше – любви к моим редким гостям – мелким монеткам, или страха перед насилием, где жалкие эти кругляшки теряли в момент исхода всякую ценность и были всего лишь злом, служащим чьим-то целям, – предстояло мне самому, без участия новоявленных писателей, рядом со мной сидящих.