Читать книгу: «RASKOLNIKOV.EXE (по мотивам романа Ф.М. Достоевского)»

«Вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять, или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…»⁣⁣

Ф.М. Достоевский "Преступление и наказание"

Глава 0. DELETE CHANNEL

Тот, кто называет себя Наполеоном, не должен вонять страхом и вчерашним «Ред Булом». Но я вонял. Концентрированным страхом провала, который не отстирать никаким «Спарком».

Мой лофт, еще недавно идеальная декорация для stories про успех: бетон, неон, вид на задыхающуюся в пробке Москву, теперь больше походил на помойку после неудачной вписки. Коробки из-под очередной айфоновской хераборы, пустые банки дешевого энергетика (да, я уже экономил), пыль на столе, где когда-то рождались манифесты, меняющие mindsets тысяч амбициозных мудаков.

Включаю камеру. Одиннадцать зрителей. Одиннадцать ебланов, которым нечего делать в три ночи. Или святые мученики, пришедшие на казнь.

– Всем пиздец, – мой голос прозвучал скрежетом разрушающего айсберга. Словно кто-то внутри меня сломался, и теперь скрипит на зубах, как пепел. – Всем. И мне в первую очередь.

Месяц назад я написал манифест. «О праве сильной личности». Его расшарили все: сберовские менеджеры среднего звена, уставшие от KPI; всевозможные хипстеры, жующие авокадо и мечтающие о выходе из матрицы; девки с подпиской на «Клинику», ищущие сильного самца. Я стал голосом поколения. Гением, озвучившим то, о чем все думали, но боялись сказать. То, что правила – для лузеров. То, что можно всё, если ты достаточно умен, чтобы не попасться.

Я такой умный, что сейчас сижу в трехкомнатной клетке с видом на ТТК и разговариваю с одиннадцатью недоумками. Потому что всех остальных я забанил. Потому что я – говно.

В чате мелькают знакомые ники.

Razumihin: Родя, выключи камеру. Еду.

SonyaMarm: Родя, пожалуйста…

Porfiriy_P: Интересный пивот контента. Продолжай.

Порфирий. Ебучий гуру пиара и кризисного менеджмента. Смотрящий, мать его, за душами. Его комментарий обжег меня, как током. Он не преследует. Он наблюдает. И ждет, когда я сам себя доконаю.

– Пивот, – выдавливаю я, чувствуя, как маска циничного инфобизнесмена трещит и отваливается кусками, обнажая слабого, испуганного задрота. – Да, Петрович. Пивот. Самое громкое разоблачение в истории этого говноканала. История о том, как Родион Раскольников, главный циник рунета, облажался. Не просто ошибся. Совершил одну-единственную, такую идеальную, такую красивую ошибку, что она сожрала меня целиком.

Чат оживился. Кто-то требовал честности, кто-то спрашивал, не продаю ли я снова курс по эмиграции. Razumihin писал, что уже у моего дома.

Я встал, отыскал на столе пачку сигарет. «Мальборо». Не мои. Чьи-то. Как и вся моя жизнь сейчас – чужая, неудобная, воняющая чужим дымом.

– Вы все думаете, это про деньги? Про крипту? Про то, как я наебал Алёну-Крипту? – мои слова повисли в эфире. – Ха. Это самое незначительное. Деньги можно украсть. Репутацию – купить. А вот как купить себе сон? А? Как заставить свой собственный мозг не трахать тебя с утра до вечера?

Я вернулся в кадр, так и не закурив. Просто вертел сигарету в пальцах – белую, хрупкую, как моя теория.

– У меня была теория. Идеальная, как чистый код. Мир делится на два типа людей. Я решил, что я – второй тип. Что я – Наполеон цифрового поля. Что я право имею… переступить. Ради великой цели. Ради доказательства теории.

Я посмотрел прямо в объектив. В глаза тем одиннадцати мудакам, которые стали свидетелями моего конца.

– И знаете, что самое пиздатое? У меня получилось. Я это сделал. Идеально. Бесшумно. Я доказал свою теорию на все сто.

Я улыбнулся. Это была самая жуткая, натянутая улыбка в моей жизни.

– И это доказательство оказалось самым страшным наказанием. Я оказался не Наполеоном. Я оказался говном, которое просто хорошо разбирается в криптографии. И сейчас я это докажу. Я убью «Наполеон.TG».

Мой палец навис над клавиатурой. Над кнопкой «DELETE CHANNEL».

Чат взорвался. Razumihin умолял остановиться. Sonya писала что-то неразборчивое. Порфирий молча лайкнул мое предыдущее сообщение.

– Всем пока. Идите нахуй. Особенно ты, Порфирий. Ты победил. Не потому, что поймал. А потому что заставил меня поймать себя самого.

Я нажал.

Экран погас.

Глава 1. Нажать ENTER

72 часа назад

Инфоцыган – не человек. Инфоцыган – это вошь. Серая, жадная, плодовитая. Она питается чужими мечтами о богатстве, впрыскивая им яд надежды. Она не создает, она паразитирует. Она сидит в своем пентхаусе в «Москва-Сити» и смотрит на нас, «тварей дрожащих», с экрана монитора, попивая дорогой виски.

Алёна-Крипта была королевой этих вшей. Ее теневой крипто-обменник был насосом, который выкачивал последние деньги у стартаперов, мечтателей и лохов. Она давала в долг под грабительские проценты, зная, что им неоткуда больше взять. Она снимала сливки с чужого отчаяния. Ее холодный кошелек был набит ключами от чужих жизней.

Убить такую – не преступление. Это гигиена. Санитарная обработка цифрового поля.

Я не собирался брать в руки топор. Это для примитивных однофамильцев из позапрошлого века. Мое оружие было элегантнее и точнее.

Всё началось не с кода, а с психологии. Месяц я потратил на разведку. Через фейковые аккаунты я изучил её цифровое поведение: какие паблики читает, кого добавляет в доверенные контакты, какую использует биржевую аналитику. Её слабым звеном оказался не сервер, а её собственный бухгалтер – немолодой и осторожный Аркадий Петрович, панически боявшийся гнева начальства и имевший привычку проверять рабочую почту с домашнего ноутбука, защищенного лишь паролем «Qwerty123».

Фишинговая ссылка, присланная с почти идеальной копии его рабочего аккаунта в Slack, сработала безупречно. «Срочно! Проверить отчет по последней транзакции! Алёна Ивановна требует!» – и панический Аркадий Петрович, не глядя на подозрительный URL, ввёл свои учётные данные. Два фактора? Конечно. Но одноразовый код из СМС он так же покорно ввёл на поддельной странице входа. Его сессия была моей.

Через его аккаунт я получил доступ к внутренней сети. Не к кошелькам – к ним подступиться было невозможно, они хранились на Air-gapped машинах. Но можно было ударить по точке входа – по софту для проведения операций. В её «неприступном» сервере, как я и предполагал, стояла самописная панель управления на базе старой версии фреймворка, в которой ещё полгода назад нашли уязвимость типа RCE – Remote Code Execution. Патч они так и не установили, полагаясь на свой кастомный фаервол.

Мой «Топор» был написан на лету – питон-скрипт, использующий уязвимость для получения привилегий root. Он не крал, он менял. Подменял адреса кошельков в конфигурационных файлах на сгенерированные мной «мёртвые» адреса. Следующая же крупная транзакция ушла бы не туда. Я также поставил на удаление все её аккаунты с задержкой в час – ровно столько, чтобы я успел замести следы и раствориться в цифровой пустоте.

Убийство как хакерская атака. Я не просто украду ее крипту. Я уничтожу её цифровую личность. Сдерну логи, удалю аккаунты, превращу её из королевы вшей в цифровой призрак. Оставлю в сети лишь мем с надписью «Вошь раздавлена».

Это будет красиво. Чисто. По-настоящему по-современному.

Я смотрел на экран, где мигал курсор в командной строке. Команда для запуска скрипта была готова. Мой палец завис над клавишей Enter.

Мой «Топор» был готов нанести удар.

Я был не Родион Романыч из засаленной комнатушки. Я был Родион Digi из лофта с панорамными окнами. Мой топор был отточен не на точильном камне, а на курсах по этичному хакингу. Моя жертва пахла не нафталином и кошачьей мочой, а дорогим парфюмом и безнаказанностью.

Алёна-Крипта. Не жадная старушонка, а жадный алгоритм в теле сорокалетней стервы с подтяжками и холодными глазами на аватарке. Ее «контора» – не конура под лестницей, а сеть офшоров и шифрованных кошельков. Ее «процент» – не копеечные рубли, а выжимка доли из чужого будущего, цифровое рабство под соусом стартаперских грез.

Убить её – было бы милосердием. Я собирался совершить цифровую люстрацию. Стереть с карты не человека, а вредоносный код, паразитирующий на системе.

Мой палец дрогнул над Enter. Не от страха. От предвкушения. Сейчас я докажу им всем. Своим подписчикам, своим кредиторам, этому ебучему Порфирию с его умными комментариями под постами. Докажу, что моя теория – не просто слова для продажи курса «Как стать цифровым Наполеоном». Она работает.

Я – право имеющий.

Я нажал Enter.

Ни взрыва, ни сирен. Тихий щелчок виртуального замка. В консоли побежали зелёные строки лога. Скрипт отработал бесшумно, как хирургический скальпель. Уязвимость сработала. Система безопасности её «неприступного» сервера скулила, как щенок, и поджала хвост. Я был внутри под правами суперпользователя.

Это был не грабёж. Это было медицинское иссечение злокачественной опухоли. Я не воровал крипту в реальном времени – это было бы сразу заметно. Я методично, с математической точностью менял криптографические хэши кошельков-получателей в базе данных её биржи на свои «мёртвые». Следующие транзакции сами уплывали в небытие, как стоки в цифровую канализацию. Я убивал не женщину – я удалял вредоносную программу, перенаправляя её код в сторону суицида.

На это ушло меньше десяти минут. Идеальное преступление. Бескровное. Бесшумное. Элегантное.

Я откинулся в кресле. В горле пересохло. Я потянулся за энергетиком, но рука дрогнула, и банка с грохотом покатилась по столу, оставляя липкий коричневый след на черной столешнице.

Внезапно на одном из мониторов, который я использовал как терминал для наблюдения за её личным облаком, мелькнуло уведомление. Сообщение в мессенджере. От её дочки.

«Ма, ты где? У меня репетиция в семь. Деньги скинь».

Я замер. Дочка. Та самая, что должна была ехать на какой-то там чемпионат. Я видел её фото в инсте – улыбчивая девочка с коньками.

В голове вдруг с противной ясностью возник голос того алкоголика-неудачника из моих же stories, которого я презирал: «Кровинушку по пьяни… а эта сука на телефон…»

Я резко отдернул руку от клавиатуры, будто она была раскалённой. Что я сделал?

Нет. Нет, нет, нет. Я ничего не сделал. Я очистил систему от паразита. Я доказал теорию. Я – сильная личность. Я имею право.

Но почему тогда по спине ползёт противный, липкий холод? И почему экран монитора упрямо показывает это дурацкое сообщение: «Ма, ты где?»

Я заглушил панику очередной порцией цинизма. «Ну и что? У каждой стервы есть кто-то, кто её любит. Даже у Гитлера была собака. Это не отменяет того, что она – вошь».

Я завершил работу. Через час Алена-Крипта исчезнет из инфополя. Этого хватит, чтобы я растворился в цифровой пустоте. Всё чисто.

Я вышел из системы. В лофте было тихо. Снаружи гудела Москва. Я был жив. Я был свободен. Я был победителем.

Я подошёл к окну. Внизу ползли фары машин. Каждый из этих людей внизу – тварь дрожащая. А я – нет. Я – Наполеон. Я переступил.

Почему же тогда я смотрю на свои руки и вижу, что они оцифрованы кровью?

В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Razumihina:

«Родь, как дела? Слил уже своего цифрового Наполеона? Вечером заезжай, пивка попьём, отвлечёшься».

Я не ответил. Я снова взглянул на свои руки. И тихо, в полный голос, сказал пустой комнате:

– Я право имею!

Но впервые за долгое время это прозвучало не как манифест. А как вопросительный, жалкий, детский лепет.