Читать книгу: «Тайны мифологии: рождение вселенной – 1. Раскрытие древнего знания», страница 5

Всё хорошо, что сделал сам. Один, распятый на древе мира

Вновь, вполне узнаваемый образ:

…Чтобы познать тайны священных рун, бог Один сам распинает себя на стволе мирового древа, ясеня Иггдрасиль, пронзив своё сердце копьём Гугнир. Так он висит девять дней. В итоге, один великан, дальний родственник, поит его мёдом который дарует ему тайные знания…

Думаю, что ты понял уже. «Мировое древо» – исток всего, центр всего, с которой всё начинается, то есть, – в первую очередь, это само «первое Я». Принесение себя в жертву, отдача себя пространству, распятие в нём – это очевидный образ первого большого взрыва. То, что по некоторым версиям, Один висел вниз головой, ничего не усложняет, скорее наоборот. Центр, источник взрыва, вполне можно считать верхом, а значит, распространение взрыва от него вширь, – это движение вниз, к материальности. Волшебный мёд, выпитый Одином по окончании своих жертвенных страданий – вполне зримый символ утекания, сжатия, схлопывания, вбирания; вновь – всё то же. Также, в символе «испития мёда» мы можем увидеть сам первый большой взрыв, его «прикосновение» к пустоте окружающего пространства, к этим «космическим водам», но даже в этом варианте, основной фазой «пития», всё же будет вбирание взрыва обратно, в точку его истока.

В данном случае, мотивом первого большого взрыва объявляется «поиск знания». Это один из основных вариантов этого события, что мы с тобой, встречали и ещё встретим, в мировой мифологии.

В связи с расположением первого «Я» относительно происходящего творения, в связи с направлением этого творения, можно вспомнить одну старую русскую загадку:

…Когда мир народился – сырой дуб повалился, и посейчас лежит…

Несложно понять, о чём здесь идёт речь. Связь спящего, цельного «первого Я» в состоянии «мирового яйца» с нездешним «божественным миром», подаётся здесь, как – «сырой дуб» растущий вверх. «Дуб повалившийся», описывает нам распространение творения в направлении «вперёд», по горизонтали, несмотря на то, что творение, совершенно очевидно распространяется во все шесть направлений пространства от «первого Я», в том числе и вверх. Но, для пустоты пространства, было бы странным выделять одно из направлений, как именно «верх». К тому же, настоящим бесспорным «верхом» должен являться именно вечный «божественный мир», а не направление по одной из осей трёхмерного пространства. Ещё одной интересной идеей, предлагаемой этой загадкой, является творение вселенной как проекция «божественного мира», или по крайней мере памяти о нём, накладываемая «первым Я» на окружающее пространство пустоты, и овеществляемая в нём.

Цифра, хотя и упоминаемая здесь в связи с категорией времени, как и всегда в мифе, совершенно не случайна. Я имею в виду цифру «девять», в связи с «девятью днями» распятия Одина. В мифологии германцев и скандинавов очень часто встречается именно эта цифра. Зачастую, как и в этом эпизоде, она встречается там, где должна бы быть цифра «семь», но это противоречие, как мне кажется, объяснить несложно. Я думаю что «девять» здесь, в сумме с «единицей» как главным героем – Одином, в данном случае, это – всё то же число «десять». «Десять праджапати», десять первотворцов – сыновей Брахмы, о которых мы ещё поговорим, десять сефиротов каббалы. Полагаю, что и сама каноничность числа «десять», в том или ином виде, присутствующая в большинстве культур мира, идёт именно отсюда, от этой космогонической идеи.

Я уже говорил и повторю не раз, что у космогонического значения этого числа есть, как минимум, две версии. Это – семь составляющих первого большого взрыва в сумме с тремя составляющими триединства, породившего его. И это – десять основных этапов на пути, от пробуждения «первого Я» до выхода на бесконечное, самовоспроизводящееся разворачивание материальной вселенной. Так вот, «девять дней распятия Одина на древе», в сумме с ним самим как «единицей», это всё то же, каноническое, космогоническое число «десять». В данном мифе, как я полагаю, цифра «девять» имеет отношение только к первому кругу творения, ведь «девять дней» длится «распятие», то есть – период от «распятия на древе», до схода с него и «испития мёда». Я хочу сказать, что эти «девять дней» отмеряют для нас процесс, от символа расширения взрыва до символа его схлопывания, а значит, символ цифры «девять» имеет отношение именно к этому процессу. То есть, в данном случае, он говорит нам о семи составляющих первого большого взрыва, и двух оставшихся началах в сумме с самим Одином, как символом «первого Я».

Путь любой, кончается началом. Один, и скачка на Слейпнире

Слейпнир – восьминогий конь Одина, самый быстрый скакун во вселенной.

…Однажды, Один скакал на нём, пока не встретил великана Грунгнира, тогда они решили скакать наперегонки и поскакали обратно в Асгард, город богов, столицу Одина. Один, конечно же побеждает, но приглашает великана в гости на пир…

Вновь, всё тот же образ – движение вперёд и движение назад, к источнику; взрыв и схлопывание, то есть, – речь снова о двух фазах, двух этапах первого круга творения. Восемь ног Слейпнира, конечно же могут означать количество составляющих взрыва, так же, как и девять дней распятия Одина, но цифры эти подходят не очень; думаю, восемь ног здесь объясняются другим. Поскольку, Слейпнир символизирует, опять-таки большой взрыв, а обычное количество ног для коня это – четыре, цифра восемь, в связи с ними, – говорит о сдвоенности, о двухэтапности взрыва, в данном случае. К тому же, символ «четвёрки» через идею четырёх сторон света, говорит нам о пространстве, и одновременно, о первом большом взрыве пытающемся заполнить его. Здесь всё зависит от контекста. Этот момент встретится нам неоднократно. То есть, мы снова видим здесь – взрыв и схлопывание. Также, о символе взрыва говорит и сам факт, непревзойдённой быстроты Слейпнира.

Есть версия, где на нём скакал сын Одина Хермод. Он скакал, по всем девяти мирам германцев. Вновь символ взрыва, охватывающего всё пространство будущей вселенной. Но скакал он в Хель, страну мёртвых, дабы вернуть своего погибшего брата Бальдра. Здесь мы видим ясное указание на этап сжатия, схлопывания. Для спасения Бальдра, ему нужны всеобщие скорбные рыдания, но добиться всеобщих у него не получается. Поэтому, Бальдра он не спасает, но сам возвращается в мир богов. Это символ уже второго, следующего далее, творения, творения видимой, материальной вселенной. Рыдания же, вновь деталь уточняющая тему утекания, сжатия.

Вернёмся к скачке Одина. Там есть интересный момент;

…На пиру богов в Асгарде, напившийся великан Грунгнир бросает вызов Тору, сильнейшему из богов-асов, после чего, уезжает к себе. Вскоре, Тор отправляется к нему для решительного сражения. Поскольку, завершение скачки Грунгнира и Одина в Асгарде символизирует сжатие, схлопывание взрыва – это поездка Тора, должна была бы означать второе творение, разворачивание уже зримой, материальной вселенной. Но символы этой части истории таковы, что явно отсылают нас к событиям первых рас человечества на Земле, то есть к тому, что имело место через миллиарды лет после вышеописанного. В этом имеет место явная параллель с «Теогонией» Гесиода, где воцарение Зевса, то есть создание материальной вселенной, сразу же переходит к образам создания человека на Земле и связанным с этим историям. Похоже, эта параллель не случайна, и мифы скандинавов-германцев создавались под влиянием мифологии греков, хотя, кто знает, может быть и наоборот.

Воистину, рыба мечты. Тор на рыбалке

На рыбалку Тор отправился с великаном Хюмиром, в надежде поймать мирового змея, змея Мидгарда, Ёрмунганда. Как бы сложно и интересно не описывалась происхождение этого змея, по сути, это всё та же пустота изначального пространства, которую пытается ухватить, покрыть, заполнить большой взрыв. Достаточно сказать, что кусая себя за хвост, он кольцом, опоясывает мир людей, Мидгард.

Итак, сразу начнём трактовать символы. Для наживки, Тор взял большую бычью голову. Бык, как мы уже говорили, является ясным символом большого взрыва. Его сила, мощь, страстный порыв, всё вполне читается.

Тор с великаном гребут, уплывая всё дальше в океан, в поисках мирового змея, символизирующего пустоту. Вновь – взрыв, расширяющийся всё дальше и дальше. Забрасывание удочки, с бычьей головой, в качестве наживки. Вновь – символ того же. Змей клюёт, и Тор подтягивает его, всё ближе и ближе. Да, речь здесь идёт уже о сжатии, схлопывании взрыва, но здесь же, как может показаться, присутствует кое-что ещё. А именно, попытка взрыва, сжимаясь, схлопываясь, утянуть за собой саму пустоту, за которой, он и пытался гнаться в своём расширении. Но, насколько я понимаю, и мы в этом убедимся в нашем путешествии, первый большой взрыв вовсе не пытается что-то за собой утянуть схлопываясь, наоборот, он всеми силами старается оторваться, убежать от леденящей, ядовитой, разъедающей его пустоты. Полагаю, что, как часто бывает в мифах, мы имеем здесь дело с наслоением, частичным смешением образов. Насколько я понимаю, символ Тора, пытающегося подтянуть в лодку, пойманного им на удочку, Ёрмунганда, принадлежит этапу предыдущему, то есть – этапу расширения взрыва. Первый большой взрыв, а точнее – «первое Я», в своём расширении, как ты уже понимаешь, пытается распахнуться во всю бесконечность окружающего его пространства, чтобы не осталось ничего что было бы не им. Таким образом, «первое Я» пытается вернуть состояние цельности «мирового яйца», потерянное им при пробуждении. Что мы и видим в символе Тора, пытающегося заполучить себе змея Мидгарда – Ёрмунганда, пытающегося объединиться с ним. Но, по причинам которые мы рассмотрим дальше, бесконечное расширение первого большого взрыва было невозможным, в какой-то момент оно прекратилось и перешло в сжатие, «первое Я» отказалось от попытки объединения с окружающей его пустотой, что и символизируют нам действия Хюмира, который, якобы испугавшись, перерезает верёвку-леску Тора ножом. Он это сделал, когда Тор, для надёжности, пробил дно лодки и встал ногами на дно океана, замахнувшись своим молотом на приблизившегося змея.

Уже знакомый образ, правда? Вишну, в облике черепахи, ныряющий в воды космического молочного океана под мутовку богов, чтобы стать ей опорой. Вновь – символ некой, совершенно новой, плотности, возникшей в результате сжатия, плотности, до сих пор не свойственной, тончайшей эфемерной среде праматерии, составлявшей первый взрыв. Опора, обретённая богом Тором в виде дна океана, ясно символизирует сжатие взрыва в плотную точку, то есть – его возвращение к своему истоку, к, опять-таки, своего рода опоре.

Замах Тора молотом, это опять-таки взрыв. Но, удара не случилось. Как уже было сказано – пустоты не догнать, её не коснуться. Удар молота-Мьёльнира, мог бы также говорить о мощи и жёсткой плотности сжатия взрыва, но – удара не было. Увы.

Порой, и в позоре есть смысл. Тор, и поход в Утгард

Как часто бывает в мифах, особенно в германских, частицы важных символов здесь придётся отыскивать среди множества совершенно необязательных подробностей.

Великий бог Тор, вместе со своим братом, хитроумным Локи, отправляется в легендарную страну великанов Утгард. Уже по дороге начинаются приключения, в результате которых к ним присоединяются ещё два спутника, мальчишки Тиальфи и Ресква.

Четыре героя, вообще число четыре, это символ расширяющегося взрыва; мы проясним эту тему, когда подойдём к теме цифр и, связанных с ними, знаковых систем. То, что в начале путешествия героев было два, то, что главными героями этого путешествия является эта пара – Тор и Локи, так же не случайно. Рядом с «первым Я» в начале творения, в мифах часто присутствует кто-то ещё, некий «второй», например – Шива рядом с Брахмой. Насколько я понимаю, «второй», это некая частица, «искра» того вечного, божественного мира, что необходимо «первому Я» для воспламенения взрыва. Полагаю, что именно эту творящую пару и символизируют здесь Тор и Локи. Хотя, думаю ты уже понял и будешь убеждаться снова и снова, что точная принадлежность того или иного бога или богини к какой-то определенной сфере, к какой-то специальности, существует лишь в нашем мелочном, рассудочном воображении. В реальности всё гораздо более подвижно, текуче и неопределённо. Строго говоря, боги, их имена, их «специальности», зоны ответственности, – не важны, важен лишь тот, настоящий смысл, что таится за всем этим. И этот настоящий смысл, как ты видишь, за символическими образами мифологии, вполне отчётливо различим.

Вскоре, наши герои встречают великана, путешествуют вместе с ним, и во время одной из ночёвок, Тор, в течении ночи, три раза бьёт его молотом по голове, но не может причинить ни малейшего вреда.

Ты уже заметил, что мифы, очень часто наполнены совершенно неправдоподобными, нереалистичными деталями, которые очевидно, имеют символический смысл. Здесь, мы имеем дело с символом «мирового яйца», «золотого яйца», сначала – разделяющегося на «первое Я» и «не Я», а потом – разворачивающегося в первое творение, в первый взрыв. То есть, здесь мы видим период, длящийся от этапа единицы, то есть – «мирового яйца», до этапа «тройки», который, что совершенно естественно, имел место до начала этапа «четвёрки», о котором символически говорили нам два мальчика, присоединившиеся по дороге к двум нашим героям, до того, как взрыв стал расширяться, что символизировала нам цифра «четыре», хотя она и возникла в тексте ранее. Но подобная путаница, часто встречается в мифах.

У Тора не получилось, ни убить великана, ни даже, просто причинить ему вред, но, после третьего удара великан, проснувшись, наконец-то встаёт.

Вновь скажу то, что мы проясним немного позже. Когда мировое яйцо раскрывается, разворачивается, ему, для того, чтобы выйти на этап четвёрки, то есть распахнуться взрывом, заполняющим всю окружающую пустоту, нужно сначала, выйти на этап тройки, что вполне естественно, о чём и говорят нам три удара Тора, после которых, великан, пробудившись, поднимается. Под этапом «тройки» я подразумеваю этап, когда «первое Я» создает триединство, необходимое для воспламенения взрыва. Под триединством, я, что совершенно очевидно, подразумеваю объединение трёх начал, сбирание их воедино. Все эти начала уже упоминались нами. Это – «тьма за глазами», как ресурс, сырьё, материал будущего взрыва. Это – «искра» «божественного мира», необходимая для воспламенения этого сырья. И это – само «первое Я», как автор происходящего, чьё волеизъявление является единственной движущей силой всего происходящего, и как узловая точка, объединяющая в себе перечисленные начала.

Наши герои приходят в Утгард. После приветствий хозяина по имени Утгардлоки и прочих разговоров, их впускают в замок, где дело доходит до состязаний. Ведь наши герои должны доказать великанам, что достойны того, чтобы здесь находиться. И вот, три соревнования, между нашими героями и теми, кого против них выставляют хитрые великаны. Три эпизода, дающие нам нужные символы.

Против Локи, объявившего себя самым быстрым и жадным «поедателем» среди богов, вышел некий Логи. Перед ними поставили огромное корыто с мясом, и они по сигналу, приступили к поеданию содержимого, начав с двух противоположных сторон. Встретились они в середине корыта, но Локи съел только мясо, а Логи, уничтожил всё вместе с костями, поэтому был объявлен победителем.

Следующим было состязание в беге на скорость. Безвестный мальчик Тиальфи, вдруг оказался самым быстрым бегуном в мире людей; обычная для мифов неожиданность. Против него вышел некий юноша Гуги. Три раза бежали они, и с каждым разом, Тиальфи уступал всё больше.

Тору, объявившему себя способным пить как никто из богов, был поднесён длинный узкий рог с водой. За три героических попытки, в результате которых Тор, чуть не лишился чувств, он так и не смог уменьшить количество воды в роге ни на волос.

Рассерженному Тору, желающему доказать великанам своё божественное превосходство, предлагают поднять кошку. Но после невероятных усилий, у него получается оторвать от пола лишь одну её лапу.

Тогда, совершенно уже разгневанный Тор, предлагает хозяевам доказать свою силу в борьбе. Против него, со смехом, выставляют старую кормилицу Утгардлоки – Элли. Бросился на неё яростный Тор, но она так схватила его, что у того перехватило дыхание. Чем больше сжимал её Тор, тем крепче становилась старуха. Внезапно, она сделала ему подножку, и Тор упал на одно колено. Хозяин замка был очень удивлён этим, но со смехом сказал гостям, что очевидно, они не достойный оставаться здесь. Утгардлоки щедро накормил Тора с друзьями, после чего, пошёл их провожать. В прощальном разговоре с Тором, выяснилось, что хозяин очень впечатлён их могуществом. Это он был великаном Скримниром, встреченным ими по дороге. И вместо своей головы, он якобы подсунул под могучие удары молота Тора огромную скалу, на которой, остались от этих ударов страшные отметины. Логи, с которым соревновался в поедании мяса Локи, это – сам огонь, с которым никто не сравнится в пожирании чего бы то ни было. Гуги, с которым Тиальфи соревновался в беге, это сама мысль, опередить которую не может ничто во вселенной. Рог, из которого пил Тор, соединён с самим мировым океаном, мировой бездной, и от геройских попыток Тора, бездна обмелела, как море при сильном отливе. Кошка, которую пытался поднять Тор, была самим змеем Мидгарда, Ёрмунгандом. И то, что Тор смог оторвать от пола одну её лапу, было невероятно. Старуха- кормилица, с которой он боролся, это – сама старость. Любого человека она кладёт на обе лопатки, и только, могучий Тор упал, всего лишь на одно колено. Казалось бы, всё ясно. Но ясно ли?

Заявляю тебе совершенно определённо, – если мораль мифа открыто присутствует в самом мифе, значит это некий вторичный, поверхностный смысл, даваемый для непосвященных. Давай-ка, вглядимся в эти образы повнимательнее.

Состязание в поедании, напоминает нам Урана, помещавшего своих детей, одного за другим, в Гею, и Крона, пожиравшего своих детей. То есть, в итоге, оно говорит нам о том, что как бы первый взрыв не распахнулся, не расширился на всю вселенную, как бы ни пытался её охватить, всё равно всё сведётся к схлопыванию, к сжатию в точку. Взрыву не превзойти сжатия.

Состязание в беге, обращает нас к истории состязания Ганеши и Картикеи. Вновь то же. Как бы мощно взрыв не рванулся, как бы далеко не распахнулся в пустоту изначального пространства, всё равно, в итоге, всё свелось к возвращению к истоку, к точке.

История с кубком воды – это не образ сжатия, схлопывания, ведь взрыв, каким бы огромным он ни был, был конечен, его можно было вобрать весь, что и произошло на деле. В данном же случае, Тор, не зная того, пытавшийся выпить всю бесконечную пустоту, которую символизирует здесь мировой океан, это опять-таки, тот самый взрыв, который пытается заполнить её всю, как Уран Гею, покрыть её, охватить, заполучить в себя.

Попытка поднять кошку, в образе которой скрывался мировой змей Ёрмунганд, напоминает нам египетского Шу, который рванулся вперёд и вширь, чтобы якобы поддержать Нут, испугавшуюся высоты, после того, как она была разъединена с её близнецом-братом Гебом. То есть, Тор, пытающийся поднять кошку, это очередной образ, всё того же первого большого взрыва, обречённого, в своей попытке расширяться бесконечно, на неудачу.

Борьба Тора со старостью, а значит, и со смертью, вновь говорит нам о том же. Как бы мощно не рванулся взрыв вперёд, как бы далеко не распахнулся, всё равно, в итоге и очень скоро, его ожидает сжатие, схлопывание, исчезновение. И, само возвращение наших героев из Утгарда домой, в Асгард, опять-таки, символизирует сжатие, схлопывание, возвращения к истоку. Вообще, само их путешествие, вместе со всеми включёнными в него испытаниями, выглядит, как попытка совершить невозможное. То есть, образ здесь всё тот же, это – неудавшаяся попытка первого большого взрыва распахнуться в вечность и бесконечность. Ты видишь, что образы этого мифа, неоднократно и по-разному, рассказывают нам о первом круге творения, о расширении и схлопывании первого большого взрыва.

И немного о Локи, который здесь был совсем не случайно.

Локи. И у негодяев есть семья

Присутствие Локи в предыдущем мифе не случайно. Локи символизирует «искру», то прикосновение божественного непроявленного мира, что необходимо «первому Я» для проявления вовне. Это образ, аналогичный образу египетского Сета, о котором мы ещё с тобой не раз поговорим. Имеет смысл, прояснить для себя, и историю с семейным положением Локи, хотя она и подаётся мифом, как что-то другое, отдельное. Но, как выясняется, эта ещё одна версия всё того же, первого круга творения. Хотя Локи и не является «первым Я», он является той искрой предвечного, непроявленного мира, без которой, «первое Я» не могло бы творить, или даже, просто пробудиться. А значит, в каком-то смысле, они неотделимы друг от друга. И для Локи, как для символа «первого Я» здесь, раз уж само оно, в данном случае, никак отдельно нам не представлено, супруга Локи великанша Ангрбода порождает великого змея Мидгарда – Ёрмунганда, то есть – ту самую пустоту «не Я», страшного волка Фенрира, то есть – первый большой взрыв, и страшную Хель, – всё тот же «Тартар» Гесиода, ту «тьму позади», «тьму за глазами».

С Фенриром, всё достаточно ясно. Сначала он рос «не по дням, а по часам», до гигантских размеров, просился отпустить его на бескрайние просторы миров ясеня Иггдрасиль, но, в итоге, на него накинули волшебную, то ли сеть, то ли цепь, и приковали к скале на маленьком безлюдном острове. Да ещё и, вставили между челюстями волшебный меч, заговорённый рунами.

Ты видишь, что эпизод с Фенриром – это совершенно ясный символ, сначала – первого большого взрыва, с его стремительностью, с его претензиями на бескрайность, а потом – сжатия, схлопывания в точку, о чём говорят образы, – «безлюдного острова», «скалы», «прикованности к скале».

Ты видишь, что здесь в общем-то неважно, сохраняет ли меч пасть волка открытой, распирая её, или тот держит его в закрытой, стиснутой пасти. Раскрытая пасть говорила бы о вбирании взрыва, приведшем к сжатию в точку, закрытая же, – о самом этом сжатии, о стремлении «первого Я» свернуться, спрятаться от леденящей, ужасающей пустоты.

Сам Локи в этой истории никак не фигурирует, известно лишь, что он отец Фенрира. Аналогом Локи в этой истории, судя по всему, предстаёт бог Тюр. Он, то бог неба и грома, то воинской доблести, совершенно положительный, в отличии от Локи, и здесь, он – близкий друг Фенрира, пользующийся его доверием. Чтобы боги смогли пленить, разросшегося гигантского Фенрира, ему пришлось положить тому в пасть свою руку, и, в итоге, потерять её. Бог Тюр здесь, тоже символизирует взрыв, и его отказ от руки, потеря её, говорит о прекращении расширения взрыва, о его сжатии, о возвращении к источнику. То есть, – это аналог образа мужского естества Урана, отнятого его сыном Кроном в «Теогонии» Гесиода. Мы ещё не раз с тобой встретим символы травмы, частичного повреждения тела героя, говорящие о том же самом, о переходе взрыва от расширения к сжатию.

Возвращаясь к начатому, повторюсь, – здесь, первый круг творения описывается без участия, собственно «первого Я». Его роль здесь играет Локи, то есть – всё тот же Шива-Сет, без которого, «первое Я» не смогло бы, ни появиться, ни проявиться, ни творить. Остаётся упомянуть, что великанша Ангрбода, это, всё тот же, изначальный, предвечный Хаос «Теогонии» Гесиода. Мы ещё не говорили об этом космическом начале. Это, та гипотетическая пустота, что ещё не была никем названа таковой, что гипотетически существовала до того, как «мировое яйцо» развернулось пробуждением «первого Я».

Поскольку великанша Ангрбода породила от Локи такие важные, фундаментальные космические начала, естественно предположить, что сама она символизирует Хаос Гесиода. Хаос, что когда-то означал совсем не беспорядок, а разверстую бездну пустоты. Хаос, что по Гесиоду, породил Эрос, – «первое Я», с его понятными побуждениями, Гею, – внешнюю, окружающую пустоту, на самом деле, в чём ты скоро убедишься, порождённую прикосновением внимания Эроса, и Тартар, – ту тьму, что «позади», «за спиной», «за глазами», то есть – почти все, основные, необходимые для творения вселенной, начала, в их греческом варианте. Как ты видишь, в данном списке не хватает только «искры», но поскольку, речь у нас шла о Ангрбоде, жене Локи, с «искрой» – всё в порядке, ведь в первую очередь, Локи символизируют именно её.

Ну а почему, Тюр, при очевидном созвучии имён и очевидном сходстве качеств, тем не менее – не Тор, это вопрос отдельный.