Читать книгу: «Тахион», страница 5

– Да, – после небольшой паузы сухо продолжила Лусинэя, – Виктор и профессор Саглуупов, кажется, действительно выходят на объединительную Теорию Всего. Но что нам с Павлом Геннадиевичем показалось ещё более важным в практической плоскости нашего дела, миссии «Фотона», так это некоторые выводные возможности, которые открывает исследование Виктора в случае его эмпирической реализации.

– Поясните.

– На первой презентации Виктор дал волю своей фантазии. Дальше он пресёк эти размышления, но в них были важные моменты, которые действительно потенциально могут иметь место в будущем. Я говорю о контролируемой передаче элементарных частиц.

– Это, бесспорно, было бы революцией в науке, но что в этом полезного для нашего дела?

– Пока рано говорить, но, думаю, мы могли бы понять, смогут ли по этому же принципу, что он вывел, передаваться на большие расстояния не только отдельные частицы, но и их пучки, а также связи между ними. Именно поэтому я задала свой вопрос вчера. Если допустить, что это возможно, мы могли бы передавать в разные точки мира неуловимые никем и ничем сигналы нашим сторонникам, лучше координировать наши действия, через, скажем, молекулярные шифры или даже… Или даже передавать нейронные потоки, импульсы к действию.

– Сейчас это звучит, как из области абсолютной фантастики, то, что называют ННП – напыщенным ненаучным пустословием.

– Да, сейчас это так. Поэтому на данном этапе предположения остаются предположениями. Все зависит от того, как далеко Виктор и профессор Саглуупов смогут продвинуться в экспериментальной части. К несчастью, об этом тоже вчера сказал Виктор, ни один научный центр мира не обладает возможностями для разгона частиц и экспериментов с такой энергией.

– О-о-о, милая Лусинэя, – с удовольствием улыбнулся Тимур Аскарович, – а вот тут вы ошибаетесь.

Учёный сфокусировал свой модифицированный глаз на поверхности стола, вокруг которого сидела троица. Тимур Аскарович прищурился. Электронити начали отчётливо проступать и пульсировать, заставляя глаз резко и сильно краснеть. На зрачке, подобно миллионам крошечных красных пылинок, проступили возникающие и тут же исчезающие цифровые символы, абсолютно неразличимые из-за своих размеров. Из зрачка прямо на стол ударила тончайшая лазерная струя, расширяясь при соприкосновении. К невообразимому удивлению Лусинэи, на поверхности стола тут же появились какие-то зарисовки. Тимур Аскарович, продолжая одним глазом смотреть вниз, испуская инфракрасный луч и тем самым создавая двухмерную геометрию какой-то пространственной схемы, а вторым глазом переводя взгляд то на изумлённую девушку, то на спокойно сидящего рядом профессора Астахова, обратился к Лусинэе:

– Во времена ЭММИ наибольшему удару подверглась теоретическая наука, вы это прекрасно знаете. Нас лишили почти всего. Тот же ЦЕРН и другие подобные кластеры сильно ограничили: что по мощностям, что по персоналу. Практически свели на нет смысл подобных центров. Но мы не отчаялись. Когда «Фотон» был создан, наше руководство решило, что мы обязаны сохранить свет науки, теоретической науки, для будущих поколений учёных. Лусинэя, Вы слышали о старом ускорителе частиц, что был под Новгородом ещё в начале века?

– Конечно… С-слышала. Его давно закрыли, списали. – Лусинэя пыталась не смотреть так упорно на глазной чудо-имплант, но перевести взгляд у неё никак не получалось.

– Ах, мой протез, – улыбнулся учёный, продолжая смотреть одним глазом на стол, а другим на собеседников, – наша разработка. Знаю, сложно привыкнуть. Но послушайте. Тот ускоритель частиц, что был под Новгородом. Его не списали. Не совсем. Лишь формально, так сказать. Он давно нигде не числится в качестве рабочей конструкции. В ЭММИ это было и вовсе опасно для нас самих. Даже сейчас мы опасаемся, что любая международная контрреволюция, особенно у нас в стране, сразу уничтожит подобную структуру и тех, кто с ней связан. Поэтому на бумаге или в цифре его нет. Нигде. Ни в одном отчёте или документе. Шахты запечатали. Сам же ускоритель разобрали на утильсырье. Но только формально. На практике же тысячи, десятки тысяч учёных десятилетиями под угрозой и страхом за собственную жизнь, в условиях жесточайших репрессий, можно сказать, по винтику сохранили эту технику, а затем по крупицам, не побоявшись, в обстановке абсолютной тайны и секретности пересобрали. Но только уже не у нас. В Центральной Азии. Создали для этого самый длинный подземный туннель в мире, пересекающий четыре государства. Все лучшие силы и умы «Фотона» со всего мира почти тринадцать лет работали над возрождением этого ускорителя. Мы назвали его «Уроборос».

– «Уроборос»? Уроборос значит «бесконечность природы».

– Именно. Бесконечность природы и нашей науки как единственно возможного пути постижения природы. Сейчас это нигде не зарегистрированная, самая секретная лаборатория, созданная и эксплуатируемая только в рамках и на благо нашей организации. Его проекцией и созданием занимались только учёные. Люди, абсолютно верные своей миссии, нашим принципам. Учёные, подвергнутые гонениям, в условиях тотальных лишений и рискующие жизнью целыми семьями и поколениями, только бы пересобрать ускоритель. И нам это удалось. Сейчас, к счастью, мы окрепли. Но пока, увы, продолжаем действовать негласно. Не знаю, как вам, Лусинэя, а для меня это не что иное, как научный «Quo vadis?». И мы знаем, куда. Мы чувствуем ветер перемен. – Мы и есть перемены, – глаза Тимура Аскаровича ярко блестели, но при этом отдавали каким-то темноватым хрустальным оттенком напускной самоуверенности, которая, впрочем, не мешала ему заражать коллег-учёных настоящим пламенем веры. Оптико-синтетическая подмена глазу при этом разжалась, а красноватые электронити стали блекло-розовыми, уже ничем не отличаясь от кровяных сосудов совершенно обычного глаза.

– На реализацию проектов таких масштабов наверняка потребовались сотни учёных. Как вы сумели сохранить это в тайне?

– Как я уже сказал, не сотни, а тысячи. И все они, осознавая принципиальную миссию «Фотона», нашего союза, согласились пожертвовать очень многим. Нам не привыкать работать в обстановке абсолютной секретности вдали от связей и контактов. Так было веками. Наши предки десятилетиями работали в подобных условиях, к примеру, над ядерным проектом. Мы сами для себя обустроили соответствующую подземную инфраструктуру. Вдобавок, мы, конечно, щедро платим: учёные-рабочие проекта «Уроборос» и их семьи сейчас ни в чём не нуждаются. Мы не нанимали никого постороннего, даже строителей. Копали туннели сами. Вот этими руками, Лусинэюшка. Быть учёным – это обладать истинным смыслом и содержанием. И мы никогда не теряем этот смысл: взяв в руки хоть карандаш, хоть планшет, хоть лопату или даже лазерную пушку.

Тимур Аскарович прищурился, быстро оглядевшись по сторонам, и продолжил:

– Мы постарались учесть сейсмические особенности наших регионов – Павел Геннадиевич знает об этом – и расположить подземный ускоритель с максимальной безопасностью даже на немаленькой глубине. С виду он похож на типичную старую заброшенную железнодорожную линию туннелей. Это удобная легенда, учитывая когда-то многомиллиардные инвестиции Китая в инфраструктуру региона. Но там кипит жизнь. Как и везде в «Фотоне». «Уроборос» сегодня – это самый большой, самый мощный ускоритель элементарных частиц на планете: он передаёт и разгоняет их от Душанбе до Алма-Аты и обратно. Длина его основного кольца более чем в десять раз превышает Большой адронный коллайдер в ЦЕРН-е. А мощности в двенадцать с половиной раз. Эта установка может быть использована также в направлении исследований Виктора, если они имеют под собой реальную ценность. Сейчас, рассказывая всё это Вам, я и Павел Геннадиевич подвергаемся большой опасности, Лусинэя, – учёный замялся для видимости, вынув из кармана платок и вытерев им лоб.

– Почему я не знала об этом раньше?

– Всему своё время, милая Лусинэя, – произнёс профессор Астахов, – мы дозируем информацию в целях… защиты собственных людей.

– «Фотон» значительно разросся за последние годы, – продолжил мысль Астахова Тимур Аскарович. – Организация насчитывает десятки тысяч учёных, и осторожность в данном случае – это один из ингредиентов нашего будущего успеха. Такого рода данные есть лишь у учёных высшего звена, к которым можно теперь причислить и вас. Простите, что без лишних церемоний и медалей. Вы знаете, насколько мы в этом аскетичны.

– Тимур Аскарович, это большая честь, – сбиваясь от волнения, ответила Лусинэя, – я буду работать с двойной, тройной отдачей.

– Вот поэтому, дорогая Лусинэя, мои слова, запросы и просьбы имеют лишь одну цель – благо всех учёных. Запомните это, пожалуйста.

– Запомню.

– Хорошо. Теперь вы знаете, почему нам так важно продолжить следить за проектом Виктора. Пока он не член «Фотона», мы не можем ему ничем помочь, так как есть риски информационной утечки. Мы должны заручиться его доверием. Уверен, как и вы, он с большим энтузиазмом и глубоким пониманием воспримет информацию о нашей структуре. Но не торопитесь рассказывать ему о нас. Мы переждали с этим моментом, и сейчас важно, как я сказал, не навредить. Никому. Пока будем лишь наблюдать. Всему своё время. А дальше… Возможно, вам и Виктору ещё удастся увидеться и даже поработать вместе.

– Я поняла, Тимур Аскарович.

– Вот и молодчина. Сейчас можете идти, Лусинэя. У вас много дел. Впереди месяцы подготовки к полёту. Ещё раз поздравляю вас. Мы все на вас рассчитываем.

После этих слов, попрощавшись с покинувшей аудиторию Лусинэей, двое мужчин продолжили диалог.

– Павел, ты был прав: этого молодого человека мы были обязаны давно включить в нашу организацию. Саглуупов хоть и наш выдающийся коллега, а всё же принципиальный пацифист. Ещё и проколется. Но этот Виктор. Из него ещё можно слепить что-то крайне полезное, думаю.

– Без Саглуупова нам не втянуть Виктора. Парень слишком привязан к своему учителю. Если брать, то обоих. Сначала Саглуупова, а через месяц-другой и Виктора. Причём хорошо бы, чтобы именно Саглуупов ввёл Виктора в курс дела. С Гришей же я сам поговорю.

– Думаешь, он присоединится? Учитывая его миролюбие и всё в этом духе…

– Присоединится. Он мечтатель. А мечтатели самые ревностные творцы любых перемен. Ради научных идеалов он кинется на амбразуру.

– Будь по-твоему. Только здесь осторожность нужна. Мальчик ещё слегка по-юношески импульсивен. И как ты сказал, он зависим от своего учителя. Разделим потом их и попиарим его, пусть получит ту славу, о которой мечтает. В его годы мы все были такими. А затем, когда он поймёт, что может сам без посторонней указки двигать своё исследование вперёд, мы предоставим ему такую возможность. Либо, если заартачится, мы просто используем его наработки сами. Кто знает, может, Лусинэя права, и мы получим орудие принципиально нового порядка. Вот тогда-то и настанут «Сумерки богов». Мы сместим всех этих никчёмных, некомпетентных политиков по всему миру. Настанет новая заря. Новая эпоха, в которой самый одарённый, интеллектуальный класс будет справедливо править планетой на благо всех и каждого. Это будет новая форма власти, ещё невиданная в истории. Диктат науки над всем.

– Я с вами согласен, Тимур Аскарович.

– Вот и отлично. Я доложу Церберу, что всё идёт по плану.

Ранним утром того же дня состоялась закрытая встреча глав правительств девяти сильнейших государств мира, формально входящих в Совет Безопасности Организации Объединённых Наций. Организация претерпела заметные изменения после ЭММИ, однако кулуарное недовольство и скрытое презрение в адрес ООН нарастали. Встреча девяти проходила в обстановке строжайшей секретности, в том числе без участия самого ООН. Это были девять военно, политически и экономически мощнейших держав, обсуждающих вот уже несколько часов решения, которые, по их мнению, должны были сформулировать контуры будущего миропорядка.

– Эти вечные склоки малых и региональных стран дорого нам обходятся, так как в конфликтах перерезаются экономические артерии, попусту растрачиваются природные ресурсы. Они почти полностью исчерпаны. Мы, страны-члены Совета Безопасности, представляем восемьдесят пять процентов мирового населения. Мы в состоянии решить, что лучше для остальных пятнадцати процентов, тем более их граждане так рьяно стремятся получить паспорта наших стран.

– Ваши аргументы неоспоримы, господин премьер-министр Индии. Голод и бедность являются естественными двигателями миграции. Что думает президент Бразилии?

– Мы согласны, да. Консолидация поможет нам направить и распределить ресурсы более адекватным путём исключительно в наших руках.

– Точно. Остальные пусть приспособляются и входят в состав наших стран. Нам всем легче будет договариваться, если на планете будет девять государств, а не двести.

– Это бесспорно. И границы будут проходить по устоявшимся территориям.

– Согласен с уважаемым канцлером Германии. Нам необходимо, пока что лишь самым узким кругом, разработать «дорожную карту» действий. Эта модель будет эффективной не только на Земле, но и в небесных колониях. Мы спокойно и мирно разделим между собой участки Луны, будущие зоны на Марсе и все будущие территорий.

– Премьер Японии прав. Эта модель обеспечит уникальный, вечный мир и всеобщее процветание, ведь нам нечего делить, ведь так?

– Конечно.

– Естественно.

– Ваши слова полны мудрости, президент США. Но я бы хотел ещё раз сверить с вами часы насчёт ООН… Эта структура себя исчерпала, и было бы проще для всех нас просто от неё отказаться. Мы убедим людей в том, что ООН стала фасадной клумбой, которая лишь съедает часть наших бюджетов, и тогда люди сами потребуют её полного роспуска, а потом и ликвидации.

– Конечно. Не беспокойтесь на этот счёт. Думаю, тут все с этим согласны. ООН уйдёт в прошлое, ведь мы сейчас с Вами прекрасно и спокойно общаемся и без этих идеалистов.

– Да-да. Мир от этого только выиграет. Ну что, коллеги, будем закругляться или ещё вопросы?

– Владимир, что там с вашими учёными?

– А что с ними?

– Ну, мы хотим быть уверены, что они не выйдут из-под контроля.

– Ерунда. Всё научное сообщество под нашим колпаком. Эти олухи из «Фотона» до сих пор уверены в своей суперсекретности. Этот их, как его… коллайдер… в Центральной Азии. Пусть они развлекаются в своей песочнице, истово верят в прогресс науки и думают, что мы ни о чём не знаем. Зачем нам их переубеждать? У нас там агентов куры не клюют. После ЭММИ учёных надо было успокоить, приободрить. Пусть верят в свою свободу. Свободу в тех рамках, что мы задали. Главное, что они покорны и довольны.

– Кстати об ЭММИ. Есть ли у наших агентов какие-либо новые данные о тех массовых то ли убийствах, то ли исчезновениях учёных?

– Вот с этим пока проблемы, – вмешался президент Франции. – Мы не видим никаких зацепок к пониманию того, почему в те годы они массово исчезали и умирали. Мы не находим логических причин, связей. Лишь констатируем факты. Были ли причины? Всё указывает на то, что, вероятнее всего, эти убийства учёных носили спонтанный характер: нет никаких крупных сил, которые могли бы стоять за этим. Все наши агенты и эксперты сходятся во мнении, что события против учёных были одним из проявлений массовой ненависти людей через насилие над теми, кто, по их мнению, был прямо виновен в ЭММИ. Во времена революций и потрясений насилие неизбежно.

– Верно. И мы с вами все поступили очень мудро, убрав подальше от себя общественные волнения. Народу требовалось выплеснуть свой пар. Такое иногда бывает. На ком, как и зачем – непринципиально. Главное – не на нас. Стабильность наших режимов непоколебима. Остальное – это дело и воля народа, как говорится.

– Тогда как раз проблем и нет. Можно считать, что история пройдена и дальнейшему обсуждению не подлежит.

– Согласен с коллегами из Британии и Китая.

– Тогда, думаю, мы можем завершать нашу встречу. Не забудьте, завтра днём торжественное заседание по вопросам сохранения окружающей среды и поддержки малых государств.

– Утомительно.

– Скорее бы, коллеги. Скорее бы их всех разобрать.

Глава 5. Цветы бесконечности

В ночь после презентаций Виктор долго не мог заснуть. События дня, интерес людей, собравшихся его послушать, – всё это заставляло его думать о том, какие прекрасные, замечательные мгновения ждут его в будущем. Вперемешку думалось и о той более широкой реакции, которая последует за его исследованием, когда весь мир взорвут новости о том, что он, самый обычный парень из глубинки, перевернул мир науки, и о наградах, которые ему будут вручать. Как он, Виктор, в идеальном костюме будет пожимать руку шведскому королю, как будет выступать перед аудиторией и расчувствуется от притяжения момента, объявив своё открытие достоянием человечества, как президент России скажет, что в его чeсть назовут школу, как его посвятят в рыцари Британии или Франции. Тут Виктор на секунду запнулся, не зная, дарят ли во Франции до сих пор почётные титулы, и тут же нафантазировав, что, если и не дарят, ради него сделают исключение и возродят эту традицию. Ему мечталось, как он разбогатеет и подарит все свои сбережения научным центрам на Земле и Луне и, наконец, как его исследование ускорит освоение космоса, сделает человека первым видом, обжившим всю Солнечную систему. От Луны к Марсу, от Марса и Венеры к спутникам Юпитера и Сатурна, и дальше на крупные астероиды, добывать ресурсы на благо человечества благодаря его революционной формуле. Тут Виктор опять запнулся, предполагая, что будет, если в его честь назовут какой-нибудь большой астероид и по иронии судьбы именно этот астероид упадет на Землю. «Даже если и так, вероятно, моё исследование поможет уничтожить этот астероид задолго до того, как он приблизится к Земле», – успокоил он сам себя, но всё же оказался не в восторге от того, куда теперь его завели мысли. Зевнув и разуверившись в том, что ему удастся заснуть, он потянулся к планшету, решив пролистать несколько любимых страниц. Его радости не было предела, когда он обнаружил, что несколько популярных блогеров выложили видео его презентации. «Прорыв в отечественной науке!», «Новое светило российской физики!», «Российское открытие перевернёт всё!» – всего за несколько часов подобные и схожие заголовки привлекли сотни тысяч людей к просмотру его выступления в институте. Но какого же было его возбуждение, когда он увидел, что его любимый блогер и популяризатор науки с именем X AE A-13 (Экс Эш Эй Тринадцатый) также коснулся его открытия в конце своего регулярного подкаста. «Hey, there’s this Russian guy claiming today that they managed to formulate the Theory of Everything. Have you seen him? His research looks legit, I’m telling you. He went as far as to claim that, along with combining Einstein’s Relativistic Theory with the Theory of Quantum Field, they will be able to control instant transmission of molecules and stuff on vast distances! I’ll leave the link to his presentation in the description section to this video, make sure to check it!», – завершался лаконичный обзор блогера. Подпрыгнув от радости, Виктор быстро начал набирать текст в комментарии к видеозаписи, но тут же остановил себя, подумав: «Если я сейчас начну реагировать на все материалы о нашем исследовании, то уже не вылезу из интернета. Нет. Как сказал Евлампич, сосредоточимся на работе, остальное подождёт. Кстати, зря я, наверное, так пёстро описал возможные следствия нашего проекта. Начнут обвинять в ННП. Даже Экс Эш уже повторяет эти ещё недоказанные тезисы». Улыбнувшись, Виктор укутался в одеяло, решив всё же попытаться заснуть, но тут же вспомнил, что в конце дня Егор Харитонович посоветовал ему какую-то книгу. Достав наручный планшет, он быстро нашёл автора и искомое произведение и с удовольствием принялся читать, пока его глаза наконец не сомкнулись.

Сон, что возник прошедшей ночью, вновь появился в его подсознании. Он увидел себя прямо в той же пижаме, в которой заснул, летающим в море исписанных листов и пытающимся ухватиться хотя бы за один из них. После нескольких отчаянных попыток, словно барахтаясь в воде и пытаясь не утонуть, ему удалось дотянуться и коснуться кончиками пальцев до одного листа. Коснувшись, он моментально переместился в открытый космос, окружённый миллиардами небесных светил, хрустальный свет которых создавал непостижимую человеческому разуму красоту. И так же, как и в прошлый раз, одно самое лёгкое, незаметное движение приводило весь этот мир света и огней в головокружительное движение, остановить которое мог лишь сам парящий в невесомости Виктор, замерев и задержав дыхание. В мгновение ему показалось, что он привыкнул к такому состоянию, наловчился управлять им, перемещая и полностью останавливая вокруг себя бешеный темп Вселенной. Но в тот же миг, лёжа и ворочаясь, он вздрогнул: так, во сне весь космос вокруг него стал трястись, причём сопровождалось это непонятно как появившимся в космосе звуком. Звук этой тряски напоминал что-то крайне странное – между дрожью земли от приближающегося поезда и тем, какой звук издаёт сильно качающаяся люстра со стеклянными плафонами и подвесными деталями. Через мгновение этот звук пропал, и наступила привычная космическая тишина. Но тут же будто бы издалека раздался знакомый Виктору зов. Это был тот же далёкий голос, что появился в предыдущем сне: «Следуй… Следуй», – шепталось из ниоткуда. Виктор, едва различив слова и не успев задуматься о происхождении этого голоса, машинально спросил: «Куда?». Ответа вновь изначально не последовало, и Виктору пришлось несколько раз переспрашивать эту неизвестную пустоту. «Куда? Куда следовать? К кому?». Наконец далёкий голос обратился к нему: «Следуй… За учителем». Как только голос произнёс это, звук тряски снова появился на несколько секунд и тут же исчез, а с ним и вся картина безупречной Вселенной.

Виктор проснулся к полудню. В дни лабораторной практики занятия начинались во второй половине дня. Его разбудил его же планшет, который буквально разрывался от нескончаемого количества звонков, чередующихся без остановки. Ворочаясь и не желая просыпаться, он наконец дотянулся до него, не глядя включил громкую связь и с ощутимой усталостью произнёс:

– Алло. Слушаю.

– Витёк! Ну ты даёшь, чувак! Твой спич вчера просто разорвал интернет! От Америки до Австралии – все тебе респектуют! Блогеры перекачивают трансляцию твоего выступления, другие блогеры делают ссылки на них, третьи на этих – и так по цепочке!

– Кто это?

– Да Ник это, кто же ещё, твой приятель!

– Ческов, ты, что ли? И когда ты успел записаться в мои фанаты?

– Да брось, бро. О чём речь. Оставим прошлое в прошлом, я неспециально. Ты же знаешь, я всегда видел в тебе задатки гения! К тому же от девочек сейчас просто отбоя не будет. Ты только послушай…

Однокурсник не успел досказать, какие преференции ждут внезапно обретшего популярность аспиранта среди противоположного пола, так как Виктор скомандовал ВИ завершить связь. Но не прошло и минуты, как планшет снова затрясся от звонка.

– Витос, наконец-то! Дрыхнул, что ли? С утра тебе набираю! Ну ты крут! – раздался искренне радостный голос Айзека – очередного однокурсника Виктора.

Задорный характер Айзека можно было сравнить, пожалуй, лишь с его же кучерявыми волосами, беспорядочно вьющимися в косматой гриве студента. С его лица почти никогда не сходила озорная, но добрая улыбка: Айзек заражал своим жизнелюбием, при этом всегда радовался за друзей больше, чем за себя. Он был ходячим источником бесконечной энергии, в то же время принадлежал к тому типу искренних людей, по лицу которых сразу становилось понятно, что у него на душе.

– Здорово, Зюзя. Дай проснуться, а.

– Ты будешь в шоке, что я сейчас тебе перешлю! Твоя вчерашняя презентация…

– Разлетелась по сети?

– Да, что, видел уже?

– Ну, так, одним глазком перед сном вчера глянул.

– А видел ли ты, о внучатый внук Эйнштейна по материнской линии, кто дропнул ссылочку на твоё выступление?

– Экс Эш?

– Ну, так неинтересно. Всё видел, что ли, уже? Короче, братюнь, я тебя поздравляю! Ссылка от самого респектабельного блогера и популяризатора нашей с тобой науки, причём в течение каких-то нескольких часов, – это ачивка покруче любой нобелевки.

– Спасибо, Айзек, спасибо. Ты как никто другой знаешь, что это не я один. Без Евлампича я ничего бы не достиг. Кстати, видел один интересный сон про него сегодня, знаешь…

– Какой сон, Витос? Твоя жизнь сейчас превращается в сказку, в сон наяву! Витя, это так круто! Наконец-то и на нашей улице праздник! Сколько нам внушали, что теоретическая физика мертва, что её пора в утиль, а нет! Вот оно! Понимаешь! Прорыв!

– Хех, да… Это круто, – отшучиваясь и слегка покраснев от смущения, признался Виктор.

– Давай, бро, на связи. Мы уделаем всех! Лампе Евлампиевне приветы! «Учитель превзошел ученика»! – задорно и кривя какую-то гримасу, видимо, ссылаясь на какой-то популярный фразеологизм или сюжет научной поп-культуры, воскликнул Айзек.

Завершив разговор, Виктор решил поставить планшет на беззвучный режим, верно предполагая, что звонки продолжатся и ещё много знакомых и не очень знакомых ему людей будут стремиться поздравить его первыми. Пролистав больше десятка голосовых и текстовых сообщений, содержание которых также сводилось к всяческим поздравлениям по случаю интернет-славы, Виктор быстро оделся, умылся и, перекусив на ходу, вышел из своей маленькой квартиры в направлении вокзала, который располагался практически рядом с его домом, отчего потолок и ставни его комнатушки попеременно вздрагивали. «Прославлюсь, точно съеду отсюда. Вчерашний сон и звуки – это точно поезд проезжал очередной. Надо стабилизировать режим сна. А то дичь снится всякая», – подумал он про себя.

Доехав до института, Виктор быстро надел лабораторный халат и нахлобучил защитные очки. Два урока, которые ему предстояло сегодня слушать, не были прямо связаны с его исследованиями. Тем не менее, как аспирант, он обязан был прилежно посещать каждое занятие. Он изучал с удовольствием почти все предметы, делая большие успехи в каждом. Исключением, когда он не особо горел желанием присутствовать, были скорее не сами предметы, но профессора, с которыми, как это обычно бывает, не все могут найти общий язык.

Виктор не сильно опоздал, но, вбежав в лабораторию, собрал на себе взгляды всех сокурсников. Профессор, ответственный за урок, быстро понял, что надо пресечь энтузиазм студентов к девиации внимания, иначе лекция будет, по сути, провалена.

– Для Вити правила времени не писаны. Хотя странно, почему он опаздывает. Так мог бы переместиться моментально, следуя своим фантазиям, – съехидничал однокурсник Ник.

– Так, тихо, мои хорошие, сегодня продолжим работать с охлаждёнными материалами, изучая свойства передачи электрических импульсов через них. Это и вас касается, мой молодой интеллектуал, – начал лекцию руководитель предмета, обращаясь к опоздавшему, – что бы вы там вчера не напророчили, попрошу на мои занятия не опаздывать, пока вы не стабилизировали сверхпроводимость в комнатных условиях.

По аудитории прошёлся лёгкий смешок.

– Простите, Тимур Аскарович, это…

– Бензин кончился? Чёрная кошка? Оставьте эти дремучие оправдания, коллега, и относитесь к посещаемости серьёзно. Все на вас смотрят как на пример для подражания, ведь вы теперь величина интернетных масштабов!

В аудитории снова пошли хихиканья.

– Это, между прочим, не шутка. Но довольно об этом. Надеваем перчаточки. Лелечка, включите, пожалуйста, нам голографическое изображение олова и стронция, посмотрим, чем и почему проводимость отличается в этих двух металлах… Для особо одарённых повторю с восклицательным знаком: «Перчатки обязательны!», если вы не хотите закончить, как несколько прошлогодних студентов бакалавриата, решивших отправить себя в будущее через криогенизацию. Это окончилось очень плачевно, если что.

Лекция шла своим чередом. Во время практической части к Виктору подошёл Айзек, озорной взгляд которого говорил о том, что тот задумал очередной подкол своего товарища. Но Айзек быстро сменил гримасу, делая серьёзнейший вид:

– Ну, что, как оно?

– Ты о чём?

– Быть в центре внимания.

– Да перестань. Мы даже толком лабораторную работу не начали с Евлампичем, только теория пока. А ещё это всё будут рецензировать в «Вестнике» лет сто, так что состаримся, пока появятся конкретные результаты.

– Ну, ты-то не состаришься, братик. Вон, бакалавры себя запихнули в криокамеру. Давай и тебя так: проснёшься в конце века, а там уже и статью опубликуют! Киборг Витя! Отличается блестящим умом и удручающей сообразительностью, – Айзек начал корчить незатейливого робота из фильмов двадцатого века, каждое движение которых было резкое и неповоротливое.

– Вот я сейчас тебя остужу снежком с температурой в минус двести тридцать семь градусов!

– Вы как дети, – вдруг из-за спины прервал разговор друзей длиннолицый профессор, – хватит дурачиться. Вон, Лёля и Николай уже настроили циклотрон. А вы чем заняты?

– Не сердитесь на них, профессор, – подслушав разговор, вмешался Ник, – Виктор теперь самая горячая звезда научного мира! Он одним своим присутствием обеспечивает сверхпроводимость.

– Тишина! – поднял голос Тимур Аскарович. – Виктор, вы же на золотую медаль идёте? Хоть бы подтянули товарища.

– А я ни на что не претендую, профессор. Мне нравится механика роботов. Чинить их и собирать. А там мало что изменилось за годы, кроме ИИ. Сверхпроводимость им ни к чему, – ответил Айзек.

– Последний год пошёл, ребята, соберитесь. Иначе отправлю обоих чистить колбы.

– Вот, это дело они умеют, любят, практикуют! – снова подтрунил Ник.

– Кажется, я знаю, кого мы первым отправим в криокамеру, – усмехнувшись и прищурившись, тихо ответил Айзек.

За классом сверхпроводимости последовало занятие по симбиотике и геномике домашних и диких растений. Научный руководитель предмета, Шэрил Гунгумхан, стройная и весёлая дама с лучезарным лицом, впечатляющим крайне нетривиальной афро-азиатской улыбчивостью, была одним из ведущих специалистов Кореи по данной тематике. Имея большой международный стаж, но обычно не задерживаясь в одной стране более чем на год, профессор Гунгумхан уже почти шесть лет, как работала в России, и по ее собственному выражению, которое она любила повторять при всякой встрече со студентами, коллегами и, наверное, всеми, кого знала, «полностью влюбилась в пейзажи оттаявшей Сибири». Она прощала своим слушателям маленькие шалости, но могла почти расплакаться, если хотя бы одно растение на её занятии будет ненароком уничтожено плохо усвоившим азы симбиотики студентом. Это было зрелище, которое могло повергнуть в тяжелейшее удручение любого, потому что профессор Гунгумхан воспринимала это как настоящую личную трагедию, как потерю близкого человека, обычно долго не принимала извинений и при любой встрече с провинившимся доказывала, какую огромную оплошность тот совершил, став причиной невосполнимой утраты. Именно поэтому на её уроках было принято относиться к подопытным хвойным и лиственным максимально осторожно, а если и каламбурить, то подальше от лабораторного стола и при этом не трогать растения.