Читать книгу: «Пути Дивнозёрья», страница 2

Никифор прищурился, будто не поверил:

– Ишь ты, «лады»… Забудешь ведь потом. А язык у тебя без костей, энто все знают. А ну-ка дай слово!

– А может, не надо?! – простонал Пушок.

– Нет уж, давай, повторяй: шоб у меня хвост облез, если проболтаюсь.

– Только не хвост!

– Дык, коли сдержишь обещание, усё в порядке будет. Али ты собираешься его нарушить?

– Н-нет. – Коловерша мотнул головой и, зажмурившись, выпалил: – Да облезет мой хвост, если проболтаюсь! Уф… Теперь доволен?

– Молодчина. – Никифор взял опустевшую кастрюльку и скомандовал: – А теперь, ать-два, спускаемся!

Пушок понуро поплёлся следом. Ох, не зря его сердце так дрожало от дурных предчувствий! Не обмануло, чуткое. Сейчас же, проходя ступеньку за ступенькой, коловерша осознал ещё кое-что: если вскорости дупла не откроются, жизнь в Дивнозёрье сильно изменится. Он только пока не понимал, как именно, и вдобавок очень опасался за судьбу своего несчастного хвоста.

Глава первая
Вот такая взрослая жизнь

В книгах частенько спрашивают: а вы хотели бы попасть в Волшебную страну и увидеть настоящие чудеса? Ещё недавно Тайка ответила бы: «Да, конечно». Даже не так: взвизгнула и побежала вприпрыжку навстречу приключениям. Но не теперь.

Чего она там не видела? Скукота…

Пушок нахмурился, впервые услышав от неё эти слова. Он наверняка надеялся, что выглядит достаточно негодующе, но хозяйка только плечами пожала. Сложно выглядеть грозным, когда ты только что стырил со стола чужую конфету.

В тот же день после обеда она подслушала, как коловерша жалуется на неё домовому Никифору:

– Эх, выросла наша ведьма, а ума не нажила! Мне кажется, ей больше с нами не интересно.

Никифор в ответ недовольно крякнул:

– Чаво ты напридумывал?! Оставь Таюшку-хозяюшку в покое, неугомонный! Ей и так нелегко. Слышал небось, как она ночами плачет?

– Не-а. А давно?

– Да с тех пор как выяснилось, что дупла закрылись, а на Дорогу Снов ходу больше нет.

– Ох… И это она ещё не знает, что Яромир потребовал Огнеславу разморозить…

– Ш-ш-ш, молчи, а то услышит! В общем, дай ей немного времени. Вот увидишь, она скоро одумается.

Хм, и почему это она должна одуматься, интересно? Разве что-то не так? В Дивнозёрье всё в порядке, нечисть не балует. В институте оценки хорошие. И наконец-то никакой ненавистной алгебры! Алёнка тоже молодец, постигает ведьминскую премудрость. А Волшебная страна и вязовые дупла… Ну, это что-то из детства. У каждого человека наступает момент, когда пора вырасти и не мечтать о несбыточном. И обо всяких Огнеславах тоже не думать.

Тайка замечала, что Пушок часто грустит, потом стала находить по дому выпавшие рыжие перья. Конечно, она разволновалась: что это за неурочная линька? От нервов ведь и начисто облысеть можно. Пришлось купить коловерше кошачьи витаминки и заставить их есть. Пушок страшно сопротивлялся, пока Тайка ему не напомнила:

– А кто мне говорил, что общипанный коловерша – это неприлично? Станешь на лысого сфинкса похож.

Но Пушок не внял, только насупился:

– Тая, мне кажется, нам надо серьёзно поговорить.

Однако девушка никаких серьёзных разговоров не хотела. Она только-только перестала плакать в подушку. Зачем бередить раны, которые едва утихли? Чтобы разболелись с новой силой? Ну уж нет! Поэтому она раз за разом отмахивалась:

– Ну чего тебе, Пушок? Не видишь, я вещи собираю. Завтра в город ехать на сессию, а ты меня отвлекаешь. Потом поболтаем, когда вернусь.

Дни шли. За зимней сессией следовала летняя, а «потом» никак не наступало. Когда она раз-другой задержалась у мамы в городе на лишнюю недельку, коловерша отстал. Перья тоже больше не выпадали, и Тайка решила, что Пушок нарочно их выдёргивал, чтобы привлечь внимание. А что, с него станется.

Так мало-помалу жизнь вернулась в прежнюю колею. Домашних забот стало меньше. Как только Никифор женился на домовихе Анфисе, та взяла на себя большую часть хозяйства. И супы варила отменные, и пироги пекла – объедение. Уборкой тоже не брезговала, вещи стирала, посуду мыла – всё это ей было в радость да в охотку. И Тайка была очень благодарна. Времени стало хватать не только на учёбу и ведьминские дела, можно было успеть и книжку почитать, и сериальчик посмотреть. Вечерами она даже стала выходить к деревенским ребятам на лавочки, попеть под гитару. А что, развлекаться тоже надо. Потом к её порогу начал таскать цветы Лёха – тот самый хулиган и заводила, у которого Тайка однажды вывела из дома кикимору-раздорку. С тех пор Лёхина семья жила дружно, и он сам за ум взялся: поступил в авторемонтное училище, устроился на работу и вскоре купил себе мотоцикл – не такой крутой, как у лешего Грини, зато всё сам. Безо всякого волшебства и цветков папоротника.

У Тайки захватывало дух, когда они выезжали на трассу и неслись, обгоняя машины. Лёха возил её в райцентр в кинотеатр, потом они заходили в кафе и брали по мороженому и капучино. Тайка раньше не очень-то любила кофе, он ей казался горьким, невкусным. А теперь вдруг понравился. Мама, узнав об этом, усмехнулась и сказала, что это тоже признак взросления. Мол, что за студентка без бессонных ночей и залитых кофе конспектов? А вот познакомившись с Лёхой, наоборот, помрачнела:

– Не нравится он мне. Башка бритая, как у уголовника. Ещё небось носится на своём мотоцикле, как ополоумевший. Ты с ним лучше не садись.

– Мам, я ведьма, – напомнила Тайка. – Ничего с нами не случится.

Но это не помогло. Любое упоминание волшебства мама воспринимала в штыки:

– Совсем от рук отбилась, старших не слушаешься. Этот Лёха тебе не пара. Ты у нас девушка с высшим образованием, и жениха тебе тоже надо под стать: образованного. Желательно с квартирой.

– Лёха мне пока не жених! – фыркнула Тайка.

– И слава богу. И чего ты с ним водишься? Вот был же у тебя хороший мальчик Вася. Куда он делся, кстати?

Услышав это, Тайка аж закашлялась. «Хорошим мальчиком» был не кто иной, как Лис. Но, пожалуй, маме не стоило знать, что она принимала у себя в гостях самого Кощеевича.

– Вася теперь живёт за границей.

И ведь не соврала даже. Навь – другое государство.

– Эмигрировал, значит? Работу нашёл?

– Можно и так сказать.

Ну а что, править княжеством – не работа разве?

– Умный парень… – вздохнула мама так, будто и сама мечтала уехать вслед за «Васей». – А этот твой белобрысый не появлялся?

Тайка промолчала, сделав вид, что не услышала, но мама продолжила настаивать:

– Ну, тот, дивий. Яромир, кажется?

– Я не хочу о нём говорить!!!

– Ты чего орёшь на мать?

– А ты чего лезешь куда не просят? – евушка сама не понимала, почему так разозлилась. Обычно она предпочитала не ссориться, а тут словно прорвало. – Я уже взрослая и сама решу, с кем водиться, а с кем – нет. Пока я маленькая с бабушкой жила, тебе до меня дела не было. А теперь вдруг спохватилась, воспитывать начала? Поздно уже. Мне восемнадцать есть? Есть! Моя жизнь – моё дело.

Так они сначала поругались, потом поплакали и помирились. Тайка извинилась за резкие слова, но ни капли не жалела, что их пришлось сказать. Потому что мама больше не пыталась учить её жить и отношения наладились.

Так всё и шло своим чередом. А если Тайке и казалось, что в жизни чего-то не хватает, она гнала эти мысли прочь. Синица в руках лучше, чем журавль в небе. Особенно когда журавль давно улетел и даже пёрышка не оставил.

Время бежало незаметно. Казалось, она только вчера в институт поступила, а вот уже настала пора писать диплом. По фольклору Дивнозёрья, естественно, – никакую другую тему Тайка даже не рассматривала и в работу погрузилась с головой. Пушок с Никифором помогали, чем могли, шутили, подбадривали, и Тайка, признаться, думала, что все волнения друзей остались позади, пока однажды вечером снова не услышала их разговор у печки.

– Знаешь, Никифор, – шептал коловерша, – мне кажется, нашу ведьму надо спасать. А то, глядишь, станет обычной девчонкой. Видеть нас перестанет.

– Да как её спасать, коли в деревне затишье? – буркнул недовольный спросонья Никифор. – Мавки ноют, мол, лето холодное, не потанцуешь. Леший Гриня на байк-шоу слинял и самых шумных лесавок с собой забрал. Даже кикиморы нонче не бузят. Знают, что с Таюшкой-хозяюшкой шутки плохи. А новой нечисти взяться неоткуда – вязовые дупла-то тю-тю.

Никифор был прав: в последние годы если в Дивнозёрье что и происходило, то так, по мелочи. Ну, появится какой-нибудь упырь – Тайка с ним одной левой справится. А то и вовсе Алёнку пошлёт. Той уже двенадцать годков исполнилось – прекрасный возраст для ведьмы. В самую силу ещё не вошла, но уже многое умеет и до знаний жадная, как коловерша – до пирога.

– Ох уж эти дупла! – недовольно фыркнул Пушок. – Это из-за них у Таи депрессия. Надо как-то устроить, чтобы они снова открылись.

– И как?

– Не знаю. Но в прошлый раз же как-то справились.

Никифор почесал в затылке:

– Так то была не наша заслуга. Ежели б можно было как-то с той стороной связаться, разузнать, что происходит. Но отсюда мы ничего сделать не можем. Остаётся только надеяться и ждать.

– Сколько лет уж ждём, – насупился Пушок. – А Тае всё хуже и хуже. И волшебство по капле уходит. Вон даже болотник Мокша волнуется.

– Ты и к нему уже слетал, пострел?! – ахнул Никифор.

– Должен же я был посоветоваться с экспертами.

– Тоже мне, нашёл экс… икспе… знатока, в общем!

– Я хотя бы что-то делаю! А ты только за печкой дрыхнешь да с Анфиской своей милуешься. Может, у тебя тоже депрессия?

– Ты ругаться-то брось. Нет у меня никакой диспе… Тьфу, пакость, слово то какое! Не кручинюсь я, в общем. Да и не надобно нам сейчас никаких потрясений. У Таюшки-хозяюшки предзащита скоро. Вот защитит диплому свою – и пройдёт тоска.

– Сомнительное лекарство. Ты ещё скажи, что жениха ей хорошего надо.

– Да был у нас жених… – вздохнул Никифор. – Жаль, в Волшебной стране остался. Но ничё, всё образуется, вот увидишь.

– Не образуется! – Пушок сам не ожидал, что может так рявкнуть. – Хватит себя обманывать. Всё плохо. Может, мы вообще последний оплот волшебства в этом мире? Четыре года я тебя слушал, надеялся. Это для нас не срок, а для Таи… Она же смертная, забыл?

– На три четверти, – сварливо поправил домовой. – А четверть дивьей крови – энто не так уж мало.

– Толку-то? Росла она здесь, в Дивнозёрье. А люди родные-любимые в Дивьем царстве остались. Ни весточки от них, ни письма… Тая ночами порой их зовёт. То Семёновну, то Яромира.

Заслышав это, Тайка вспыхнула. Ну чего Пушок выдумывает? Неправда это! Или?..

– Ох… Тяжко ей, сталбыть, без бабки да без друга сердешного.

– Мне так её жа-а-алко! Знаешь, я даже на Дорогу Снов попробовал сунуться. А вдруг получится?

– И чаво там?

– А ничего! Ну, кроме репьёв да чертополохов. Шипы – во! Больше моих когтей. Не пройти ни конному, ни пешему.

– Ох, беда! – всплеснул руками Никифор.

– А вдруг Дивье царство враги захватили? А может, и не только Дивье. Ох, а что, если никакой Волшебной страны вообще больше нет?!

Домовой бросил в Пушка подушкой. Тот, конечно же, увернулся.

– Не пугай меня так, паникёр пернатый.

– А ты вылазь из-за печки. Никифор, ты же умный мужик. Давай, пошевели извилинами. Будем вместе думать, что делать и как Таю выручать. Зачахнет она без Яромира-то…

Тут уж девушка не выдержала. Вскочила и встала посреди кухни, уперев руки в бока:

– Обо мне говорите?

Пушок с Никифором переглянулись и хором выпалили:

– Нет!

– Не отпирайтесь, я всё слышала. И спасать меня не надо. Всё хорошо.

– Если пациент не считает себя больным – это не значит, что он не болен! – наставительно поднял коготь коловерша. Это был один из его любимых жестов.

– Кого это ты больной назвал?!

Тайка схватила полотенце. Пушок на всякий случай нырнул за трубу – знал, что может и по хвосту прилететь. Несильно, зато обидно.

Впрочем, даже угроза полотенца не заставила его отступиться:

– Врёшь ты всё. Ничего не хорошо! Я тебя, Тая, знаю как облупленную. Признайся, что тоскуешь без бабушки. И без Яромира. И наверняка беспокоишься, что там в Дивьем царстве.

– Разве что по бабушке. Немного. – Тайка дёрнула плечом. – Но я не могу всё время жить прошлым, Пушок. Надо смотреть в будущее.

Коловерша от возмущения захлопал крыльями:

– Да что ты такое говоришь?!

– Прошло четыре года.

– Всего-то! Вон Семёновна Радосвета всю жизнь ждала.

– Нет, Пушок, не «всего-то». Целых четыре года. Это много. И наши с бабушкой ситуации отличаются. Мы с Яромиром поссорились, расстались и больше не виделись. И, кстати, я всё знаю про Огнеславу.

– Откуда?!

Коловерша грозно глянул на Никифора, и тот вскинулся:

– Чаво пыришь, как солдат на вошь?! Я молчал.

– И я! Видишь, хвост на месте.

Тайка почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Ох, не зареветь бы. Сколько она бегала от этого разговора? И всё-таки он случился. Что ж, видимо, пришло время прояснить всё раз и навсегда.

– Сердцем почувствовала… А вы сейчас это подтвердили. Друзья, я очень ценю вашу заботу. Но я уже большая девочка и не верю в сказки. Не кривитесь, вы понимаете, о чём я. Конечно, волшебство существует. Кому, как не ведьме, об этом знать. Но даже у чудес есть предел, выше которого не прыгнешь. Справедливость не всегда побеждает. Первая любовь не всегда счастливая. Думаю, вязовые дупла закрылись навсегда, и вам тоже нужно научиться жить с этим. Я же как-то научилась.

– Может статься, ты и права… – Никифор шмыгнул носом.

Тайка никогда прежде не видела его таким расстроенным. Сердце ёкнуло, но она сжала кулаки и впилась ногтями в ладони. Увы, правда бывает горькой, но её всё равно нужно говорить, чтобы не питать ложных надежд, от которых потом гораздо больнее.

– Не хочу вас обоих слушать! – вскричал Пушок так, у Тайки аж уши заложило. – Поймите же: нельзя отказываться от волшебства! Иначе оно совсем уйдёт. Тая, я тебя не узнаю. Раньше ты никогда не отступала, ещё и других подбадривала, не давая отчаиваться.

– Это потому, что я маленькой и наивной была, а теперь выросла, – буркнула она.

Обвинения резали её без ножа. Впрочем, Тайка и не ожидала, что Пушок поймёт. То ли дело Никифор.

– И что она, по-твоему, должна была сделать? – домовой отвесил коловерше лёгкий подзатыльник. – Дупла закрыты, Дорога Снов тоже… Выхода нет.

– Выход есть всегда! – коловерша в задумчивости закусил губу, а потом махнул лапой. – А, пропадай мой хвост! Всё расскажу.

– Не вздумай!

Домовой попытался закрыть ему рот ладонью, но Пушок ловко увернулся:

– Тая должна знать правду.

И выложил всё как на духу. Про свой визит в Волшебную страну, встречу с Маем, про проклятого Ратибора и двоецарствие. Про кошмары, которыми заперли Дорогу Снов. А кто – неизвестно.

Чем дольше Тайка его слушала, тем больше негодовала. Одно дело подозревать, что беда случилась, и совсем другое – знать это наверняка. Эх, сейчас бы бросить все – и поспешить в Волшебную страну, на помощь! Ей стоило немалых усилий сдержать этот порыв и задать себе вопросы. Как? Да и когда? У неё же через три дня предзащита… Бессилие легко превратилось в ярость, а она, в свою очередь, заставляла говорить обидные слова.

– И ты молчал! – выпалила Тайка. – Вот и верь тебе после этого.

– Это всё Никифор! – плаксиво заныл Пушок. – Это он меня убедил сохранить всё в тайне. А лишиться хвоста, сама понимаешь, хуже некуда. Только теперь мне всё равно. Если такова цена, которую нужно заплатить, чтобы вернуть мою прежнюю Таю, я готов.

Тут из Тайкиных глаз наконец брызнули злые слёзы.

– И что мне теперь, спустя четыре года, делать с этой информацией?! Я только-только успокоилась. Меня Лёха замуж позвал. Говорит: «Будешь за мной как за каменной стеной». Лучше бы ты и дальше держал язык за зубами…

Она рухнула на табурет и закрыла лицо руками. Плечи тряслись, как от лихорадки. Никифор осторожно погладил её по руке и шикнул на Пушка:

– Ух, обалдуй! Смотри, что ты натворил!

Коловерша юркнул под стол и забился в угол. Из-под края скатерти донеслось жалобное:

– Я что, зря собой жертвовал? Ох, хвостик мой хвостик…

Домовой неодобрительно поцокал языком, а потом деловито уточнил:

– А Лёхе-то ты что ответила, Таюшка-хозяюшка?

– Согласилась. А что, нельзя? Мне уже двадцать один вообще-то.

– Можно, энто же твоя жисть. Но любишь ли ты его?

– Может, и люблю!

В глазах Никифора блеснуло недоверие. Тайка уже думала возмутиться, но тот вдруг улыбнулся:

– Значит, пора к свадебке готовиться? Когда планируете? Кого звать будете?

– Не знаю я, отстань.

Тайке было стыдно признаться, что она только что соврала друзьям. На самом деле она не сказала Лёхе «да», а обещала денёк-другой подумать. Но, скорее всего, согласилась бы, если бы не Пушок. Его признание всколыхнуло то, что она старательно вытесняла все эти годы, – и спутало тщательно выстроенные планы на будущее. Теперь Тайка сама не понимала, чего хочет. Мысли скакали с одного на другое, их было так много, что у неё начало ломить виски. Ба в таких случаях всегда говорила: «Утро вечера мудренее». И хоть бабушки давно не было рядом, Тайка решила последовать её совету.

– Так. Всё. Я пошла спать.

Она вытерла рукавом слёзы и твёрдой походкой направилась в свою комнату. Там упала поверх покрывала, не раздеваясь, и зарылась лицом в подушку. Ей так хотелось поскорее вырасти и стать взрослой. Вот, стала. Но счастья это почему-то не принесло. Наоборот. Сейчас ей хотелось скрипеть зубами и сыпать проклятиями. Если вся взрослая жизнь такая – ну её к чёрту!

В кармане запиликал телефон: это Лёха решил пожелать ей спокойной ночи. Но Тайка трубку не взяла, включила беззвучный режим. Ей сейчас ни с кем не хотелось разговаривать. Кроме, разве что…

Закрыв глаза, она позвала:

– Мара Моревна, придите, пожалуйста! Мне очень нужна ваша помощь.

Оставалось надеяться, что великая чародейка и хозяйка всего дивнозёрского волшебства услышит несчастную ведьму. И не станет таить обиду на то, что все эти четыре года Тайка её избегала.

Глава вторая
Новый виток судьбы

Нитяной лес – место, где сплетаются человеческие судьбы, – выглядел мрачнее, чем обычно. Наяву весна только готовилась уступить место жаркому лету, а здесь на деревьях листья уже пожелтели. В воздухе висел туман. Не приятная утренняя дымка, а густая, тяжёлая мгла, будто пришедшая с болот. На стволах Тайка заметила грибы – раньше их тоже не было. У одних шляпки светились, разгоняя сумрак. Другие же выглядели как парша на коре. Может быть, деревья заболели? Да, похоже на то. Некоторые вон и вовсе высохли.

Она немного прошла вперёд по заросшей тропинке и – ой! – провалилась по щиколотку в лужу, которую было совсем не видно под травой. Любимые кроссовки так и остались в грязи: раз – и всосало. Пришлось снять носки, закатать джинсы до колен и дальше шлёпать босиком по лужам – до самой поляны с нитями судьбы.

Там тоже всё выглядело неважно. Прежде яркие нити потускнели, словно их припорошило пеплом. Многие скрутились, запутались, стянулись в узлы. Тайка поёжилась: бр-р-р. Ей показалось, что сейчас откуда-нибудь вылезет паук, который сплёл эту затейливую паутину.

– Мара Моревна! – крикнула она, и лесное эхо трижды повторило её слова.

Но никто не отозвался, лишь из кустов выпорхнули и заметались потревоженные летучие мыши.

Может, Пушок прав, и волшебство действительно уходит из Дивнозёрья капля за каплей? А может, дело в самой Тайке. Что, если она разучилась видеть чудеса и поэтому чародейке не ответить на её зов?

От одной этой мысли сделалось дурно, и Тайка присела на пенёк. Если так пойдёт, однажды она и впрямь может проснуться – и больше не увидеть друзей: Пушка, Никифора, хлопотунью Анфиску, лешего Гриню, Марьянку-вытьянку и остальных. И даже скучать по ним не станет, потому что забудет, что они вообще существовали. Только одинокими зимними ночами сердце будет сжиматься от непонятной тоски о былом. Дивнозёрье, конечно, не пропадёт. Алёнка станет новой ведьмой, будет хранить и защищать заповедный край…

На языке появилась горечь, будто Тайка хлебнула полынного отвара. Раньше она думала, что Дивнозёрье нуждается в ней. И действительно много делала – буквально себя не щадила. Ни одну просьбу не оставляла без ответа, вовлекалась в чужие раздоры, искала пропавшее, помогала нуждающимся… Всем, кроме себя. Поэтому не заметила, как и когда любимое дело стало ей в тягость. Она вспомнила, как закатывала глаза (блин, опять у них что-то стряслось!) там, где раньше сама предложила бы помощь. Как всё больше ведьминской рутины спихивала на Алёнку (а та и рада была). Закрутилась, забегалась, пока не потеряла смысл. Мавка Марфа сказала бы «заболотилась» – уж она-то знала, каково это. Тайке вдруг стало ужасно жаль себя. Она наморщила нос. Показалось, сейчас опять заплачет, но глаза остались сухими. Может, нитяной лес не любит слёз, не доверяет им?

– Теперь я поняла. Это не я нужна Дивнозёрью. – Она судорожно вздохнула. – Это Дивнозёрье нужно мне!

Порыв ветра осыпал её сухими листьями. Сухие деревья угрожающе заскрипели, но устояли. Тайка сочла это добрым знаком: наверное, лес прислушивался к её словам. Ждал: мол, что ещё скажешь в своё оправдание, ведьма? Тогда она взмолилась:

– Мара Моревна, родненькая, простите меня! Знаю, я обещала каждый год помогать вам распутывать нити и не сдержала обещание. Я не хочу оправдываться: что сделано, то сделано. Причины не так уж и важны. Но дайте мне возможность искупить вину. Пожалуйста…

Она говорила всё тише и тише, пока не перешла на еле слышный шёпот. Непролитые слёзы сжимали горло. Неужели всё тщетно? Разве она не заслуживает второго шанса? Другим Тайка его давала, между прочим.

– Я всё что хотите сделаю. Нити надо привести в порядок? Приведу. Лес расчистить? Расчищу. Только не лишайте меня волшебства, прошу!

– Ты сама себя его лишила, – раздался за спиной знакомый голос.

Тайка аж подпрыгнула, потом вскочила с пенька, развернулась и ахнула:

– Что с вами, Мара Моревна?! Вы заболели?

Такой чародейка ещё не являлась: маленькой, немощной, со сморщенным, как печёное яблоко, лицом. Из-под чёрного платка выбивалась кипенно-белая прядь. Мару Моревну, словно старую рябину, пригибало к земле ветром. Она опиралась на суковатую палку, чтобы не упасть. Конечно, Тайка помнила, что облик чародейки меняется вместе с временами года. Весной она девчонка, летом – красавица в самом расцвете сил, осенью – зрелая женщина, а к зиме постепенно превращается в дряхлую старуху. Только ведь сейчас не зима!

– Весь мир хворает, деточка. Уходит волшебство, и всем волшебным созданиям нынче несладко. Твои друзья не очень могущественные, поэтому ещё не почуяли, но скоро и до них хворь доберётся.

– Неужели всё из-за того, что вязовые дупла закрылись?

Хотя Тайка не имела к этому отношения, но отчего-то её кольнуло чувством вины.

– Дупла – это ерунда. Можно подумать, они прежде не закрывались. Они всего лишь дверца, понимаешь? Захлопнется одна – распахнётся другая. Да ты и сама знаешь. Не ты ли на Алконосте в волшебный край летала? Нашла способ, когда приспичило.

Мара Моревна закашлялась, пошатнулась. Тайка подхватила её под локоть:

– Вы лучше присядьте. Вот как раз пенёк удобный.

– Посох мой подержи. А теперь слушай: это всё из-за Дороги Снов. Слыхала небось? Заросла она бурьянами да чертополохом, дикий шиповник разросся так, что ни конному не проехать, ни пешему не пройти. Даже зайцу быстроногому, и то не проскочить. А она ведь все миры меж собой соединяет. Волшебство по ней течёт, как вода по речному руслу. Или как кровь по нашим жилам, ежели так тебе будет понятнее. И куда ему деваться, коли проходу больше нет?

Тайка очень живо представила себе… нет, не реку, а какого-то большого зверя. Что-то вроде черепахи, на чью спину древние люди помещали Землю. Только в её представлении зверь и был целым миром. Должно быть, ему очень больно, если кровь не доходит до его органов или, скажем, лап. Этак и гангрену заработать недолго.

Наверное, она произнесла это вслух. А может быть, Мара Моревна умела заглядывать в чужие мысли – кто знает?

– Всё так, деточка. Я с самого начала сказала: мир болен. Потому и мгла, и сухостой, и вонь ещё эта…

До этого момента Тайка не замечала дурного запаха, а сейчас втянула носом воздух и поняла: а гнильцой-то и впрямь тянет. Не обычной древесной, а будто разлагающейся плотью. Ей стало страшно.

– Ох… Неужели это всё из-за меня?!

Мара Моревна вскинула белёсые брови:

– А ты-то тут при чём?

– Ну, вы же сказали: я сама себя волшебства лишила.

– Так одно другому не третье. Не все ниточки этого мира сходятся к тебе, деточка. Пора бы уже это понять.

Ну вот, её опять стыдят. А Тайка всего лишь спросила.

– Вообще-то я и не думала, что я – центр Вселенной.

– Неправда. В детстве все мы так думаем. Но потом вырастаем и понимаем, что мы лишь песчинки в пустыне бытия.

Тайка нахмурилась. Ей не понравилось считать себя настолько уж незначительной.

– Но от песчинок мало что зависит. Они ничего не решают. Как можно спасти мир, если ты никто и звать никак?

– А почему тогда под палящим солнцем песок порой становится прекрасным стеклом? – прищурилась Мара Моревна.

Девушка пожала плечами:

– Не знаю. Просто повезло?

– Что ж, это тоже ответ.

– А какой правильный?

– А правильного не существует. – Чародейка погладила её по плечу. – Не спеши, ведьма. Ты всё поймёшь в свой срок. Поняла же как-то, что ты больше нуждаешься в Дивнозёрье, чем оно в тебе, и что помогать себе так же важно, как и другим. Догадаешься теперь, почему я не отвечала на твой зов, а потом всё-таки ответила?

– М-м-м… Потому что решили дать мне второй шанс? – Тайка чувствовала, что находится на верном пути, но поймать Птицу-суть за хвост у неё не получалось.

– Ты сама решила дала себе второй шанс, деточка. И это позволило мне появиться. Видишь, как нелегко быть ведьмой? Можно заколдовать саму себя. Чувство вины – самое злое колдовство на свете. Оно проедает тебя изнутри, нарушает связь с корнями, превращает душу в труху. Кажется, ничего такого не происходит, а потом – оп! – а внутри пустота. И только оболочка осталась. Живёт, дышит, топчет землю, а зачем – не ведает.

– И что же мне делать?

– А это, деточка, только тебе решать. Я за тебя думать не буду. Свою голову вместо чужой не приставишь.

– Об этом я и не просила, – нахмурилась Тайка.

Ей вдруг стало обидно: это с мамой она вечно спорила, что хочет жить своим умом. А вот от совета Мары Моревны не отказалась бы. Только теперь просить об этом было как-то неловко. Ей только что намекнули, что взрослая ведьма должна сама справляться.

– Дуешься? – вновь прищурилась чародейка.

– Нет. То есть… Да, есть немного.

– А почему?

– Наверное, потому, что не понимаю, что происходит. Знаете, когда бабушка ушла в Дивье царство и оставила меня одну на хозяйстве, мне сперва было очень страшно. Я думала, что не справлюсь. А потом как-то освоилась, да и друзья помогли. И стало казаться, что мне всё по плечу, что нет такой проблемы, которую я не смогла бы решить. А теперь я как будто снова стала той растерянной девочкой, ничего не знающей о жизни… Но вы – не моя бабушка.

– Это уж точно, – усмехнулась Мара Моревна. – Однако и ты уже не та маленькая девочка. Это просто новый виток судьбы, деточка. А сколько их ещё будет!

– Всё так запуталось. – Тайка глянула на нити. – Наверное, не я одна чувствую сейчас смятение…

Лес зашумел, словно соглашаясь с ней, и чародейка тоже кивнула: мол, верно мыслишь, ведьма.

– Мара Моревна, скажите, а бывает, что вы чувствуете неуверенность?

Прежде она не осмелилась бы задать такой вопрос. Такие великие чародейки, конечно, не сомневаются в себе и не ошибаются. Но сегодня она совсем не удивилась, услышав в ответ:

– Бывает, деточка. Время от времени это случается со всеми. Жизнь прожить – не поле перейти.

– Мы должны вылечить мир, я так считаю! – Тайка сжала кулаки.

– Похвальное намерение. А почему ты этого хочешь?

– Ну, иначе ведь он умрёт. Так что я собираюсь победить смерть. А что? У Лиса получилось, значит, и у меня получится.

Ветер бросил в неё еловой шишкой. Уй, больно! Прямо по носу попал, негодяй.

– Моя сестрица тут ни при чём. Ты ведь знала, что Смерть – моя сестра? Мареной Моревной её кличут. Подозреваю, ей сейчас так же нелегко, как и мне. Пусть она и забирает жизни, но мы обе были рождены, чтобы поддерживать мировой порядок. Сейчас он нарушен, и Марене это вряд ли по нраву. У нас с ней, конечно, были немалые разногласия, но тут я могу ручаться – это не она. – Чародейка тяжело вздохнула.

– Кстати, а почему вы поссорились?

Мара Моревна помрачнела и ещё больше сгорбилась. Её дребезжащий голос стал похож на шелест листвы:

– В юности мы обе были те ещё горячие головы. Она мне завидовала, даже предлагала поменяться. Мол, давай ты будешь обрезать нити, а я – прясть и ткать. Ты станешь Смертью, а я – Жизнью. Нужно было тогда прислушаться к её словам, обсудить всё хорошенько, объяснить, что мы обе важны. Но я вместо этого посмеялась над ней и наговорила обидных слов. В те времена я была очень высокомерной, деточка.

Застоявшаяся вода выпустила пузырь, тот лопнул, и у Тайки пробежал мороз по коже. Ей показалось, будто сама земля всхлипнула.

– А вы не пробовали помириться?

– Да куда там! Старые обиды держат крепче самых крепких цепей.

– Вы поэтому ушли из Волшебного края в Дивнозёрье?

– И поэтому тоже. Но не только. В то время я была разочарована… да, считай, во всём. Отправилась искать лучшей доли.

– И как, нашли?

Тайке казалось, что она самую чуточку понимает. Не разумом, но сердцем. Даже от любимого дела можно устать – уж она-то это знала, как никто другой. Поэтому ей был особенно важен ответ Мары Моревны. Ведь своего она пока не отыскала.

– А вот этого я тебе не скажу! – чародейка погрозила ей пальцем. – Вижу, опять хочешь от меня рецепт от своих печалей. Мой тебе не подойдёт. Ищи свой собственный.

– Подскажите хотя бы направление, где искать! – выкрикнула Тайка.

Мара Моревна ткнула её суховатым пальцем в грудь:

– В себе.

От этих слов захотелось взвыть, задрав лицо к небу. Ну почему всё так сложно, а?! Вот бы прочитать какое-нибудь заклинание или выпить отвар из травок, чтобы раз – и снова стать счастливой! Она ведь была счастлива прежде, но не ценила этого. А теперь все чувства словно припорошило пылью – как весь нитяной лес.

Чародейка, заметив, как исказилось лицо девушки, подбодрила её:

– Хочешь плакать – плачь, вой. Не держи в себе.

– Пф! Слезами горю не поможешь.

Тайка точно это знала. Сколько подушек насквозь проплакала – не счесть. И разве что-то изменилось? Наоборот, только хуже стало.

– И да и нет, – покачала головой Мара Моревна.

Вот и как её понимать?

– У меня эти загадки и недомолвки уже вот где! – Тайка провела ребром ладони по горлу. – Вы не могли бы выражаться яснее?