Читать книгу: «Рыцарь и смерть»

Adriano Perrone

Шрифт:

ISBN 978-5-0067-6884-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рыцарь и смерть

Адриано Перроне

«Рыцарь и смерть» является произведением фантастики и принадлежит Адриано Перроне ©

Любое сходство с реальными людьми, предметами, местами или событиями является чисто случайным.

Изображение обложки создано с помощью искусственного интеллекта ChatGPT

«Никто не живёт вечно…»

Тяжёлые шаги прошли по тропинке.

Стук в дверь…

0

«Никто не живёт вечно», – сказала мама своему десятилетнему сыну, который плакал над безжизненным телом маленького волчонка.

Серого волчонка.

Это был его подарок на день рождения всего два года назад.

Волчий щенок, слишком маленький, чтобы его отрывали от матери… спасённый от беспощадной охоты группы разбойников.

Группы людей, которые убивали просто ради удовольствия убивать.

Его родители проходили через разорённую местность вместе с остальными жителями деревни и обнаружили смерть и разрушение.

Дым и пепел.

Запах жжёного мяса и великая тишина…

Дома были преданы огню, поля разорены.

Кто бы ни прошёл здесь, делал это не просто ради еды или воды.

Не ради войны.

Ради простого удовольствия убивать.

На самом деле эти разбойники оставили кое-какие следы, и сделали это намеренно.

Они оставили знаки и хорошо видимый символ, но никто не стал бы рассказывать об этом своим детям.

Не стоило превращать в ад и их жизнь.

Этот символ, который взрослые хорошо знали, изображал религию и наказание.

Наказание за отказ обратиться в их веру.

Они не говорили об этом… но этот символ также означал, что они могут вернуться.

В любой момент они могли вернуться.

В тот день очередь дошла до соседней деревни, но никто не мог знать, когда и дойдёт ли до них.

Никто не был в безопасности.

Никто никогда не был в безопасности.

Кто-то ушёл… но большинство решило остаться.

Возможно, по беспечности, возможно, из храбрости, а возможно, просто из лени.

Возможно, по той же причине, что заставляет людей никогда не принимать решений…

Из убеждения, что плохое всегда случается с другими.

Как бы то ни было, в тот день родители Дриакса услышали стоны посреди разрушенной деревни.

В картине смерти что-то выжило и нарушало эту мучительную тишину.

Тишину, которая всегда следует за любым разрушением.

Стоны… похожие на тихий вой.

Пока все остальные пытались как можно скорее уйти от этих сцен… родители Дриакса пошли на эти звуки.

Медленно.

Они пробирались между обломками и телами…

Перелезали через камни и труднопроходимые места… пока не нашли, полускрытого за кирпичной стенкой, волчьего щенка, возможно, двухнедельного возраста, который плакал над безжизненным телом мамы.

Он лизал её… пытаясь оживить.

Надеясь на вздрог… движение.

Лизал и плакал.

Казалось, он говорил ей… «Давай… вставай… давай… вставай…»

Ничего.

Сколько бы малыш ни упорствовал, мама-волчица больше не встанет.

Двое присутствовавших там людей были глубоко тронуты этой сценой.

В картине смерти… что-то выжило, и нужно было любой ценой сохранить эту жизнь.

Драгоценную жизнь.

Не без трудностей… эти двое людей решили усыновить волчонка.

Это было непросто.

Щенок был в шоке и напуган… и не раз пытался укусить двоих будущих родителей.

Это было непросто, и прошло несколько дней, прежде чем им удалось убедить его, что они не представляют угрозы.

Что они будут любить его и что они не такие, как другие звери.

Люди.

Прошли дни… но в конце концов волчонок стал ручным и игривым.

Только когда они убедились, что опасности больше нет, решили сделать сюрприз своему сыну, который как раз в те дни отмечал день рождения.

Он ничего не знал до последнего момента, потому что родители часто были в отъезде и усыновили волка во время своих путешествий.

Однажды они вернулись… и человеческий детёныш познакомился с другим детёнышем.

Они посмотрели друг другу в глаза.

Дриакс стоял с открытым ртом добрых десять секунд, видя это чудо.

Никто ничего не говорил некоторое время… потом Дриакс разразился криком радости и начал бегать кругами, тут же сопровождаемый волчонком, который бросился к его лодыжкам.

Они сразу начали играть, и родилась дружба между равными.

Не «хозяин и собственность», а братишки.

Родители наказали заботиться о нём.

Он должен был добывать ему еду и расчёсывать шерсть… но никогда не удерживать.

Никогда не считать его игрушкой.

Эти обязанности занимали бы его и не дали бы впасть в отчаяние, когда он был один.

Это также способствовало бы его взрослению.

Итак, он должен был дать ему имя… но Дриакс этого так и не сделал.

Каждый раз, когда родители или жители деревни спрашивали… «Ну так… как его зовут?»

Он всегда отвечал: «Не знаю».

Уже привыкли видеть этого мальчика, бегающего по полям в компании своего друга-волка.

У него были и другие друзья… но никто не был так близок, как он.

Настолько, что жители деревни часто называли его не по имени, а «мальчик с волком».

Все взрослые называли его «мальчик с волком».

«Мальчик с волком» – это тот, кто ходил покупать еду, или тот, кто подружился с дочкой пекаря.

Дочка пекаря была белокурой девочкой с косичками и красивой улыбкой.

В последнее время они проводили всё больше времени вместе.

Она была одной из немногих, кто никогда не дразнил его и очень привязалась к волку.

Более того, она даже защищала его, когда другие дети нападали на него!

Часто они дразнили его за то, что он «без родителей»… «Где твои мама и папа?» – говорили другие.

Они хихикали и часто плевались на него, и часто волк, хоть и ещё маленький, заставлял их убегать сломя голову.

Не дай бог оскорбить его брата!

Но однажды появилась Сорина… дочка пекаря, которая взяла камни и начала бросать их в этих дураков…

Вот это да!

«Идите домой!» – кричала она… «Или я вас побью!»

Дриакс стоял и смотрел на неё как вареная рыба…

Его защищала девочка!

Она ему улыбнулась, а волк сразу проявил свою симпатию к блондинке, подбежав покусывать её за лодыжки.

В тот день родилась прекрасная дружба, которая продолжала крепнуть с каждым днём.

Они виделись всё чаще, пока Дриакс, набравшись храбрости и после тысячи репетиций перед зеркалом… однажды не спросил её, выйдет ли она за него замуж, когда вырастет.

Он только что совершил величайший подвиг в своей жизни, и его багровый цвет лица ярко это подчёркивал…

Блондинка улыбнулась, не краснея.

Волк начал прыгать у её лодыжек… но, казалось, он не хотел играть.

Казалось, он хотел сказать ей… «Давай… ты должна сказать да!»

Волчонок был отличным союзником.

Блондинка взяла паузу… чтобы посмотреть на мучительное лицо своего дружка, но в конце концов сказала… «Согласна!»

«Обещаешь?»

«Обещаю.»

Тогда они пожали друг другу руки и поцеловались в щёку, чтобы скрепить это обещание.

Сердце Дриакса билось как сумасшедшее несколько дней… но ответ блондинки принёс ему огромную радость.

Теперь им оставалось только расти!

Мальчик с волком был тем, кто вынужден был ждать своих родителей, иногда неделями, один дома.

Но не совсем один… теперь.

Теперь он был счастлив.

Родители «мальчика с волком» были теми, кто уезжал на дни и дни… а потом возвращался к своему сыну, как ни в чём не бывало.

Работа есть работа, и никогда ничего плохого не случалось.

Люди в деревне были простыми и добрыми.

Никто никогда не причинил бы вреда мальчику с волком и, наоборот, часто помогали ему во многих мелочах.

Всё шло хорошо некоторое время, но… всего через два года случилось самое ужасное, что могло случиться.

Что-то, что причинило ему много боли.

Был его десятый день рождения, и вскоре должны были вернуться его родители, как каждый год.

Через несколько часов после их прибытия, когда они приносили ему подарки и устраивали большой праздник, волк упал на землю и не встал.

Дриакс вытаращил глаза…

Они играли минуту назад.

«Эй, малыш…» – сказал он, поглаживая его шерсть, – «что с тобой?»

Волк не двигался.

Никакой реакции.

Он начал трясти его, пока слёзы начинали затуманивать ему зрение…

Он тряс его несколько раз.

Ничего.

Волк не встал… не завыл…

Даже не вздохнул.

Дриакс разразился громким плачем, когда заметил, что тело внезапно становится холодным.

Только в тот момент он потерял всякую надежду.

Понял, что тот мёртв и больше не встанет.

Без видимой причины.

Он не был ранен и казался здоровым.

Минуту назад он бегал и прыгал…

Теперь он упал и просто больше не было его.

Родители увидели эту сцену… и не знали, как утешить своего ребёнка.

У него даже не было времени открыть подарки.

Не видеть его так долго… а потом увидеть эту сцену…

Это было мучительно.

Самый прекрасный подарок в его жизни, тот, что он получил два года назад, теперь был потерян.

Дриакс даже на мгновение не подумал открыть новые подарки… прекрасно зная, что что бы ему ни принесли, это не имело бы никакой ценности.

Мальчик плакал и плакал… потом мама сказала ему, положив руку на плечо… «Мы должны дать ему достойное погребение».

Он собрался с духом и прошёл долгий путь пешком вместе с мамой, неся волка на руках.

Путь был длинным и утомительным, но Дриакс категорически отказался от помощи.

Он понесёт его на руках всё время, даже если боль в руках сведёт его с ума.

Они добрались до местности, полной естественных пещер, далеко от посёлка.

Дриакс выбрал одну из них, и они вошли.

Именно здесь он оставит своего волка.

Своего единственного брата.

Он покроет его листьями и ветками и обратится с молитвой к доброму Богу.

«Мама… почему?» – спросил он, находясь в пещере, потерянно глядя на это безжизненное тело.

Мама вздохнула и сказала… «Никто не живёт вечно.»

Это было неоспоримо.

Никто не жил вечно… он должен был с этим смириться.

Чем раньше он примет эту истину, тем раньше перестанет себя мучить.

Не страдать… конечно.

Смерть была единственной несомненностью в мире, полном неопределённости и, что хуже, ложной безопасности.

Он был всего лишь ребёнком, но должен был усвоить урок.

Никто не жил вечно…

Но волк умер не от старости.

Он был очень молод и здоров.

По крайней мере… так казалось.

Но, возможно, он не был таким здоровым… раз умер так.

Никто не засыпает и не умирает.

Не без причины.

Дриакс всё ещё плакал, готовясь собирать листья и хворост.

«Хочешь остаться с ним наедине ненадолго?» – ласково спросила мама.

Он кивнул.

«Если захочешь, я подожду снаружи», – сказала она снова.

«Нет… иди к папе. Я вернусь позже.»

«Дорога длинная. Ты хорошо её помнишь?»

«Да.»

«Хорошо, малыш…» – сказала она, – «но не задерживайся, потому что сегодня рано стемнеет. Мы с твоим отцом останемся только на три дня и хотели бы провести с тобой как можно больше времени.»

«Хорошо… я вернусь до темноты, и мы будем вместе.»

Мать улыбнулась ему и взъерошила волосы… «Ты сильный мальчик», – сказала она. – «Ты преодолеешь всё в жизни.»

Затем она вышла из пещеры и направилась к посёлку.

Дриакс остался наедине с волком.

Он завершит это странное погребение, больше похожее на постель из листьев и сухих веток.

Он закроет глаза и вспомнит самые прекрасные моменты.

Все те разы, когда тот защищал его или бросался на него от радости.

Все те разы, когда они исследовали новые места или вместе наблюдали за каким-нибудь маленьким созданием.

Белкой или нутрией.

А также когда он «помогал» ему во время его первого признания в любви.

Он улыбнулся, вспомнив, как тот прыгал на ноги Сорины.

Он останется с ним наедине… в последний раз.

Наедине с ним он никогда не был одинок… но с этого момента ему придётся привыкать быть наедине с самим собой.

Тем временем, в нескольких километрах от них, армия из сотни человек быстро продвигалась к посёлку.

Странная и зловещая армия.

Уже на определённом расстоянии можно было заметить знамёна и гербы.

Все были одеты в чёрные и красные доспехи, и даже кони были странными.

Более зловещими, чем сами всадники.

У них были потухшие глаза и дыхание, которое казалось механическим.

Глаза смерти.

Их грива казалась нашитой на мёртвое тело… а их рысь напоминала мрачную процессию.

Армия продвигалась быстро… и знамя стало видно на горизонте, как и тот, кто его нёс.

Единственный без доспехов.

На нём было длинное одеяние, тоже красное и чёрное… и монашеский капюшон.

Он походил на священника или что-то в этом роде.

Священника какого-то странного культа.

На знамени же была изображена обезьянья голова с четырьмя руками, расположенными так, чтобы образовать странный «крест»… а гербы, которые несли некоторые солдаты в первых рядах, изображали примерно то же самое.

Это была безумная армия безумной религии.

Армия, которая путешествовала и обращала силой.

А где не удавалось обратить… разрушала.

Это была та же армия, что проходила поблизости два года назад… но не завершила дело.

Настало время исправить эту ошибку.

Жители этой местности не были воинами и не ожидали нападения.

Даже будучи в большем числе… они не смогли бы много сделать против армии фанатиков, вооружённых до зубов.

Они были крестьянами, торговцами, пастухами… и среди них было много женщин и детей.

Эпилог был бы предрешён, как были предрешены все предыдущие.

Они считали себя десницей своего бога… и никто их не остановит.

Конечно, не четверо нищих безоружных…

Марш сотни продолжался… и в конце концов достиг границ посёлка.

У входа не было стражи.

Не было солдат и часовых.

Никто не смог подать сигнал тревоги.

Первым стал пекарь… который удивлённо поднял глаза, увидев столько коней и всадников вместе.

Ему потребовалось время, чтобы привести мысли в порядок.

В тот момент собиралась выйти его дочка…

«Сорина, беги!» – закричал он… но не успел спасти себя.

Стрела пронзила его насквозь.

Девочка испуганно побежала к маме… но и они не спаслись.

Они не успели выйти из дома, когда кто-то приказал поджечь.

Армия быстро разделилась на группы по четыре-пять человек.

Их разрушительное действие было бы быстрее и эффективнее.

Ничего не должно было остаться.

Ковровое разрушение.

Затем настала очередь крестьян и их детей… ребят из лавки и всех остальных.

Они убили даже животных.

Лошадей, коров, коз…

Всех.

Дошли до дома родителей Дриакса и сделали то же самое.

Никто не успел убежать.

Они наблюдали, как их тела падают и окрашивают кровью подарки, которые они принесли.

Подарки, которые никогда не будут открыты.

Разрушение было точным и быстрым.

С той же скоростью, с которой молния ударяет в землю.

Они стёрли с лица земли этот посёлок примерно за два часа… и никто не выжил.

Никто… или, возможно…

Мальчишка, который не был в посёлке в те драматические часы.

Он ничего не заметил.

Ничего не услышал.

Он закончил своё ложе из листьев и молитву, пока не отвлёкся на запах дыма.

Он вышел из пещеры и увидел вдалеке много дыма, идущего от посёлка.

Местность, где он находился, была холмистой, и с той позиции он мог видеть весь посёлок.

Что случилось?

Пришло время спускаться.

Он обещал маме, что спустится до темноты, и теперь не мог больше откладывать.

Он пробыл со своим братишкой больше двух часов… но теперь нужно было собраться с силами и идти дальше.

Продолжать жить.

Кроме того, его родители останутся там только три дня.

Будет справедливо провести с ними немного времени и позволить себя побаловать.

Возможно, через несколько лет ему позволят поехать с ними.

Путешествовать вместе с мамой и папой и больше никогда не оставаться одному.

Никогда больше.

Он подумал, что, возможно, смог бы взять с собой и Сорину.

Ему не терпелось представить её своим родителям!

Возможно, они улыбнулись бы, и отец сказал бы ему… «Ты времени не терял, а, малыш?»

Он улыбнулся на мгновение.

Итак, он спустился и пошёл в направлении посёлка.

Интересно, что загорелось, чтобы дать столько дыма…

Он никогда не мог бы представить, что увидят его молодые глаза.

Он никогда не мог бы представить, сколько боли и отчаяния захватит его с того дня.

Мальчик остался с широко открытыми глазами, по мере того как приближался к деревне…

Но она больше не походила на ту же деревню.

Широко открытые глаза, по мере того как его маленькая головка и сердце начинали действительно осознавать, что произошло.

Это действительно случилось?

Широко открытые глаза и полуоткрытый рот… из-за дыма, который затруднял дыхание.

Он с трудом узнал дороги из утоптанной земли.

Тела.

Тела повсюду.

Запах смерти и великая тишина.

«Мама…» – начал он звать тоном последнего призыва.

«Мама…»

Его голос отдался эхом в тишине несколько раз.

Эхо в его душе.

«Мама… папа…» – сказал он снова.

«Сорина… господин пекарь… Сорина…»

Никто не ответил.

Его слова вернулись назад, словно издеваясь над ним.

Эхо повторило его слова трижды.

И никто не ответил.

Его душа стала пустее деревни, и с того момента эхо его молчания будет мучить его.

Возможно, навсегда.

В центре посёлка возвышалось большое знамя.

Обезьянья голова с четырьмя руками… и надпись на общем языке.

Он научился читать сам, без чьей-либо помощи.

Под знаменем было написано…

ЭТО МЕСТЬ МУРУКА

I

Никто никогда не восходил на великую скалистую гору.

Она оставалась тайной.

Вершина терялась в небе, за пределами десяти тысяч метров.

В пустоте богов.

Где всё исчезало и всё начиналось.

Священная гора…

Кощунством было даже думать о её восхождении.

Некоторые утверждали, что гора была древнее самой земли.

Во времена, когда всё было морем.

Племена, жившие у её подножия в постоянном поклонении, редко делали её предметом разговоров.

Открыто, по крайней мере.

Было очень легко задеть их религиозные чувства.

Война могла разразиться даже из-за одного неосторожного слова…

Слова, касающегося их горы.

Это была гора всех гор.

Для одних она была богом, для других – домом богов.

Она не была создана для человека…

Она бросала вызов любому воображению.

Уже тысячу лет никто не осмеливался даже подумать о подобном.

Взойти на неё…

Можно было подумать о подобном для любой горы.

Даже самой отвесной и скалистой…

Но не для неё.

Гора могла похвастаться тысячами мёртвых и таким же количеством пропавших без вести.

Отправившихся в невозможное путешествие и исчезнувших в небытии.

В вечном небытии.

Со временем рождались легенды.

Кто-то рассказывал, что не все погибли.

Это было неизбежно.

Ненайденное тело давало повод для любых толкований.

Возможно, кто-то выжил и получил огромную силу.

Когда тело не находили, любая теория становилась возможной.

Но эти истории не выдержали испытания временем.

Они распространялись и повторялись несколько лет… но со временем все исчезли.

Даже из памяти.

Ни одна легенда, ни одно имя никогда не выживали долго.

Не против этого Могучего Гиганта.

Единственная объективная реальность была перед всеми… и она была огромной, вне всякого человеческого масштаба.

Гора была единственным, что было истинным.

Неизбежным и вечным.

Даже за много километров её было видно, и она внушала страх.

Даже тем, кто не разделял эту религию.

Гора существовала миллионы лет… и кто знает, сколько племён прошло до нынешних.

Кто знает, сколько высокомерных людей или эльфов верило, что может всё…

Кто знает, сколько глупых созданий видела гора.

Всех под своими ногами.

Но эта гора не была создана для людей, для эльфов или для каких-либо других земных созданий.

Нет.

Это была обитель богов.

Разумные существа должны были это признать и проявить смирение.

Гора стояла там, свидетельствуя об абсолютной малости творения.

Так, после эры «коротких легенд», никто больше не предполагал взойти на эту Сущность.

Поколения сменялись в бешеном ритме… войны шли своим чередом, и многое изменилось.

Война уступила место миру, а мир, снова, войне.

Изначальная раса была полностью замещена захватчиками.

Культура и обычаи менялись, по меньшей мере, три-четыре раза.

Завоеватели и эпохи сменяли друг друга в правлении… но никто больше не предполагал подобной ереси.

Это было делом прошлого; древнего прошлого.

Со временем религия «священной горы» претерпела расколы и изменения.

Хотя и происходя от изначального коренного населения… теперь в одном племени можно было найти даже три разные религии.

Четыре, возможно.

Очень отличающиеся друг от друга.

Но ни одна из них никогда больше не думала о подобном.

Эра «коротких легенд» давно прошла.

Такие вещи были возможны только в фантазии.

Священную гору можно было почитать, бояться, уважать, над ней можно было медитировать…

Но никогда не бросать ей вызов.

Взойти на неё…

Даже само это слово вызывало отвращение.

Такой человек, если бы он когда-либо пережил гнев племён у подножия, был бы воспринят как глупый, неуважительный и, прежде всего, самонадеянный.

Никто никогда не достигал вершины.

Никто никогда не возвращался.

Живым, по крайней мере.

Вершина терялась среди облаков или в тумане.

Никто никогда не видел её с земли.

Трудно сказать, удалось ли кому-нибудь из «коротких легенд» когда-либо увидеть её… перед смертью.

Хотя бы мельком, хотя бы на несколько секунд.

Кто знает, дали бы боги когда-нибудь простому смертному такую привилегию.

Оценка в «десять тысяч метров» была, собственно, только оценкой.

Никто не мог знать, были ли на самом деле эти метры двенадцатью или пятнадцатью тысячами…

Или, возможно, это была бесконечная гора.

Шутка, игра света и тени… или просто обман.

Возможно, боги поместили эту Сущность там, чтобы насмехаться над своими созданиями.

Возможно, это было как когда люди помещают насекомое в стеклянную банку.

Насекомое видит свет и поднимается так высоко, как может…

Оно не видит стекла.

Не видит и не понимает, что его удерживает.

Не понимает… и отчаянно пытается выбраться… пока не умирает.

Возможно, гора была чем-то подобным.

Нужно было это признать и не поддаваться искушению.

Более тысячи лет местные племена уважали это, а приезжим гостям, конечно, не позволялось богохульствовать.

С тёмной стороны горы жили те странные существа.

Фиолетовые люди.

Вымирающий, но необычайно долгоживущий вид.

Было неясно, принадлежали ли они к человеческой расе или нет.

Никто никогда не видел метиса.

Никто не знал, способны ли они спариваться с мужчиной или женщиной другой расы.

Другого цвета.

Насколько было известно… этого никогда не происходило.

О фиолетовых людях знали немного.

Их человеческое сходство могло быть только кажущимся… или, скорее всего, всё это было связано с тем, что они были очень замкнутым народом.

Подозрительным и неприветливым.

С прошлым, слишком болезненным, чтобы открыться хотя бы раз белому человеку.

Очень привязанным к своей культуре.

Белый человек уже положил на них глаз из-за их необычайного долголетия и их таинственной медицины.

Было ли возможно для белого человека достичь всех этих лет?

В чём был секрет?

И в чём был секрет их медицины, намного более развитой, чем у белых людей?

Они захватили многих из них и убили множество.

Всё это в надежде украсть их секреты.

Фиолетовые люди пили кости своих умерших близких.

Это давало им мужество.

Кролики-единороги стали редкими в последнее время.

Люди довели их почти до вымирания.

Кости умерших больше не могли обрабатываться костным мозгом кроликов-единорогов.

Это сильно ограничивало магию, и их средняя продолжительность жизни уже несколько поколений достигала ста… ста десяти лет.

Не больше.

В золотые времена, когда кролики-единороги были обычными в опиумных полях и также у подножия всех холмов… средняя продолжительность жизни приближалась к двумстам годам.

Они ещё помнили свою прабабку, которая достигла почтенного возраста двухсот восьмидесяти трёх лет и за свою жизнь выпила кости целых пятнадцати своих родственников.

Кости были все строго обработаны драгоценным костным мозгом.

Теперь в среднем находили одного кролика-единорога каждые восемнадцать месяцев… и только если знал, где искать.

Люди… не они… те белые…

Белые люди устроили беспощадную охоту на этих животных и практически истребили их.

Цель всего этого оставалась неизвестной… но точно так же, как это случилось с ними, никто не думал о чём-то хорошем.

Всегда жадность и амбиции руководили этой неправильной расой.

Ближайшее поселение белых людей оставалось в сотнях километров южнее.

На юге… где встречались два холма.

Там, где встречались два холма, в конце цепи скалистых гор, была река пресной воды, которая текла медленно.

Река и углубление прямо у подножия двух холмов, как неизгладимый знак; как пограничная линия.

Текущая вдоль реки, далеко за голыми и безводными горами, начинались возделанные поля, тропинки из утоптанной земли, и деревья внезапно принимали правильную форму и расположение.

Все в ряд, как солдаты.

После сотен километров одного только леса… было ясно присутствие человеческого поселения поблизости.

Там простиралась деревня, возможно, в тысячу душ или немного меньше; человеческое поселение посреди полуизвестного леса.

Первое графство, по прямой, этого скопления, называемого «разрозненные земли».

Пресная вода позволила людям обосноваться там.

Было легко найти людей.

Достаточно было следовать за водой.

В этой огромной пустоши это не было новостью.

Несколько деревень держались рассеянно в радиусе сотен километров, расположенные как пятна леопарда.

Контакты с соседними деревнями были редкими, хотя и существовали.

Отношения могли касаться торговых обменов и других вещей, но никогда не шла речь о дружбе.

Не было никакого интереса дружить.

Каждый старался не слишком расширять семью, чтобы не оказаться в положении заключения соглашений с нежелательными соседями.

Соглашений, которые не были бы строго деловыми.

Уже более двадцати лет царило понятное недоверие.

Теоретически все эти разрозненные деревни подчинялись гораздо более крупной политико-религиозной организации, но высокие чиновники редко показывались в разрозненных землях, прозванных так властями, и в основном для сбора налогов.

Раз в три месяца, действительно, присылался священник для сбора очень высоких налогов, и никто не знал, что происходило с другими более или менее близкими деревнями.

Злые языки говорили, что эти священники умышленно выбирали деревню для грабежа, чтобы пропустить другие…

Это, но и многие другие слухи, усиливали беспокойство и подозрение к соседям.

Как могли, действительно, всего лишь горстка священников «обирать» сорок и более деревень за несколько недель и докладывать Епископу?

Это было невозможно.

Это было неправдоподобно.

Было ясно, что какая-то деревня регулярно получала помилование.

Таким образом, помимо этих коротких визитов, которые напоминали поселянам, что они являются частью чего-то большего и организованного, в остальное время года царила, между графством и графством, определённая ощутимая анархия.

К этому добавлялись местные налоги.

Те, которые требовал мэр графства, который вовсе не контролировался и не наказывался эмиссарами Епископа.

Им важно было только собирать деньги.

В остальном… каждый должен был сам о себе позаботиться.

Каждый новоприбывший, в редких случаях, когда это происходило, воспринимался с подозрением, потому что в ограниченном крестьянском менталитете никто не двигался без интереса.

И вероятно, этот интерес имел отношение к их земле или к их женщинам.

Всего десять лет назад была яростная битва с чужестранцами, пришедшими неизвестно откуда, чтобы всё разграбить…

Статуэтки из чёрной бронзы, присутствующие у входа во многие дома, служили для того, чтобы увековечить именно это событие.

Статуэтки изображали сцены войны.

Битва длилась всего восемь дней, но была такой жестокой, что они помнили её, словно она произошла только вчера, и, по всей вероятности, помнили бы её ещё очень, очень долго.

Об этом говорили внутри трактира, когда внезапно шаги прервали говор.

Послышался вой волка.

Много лет не видели волков в этих краях.

Вой прервался, когда шаги стали ближе.

Тяжёлые шаги пересекли тропинку.

Звук отвлёк всех клиентов этой маленькой таверны.

Там были путешественники, пастухи, крестьяне и ремесленники.

В основном путешественники.

Все одетые в лохмотья, неряшливые и воняющие алкоголем.

Они повернулись к двери.

Кто мог производить весь этот шум?

Внезапно дверь открылась.

Клиенты таверны повернулись почти все вместе.

Перед ними появился мужчина лет тридцати пяти, одетый в лохмотья и обожжённый солнцем.

Присутствующие спросили себя, кто был этот человек; чужестранец ростом чуть меньше метра восьмидесяти, слегка лысеющий и со шрамом на левой щеке.

Вооружённый до зубов.

Был ли это металл его одежды, который подчёркивал его шаги?

Чужестранец вошёл без колебаний и решительно прошёл те метры, что отделяли его от стола в глубине.

Он знал, куда направляться.

Последний стол, в глубине.

В глубине, в плохо освещённом уголке, изолированном от других, был заваленный столик и старуха, которая потребляла мышиный бульон.

Было ясно желание старухи не вести разговор и не быть потревоженной.

Возможно, вся болтовня мужчин заставила её изолироваться.

Чужестранец прошёл перед всеми, не обращая внимания на их взгляды, и остановился в нескольких сантиметрах от стола старухи.

Старуха подняла взгляд…

Она была последней, кто его заметил.

Она его не знала.

Никто там его не знал.

Чужестранец бросил на стол десять золотых монет…

Многие из присутствующих вытаращили глаза.

Они узнали этот звук, видя только спину чужестранца.

«Старуха», – сказал он спокойным голосом, – «приготовь мне смертельный яд. Самый смертельный, который ты когда-либо готовила.»

Тишина, казалось, витала как маленькое насекомое по всей таверне.

Создалась тревожная тишина.

Старуха была знатоком трав, корней и грибов.

Чудотворкой, алхимиком…

«Сумасшедшей» для многих.

Той, что играла с травами и странными зельями.

В поселении её хорошо знали.

Никто не знал чужестранца, однако…

Итак, он… как он мог знать старуху?

Как он мог знать её способность, среди прочего, создавать яды?

Этот вопрос промелькнул в голове некоторых.

Старуха посмотрела на монеты, а потом сказала: «Спасибо… но это слишком много. С одной монетой я могла бы приготовить тебе много яда.»

«Мне достаточно одного глотка. Но ты должна заверить меня, что он будет смертелен для любого существа.»

«Я могу создать тебе яд для крыс…» – сказала она, глядя на свой бульончик, – «но потом их нельзя будет есть. Могу приготовить тебе яд для бизонов или для крокодилов… Зависит от того, для чего он тебе понадобится.»

«Для человека», – сказал он с крайним спокойствием и невзирая на слушателей, – «но он не должен подвести ни в коем случае. Не должен засыпать или впасть в кому. Не должен впасть в каталепсию… Не должно быть никого, и повторяю, никого, способного его вылечить или воскресить. Он должен умереть мгновенно, даже если это человек с самой сильной конституцией в мире. Можешь сделать его концентрированным даже в сто раз.»

Старуха пристально на него посмотрела.

«Для человека, говоришь…» – она сделала ещё одну паузу, вытирая рот салфеткой, – «ты должен очень ненавидеть этого человека.»

«Это не твоё дело», – сказал он, чтобы прервать разговор, – «забирай все монеты. Но не ошибись.»