Идут губернаторские выборы. Пропал журналист. Найден его автомобиль, стоящий напротив здания ФСБ. В багажнике обнаружена кровь. Сомнений не остается – он убит. Вскоре происходит еще одно убийство – застрелен кандидат в губернаторы. Расследованием этих преступлений занимается «Шестой отдел». Один из его сотрудников – Семенов Александр подключается к раскрытию убийств. Его методы в розыске преступников и нестандартная манера общения с гражданами, никак не вписываются в образ сотрудника уголовного розыска. В этой связи коллеги наделяют его «говорящим» прозвищем «Тихушник», за его характер и методы борьбы с организованной преступностью.

Автор Александр Бабин так же, как и герой романа, ранее служил в Управлении по борьбе с организованной преступностью в отделе по борьбе с бандитизмом и терроризмом, вот почему эта тема ему знакома не понаслышке. Несмотря на то, что книга «Тихушник» художественное произведение, у читателей периодически будет возникать ощущение того, что когда-то в жизни они такое уже видели или слышали. Реалистичность сюжетов стала возможна в том числе, и вследствие изложения всего с юмором.

Предыдущая книга Александра Бабина «Счастье быть русским» не оставила читателей равнодушными. Тема деревенской жизни близка русским людям, ведь у каждого второго жителя нашей страны – есть корни сельского жителя, к тому же за основу взят не совсем обычный сюжет.

Александр Бабин

Все персонажи данной книги

являются вымышленными. Любое сходство с реально

существующими лицами случайно

Глава 1

– Ну наконец-то появился! Что так долго? Мог бы позвонить, вечер уже. Я себе места не нахожу; мэр дважды звонил, тоже беспокоится. Уже пятую кружку кофе допиваю! – сказал Александр Сергеевич, перебирая слова (которые можно было уменьшить втрое), поднявшись из кожаного офисного кресла и присев на край стола.

– Во-первых, сначала зашёл в УВД, к бывшим коллегам. Все оперá на ушах стоят, начальник розыска – темнее ночи: боится, что уголовное дело к ним может попасть. Сами понимаете: убийство журналиста – это не Васю Пупкина какого-нибудь замочили. Дело носит политический характер. Пока все следственные действия ведут прокуратура с шестым отделом, но кое-что мне удалось выяснить, – ответил Андрей.

– Ну, говори, не тяни резину…

– Труп не нашли, как я вам утром докладывал. А вот автомобиль журналиста – стоит, как стоял, напротив здания ФСБ. Пост около него выставили, прохожих всех фиксируют на камеру… Не знаю, кого только ждут? Думают, преступник к нему вернётся? Эксперт машину осмотрел – в багажнике и в гараже журналиста нашли кровь. Видимо, его поджидали около авто, там хлопнули, затем погрузили в багажник и отвезли куда-то… Возможно, уже прикопали в лесу или утопили, а машину бросили специально напротив ФСБ: что, мол, съели? Одно не пойму – на что им было так рисковать? Без доверенности на автомобиль далеко ли уйдёшь – гаишники в любой момент задержат. Тем более ночью, любой водитель под подозрение попадает. Мне начальник угро рассказал, что за рисковые ребята эти преступники. А может, за рулём был бывший сотрудник милиции или ФСБшник? Видеокамеры на здание ФСБ в поле зрения авто не попадают, так что число участников неизвестно. Маршрут они проработали заранее, и видеокамер поблизости нет. – Андрей, прервав рассказ, налил себе в кружку кофе и медленно стал размешивать ложкой сахар.

– Что, правда никаких зацепок? Не может быть – жену, родственников, друзей опросили, а обыск в квартире и офисе не провели? – ответил Александр Сергеевич, не зная, что ему дальше делать – снова сесть в кресло или, успокаивая себя, туда-сюда ходить по кабинету.

– Я не договорил. Во-вторых, встретился с бывшим коллегой, – вы его знаете, Сергей Чуркин, он сейчас в шестом отделе работает. Он немного дополнил информацию, хотя она скудная – его в опергруппу не включили, всё покрыто тайной. ФСБшники тоже участвуют в раскрытии убийства. При обыске у журналиста в квартире нашли несколько экземпляров его книги: рукопись, наброски к ней и записную книжку, в которой были записи лиц, плативших ему за статьи. Компьютер изъяли. Видимо, он всех водил за нос, двурушничал – нашим и вашим. По крайней мере, вы сами говорили, что вместе с мэром ему приплачивали, чтобы он писал о вас статьи и при этом якобы критиковал в них вас – для конспирации. Иметь «засланного казачка» в стане врага, да ещё в самом центре команды – своих конкурентов на пост губернатора – большая удача. Сергей назвал несколько фамилий из его книжки, в том числе и вас упомянул. Помните, я ещё до начала избирательной компании вам говорил – раскрывать все карты журналисту нельзя? Вы ещё мне ответили, что начальник службы безопасности мыслит недальновидно. Конечно, я не обиделся на ваши слова, но был прав.

– Ладно, к чему старое вспоминать… Вот сука! Я мэру тоже говорил – нельзя доверять ему всё, что мы планируем делать на выборах. Так нет, не послушал меня, сказал – можно. Давно с ним работает, ещё с исполкома. Многое ему сделал, помог квартиру получить, в газете редактор – не последний человек, да и так деньги подбрасывал. Вот на издательство книги дал, большая часть – его, – рассуждал Александр Сергеевич.

– У меня есть адвокат – бывший прокурор, так он всегда говорит: «Что не могут сделать деньги, то смогут сделать большие деньги, что не могут большие деньги, то смогут сделать очень большие деньги». Ему пришлось немного в тюрьму присесть – но быстро вышел. Деньги решают всё, а тут такие привилегии были к этому журналюге со стороны влиятельных лиц, что соблазн был большой – устоять перед деньгами невозможно, вот за это и поплатился, – ответил Андрей.

– Что следаки говорят? Какой мотив убийства – заказной, политический или другой?

– Заказной, конечно – сомнений ни у кого этот факт не вызывает: машину не взяли, труп не могут найти. Из своей практики знаю: такие преступления тщательно готовятся, и раскрыть их быстро редко удаётся, особенно доказать причастность к преступлению. Если найдут, то исполнителей живых уже нет. Как говорят в Одессе: «Немного мёртвые – лишние свидетели». Ну а если посчастливится найти – сначала жулики по глупости вину свою признают, когда их оперá немного попрессуют, зато потом, при встрече с адвокатом, он им быстро мозг прочистит. И дело уже по другому сценарию пойдёт – жулики сразу вспомнят Статью 51 Конституции и пойдут в отказную. – Андрей допил кофе, налил себе ещё кружку и продолжил рассказ на своём бывшем профессиональном милицейском жаргоне.

– Сейчас надо подумать, как нам себя на следствии вести. Не сегодня, так завтра оперá к себе вызовут на беседу, поэтому надо линию защиты общую с вами выстроить. С мэром тоже не помешало бы переговорить по этому поводу, а то запутаемся в показаниях: дойдёт до очных ставок и получится, что из свидетелей в подозреваемые запишут.

– А что они сейчас делают и что могут сделать в ближайшие часы? – спросил Александр Сергеевич.

– Круг знакомых у журналиста устанавливают. У операторов связи, распечатку телефонных переговоров берут – а может, уже взяли, – изучают, анализируют. Наверно, в оперразработку взяли всех тех, кто с ним контактировал… Думаю, вам с мэром тоже прослушку на телефоны поставили и ноги сделали.

– Какие «ноги сделали»? – поинтересовался Александр Сергеевич, не понимая жаргон начальника службы безопасности.

– Наружное наблюдение, значит. Ходить будут за вами: куда вы идёте, туда и они… хотя вряд ли – вы же не жулик. Семью имеете, живёте в одном месте – это им ничего не даст. А вот телефон на прослушку поставят точно. Я даже думаю, давно поставили – когда вы стали кандидатом в губернаторы. Ну а мэр постоянно у ФСБшников на прослушке – всё-таки он не последний человек в городе; это их профессиональная обязанность – быть в курсе его деятельности, да и его безопасность тоже в их компетенции.

– Хуже нет – ждать, догонять и быть в неведении. До дня голосования всего ничего остаётся, а тут – нá тебе! Врагу не пожелаешь. Сейчас СМИ сразу найдут, кому выгодна его смерть. Ещё и меня к этому убийству приплетут. За окном XXI век, а вернулись снова в девяностые: ликвидация конкурентов. Да никому его смерть не выгодна, просто кто-то так хочет столкнуть нас лбами с губернатором, – сказал Александр Сергеевич.

– Вряд ли. Я всё-таки думаю – тут что-то личное, не политическое, это моё мнение… Вам и мэру его смерть не выгодна, хотя на карандаш вас возьмут. Вы же книгу его читали? Зачем он в ней пишет о губернаторе, как о больном человеке – якобы в детстве нужду справлял на простыню? Кто угодно такое делал, когда под стол пешком ходил. Это же унижение мужского достоинства, тут любой мужик за такие слова морду набьёт. Да и уважаемых людей в нашем городе не с лучшей стороны прописал – якобы они местная мафия. Тоже могли на него обидеться. Про коррупцию написано правильно – такая информация для избирателей нужна для ознакомления, часть голосов можно оттянуть, но унижение человека – это лишнее.

– Ты, кроме Чуркина, ещё с кем-то из шестого отдела знаком? Знаешь, кто в опергруппу включён? Или выход на них хоть какой-то есть, чтобы побольше узнать информации по этому делу?

– Сергей сказал – в группу включили самых опытных оперов, одного я знаю – Семёнов Саня. Встретиться с ним могу, но он знает, что я работаю у вас начальником службы безопасности. Я ему об этом говорил – да они и документы в кадрах проверят, оформлен официально. Тут никак не проканает его обмануть – мол, интересуюсь убийством якобы из любопытства. Саня вообще опер авторитетный, что в блатных кругах, что в оперских. Его даже ФСБшники немного побаиваются. Ещё и поди пойми, разговаривает он с тобой так просто по-дружески или ведет разведопрос. В беседе не заметишь, что не ты с него информацию поимеешь, а он с тебя. Разговорит так мастерски – любой артист позавидует, – сказал Андрей, достав из кармана пачку сигарет, вынул одну и закурил. Сел снова в кресло, пододвинул к себе пепельницу на журнальном столе, и всем своим видом показывая шефу, насколько велика сейчас его значимость в этом деле, как начальника службы безопасности. Все дальнейшие действия шеф будет согласовывать с ним.

– Ты всё равно попробуй с ним встретиться и переговорить до того, как нас могут вызвать в следствие. Чувствую, так просто не дадут спокойно провести предвыборную агитацию. Первое, о чём на допросе допытываться будут, – давал деньги журналисту? Отпираться будет бесполезно – придётся говорить правду, чтобы не запутаться в показаниях. Скажу —оказывал спонсорскую помощь, ведь нужно поддерживать творческих людей, всё-таки они несут в массы культуру. А уж как и что он там записал в своей книжке про мои деньги —пускай остаётся на его совести. Я же не могу контролировать его действия – в России же независимые СМИ.

– Во! Вижу, вы успокоились, стали трезво смотреть на ситуацию. Вот бы ещё мэр так же себя повёл. Да, чуть не забыл сказать – сегодня ночью гранату через окно забросили в штаб СПС, оказалась муляжом. У меня там знакомая девчонка при штабе, так она на работу теперь боится идти. Думаю, так попугать хотели, чтобы не зазнавались. Или сами привлечь к себе внимание хотели – так кому они сейчас нужны, эти либералы, – только геям… Журналисты раздуют по этому случаю из мухи слона – повод для них есть, хлебом не корми.

– Нам нужно с вами решётки на окна поставить и жалюзи повесить: сидим на первом этаже, как в аквариуме. Меньше у вздыхателей будет соблазна тот же камень бросить в окно, – отреагировал Александр Сергеевич на слова Андрея.

– Можно, только скоро выборы закончатся – зря только деньги потратим. А вот вам поберечься будет нужно. «Бережёного Бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт», – есть у нас, оперов, такая пословица. Я думаю, заказчик одним убийством журналиста не отделается – большие деньги поставлены на кон. Быть губернатором – значит, иметь всё, что пожелаешь, можно сказать – «Бог на земли».

– Что предлагаешь?

– Нужно подумать, – сказал Андрей, снова показав своим видом, что сейчас он практически второй по значимости человек в команде кандидата в губернаторы Александра Сергеевича. Ведь жизнь шефа с его «заводами-пароходами» несравнима со значимостью начальника службы безопасности и его умом.

– Александр Сергеевич? К вам мэр не может дозвониться, сейчас подъедет, – сказала секретарша, приоткрыв дверь кабинета шефа.

– Фу ты! Пока с тобой разговаривал, телефон отключил. Наверно, что-то случилось, если сам едет ко мне. Сидим, как на пороховой бочке, никакой дополнительной информации нет, – заволновался Александр Сергеевич.

– Что вы волнуетесь? Рабочая обстановка. Всегда так бывает – сначала знает всю информацию по убийству только опергруппа, через два дня – весь город, – ответил Андрей.

– Так это вы там в ментовке к трупам привыкли! Вам хоть бы что, а нам, гражданским, – шок.

– Хорошо, давайте подождём мэра. Видимо, ему больше известно информации об убийстве. У него во всех силовых структурах имеются свои люди… А может, его уже самого за одно место прихватили, – неприкасаемых для прокуратуры нет…

– Что ты всё каркаешь! – сказал Александр Сергеевич, подойдя к шкафу с бутылками и не зная, выпить ли ему сейчас вина, – вдруг хоть это поможет справиться с волнением или дождаться мэра.

Дверь в кабинет резко распахнулась, и в кабинет не вошёл, а ворвался мэр.

Глава 2

– Да, войдите, присаживайтесь… Отслужил, солдат? – сказал мне военком, когда я, попросив разрешения, вошёл в его кабинет. Он взял с края стола папку с надписью «Личное дело старшего сержанта Семёнова Александра Фёдоровича 1961 года рождения, воинская часть 03483» и положил напротив себя.

– Так точно! – бойко отрапортовал я ему, не понимая – зачем старший лейтенант, поставивший меня на воинский учёт, попросил зайти к военкому, и для чего ему понадобилось моё личное дело.

– Как вам живётся на гражданке – привыкаете? Какие планы на жизнь?

– Снова пойду на завод работать электриком, а весной попробую поступить в машиностроительный институт.

– Это хорошо, что хочешь получить высшее образование, – ответил военком, листая странички в моём личном деле.

«Зачем меня попросили зайти к военкому? Почему его заинтересовало моё личное дело?.. Видимо, есть какие-то ко мне вопросы, или из армии поступил запрос в отношении меня?.. Так я уволился с почётом, замечаний не имею – всей частью провожали, даже просили остаться и продолжить службу», – всё рассуждал я, не понимая, какие цели он преследует, расспрашивая меня.

– Вот смотрю – в личном деле написано, что вы имеете допуск к секретным документам, относящимся к особой государственной важности? Редко кто в стране имеет такую категорию, – сказал он, посмотрев на меня, прищурив глаза и как бы проверяя мою реакцию на его слова.

«Дурачок!» – подумал я. – «Нам в армии майор Кассий, начальник особого отдела, весь мозг вынес, пока не научил молчать как рыба в воде, не говоря уже о секретных документах, за разглашение которых не только на гаупвахту – за решётку угодишь».

– Вы по воинской специальности являетесь специалистом засекреченной связи ракетных войск стратегического назначения и имеете допуск не только к секретным, совершенно секретным документам, но и к документам особой государственной важности и были начальником аппаратной ЗАС? – сказал он, всё допытываясь, чтобы я подтвердил его высказывание.

– Вы что хотите от меня услышать – что имею допуск к документам особой государственной важности, или что-то другое? Посмотрите внимательно: в деле имеется подписка о неразглашении государственной тайны. Она даётся на десять лет. Поймите меня правильно, не имею права ни с кем разговаривать на эту тему, – ответил я, уже начиная утомляться его расспросами о бывшей службе.

– Вы служили на командном пункте ракетных войск стратегического назначения в городе Чита-40, в/ч 03483?

«Да что это такое происходит! Военный человек, не последней должности в военкомате, в звании подполковника, – а ничего не понимает. Задаёт вопросы, которые и вслух нельзя произносить. А если в кабинете подслушивающий „жучок“? По крайней мере, нас учили в учебном центре ракетных войск, что шпионы не спят. Что воинские части, первая цифра обозначения которых 0, являются секретными. А он напропалую шпарит, даже не стесняясь. Прав был мой отец, когда говорил о таких людях: тупее военного человека он в жизни не встречал. Он врать не будет – послужил в органах Государственной безопасности, когда проходил срочную службу в Германии в начале пятидесятых годов под руководством товарища Берии, и повидал в жизни всякое. Рад бы не поверить его словам – разные есть люди среди военных, но вот, пожалуйста – живой пример его слов», – размышлял я.

– Я пригласил вас к себе сказать, чтобы вы сейчас сходили в одно заведение – тут недалеко, по Ленина, 10. Вас там ждут в отделе кадров.

– А что за заведение? – ответил я.

– Комитет государственной безопасности.

– А что случилось? Для чего я им? – Я похолодел: КГБ!

– С вами хотят побеседовать… Я им сейчас позвоню, чтобы не откладывать в долгий ящик. Прямо сейчас и идите, – сказал он в приказном порядке.

Ну, началось!.. Не успел уволиться со службы, как тут, на гражданке, уже какой-то военком пытается командовать надо мной, не понимая, что я уже не в его подчинении. Разве что в косвенном, да и то когда начнётся война, – но её пока, слава Богу, нет. Зачем я им понадобился? Непонятно, но нужно идти. С таким серьёзным заведением, как КГБ, не шутят.

Вышел из военкомата и направился в сторону улицы Ленина, к дому под номером 10, который каждый житель в нашем городе знает и старается обойти стороной.

В это заведение можно зайти. Но вот выйти – только через несколько лет и в другом регионе, возможно, в таком далёком, что из населения только одни чукчи, а из животных – олени. По крайней мере, так говорил отец, которому «посчастливилось» пройти службу в этом заведении в должности водителя начальника контрразведки. Хотя он и рассказывал немного о службе, радости в его рассказах было мало. Охраняли и контролировали немецких военнопленных, оставшихся после войны, которые на границе Германии с Чехией в шахтах добывали и отправляли в нашу страну урановую руду – для оборонной промышленности. Работа серьёзная, были диверсии со стороны пленных и жителей Германии, которые не смирились с победой русского народа над ними, – во всяком случае, так рассказывал отец.

В нашем городе нет военнопленных, но, прочитав книги о репрессиях со стороны этой службы в 37 году, как-то не хочется побывать в этом заведении, причастном к убийствам ни в чём не повинных людей.

Мне уже довелось столкнуться нос с носом с таким человеком, когда проходил срочную службу – тем самым «товарищем» майором Кассием из особого отдела. Назвать его товарищем никак язык не поворачивается, а говорить приходилось в силу субординации, когда он, имея допуск к секретным документам, каждые шесть часов заходил в аппаратную – проверить, всё ли у нас в порядке с ними? Как и военком, Кассий имел такую же привычку прищуривать глаза и говорить одни и те же слова: «Не видать тебе дембеля, как своих ушей, товарищ старший сержант Семёнов!» – найдя очередной кусочек несгоревшей бумажки в печи для сжигания секретных документов после сеанса связи с центральным командным пунктом ракетных войск. Как ему было не лень клюкой ковыряться в печи и отыскивать кусочки несгоревшего документа? И каждый раз с осторожностью вынимать их из печи, отряхнув от золы, и клеить в свою тетрадь для фиксации нарушений по режиму работы с секретными документами. Добавляя к своим словам угрозы в мой адрес: «Плачет по тебе не гауптвахта, а тюрьма, Александр Фёдорович», – Кассий делал в тетради запись, что у меня имеется очередное нарушение – третьей категории, по его шкале наказаний. Хорошо, что третьей категории! Будь это первая – всё, мне конец: наручники бы надел или расстрелял.

Никто из солдат его не видел улыбающимся – то ли профессия сотрудника особого отдела запрещает это, то ли в процессе службы наложился на его лицо такой нехороший отпечаток. Нет, не хотел бы я иметь профессию сотрудника КГБ, если это значит быть таким букой, – хотя фильмы про разведчиков мне нравятся. Главное, они всегда выходят во всех ситуациях победителями… Фильмы – это одно, а вот зачем я им понадобился, этому серьёзному заведению? Не знаю. Но вскоре узнаю.

На посту меня встретил прапорщик, попросив предъявить паспорт.

– Вы по какому вопросу? – сказал он. Видимо, эта фраза стала для него дежурной, и ею он встречал любого, кто зашёл в заведение.

– Моя фамилия Семёнов. Вам звонили из военкомата минут пятнадцать назад. Со мной хотят побеседовать в отделе кадров.

– Сейчас вам выпишу пропуск. Мне о вас доложили. Вам нужно пройти на второй этаж, кабинет номер двадцать четыре.

Взяв пропуск, я подошёл к лестнице и стал по ней подниматься, думая о встрече с сотрудником КГБ. Что тут скажешь, энергетика в этом заведении не райская, – чувствуется тяжесть в ногах. Представляю, сколько людей поводили по ней вверх и вниз… А некоторые так и не поднялись обратно в кабинеты на допросы – их расстреляли прямо в своём подвале.

Подошёл к двери указанного в пропуске кабинета, постучал, открыл её, вошёл и по-военному доложил: «Здравия желаю! Старший сержант Семёнов». Не знаю, зачем и сказал, – наверно, страх овладел мною, и я не мог с ним справиться. Взял и отрапортовал – в надежде, что зачтётся при допросе с комитетчиком.

– Здравствуйте, Александр Фёдорович! Проходите, садитесь, – дружелюбно ответил одетый в штатское сотрудник КГБ.

«Интересно, какое у него звание? На вид лет около пятидесяти – значит, подполковник, не меньше», – подумал я, готовясь к беседе с ним, успевая делать анализ его высказанных слов и описание его внутреннего характера. Ведь это мой конек – изучать людей по внешности, высказываниям и задаваемым вопросам – привычка, оставшаяся со службы в армии.

– Подполковник Бабич, – представился он, взял со стола документы и стал внимательно их читать.

Угадал! Интуиция меня не подвела. «Бабич – интересная фамилия, наверно, еврейская», – размышлял я, внимательно рассматривая его черты лица. Но в КГБ людей этой национальности не берут – так, по крайней мере, мне рассказывал отец, послужив сам в этом заведении. Практика показала, что им находиться в таких серьёзных государственных структурах нежелательно: клановостью обрастают, да и их якобы причастность к смерти Сталина ещё не забыта людьми из КГБ. Берия на них был также зол – без всякой причины выселял из Москвы «за сто первый километр», чтобы «не мутили воду», как в семнадцатом году. Идиоты – только такое слово для них и подходит. Без счёту порядочных евреев, да и людей других национальностей, убыло за границу из-за таких вот работничков НКВД. Хотя как разведчики они – самые лучшие. По крайней мере, так говорят в народе и пишут в книгах. Особенно ценны те, кто проживает за рубежом. «Без мыла залезет в любую щель»? Так разведчик и должен быть по характеру таким. Якобы в книгах пишут – предательство у них в крови, хотя я таких людей среди своих знакомых не встречал. У меня есть несколько знакомых этой национальности, один дружок – вместе на заводе работали – ещё до службы в армии, и сейчас с ним дружим. Он отличный парень, и родители у него интеллигентные, но почему-то некоторые недоумки из нашей страны на них в обиде. Даже у Гитлера на этой почве «крышу снесло» – хотел их уничтожить на пару с русскими и цыганами.

В народе говорят – у них, мол, Родины нет, как и ничего святого за душой, и в стране, мол, их ничто не держит, но я с такой формулировкой не согласен. Да, у них больше возможностей выехать за рубеж, чем у других национальностей – тут не поспоришь. Родственники у них по всему миру имеются. Хочешь – поезжай жить в Израиль, где после войны им дали территорию для проживания, так как они не имели таковой, или в Европу, Америку, – любая страна примет. Народ талантлив, трудолюбив, но у некоторых из них руки иногда тянутся к чужой казне – якобы гены берут своё, утверждают некоторые люди. Хотя так можно сказать про любую нацию – и цыган с их конокрадством, да и русские тоже в последнее время недалеко от них ушли – тащат с заводов всё подряд. Нечего на зеркало пенять, коли своя рожа крива, – пословица такая есть. У всех наций есть вороватые люди, но почему-то все «шишки» валятся на одну. Про евреев открыто никто из государевых мужей не говорит плохое, а вот за глаза все вокруг шепчутся, вплоть до слесаря из местного ЖЭКа. Некоторые люди завидуют им в силу своей необразованности, остальные – находят причину всех своих бед в окружении.

В Израильском Моссаде тоже мусульман нет – безопасность государства превыше всего и обижаться не на кого. А в такие серьёзные заведения, как КГБ, берут людей определённой национальности – большей по численности в данной стране. Так рассуждал я.

Да, моя привычка делать анализ всего, что со мной происходит, навязанная особистом в армии, не даёт мне спокойно сидеть и ждать, что скажет дальше товарищ сотрудник КГБ. Даже произнесённая фамилия Бабич была мной разложена по косточкам. Зачем и для чего это делаю – не понимаю? Может, пригодится для будущей профессии? Но я её пока на горизонте не вижу.

Подполковник записал что-то в ежедневник, бросил взгляд на меня и снова стал изучать документы.

А может, он по национальности белорус? Фамилии у них ведь могут напоминать некоторые еврейские? Будет спрашивать о секретах, как военком – не знаю, можно ли ему говорить об этом, и имеет ли он допуск к секретным документам… Хотя какая разница, кто по национальности, – был бы адекватным, да и не 37 год сейчас. Посмотрю по ситуации. Видимо, имеет допуск – ведь они работают с военными заводами, контролируют всю их продукцию – в том числе аппаратуру, которая у нас была в аппаратной, – да и шпионов ловят. Значит, часть информации мне можно раскрыть, хотя лучше бы помолчать: обманет как пить дать, это его работа.

Интересно, как они людей подбирают в КГБ – по фамилии, что ли? У нас в армии – майор Кассий, здесь – Бабич. Нет чтобы Иванов или там Степанов. Наверно, с такими фамилиями сотрудники тоже нужны – легче входить в доверии к людям с одинаковым вероисповеданием и найти контакт (а им, как-никак, приходится сталкиваться с такими повседневно). Вот у нас в армии к секретной аппаратуре не допускали людей других национальностей, кроме русской, украинской и белорусской. Хотя в части были солдаты других национальностей (к примеру, мордвины), это были в основном радисты, автомобилисты. Да и то они между собой выясняли отношения – кто из них круче в их республике, ведь в Мордовии тоже делятся на два этноса – мокша и эрзя. Мне, как замком-взвода, постоянно приходилось им напоминать – в армии все равны, как и в нашей стране, не ссорьтесь. Хорошие ребята – мордвины, столько друзей у меня было среди них – не сосчитать. Интересно было бы узнать, как они сейчас устроились на гражданке?..

– Александр Фёдорович, мы вас попросили к нам зайти, чтобы пригласить вас работать у нас в КГБ, – сказал мне с ходу подполковник, даже не побеседовав со мной.

– Для меня это неожиданное предложение… Не знаю даже, что вам сказать, – ответил я, но мой «аналитический» мозг замер в ожидании и не давал никакого импульса. Видимо, не такой уж он аналитический, если я не смог предвидеть, что меня вызвали в КГБ только затем, чтобы предложить работать у них.

– Мы изучили вашу биографию и личное дело, а ещё пришёл положительный ответ из воинской части. Вы нам подходите по всем параметрам, – так что ответ за вами.

– А что за работа у вас, и какую должность вы мне предлагаете? И… у меня нет пока высшего образования…

– Сначала немного поучитесь. Аппаратура примерно такая же, как была в армии; главное – у вас есть допуск к секретным документам. И должность идентична записанной в вашем военном билете – прапорщик. Мы поможем поступить в институт. В дальнейшем присвоим звание офицера.

– Мне нужно подумать. Я не готов дать сразу ответ, у меня планы на дальнейшую жизнь были совсем другие – не связанные с ношением военной формы…

– Хороший ответ. Недели вам хватит подумать?

– Конечно… А всё-таки я хотел бы посоветоваться с отцом: он раньше служил в вашем заведении, но давно – в начале пятидесятых годов.

– Тем более. У вас все пути ведут к нам, так что продолжите семейные традиции. Ещё один вопрос – родственников у вас за границей нет? Может, в Израиле кто-нибудь проживает – сейчас много уезжают в эту страну, а у нас с этим строго?

– У меня нет родственников за границей – все живут в России.

Почему он спросил об этом, да ещё назвал именно Израиль? Интуиция снова не подвела меня по части суждений о значении фамилии и национальности Бабича. Нет, тут дело не в интуиции – логика сработала, отец раньше мне говорил об отборе сотрудников для работы в КГБ. Да и КГБист, видимо, перестраховывается – примет меня на работу, а я возьму и укачу с секретными документами к родственникам за рубеж, и ищи меня потом, как ветра в поле. Большая ответственность лежит у КГБиста – рисковать не хочет, ведь в душу каждого человека не заглянешь, тем более меня он видит впервые. Я русский человек, дальше нашего города меня никто не ждёт с распростёртыми руками, так что бояться за меня ему нечего. Мне казалось, что времена Сталина уже в прошлом, – оказывается, ещё не настолько, если в КГБ интересует национальность. Телевидение и радио, что говорят нам о равноправии в стране – это одно, а вот практика показывает совсем другое. Ничего не скажешь – живём в Советском Союзе.

– Разрешите идти? – спросил я, немного успокоившись, что вызов в КГБ был не таким, как представлялся, что интуиция меня сегодня подвела, – и вышел из кабинета.

Приятное ощущение я почувствовал, когда снова стал спускаться вниз по лестнице, – представилось, что я уже принят в штат сотрудников и работаю в этом заведении. Вышел на улицу и взглянул на солнце, ещё раз увидев его – на голубом небе, а не через решётку в окне стоящего за спиной здания. Да, сегодня мне повезло, – побывал в КГБ по поводу трудоустройства, а не в том качестве, в каком там бывали обычно.

– Я встал в военкомате на воинский учёт, но военком меня направил в КГБ, где предложили работать в отделе кадров. Что думаешь? – сразу с порога сказал я отцу, не зная, обрадуется ли он моим словам или огорчится.

Отец внимательно посмотрел на меня – наверно, подумал, что я выпил и несу не своё не наше, – достал из кармана портсигар, вынул сигарету, сел на стул и закурил, не ответив мне.