Читать книгу: ««Ни почести, ни славы»», страница 2
По больничному дворику, по его узким дорожкам, нагло, курсирует черный джип. Сделав крутой вираж, он остановился перед самым входом. Из джипа выпрыгнул средних лет мужчина, не обращая никакого внимания на больничные пижамы и халаты прогуливающих, хлопнув дверями, скрылся в вестибюле. Там в покоях реанимационного отделения, накинув на плечи белый халат, теснит молоденькую медсестру.
Она, преграждая ему путь тихим голосом, причитает:
– Я, вас прошу, все встречи с разрешения врача. Поймите меня, пострадавший после операции, ему необходим покой.
Мужчина поймал её руку, свел ладони вместе и между ними вложил купюру, потом придвинув девушку к себе, тоже тихо, на самое ухо:
– Я, быстро, всего на минуту.
Уже не преграждающую и как-то быстро ставшую спокойной, отстранил девушку в сторону.
Медсестра посмотрела на купюру, сунула её в карман, и ему, открывающему палату, шёпотом, сказала:
– Только на минутку. Хотя сейчас обед, можно и на две.
Развернувшись, поплелась к своему дежурному столику.
Мужчина закрыл за собой дверь, и посмотрел на больного. Парень из сквера сливался с белизной белого цвета. Перемотанная голова в белых бинтах, постель, стены все было в стерильной чистоте. В такой же стерильности был так же и его взгляд, конечно не в смысле, медицинской терминологии, – очищенный, обеззараженный. Просто лишённый способности, воспроизводить мысль.
Мужчина подошел к кровати, заглянул парню в глаза, сверля его взглядом, произнес:
– Кто, же тебя так? Ты, же мастер, ты воин.
Парень, уставившись в потолок, как будто замер за стеклом своих глаз. Одни черные точки глазных яблок поблескивали своим холодом.
Мужчина, повторил:
– Кто?
Взгляд парня, всё так же в потолке, но губы, произносят:
– Прохожий, на костылях.
Мужчина скривился, переспросил:
– Кто?
– Одноногий, – сказал парень и закрыл глаза, потом уже в полголоса, – он Чань, он совершенен. Глаз Шивы.
Но мужчина уже на выходе, он не слышит последних слов, испуганного и побежденного воина.
Выйдя из больницы, мужчина набрал нужный номер и произнёс слова в трубку:
– Перерой весь район, разыщи одноногого. Нет не кличка просто одноногого и непременно на костылях. Не знаю причём тут калека. Воин не может бредить, его сознание потухло на этом одноногом.
Ночь. Фрол, закрыл за собой скрипнувшую подъездную дверь. Немного отойдя от дома, остановился, прислушиваясь. Старая ветхость молчала, лишь где-то там, в конце отслужившейся постройки шумел ветер, играя легким мусором по окнам и стенам.
Выйдя из арки, прошёл тихую улочку, на заливающем светом городском проспекте остановил такси.
Умостившись на заднем сиденье, проронил:
– Бестужевский.
Таксист развернулся, посмотрел на инвалида. Вид явно не внушал доверия.
– Бестужевский весь перекопан, надо ехать по кольцевой. Денег хоть хватит?
– Хватит. – Фрол посмотрел в его глаза. В них нет злости, одна жалость к нему, одноногому. – У тебя ночь как расписана?
Таксист усмехнулся, и уже трогая, произнес:
– До утра. Кто, как? Кто, куда?
Фрол протянул через плечо таксисту две купюры.
Тот, взял и присвистнул.
– Э, брат, да ты хорошо упакован.
– А, ты не завидуй, деньги это вода. Сегодня пьешь, а завтра сушит. Заедешь на Бестужевскую со стороны проспекта, подождешь меня минут тридцать и назад привезешь. После получишь еще столько же.
– Сделаем.
Ехали, молча, один двигатель пел свою песню. Фрол опять копошится в своей памяти. Опять красивая женщина на пороге, в руках держит большую дорожную сумку. Сейчас глаза детские, взгляд наивный и растерянный. Когда же он, Фрол, потерял контроль. Он, который рассматривал человека, как краткое изложение вселенского порядка. Он, который «листал» человека, как учебник, прочитывая в нем все тайны, как земные, так и божественные. Нет, что-то ни так, видно есть, что-то, которое не желает быть признанным и взятым под опеку. Женщина, её чувства, её любовь, её коварство, этим триадам не нужны университеты. Будь ты трижды умным, опытным и осторожным тебе не удастся победить ИХ. Мысли тут же чеканят ему старую выписку, из старинных запылённых талмудов. « Мёд источают уста и мягче елей речь её, но последствие горьки, как полынь, остра как меч обоюдоострый; ноги её исходят к смерти, стопы её достигают преисподней».
Машина плавно остановилась. Водитель выключил двигатель, и как бы выдохнув, произнес:
– Приехали.
Когда инвалид вылез, таксист, сквозь открытое стекло, спросил:
– Сколько ждать?
– Тридцать минут. – Фрол развернулся к таксисту. – Включи приемник, на твоей любимой волне песни на заказ. Вот, как передача закончится, явлюсь и я. Тридцать минут.
Водитель включил приемник, и сразу из него позывные тем, кто в пути. Таксист с удивлением посмотрел в спину довольно странного клиента.
Фрол пересек улицу, некогда оживленную, но теперь перекрытую в связи с ремонтом. Улица вся ионная, рекламная, вся горит и поблескивает. Запоздавшие люди бегут, суетятся.
Проковыляв в темный дворик, он остановился на углу дома. Прислонясь к стене, понёс взгляд по дворику, по вымощенным булыжникам, потом на дом, что напротив. Зацепился за одно окно, четвертого этажа, оно горит. Там его детство, юность, там его прошлое. Закрыл глаза, дал волю сознанию. Оно в сумасшедшем ритме скользнуло за стекло уже чужой жизни, обшаривая все комнаты. Перед глазами замелькали картинки сегодняшнего вечера, сегодняшнего быта там за стеклом. Чужой мужчина за включенным монитором, экран отсвечивает синий цвет на его лицо. Лицо мирное, умное, думающее. Дальше кухня, тут горит свет, то же незнакомая женщина моет посуду, за столом ребенок держит двумя руками кружку. Фрол, открыл глаза, уставился в подъезд, потом опять к окну. Окно горело жёлтыми занавесками и вдруг перед глазами, щелкнул кадр прошлого. Он там за окном, смотрит во двор. К подъезду подкатила машина, из неё вышла девушка с цветами и тяжелым пакетам. Пока девушка входила в подъезд, машина развернулась и, выезжая со двора, показала свой номер. Фрол ещё тогда выделил, так просто для себя, «какой легкий номер, три семерки, ноль». Потом открылась дверь и на кухне появилась она, красивая, счастливая, радостно так произносит; «Поздравьте меня, сдала всё, и все на отлично. Вот, так-то».
Поставила на стол пакет, вытащила шампанское.
– Эй, мужик огнива не найдется?
Фрола оторвали от памяти.
Он раздражённо посмотрел на прохожего, тот явно навеселе.
– Не курю.
– Зря.
Мужчина окинул одноногого равнодушным взглядом, спрятал сигарету опять в пачку и, удаляясь, протянул:
– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет.
Фрол посмотрел ему в спину, взглянул опять на окна своей когда-то квартиры. Отвернулся и побрел прочь.
В это же самое время на другой стороне страны, где сопки и высокие ели, где ветер чертовски силен и свободен, в маленьком и затерянном городке идет тайное собрание. Полукругом темный кабинет, на стене горит большой экран, на нем три африканских лица. Картинка меняет свое изображение, и уже эти лица во всей своей красе, в полный рост, каждый в своих национальных одеждах. Одежда у каждого разная, подчеркивающая их статус, и принадлежность к своему роду и племени. В кабинете четверо, внимательно изучают лица, одежду.
Голос седого человека звучит в темноте, с ясностью и расстановкой.
– Вожди это те же самые жрецы. Обладая сильной энергетикой и владея в совершенстве колдовскими навыками, они легко управляют своим народом. В скором будущем Африка должна стать одной большой страной. Объединённые Штаты Африки. Сейчас же берега африканского континента поражены эпидемией власти. Каждый из этих вождей претендует на кусок континента, принадлежавший его роду. Союз республик, при создании единой Африки процесс долгий и кропотливый. Мы должны идти на шаг впереди всё успевающих политиканов. Мы играем на слабости и жадности. Помните, что, не смотря на могущество вождей подчинять свой народ, они не черта не смыслят в военной доктрине.
Экран потух. Свет больно резанул глаза. Седой мужчина за широким большим столом снял очки, обвел взглядом присутствующих. Трое, они в костюмах строгих тонов вальяжно умостились в кожаных креслах. Седой положил очки, взял трубку, в тихом молчании набил её табаком и только после этого, продолжил:
– Ваш внешний вид будет не обременителен для этой страны. Ваша легенда состряпана. Изучите её. Все детали операции у Виктора, – он сделал ударение в имени на букву «о», от такого вмешательства потянуло старым светом.
Двое посмотрели на сидящего с краю Виктора, одобрительно кивнули.
– Только прошу вас, будучи на континенте не позволяйте себе никаких игр с местными колдунами. Знайте они у себя дома и потому их шансы сильнее. Берегите себя для более высокой цели. У меня всё, Виктор, – и опять в имени ударение «о», – задержись, пожалуйста.
Двоих явно не задерживали, каждый из них при выходе, встретился взглядом с седым и, прощаясь с легким поклоном подбородка, вышел. Как только дверь закрылась, седой протянул фотографию Виктору.
– Лично передай Геннадию, пусть запомнит эту личность. Лучший корсар африканского побережья, у него все ниточки идущие к правительству. Гнилой человек, но любит деньги. Отдел проработал его, и ты знаешь, оказывается он одержимый. Одержим своей мечтой, мечтой жить в старой Европе. Геннадию будет проще, пусть растворится в этом корсаре, пусть будет его тенью. Хороший советник сейчас ой как ему нужен.
Виктор кивнул в знак согласия, молча, спрятал фотографию.
– Что слышно о «молнии»?
Седой перевел разговор на другую тему.
– Мутно всё Андрей Павлович. Придется мне выезжать.
Седой прикурил трубку, затянулся.
– Ты давай Виктор всё мутное выложи, а потом решим, ехать тебе или нет.
– Я попросил помощи ребят из шестого отдела. Ребята толковые в сыске знающие, но они мне такое выдали. На «молнию» это не похоже. Первую абсурдность, что они мне понесли, женитьба «молнии». Фрол, женился сразу после смерти матери, нелепость. Конечно, ребята все проверили. Нашли «ЗАГС», нашли тетку, что их расписывала, также нашли и красавицу жену. Красавица, правда, была вся в «пене» на мужа, то есть на Фрола. Фрол оказывается, её кинул. Продал квартиру, угнал у красавицы жены дорогое авто и скрылся в неизвестном направлении. Каково?
Седой внимательно слушал, от услышанного раскрыл широко глаза и на выдохе с дымом, выдал:
– Это, что за сказка?
– Сказка оказывается не выдумка. Факты Андрей Павлович упрямая вещь.
Андрей Павлович опять с ударением на имени, произнес:
– Ты, Виктор эти фактики для себя запомни, а вот действительность, найдешь на месте. Немедленно выезжай. Мастер живой, это я точно знаю. Вот, только как он умудрился в историю вляпаться. – Седой минуту в молчании, минуту в мыслях, потом продолжил, – Выезжай и немедленно.
Неожиданно, седой откинулся на заднюю спинку кресла, ударил кулаком по столу и, выпалил:
– Засрали всю информационную сеть. Чертова мобильная связь, мысли путаются в этом хаосе дерьма.
– Я, Андрей Павлович неделю пытаюсь к нему добраться. То ли сознания его отключено, то ли мое найти его не может. Хотя такое расстояние, да в такой паутине, вполне возможен ноль.
– Да, ты прав поближе надо. Как, только найдешь Фрола, к мыслям не прибегай, не напрягайся. Отбей мне на факс. Иди, консультируй африканцев, и сразу в путь.
Виктор вышел, а седой ещё долго дымил трубкой, погрузившись глубоко в свое сознание.
Виктория долго звонила в дверь. Наконец за дверью послышались ленивые шаги, медленно щелкнул замок. Не дожидаясь пока двери, откроются, она со злостью толкнула их и вошла в комнату. За её спиной в одних трусах стоял удивленный Алексей.
– Мать, ты чё, с самого утра и в таком бешенстве?
Виктория прошла в комнату, посмотрела на разложенный диван, на скомканную постель, потом только, как-то расслабилась и всем телом бухнулась в кресло. Пока она вытаскивала сигареты, и с каким-то скрытым раздражением закуривала, Алексей еще ничего не понимая, стоял на пороге.
Она затянулась, взглянула на Алексея.
– Ты, один?
– Это, что утренняя ревность?
Алексей сразу как-то по смелел, подошел к Виктории, взял из её зажатой руки пачку сигарет. Вытащил одну, бросил пачку на стол, наклонился и от её сигареты прикурил.
Посмотрев ей в глаза неуверенно, спросил:
– Кто утро испортил, принцесса?
– Вчера вечером люди приходили. Серьезные люди, сразу видно было не ментовское племя. Неразговорчивые, но культурные.
Она глубоко затянулась. Алексей сел рядом, занервничал, смотрит на Викторию, она продолжает:
– Интеллигентно так, не навязчиво о моем муженьке спросили. Я, конечно, понесла на него, такой, сякой, машину угнал, деньги украл, что видеть его не хочу. Поверили, не поверили, это меня мало волнует. Меня волнует, почему это вдруг за северного «бича», такие люди беспокоятся.
Алексей развел руками.
– Ну и пусть беспокоятся, у нас все чисто. Все следы на небесах Виктория Александровна. Кому надо пусть слетают, проверят.
– Так, уж и на небесах. Ты присутствовал?
– Фридман ведь, он не любит, чтобы его контролировали.
– Дурак, доверяй, но проверяй.
Она встала, поискала глазами пепельницу. Пусто. Подошла к Алексею, дала ему не докуренную сигарету. Алексей взял окурок и снизу вверх виновато посмотрел на Викторию.
Она со злобой, выдавила:
– Поедешь к Фридману и узнаешь. Своими глазами посмотри, руками пощупай. Если вдруг он окажется на земле, зарой его глубоко, глубоко.
Пошла к выходу, и уже на пороге, крикнула ему:
– Купи пепельницу.
Фрол на дежурстве, сторожит ветхое строение от заселения и посягательств. Сегодня день заливающий солнцем окно, и двор изрытый и испачканный. Трофим всё в поисках, где, как бы невзначай, а где и просто по человечески, раздобыть еду, выпивку. Фрол накануне, правда, дал ему купюру, сославшись, что заработал, охраняя ночью одну дорогую машину. Но Трофим ведь все равно деньги не потратит. Для него пусть деньги будут в кармане, главное как это он любит выражаться, для бездомного это утреннее рандеву с улицей, с людьми, – чтобы не забывали.
Солнце ласкало дворик, отбрасывая по сторонам тени. Фрол перед окном, изучает газеты за прошедшее время. Рыщет глазами все объявления о продажи квартир.
Неожиданно перед окном появилась здоровенная детина. Она уставилась на Фрола, и с наглостью присущая таким рослым и сильным, спросила:
– Сторожуешь?
Через стекло голос был глухим и ещё более дерзким.
Фрол кивнул головой.
– Одноногого инвалида, где можно увидеть?
Фрол пожал плечами.
– Он, редкий гость.
Здоровяк обшарил глазами комнату. Фрол уловил его взгляд на костылях, что мирно прислонились на краю стола.
– Редкий говоришь, ну-ну. Ладно, мужик, сторожи дальше.
Как, только парень удалился, Фрол встал и, зажав костыли под мышкой, проковылял к дальней стенке. Прислонившись к обшарканной поверхности, он уставился на дверь.
Было слышно, как тихо скрипнула входная дверь, как шаркают ноги, ступая по развалившимся ступенькам. Взгляд Фрола уперся о филенчатую дверную перегородку и тупо елозил по поверхности. Стоило немного подтолкнуть сознание, и оно темными красками заглянуло за дверь, рисуя перед глазами две фигуры. Фигуры замерли перед дверью, прислушались, внезапная тишина их смутила. Они переглянулись.
Фрол усмехнулся. Сфокусировав свой взгляд в центр комнаты, он замер в ожидании.
Дверь не открыли, её вышибли. Не выдержав сильного удара, она старая, обточенная шашелем, просто развалилась на две части. Вместе с двумя вывалившимися дверными частями по инерции своего удара, влетел парень. Фрол поймал его взглядом и уже не отпускал. Парень даже не остановился, глядя на Фрола, он тут же споткнулся, упал на одно колено и, хватая руками воздух, открыв от изумления рот, рухнул ему под ногу. Детина, что вошел за парнем, остолбенел от увиденного. Одноногий инвалид, прислонив свои костыли к стене, как кобра в стойке, гипнотизировал свою жертву. Атлет дернулся в сторону выломанной двери, но взгляд одноногого пригвоздил его к косяку. Гипноз с его свойством проникать вглубь человеческого сознания парализовало его силу и волю. Здоровяк, прижавшись к дверному косяку, лишившись своего человеческого «Я», испугано взирал, на того, кто мог повелевать. Повелитель же, медленно вдоль пояса поднял руки, разжал ладони, приблизив их к лицу, потом резко, как будто толкая некую энергию, выбросил руки с открытыми ладонями в сторону атлета. Детина, почувствовав поток невидимой энергии, дернулся головой и, расширив ещё сильнее глаза, сполз всем телом на пол. Сидя он так и замер, живой, но утративший возможность мыслить.
Фрол взял костыли, переступив через лежавшего парня, подошел к старому разложенному дивану. Присев на край его истрепанной обивки потянулся к низу, запустив руку, вытянул кожаный портфель. Деньги из портфеля он растолкал по карманам, папку положил в портфель. Защелкнув замки, сильно запустил тесненную кожу назад в темноту под диван. Он ушел, так и не оглянувшись, прихватив лишь старые газеты.
Главный опер капитан Туреев, положил на стол майора протоколы и самолично написанный отчет за проделанную работу. Майор просмотрел бумаги, потом посмотрел на капитана, ещё раз взглянул на отчет.
– С этими всё ясно, протоколы они и в Африке протоколы. А, это, что за депеша?
– Отчет товарищ майор.
– Слушай Туреев, отчет в моем понимании это две, три страницы, а что у тебя. Спешное официальное уведомление.
– Товарищ майор мои ребята загружены. У каждого по два дела. С этим делом всё ясно. У одного сердце остановилось, другой испугался. Ну не поделили, подрались, кстати, пострадавшие из братков. Заявлений ни от кого не поступало. Местный «бомж», он как бы там сторожует, вообще их первый раз видит.
Майор откинул бумаги в сторону.
– Как у тебя капитан всё легко и просто получается. Нет заявлений, нет проблем. Иск никто не предъявляет можно дело считать, закрытым.
– Так если с каждым глухарем работать макулатуры много, и только.
– Вот, эта вся наша милиция. Щит и меч нашей страны. Но в этом случаи ты ошибся.
Майор открыл на столе папку, вытащил от туда несколько бумаг, и протянул капитану.
– Ознакомься ещё раз со своим отчетом двух дневной давности. Обрати внимания на заключения экспертизы. Случай в сквере и побоище в старом бараке, каким-то образом связаны. В том и другом происшествии двое пострадавших, два с остановкой сердца, два других или в коме, или в явном психическом испуге. Если провести маленькую кривую с одного места преступления к другому интересный зигзаг получается. Ты не заметил. Неизвестность, – плохая тетка, капитан. Так, что забирай своё сегодняшнее, связывай с прошедшим и ищи неизвестное. Завтра с подробностью и своими соображениями, жду у себя. Нюхом чувствую, – майор указал пальцем на бумаги, – дело не простое, и стоит отложить несколько мусорных дел для одного, но стоящего.
Капитан собрал бумаги, выпрямился.
– Разрешите идти?
Майор уже занят, он в других бумагах. Махнул рукой, «иди мол, не мешай».
Недовольный капитан, не заходя к себе, свернул в отдел.
В отделе четверо молодых опера прилипли к экрану компьютера. На мониторе игра на раздевания. Молодость в азарте, жмут под восторженность кнопки, снимая женские аксессуары. Капитана не видят, он скривился и из-за спины, набатом:
– Какого преступника ловите опера?
Все, в рассыпную за свои столы. Монитор горит, девица полураздета, томит взглядом на капитана, показывая свою упругую свежесть.
Капитан тушит игру и желания, поворачивается к своим подчиненным.
Всё с такой же, отрицательной физиономией, говорит:
– Ну и, что это за раслабуха? Если майор бы вошел?
– Перерыв у нас товарищ капитан. Небольшая зарядка для нервов. Психологи утверждают, нет ничего лучше отдыха, как натянуть нервы, потом их резко отпустить.
– Это ты Гурьев на что намекаешь. Может и правда попросить у майора пару девиц для сброса энергии, зачем вам бедным на сухую у монитора нервы трепать.
Капитан окинул взглядом оперов, у них довольные улыбки.
– Лыбу перестали давить, и всё внимания на меня. Дела сегодняшние, оперативные свои на ночь оставьте, если вдруг сна не будит. Сейчас занимаемся, как сказал майор, ну очень важным делом. И так, – капитан смотрит бумаги, потом продолжает, – пятого числа в тринадцать ноль, ноль. Сквер. Двое пострадавших. Версия о несчастном случаи. Отметается. Гурьев, ты как знаток психологии покопаешься в жизни каждого пострадавшего. Не забудь с настоящей их жизнью, заглянуть в прошлую. Остальные работают с вчерашним происшествием. Переверните эту старую ветхость, ещё раз допросите этого бомжа. Переройте их телефоны, если им эти дорогие штуковины были по карману, все разговору, даже те где они поздравляют своих мам и проституток. Узнайте? Почему и зачем эти две громилы оказались там? Главное не забывайте, что два случая в сквере и доме, связаны. И потому, каждая найденная мелочь может быть цепочкой одного преступления. Работаем без ажиотажа, спокойно, но с усердием. Оперативность тут конечно не помешает, но с умом. У меня всё господа офицеры, запрягайте коней и вперед.
Виктор прилетел поздно ночью. В аэропорту его ждали двое ребят из шестого отдела, а на стоянке, поблескивая черным цветом, роскошная иномарка. Забравшись в кожаный салон, Виктор присвистнул:
– Шикарно живете.
– Какой гость, такая и техника, – сказал один из парней.
– Спасибо не забуду. Эскорта хоть сзади нет?
– Не обижайтесь Виктор Андреевич, шеф сказал встретить как гостья, мы и встречаем.
– Сводку прихватили?
– Конечно. Как вы и просили, все «ЧП» за три месяца.
Парень протянул небольшую кипу.
Машина мягко набирала скорость, Виктор, развалившись на заднем сиденье, смотрел на ночное шоссе.
– Виктор Андреевич номер в гостинице забронирован на ваше имя. По этому телефону, – парень развернулся и передал визитку, – можно вызвать нас. Мы на всё ваше пребывание здесь, прикреплены за вами. Так, что не стесняйтесь, пользуйтесь нашими услугами в любое время суток.
– Благодарствую, но я думаю, пока я буду разбираться, и искать нужное, вы можете на два дня уйти в загул.
– Загул, это хорошо, но такого мерина, – парень похлопал по дорогой кожаной обшивке, – со своего кармана не накормишь. Придётся в глухой подворотне, убаюкивать себя музыкой.
– Что, же ты Миша такую дороговизну выпросил?
– А, вы у нас Виктор Андреевич, бизнесмен. По статусу дешевизна не положена.
– Тогда, выписывайте командировку, и дуйте по родным местам нашей знакомой, Виктории Александровны. Думаю, два дня вам хватит, прошерстить все её прошлое. Подышите старой наивной провинцией. Говорят, там девушки ещё помнят Наташу Ростову и читают письма Онегина, может и вы столичные пижоны, пристраститесь к высоким и простым чувствам.
– Ошибаетесь, Виктор Андреевич, провинция сейчас дышит алкоголем и фимиамом из марихуаны. Местные же провинциалки, как говаривал Владимир Высоцкий, ошметки хромосом, огрызки божественных генов.
– Ну, ты на счет «божественных генов» немного того.
Парень за рулем резко крутанул влево.
– Ну и ездок, – сказал он, круто обходя на обгоне. Потом продолжил, – перебрал о генах-то. У этого подрастающего будущего одна алчность в глазах и ничего божественного даже ни на йоту нет.
– О, о, так у вас полный крах. Где же будете невест искать, если даже захолустье на рыночное отношение перешло.
– В отделе Виктор Андреевич. Сейчас сильно круто и модно стало, поступать в высшие учебные заведения Министерства Внутренних дел. Вот мы с Колей и ждем красивую, но послушную молодость
– Ага, с уставными взаимоотношениями, – добавил Коля.
Парни оба рассмеялись. Виктор принял шутку, тоже улыбнулся. Ему нравились эти ребята, их оптимизм, размешанный на юморе, вселял надежду, что не всё так, «сухо», там, где «совершенно секретно».
Гостиница была в центре, в том месте, где много света, стекла и золоченых пластин с надписью или рисунком. Черное авто подкатило к самим ступенькам. Виктор еще раз прокрутил в мыслях, всё ли сказал, всё ли объяснил. Удостоверившись, что всё, что надо сказано, на прощание лишь добавил:
– Вы, там, в командировке галопом не бегите. Проверяйте всё, мне нужны только Факты. «Может быть» или «я думаю», мне не подходит.
Он вышел.
Лакированная дороговизна ещё немного подождала его, входящего в широкий стеклянный проход гостиницы, потом, шумя резиной о шероховатый асфальт, покатила в темноту.
Фрол на привокзальной улице наконец-то снял квартиру. Жизнь без паспорта с одним лишь медицинским уведомлением о том, что он человек «не помнящий», оказывается, не имеет смысла. Все, желают знать какого ты рода и племени. Все любопытны, что им человек, главное документ. Он даже удивился, когда на привокзальной квартире был только один вопрос, «деньги вперед». Видать вокзальная жизнь идет совсем другим путем.
Перед заселением Фрол на полчаса заглянул на почту, отправил срочную телеграмму в школу. Появившееся волнение слишком часто стало теребить проснувшиеся мысли. От этого холодный дискомфорт, неуклюжесть во всем. Приходиться искать тихую заводь, хорошо действует старый городской дворик, в нем уныние бальзам для его души. Только после этого, малость успокоившись, появился в засаленной чужой квартире наводить на себе марафет.
В ванной завершил последний штрих, последнюю полоску густой пены со щетиной, одним движением бритвы к новому лицу. Посмотрел в зеркало, наконец-то вернулся. Костыли под мышками, как опора, грубо давят. Вот они то, чужое, а так все прежнее, лицо, глаза, острый подбородок, но самое важное это мысли, свои родные. Там в отражении антипод после тяжелых мытарств, обрела своего хозяина.
В комнате темно, уже за полночь. Окно настежь, луна в полной своей красоте стелет свой свет в квартирную тишину. Фрол семенит вглубь комнаты, подставляет себя в лунное отражение. Вдыхает глубоко, как будто затягивает в себя это лунное безмолвие. Глаза открыты, они перестают видеть левые и правые рисунки, они слились с таинством серебреного отлива, они уносят его. Костыли падают, он не слышит их шума, он вытянут, он сейчас – связь.
Мысли тянут его по светлому коридору, коридор с разветвлениями, но ему не интересно, что там, в закоулках, ему надо вперед. Он поднялся, насколько это было возможно, и посмотрел вниз. Внизу был совсем другой город, его полосатил туман жалкими обрывками съежившихся облаков. Фрол с трудом растолкал густую сырость и, просунув себя в дневную свежесть утреннего города, пролетел несколько кварталов над еще спящими улицами. Около старого особняка врезающего шпилем в небо остановился. Зрительно прошелся по окнам и на одном из них замер. Заставлять томиться сознание не пришлось, оно, как старое знакомое, без спроса заглянуло в прозрачную перегородку.
За окном, за рабочим столом сидел седой, Андрей Павлович. Он дремал, наклонив свою седую шевелюру на грудь. Вдруг, как будто его кто-то тронул, вздрогнул. Открыв глаза, внимательно посмотрел на окно.
Передача мыслей затея сложная, единицам лишь исполнимая.
Днем старик уже тревожил мобильную связь.
Виктор откликнулся сразу:
– Я слушаю Андрей Павлович.
– Молния отбил телеграмму. У него большие неприятности. Букв мало и потому я не знаю, что произошло. Ему нужна помощь. Найдешь его на улице Привокзальной. Дом двенадцать, квартира шесть. Телеграмма была сегодня утром. Сейчас у тебя ночь, есть время поразмыслить.
– А, что тут размышлять, в принципе к искомому я добрался, осталось только найти его. Так, что беру такси и закрываю неизвестность.
– Не спеши, Фрол мастер и если он передал, что большие неприятности это не говорит нам, – «придите и заберите». Что у тебя есть?
– У меня на столе сводка «ЧП» за три минувших месяца. Сопоставив некоторые данные, я пришел к выводу, что исчезновения «молнии», это факт жестокого преступления. Самое смешное для нас, преступление оказалось спланированным. Мне не удается разгадать, как это могло произойти, как наш дока мог позволить себя так наказать.
– Вот в этом ты Виктор и разберись. Нам на ошибках, ой как дорого учиться. Проанализируй всё, оно ведь утро, вечера мудренее.
Две связи замолчали. Андрей Павлович протер глаза, посмотрел на светящийся циферблат. Десять тридцать в комнате за тяжёлыми шторами ещё пряталась ночь, и злая бессонница. Школа Иллюминатов со своей знаменитой «Теорией заговора», без государства и родины но с индивидуальной просвещенностью день начинала поздно. Школа глотало утро, проснувшемуся солнцу даже не хотелось заглядывать за зеленные портьеры этого серого плаксивого здания. Лишь к концу дня его могли пригласить на два часа на озарение, постижения истинной природы человека.
Мужчина из джипа, что накануне нагло разъезжал по больничному дворику, цокал каблуками по белому мрамору. Он нагло распахнул резную дверь гостиной и тут же был остановлен расторопным охранником. Охранник молчаливым жестом указал на мягкий диван, предлагая подождать. Мужчина скривился, он был не из тех, кого так легко могли остановить, да ещё так просто указать на место. Гримаса явно озадачила охранника. Настойчивость с искаженным лицом стояла и не хотела подчиняться. На счастье противостояние быстро разрешили противоположные двери. Они с шумом раскрылись и появившийся старый китаец в сопровождении второго охранника, дал возможность двум непримиримостям сбросить с себя воинственный вид. Китаец, опустив голову, проследовал, около них молча. Охранник же наоборот, посмотрев на своего напарника, кивнул ему головой. Тот сразу опустил руки, сделал шаг в сторону.
Гримаса мужчины переросла в ехидную улыбку. Он с явным достоинством прошел в открытый кабинет. Охранник лишь посмотрел в спину, злобно так, но в спину и с раздражением закрыл за наглецом дверь.
Наглец же наоборот довольный своей гордостью, вошел в кабинет.
Кабинет, увешенный и заставленный старинной культурой, скорей напоминал музей поддержанных и поношенных вещей. Зажженный свет за плотно закрытыми гардинами не приближал его к уюту. Яркий свет, падающий с потолка и стен, не мог пробить тяжелую усталость отжитой старины. Прихоть хозяина не открывать окна. Прихоть хозяина жить в прошлом.
Посередине кабинета полусферический медный макет земли, поставленный экватором на хрустальную треногу. Вокруг этого шедевра расставлены просторные стулья с подлокотниками, выгнутыми ножками и обтянутой золотой обивкой. Такой вот себе круглый стол, для тех, кто с мечом.
Смело, усевшись на одно из кресел, мужчина три раза стукнул своим перстнем по медной сфере. Сфера загудела глухим звоном, будто колокол, замурованный в каменной кладке.
Тут же из-за потаённой комнаты, скрипит старческий голос:
– Мальчишка, уважай старость.
– Ваша старость очень медленная, – отпарировал мужчина.
Начислим
+14
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе