Вредина для мажора

Пролог

Вечеринка пошла не по плану, когда я неожиданно начинаю понимать, что меня шатает. Я выпила не так много, чтобы опьянеть, но танцпол плывет перед глазами, а ноги подкашиваются. В ушах словно вата, и музыка, что вовсю долбит из динамиков, звучит где-то там. Далеко. А в голове ветер. Полное отсутствие мыслей, и только страх. Животный страх от того, что я не понимаю, что со мной происходит.

Кое-как мне удается, хватаясь за стены, добрести до уборной и там, включив ледяную воду, сполоснуть лицо.

Помогает едва ли.

В голове и в висках стук барабанов, к горлу подступает тошнота. Что за черт?!

Дрожащими руками достаю из сумочки телефон и, не попадая дрожащими пальцами по экрану, листаю телефонную книгу. Заряд мобильного всего два жалких процента и глаза уже начинает щипать от подступающих слез. Состояние такое, будто я умираю. Очень плохо. Знобит и трясет, а голова вот-вот расколется, как орех.

Мимо пробегают куча имен, а я пытаюсь лихорадочно сообразить, кому звонить. Но на ум приходит только один человек, что поможет и не будет задавать лишних вопросов. И когда я набираю его номер, мысленно молюсь, чтобы он ответил.

Оседаю на пол, подтягивая к себе колени и прижимаясь затылком к холодной стене, зажмуриваю глаза, перед которыми все плывет. Жду. Мысленно считаю каждую секунду, понимая, что медленно, но верно проваливаюсь в бессознательное состояние. А гудки на том конце провода кажутся смертельно долгими.

И когда наконец-то я слышу в трубке:

– Вредина.

– Макс… – голос хрипит, словно не мой. – Мне… – пытаюсь сказать, что нужна помощь, но с каждым словом становится только хуже. Хватаюсь за горло и с трудом сглатываю вязкую слюну, всхлипывая. – Сим…

– Летта, где ты?! – по голосу слышу, что парень и так понял, что что-то не так.

– Клуб “Гараж”, в уборной…

Успеваю договорить, и тут мобильный, протяжно пискнув, вырубается. Остается только ждать и надеяться, что Стельмах примчится раньше, чем кто-то другой.

Глава 1. Сим

Какое самое кайфовое пробуждение было в вашей жизни?

В моей оно, однозначно, повторяется из утра в утро. И я уже начинаю привыкать, что мой день начинается с ползущими по обнаженному телу женскими руками и губами, горячими и чертовски умелыми. Исследующими шею, торс, вместе с поцелуями спускаясь к…

Будильник.

– Твою ж…

Всю “малину” обламывает противный писк орущего на весь номер будильника.

Открываю глаза и первым делом утыкаюсь взглядом в стеклянный потолок в одном из дорогих номеров отеля отца. А уже там ловлю отражение голубых глаз полуголой девицы, устроившейся у меня между ног и так призывно прикусывающей пухлые губки.

Честно, если бы не универ и не последний курс, забил бы на все и устроил себе крышесносное утро в объятиях красотки, но диплом никто не отменял. Я и так уже слишком задержался “ в тени”.

– Куда-то торопишься, Макс? – приторно сладко поет дамочка и обхватывает ладошкой возбужденное достоинство, сжимая и заставляя напрячься всем телом. – Может, продолжим ночные игры? – ползут ноготки по груди.

– Ох… я бы с огромным удовольствием, но опаздываю, – для пущего эффекта приходится даже вздохнуть, выражая глубокую печаль сорвавшимся утренним сексом.

Убираю от себя женские руки и поднимаюсь с постели, сладко потягиваясь и разминая затекшие за ночь конечности. Вчерашний загул в клубе дает о себе знать стуком в висках и легким шумом в голове. Последние парочка бокалов виски точно были лишними, тем более после почти двухмесячной алкогольной диеты. У нас в клубе с этой ерундой строго. Только всплыви где намек на употребление, из команды можно вылететь, и пальцами не щёлкнув, да и для ускорения в качестве пинка огромный штраф с энным количеством нулей.

– Тебе тоже, кстати говоря, пора, зайчик, – бросаю, не оглядываясь, гордо проследовав в душ, подхватывая валяющееся на кресле полотенце.

– То есть, зайчик? – теперь уже шипит змеей мне в спину брюнеточка. – Вот так выставишь за дверь? – судя по звукам, соскакивает с постели незнакомка.

Ну, вот серьезно, неужели нельзя просто по тихому и без головомойки отвалить по всем известному адресу?

Бросаю махровую тряпицу на вешалку и прохожу к душевой, врубая на всю мощь ледяную воды. Слышу возню и бубнеж, доносящийся из спальни, перемежающийся с проклятиями, надо полагать, в мой адрес. Черта с два я еще хоть раз свяжусь с какой-нибудь девчонкой из клуба. С ними же одни проблемы.

– Ты ведь даже не помнишь моего имени! – заглядывает в ванную и абсолютно детским образом топает ногой брюнеточка. – Козел! – надо же, а куда приторно-сладкие завывания исчезли?

– Дверь за собой закрой, – кричу напоследок, напрочь игнорируя выпад, выпроваживаю слегка офигевшую от неожиданности дамочку. Но как говорится, мое дело – было предложить вчера в клубе секс на одну ночь. Ее дело… отказаться.

Хотя еще ни одна не отказывалась. Естественно, для них статус известного на всю страну футболиста – шанс поймать золотую рыбку. А для меня их реакция – возможность потешить самолюбие. Ну, откровенно говоря, какому парню не понравится, что девчонки сами вешаются ему на шею? Вот я этим и пользуюсь, абсолютно не смущаясь. Никаких привязанностей. Никаких чувств. Полное отсутствие эмоций. Чистая механика и удовлетворение своих потребностей.

Да. Вот такой я ублюдок.

Но были в моей жизни отголоски чувства. Это сраная болезнь, тем более, когда она не взаимна. И ее – эту болезнь – ой как непросто вытравить из груди и вырвать из сердца.

Пока прихожу в себя под ледяными струями, уперев руки в кафель, в голову то и дело лезут непрошеные мысли, которые обычно я заталкиваю в самую глубь сознания и очень редко позволяю прорываться на волю. Но тут, видимо, играет роль атмосфера города, в который я вернулся.

Два года. Я не был дома почти два года… и ее я не видел столько же.

Футбол отнимает много времени и еще больше сил, поэтому мотаться к родителям домой я просто не мог, а она, естественно, не радовала меня своим вниманием, просто потому, что я уверен, что я в ее жизни не нужен.

Не могу сказать, что готов порхать от счастья при предстоящей встрече, но и бегать, как зеленому пацану, уже глупо. Тем более – переболел. Больше чем уверен, что эта маленькая вредная задира больше ничего там глубоко в груди не всколыхнет, и ее шоколадные глазищи с густыми ресницами никаких струн не заденут.

Да и вообще: любовь – ерунда. Чувства – бред.

Жизнь в одного, далеко от родного гнезда, меня однозначно испортила…

Наскоро приняв контрастный душ, привожу себя в человеческий вид. Бросаю взгляд за окно, на серость осеннего утра, и мысленно настраиваюсь на рабочий лад. Впереди универ, а потом почти четырехчасовая тренировка. Последний год, диплом, и потом можно будет с чистой совестью свалить за бугор. Другая страна, другой уровень футбола, да и жизнь в целом другая.

Покидав в сумку те немногие шмотки, что успел достать за пару дней проведенных в отеле, сдаю номер администратору на стойке ресепшн и заскакиваю в прибывшее такси, держа путь на родное гнездо. К предкам, которые не знают, что я уже пару дней как в городе. Но это своеобразная передышка после трудных сборов и перед началом учебного года была просто чертовски необходима моему организму.

Отдохнул, а теперь пора в бой.

Дом, где я вырос и где чета Стельмахов живет столько, сколько я вообще себя помню, находится в элитном загородном поселке, примерно в часе езды от города. Мне был три, когда родители приняли решение уехать из Штатов и вернуться на родину. Не могу сказать, что я этим сильно доволен, но как понимаете, в мои три года выбирать особо не приходилось. Куда везли, туда и ехал. А сейчас весь вопрос с переездом тормозит универ и контракт, который истекает в следующем году.

Выхожу из авто. Родное гнездо сегодня встречает тишиной, собственно, как и вся улица, где великие мира сего прячутся за высокими коваными заборами.

Закидываю сумку на плечо и бросаю взгляд на наручные часы. Начало десятого, ма с батей, по-видимому, уже умчали в офис и не дождались возвращения любимого сыночка, хотя признаю, по ним соскучился ужасно, хоть с отцом у нас последнее время отношения весьма напряженные.

Дома стоит звенящая тишина, и все так и сверкает чистотой, едва ли не стерильной. Узнаю Алию Стельмах, хозяйку до мозга костей.

Улыбка как-то сама собой вырисовывается на губах, а когда поднимаюсь на второй этаж в свою почти аскетичную спальню, не могу не признать, что только здесь чувствую себя по-настоящему дома. Хоть два года назад сам же и бежал.

Бросаю сумку в углу, сейчас времени ее разбирать нет совершенно, быстро меняю прикид на менее вызывающие джинсы и светлую футболку и, попутно набирая номер друга, выгоняю из гаража своего двухколесного коня.

– Какие люди! – слышу сонное в трубке, как только пропадают гудки, – неужели звезда футбола вернулась в родные пенаты? Привет, дружище.

– Смотрю, время идет, а ты не меняешься. Десять утра, Рыжий. Вставай давай, лекция у Краско через час.

– Ох, Стельмах, я думал, ты повзрослел. А оказывается, остался такой же правильный зануда, – вздыхает Марат на том конце “провода”, а следом слышу на заднем фоне недовольный женский бубнеж.

Ну, вот и ясно, собственно, я даже не сомневался.

– Давай разгоняй своих баб, до встречи в универе.

И пока мне в очередной раз не выдали возмущенное нытье, сбрасываю вызов и с ревом мотора стартую в сторону города.

Первый учебный день. Футбол футболом, а “вышку” никто не отменял.

Глава 2. Летта

Нервы, нервы, нервы. Никогда не была трусихой, но утро перед первым учебным днем в универе как никогда дерганое. Словно вот было лето, жила я себе спокойно: море, парки, магазины, свидания, а потом так – БАЦ – и уже первое сентября. Взрослая жизнь, чтобы ее.

Мамочки, верните меня в школу!

Так и хочется взвыть, пряча лицо в ворохе подушек и забираясь по самую макушку обратно под одеяло. Но нельзя.

– Девятнадцать, сказки кончились, пора взрослеть! – как сказала тетя Таша, папина сестра. И ведь не поспоришь.

День с самого открытия глаз явно идет не по плану. Начать хоть с того, что просыпаюсь я почти за три часа до звонка будильника и почти час из них перерываю гардероб в поисках чего-то более-менее подходящего. Отглаженное с вечера легкое платье совсем оказывается не в тему сегодняшней погоды и хмурого неба, которое вот-вот разразиться ливнем, не меньше. Поэтому приходится остановить выбор на джинсах и джинсовой рубашке.

Дальше душ и пара взглядов в зеркало, в котором передо мной предстает совсем незнакомая мне Летта с испуганными глазами. Большими, глубокого карего, почти черного цвета, как у моей любимой мамули. Папа любит повторять, что миниатюрная копия мамы – это был его “заказ”. И-и-и… таки-да. Кто-то там свыше его точно услышал. За что я безумно благодарна! Нет, папа у меня тоже мужчина хоть куда, но я же девочка. Внешне – безоговорочно мамина дочка, внутренне и по характеру – совершенно папин цветочек.

Ну, ладно! Прочь лирику, времени нет на пустые размышления.

Волосы даже не укладываю, они и так, от природы длинные и слегка волнистые, спускаются легкими локонами по спине, а к косметике я лишний раз в принципе стараюсь не прибегать. Только капельку туши и пару взмахов румянами по скулам, вот и все. Я готова.

Улыбку себе любимой, вдох-выдох и…

– Та-а-акс. А где мои ключи?! – покидаю ванную и летаю по комнате на трясущихся от волнения ногах, скидывая в кожаный рюкзачок едва ли не все, что попадается под руку. – Телефон… тетрадь… ручка… нет, лучше две! – суечусь, бубня себе под нос, а потом чисто интуитивно зачем-то бросаю взгляд в окно, на мгновение притормаживая и замирая на месте.

В сторону дома дядь Артема и тети Лии мчит такси, что весьма странно. Обычно гости у них бывают редко, а сами хозяева катаются на собственных тачках. Да и, насколько я знаю, на работу Стельмахи оба уезжают очень рано, и кто может быть этот визитер? И вообще не понимаю, почему меня эта удаляющаяся по улочке желтая машинка с шашкой так заинтересовала, буквально заставив приклеиться взглядом?

Что-то странное. Ощущение, будто за невидимую ниточку дернули.

Ерунда какая-то.

Машу головой, отгоняя “левые” мысли, так и лезущие от волнения, и пожимаю плечами, кидая взгляд на окружающий меня после сборов хаос в спальне.

– Н-да уж… – кусаю губу, но времени наводить порядок нет. Поэтому, подхватив кожаный рюкзак, я выхожу из комнаты, плотно притворяя за собой дверь. Мамуля будет в бешенстве, если вдруг зайдет в мою творческую обитель. Ее и так иногда аж потряхивает от пятен краски на кухонной утвари, когда, увлеченная искусством, я забываю вымыть руки и ползу на кухню добыть что-то съестное.

– Доброе утро, мам, пап, – залетаю на кухню, где предки уже, воодушевленно обсуждая работу, накрывают завтрак на стол.

– Привет, зайчик, – поцелуй в щечку от мамы, которая варит кофе в турке.

– Принцесса, – подмигивание и крепкие объятия от папы, который по обычаю стоит у плиты и жарит невероятно обалденную яичницу с беконом – его фирменное блюдо.

– Сегодня, смотрю, твой день, – киваю головой, намекая на сковородку и лопаточки в руках, которыми па прекрасно орудует. Даже, я бы сказала, мастерски.

У нас вообще семья нетипичная, и женщина – хозяйка в нашем доме – не особая любительница и умелица готовить. Это поистине папин конек.

– Твоя мама любит включать режим «я не умею готовить». Хотя научилась еще пятнадцать лет назад, – усмехается родитель, получая легкий тычок в плечо от жены.

– Это была целиком и полностью твоя инициатива! – деланно возмущается ма, тихо посмеиваясь, – мне вполне хватало умений варить пельмени.

Подхватываю с тарелки кусочек сыра и, устраиваясь с чашечкой свежесваренного кофе за длинной барной стойкой, не могу насмотреться на предков, которые снова тихо поддразнивают друг друга, перемежая разговоры с объятиями, а то и поцелуями.

Почти двадцать пять лет вместе. Двадцать пять! Двое детей, я, кстати, младшенькая в семье, и еще есть братишка, Тема. Артемий, который в этом году оканчивает университет в Англии. Так вот, сколько было пройдено этой парочкой, и как восхитительно классно они смотрятся вместе до сих пор. Словно время для них – это так, только листочки в календаре. Не стареют ни телом, ни душой, несмотря на то, что папе уже за шестьдесят, а маме за пятьдесят. Да, не молодые. Седина в висках и морщины вокруг глаз, но улыбка с их лиц все равно не сходит.

Если любить, то только так. Вместе и до старости.

И почему-то совершенно не к месту на ум приходят одни ехидные голубые глаза.

– Первый день в универе, волнуешься? – поглядывает в мою сторону папа и перехватывает мой взгляд.

– Есть немного.

– Все будет отлично, – подходит со спины ма и обнимает меня за плечи, притягивая к себе, как ребенка, и целуя в макушку.

– Ну, м-а-ам, я уже большая, – смеюсь, но крепко сжимаю ее ладошки своими. Вот сейчас чувствую небывалый эмоциональный подъем и знаю, что в любом случае, как минимум, два человека в этой жизни меня поддержат. А если очень постараться и договориться, то и наш Артемий не такая уж и вредина, хотя…

Вредность и упрямство – это у нас черта семейная.

До универа подкидывает папа и, тут же посигналив напоследок, мчит на работу.

Собственный успешный ресторанный бизнес, который процветает и бьет все рекорды, все выше поднимаясь в мировых рейтингах, требует огромной энергии и много сил. Вот и пропадают они у меня с мамой целыми днями на работе. Так что, по-моему, я уже с двенадцати лет практически живу одна. Сразу, как только нашего старшенького отправили учиться в Лондон.

На улице серо и хмуро. Первый день осени совершенно не радует погодой и не изобилует яркими красками, в центре города так точно, но я, как будущий художник, привыкла замечать целую палитру даже в такую погоду.

Вообще быть художником – это забавно. Это многим непонятно и непривычно. Например, как это так можно зависнуть на час, бесцельно пялясь на ночное небо? Все видят черноту и точки звезд, а у нас в голове уже, как минимум, десяток разных оттенков и мысленно кисть в руке. Вот такие мы, люди творчества, странные. И как я умудрилась появиться в семье любителей цифр и математики – загадка.

И, тем не менее, – отделение искусств.

Я мечтала о нем с самых младших классов школы, когда как-то на открытый урок к нам приходил один из знаменитых, ныне живущих художников и так увлеченно и фанатично рассказывал о своих работах. Именно тогда меня первый раз захватила эта волна искусства, которая не отпускает до сих пор.

Попасть именно в этот универ было большой удачей. Сотни ребят на одно место, и я оказалась везучей. И это тоже во многом заслуга родителей, которые безумно поддерживали меня и первыми бросались во всем мои начинания, даже несмотря на свою постоянную занятость. Ну, в общем, вы поняли, что предки у меня золотые.

Да и я… хотелось бы верить, что дочь хоть куда. Не курю, не пью, не дебоширю. Этакий милый одуванчик с кисточкой в руке.

Пробегаю взглядом по обширной территории перед университетом, на которой вовсю уже толпятся студенты, и натягиваю на лицо улыбку. Что может быть лучше универа? Первый курс. Новая группа, новые знакомые, новые знания. Вперед к мечте?

Накидываю на плечо рюкзак, покрепче перехватывая лямку и, уже миновав лестницу, оказываюсь на крыльце, когда за спиной слышится рев мотора, а следом шепотки и удивленные восклицания. Что происходит?

Оборачиваюсь и с грустью думаю, что ведь этот день обещал быть прекрасным…

С визгом шин на парковку универа заезжает черный Kawasaki. Ярко отсвечивающий своей дороговизной и отполированный до блеска мотоцикл тормозит в рядах других, несомненно, недешевых тачек, и вот он, момент икс! Он заставляет замереть и обратить внимание на прекрасно сложенного хозяина этого зверя примерно добрую половину универа, что топталась на улице. Преимущественно женскую, конечно же. А как иначе, если прибыла местная легенда?

Честное слово, я не хотела корчить рожицу и закатывать глаза, но когда стоящая не так далеко от меня группа девчонок стала перешептываться и восхвалять этого зазнавшегося индюка, все естество забунтовало. А внутри поднялась уже такая знакомая волна протеста и злости.

– Это же Ма-а-акс… – буквально пропела одна дамочка.

– Какой он классный! – захохотала вторая, да так противно, что нос сморщился сам собой.

– Угу, когда спит зубами к стенке, – недовольно пробурчала я, так как этого “Ма-а-акса” прекрасно знала.

Напыщенный, самоуверенный, красавчик-гад. К сожалению, сын хороших друзей нашей семьи. К моему огромнейшему несчастью, постоянный участник всех семейных застолий. Предположительно, в наивных сказочных планах наших матерей, мой будущей муженек и огромная заноза в заднице.

Максим Артемович Стельмах, звезда футбола и любимчик всех преподов универа. Умный зазнайка со сногсшибательной улыбкой и идеальным торсом. Который в данный момент картинно снимает шлем, словно в Slow-mo и приглаживает пятерней спутанную светлую шевелюру, точь-в-точь как у тети Лии. Окидывает взглядом пускающую слюни толпу девчонок и, заметив меня, кривит губы в ехидной ухмылке. А это у него от дяди Артема – сто процентов.

Уже хочу развернуться и уйти, когда эта звездная зазнайка салютует мне, тем самым обращая внимание всех наблюдавших за ним на меня, щедро отсыпав и мне своей “славы”.

Ну, Сим! Ну… гад!

Я, честно, хорошая девочка. Очень. Послушная, чаще всего кроткая, милая… Но, к сожалению, тоже только когда сплю зубами к стенке. И когда поблизости не маячит этот парень.

Улыбаюсь другу детства в ответ самой своей невинной улыбкой, больше смахивающей на оскал, и, развернувшись на пятках, перед тем как скрыться за дверьми университета, показываю крайне неприличный жест в сторону парня, чей взгляд безоблачно голубых глаз до сих пор ощущаю на своей спине.

Средний палец – вещь универсальная, а главное, доходчиво объясняет человеку, как сильно его “рады” здесь видеть.

Так-то, мажорчик.

Глава 3. Сим

В сердце что-то колет, отдаваясь тупой болью.

Не изменилась.

Совершенно.

Вот вроде выросла. Ан нет. Средний палец на виду у доброй половины универа.

Да уж, Летта. Девочка-война.

Остается только ухмыльнуться такой наглости и фантастической дерзости и перестать пялиться на закрывшуюся за ней дверь, отпуская ее фигурку из виду с каким-то извращенным сожалением.

Знаю, что она терпеть меня не может. И, признаю, есть за что.

Припарковав своего коня, ставлю на подножку и вешаю шлем на ручку.

Конечно, плохо сиять своей короной, но в этом универе у меня сложились прекрасные отношения почти со всем преподами, с которыми пришлось столкнуться почти за шесть лет обучения. Еще бы! На цветы я денег никогда не жалел, да и придраться ко мне, откровенно говоря, было негде. Спортсмен, отличник: школа с золотой медалью, диплом красный без пяти минут в руках – да и слава, пронесшаяся по стране после игр в прошлом году за сборную страны, прочно укоренила в головах многих мой образ как золотого идеального мальчика.

Пока иду до универа, с добрый десяток раз раздаю рукопожатия знакомым парнями и расточая соблазнительные улыбки знакомым девчонкам. С кем-то спал, с кем-то так… мимо мелькает множество знакомых лиц, но как бы прозаично ни звучало – перед глазам другое. В общем, здравствуй родные пенаты!

Последний год – он трудный самый – говорят. Но для меня он, пожалуй, обещает стать трудным не из-за приближающегося диплом, а из-за нее…

– Кому это ты там так уверенно салютовал? – появляется в поле зрения слегка помятый после вчерашнего загула Марат, похлопывая по плечу. – Не успел приехать, уже девчонок клеишь?

– Если бы, – ухмыляюсь и качаю головой.

Трудно сказать, чего я ждал от этой встречи и как я ее себе представлял, но точно не ее, бросившуюся ко мне в объятия от того, что соскучилась. И все равно такая реакция, как средний палец, немного задевает, хоть это и вполне в стиле Летты. Что семнадцать, что девятнадцать – она все та же. И приходится снова себе напомнить, что переболел. Ведь так? Странное и противное, ноющее в груди чувство, которое два года назад подтолкнуло к переезду и смене команды, буквально гоня меня как можно дальше от девчонки, прошло. Не сразу, но прошло.

Я ее бешу до звезд в глазах, она меня ненавидит лютой ненавистью. По крайней мере, именно так мне сказали однажды. Извращенная дружба у нас такая.

Захожу в холл главного здания, и тут сегодня чертовски многолюдно, но это не мешает заметить сразу же фигурку мелкой. И без раздумий ноги сами несут в ее сторону.

– Лекции на втором, – тормозит меня голос друга.

– Скоро буду. Замолви там за меня словечко, если задержусь, – отступая вперед спиной, киваю другу, мордаха которого расплывается в довольной улыбке. Явно он уже себе напридумывал.

– Ну, давай-давай… – слышу гогот себе вслед и снова перевожу взгляд на девчонку, которая не воспользовалась моментом, чтобы смотаться.

Не могу сказать, что я был удивлен, когда увидел Виолетту Гаевскую в том же универе, где учусь и я, так как на днях Тёмыч обмолвился об этом, но удивлен был произошедшими разительными переменами в ее внешнем виде.

Так как вся жизнь прошла бок о бок, а родители – лучшие друзья уже тучу лет, естественно, что мы с ней не могли не видеться и довольно часто. Тем более дома почти по соседству. Она росла практически на моих глазах, и именно это и стало для меня во многом губительно. Эта привязанность со временем начала трансформироваться во что-то большее, что ни мне, ни уж тем более ей не нужно было.

И эти два года я буквально запрещал себе даже вспоминать о Летте. Этот перерыв был нужен мне, как воздух. Моя нездоровая тяга к “подруге”, что столько лет рядом и непременно сует свой любопытный носик везде, куда не следует, уже начинала пугать. Я не спрашивал у предков, как у нее дела, в разговоре с братом Виолетты старался вообще тему его сестры не поднимать и уж тем более не следил за соцсетями девчонки. И сейчас… годы прошли, но в моем отношении к ней, как оказывается, ни черта не изменилось. Все хочется так же задевать, язвить и подкалывать, выводя на эмоции. И, черт побери, быть рядом. Я, увы, все тот же.

Но зато изменилась она. Преображение видно невооруженным взглядом.

Повзрослела.

Это уже не маленькая девочка, которая носилась вместе со мной и ее братом во дворе и скакала по деревьям. Не та задира, что вечно таскала мои конфеты и потом спирала на меня раскиданные по дому фантики, спрятавшись за углом. Не та девчонка, которую можно просто подойти и щелкнуть по носу или дернуть за косичку.

Выросла.

Девушка.

До одури красивая, надо сказать. Вообще дочурка Гаевских никогда дурнушкой не была, но сейчас исчезли всякие намеки на подростковую угловатость, трансформировавшись в приятные женские формы с крышесносными изгибами и размерами там, где оно нужно. Длинные темно-шоколадные волосы, что с детства слегка вьются и манят, уже почти до поясницы и лежат пышной копной.

Она стоит, насупившись, и стреляет в меня темными от злости глазами. В джинсах и джинсовой рубашке с этим кожаным рюкзачком на одном плече и угрожающе сложенными на груди руками. Всем взглядом говоря: не смей ко мне подходить, индюк.

Три ха-ха, дорогая.

– Вредина, – улыбаюсь самой обезоруживающей в своем арсенале улыбкой и обнимаю за плечи, дурея от сногсшибательного аромата ее волос. – Скучала?

– Индюк! – что и требовалось доказать! Смотрит на меня снизу вверх, дуя губы, эльф, что почти на две головы ниже меня и, ткнув острым локотком по ребрам, скидывает руку со своих худеньких плеч.

– Да ладно, Летт, – деланно обижаюсь, разводя руками, – два года меня не видела и даже не скажешь привет?

– Привет, – подозрительно щурятся большие, чарующие глаза за веером охрененно густых ресниц. Черт, любая моя ночная пассия позавидовала бы таким глазам.

– Я соскучился.

– Ха, так я и поверила, Стельмах, – Летта резко разворачивается и припускает вон по коридору, но ноги у меня длинные, и шагать быстро я тоже умею.

– Да нет, это ты должна была сказать, мелкая, – обгоняю девчонку и, шагая вперед спиной, щелкаю по аккуратному носику и подмигиваю. – Как дела? Как первый день?

– А сам не догадываешься, “как”? – она явно на меня зла. Да, собственно, всегда зла. Это уже ее любимая тактика поведения в моем обществе. – И я не мелкая, – бьет меня ладошкой по руке. – И лучше скажи, какого черта ты вылез из своего Питера, Сим?

– Возможно, соскучился по тебе, нет? Не рассматривала такой вариант? – полуправда, полуложь – идеально.

– Ты не умеешь скучать, – ухмыляется девчонка, как мне кажется, обиженно, и притормаживает около одной из аудиторий. – Да и в таком случае мог бы позвонить, двадцать первый век, умник.

– Я был занят.

– Все два года?

– Типа того, – пожимаю плечами, бросая взгляд на табличку. – Юрченко М.В? История искусств? – удивленно вскидываю бровь и смотрю на девушку, провожающую взглядом студентов, которые косятся на меня. Да уж, вот почему она так взбеленилась. Наша маленькая Летта не любит быть в центре всеобщего внимания, а я, практически, оно и есть. – Художка, что ли?

– Что тебя так удивляет?

– Ты умеешь рисовать?

– Ну, уж явно лучше, чем ты. За те рисунки в школе, что ты мне рисовал на ИЗО, стыдно до сих пор! – дергает за ручку двери Летта и улыбается. – У тебя сегодня зачет по физподготовке?

– Кажется, – удивлен такому перескоку с темы на тему, – а что? Уже успела заглянуть в мое расписание, вредина?

– Не льсти себе. Знакомый учится на одном с тобой потоке. Так что… – дергает ручку двери девчонка. – Я опаздываю.

– Хорошего дня, мелкая.

– Чтобы ты провалил зачет, Стельмах, – желают мне от души в ответ в сопровождении высунутого языка.

– И я рад тебя видеть, заноза, – бросаю вдогонку и слышу ее тихий смех за закрывшейся дверью.

Нет, определенно не изменилась. Все такая же упрямая и вредная до звезд в глазах.