Читать книгу: «Помните, мистер Шарма», страница 4

5. Список ваших страхов, мистер Шарма

В особенно душный день, когда Амма не переставала болтать с Питом Сампрасом, Ади стоял перед холодильником и ждал, пока испарятся крошечные капли пота на шее.

Вернувшись, Ма стала бывать дома еще реже, чем раньше. Большую часть времени Ади оставался один, а дни слились в единое длинное пятно. Он разогревал Аммин обед, смотрел «Счастливые дни», пока ел свой, листал какую-нибудь библиотечную книгу, ожидая, пока начнется «Все любят Рэймонда», задавался вопросом, когда же наконец зайдет солнце и Ма вернется оттуда, куда ушла. Большую часть дня он старался не задаваться вопросом, куда она шла и чем занималась, поскольку уходила Ма явно не на учебу и не на работу. Может быть, она была шпионкой и не могла никому рассказать, что делала? Может быть, ее сбил грузовик, и она лежала на дороге, истекая кровью? А может быть, просто не хотела возвращаться домой?

Ади не собирался спрашивать. Но разве он не заслуживал знать?

Тихо пройдя через гостиную и мимо кухни, стараясь не шуметь, чтобы не нарушить спокойствие Аммы, он вошел в комнату родителей и закрыл за собой дверь.

Первым, что его поразило, как всегда, был запах. Воздух пропитался священными испарениями агарбатти и цветочными духами Ма – эти запахи вечно бились, и сегодня казалось, что боги побеждают. В позолоченном мини-храме рядом с кроватью стояла целая свадебная процессия богов. Кроме привычных Лакшми и Ганеши, там были все аватары Вишну – от Матсьи, русалки, спасшей человечество во время великого потопа, до Нарасимхи, человека-льва, занятого распутыванием кишок какого-то демона, и даже Будды, которого его отец считал индуистским богом. Все они сидели со злорадными улыбками, украшенные гирляндами из искусственных оранжевых цветов, вокруг гигантского изображения Рамы. В отличие от тех семейных портретов, где Раму всегда окружали Сита, Лакшман и Хануман, на этом он был изображен один – лук натянут, взгляд устремлен на далекого врага. Он не улыбался.

Остальная часть комнаты была сделана опрятно, в приглушенных тонах, будто компенсировала яркость богов. Гигантскую кровать-коробку покрывала белая простыня, вышитая белыми цветами. На матрасе виднелись две неровные ямки, далеко друг от друга. Посередине, где Ади когда-то спал, – просто плоская белая пустыня.

Сложив простыню, чтобы не было складок, он с огромным усилием приподнял крышку кровати. Глубокая темная яма была полна старой одежды Ма и отца. По большей части она выглядела забавно, как в старых фильмах, – расклешенные брюки, рубашки с огромными воротниками, яркие тонкие сари с гигантскими цветами. Там было и кое-что из его старой одежды: джинсовые комбинезоны, свитера с кошками – теперь все это нисколько не интересовало, и Ади не мог даже представить, что ему такое нравилось. Между двумя узлами он нашел и свою старую катапульту. Прочная на вид, она оказалась тяжелее, чем он помнил, – рогатка из трех коротких коренастых деревянных палок и длинной мягкой резиновой ленты, соединенной с потертым кожаным квадратом, в котором держалось все, что могло служить пулей. Он поднял катапульту, растянул ленту, как только мог, и удивился, как далеко можно ее оттянуть и как она может напрячься, дрожа от силы, которой, казалось, хватит, чтобы разбить идолов. Ма была права, подумал он, – для детей это и впрямь слишком опасная игрушка.

Он отпустил ленту и сунул катапульту в задний карман. Теперь-то он уже не ребенок. К тому же нужно быть готовым на случай, если придется защищаться от неизвестных врагов – призраков, демонов или болтающих птиц, кем бы они ни были.

Ади задвинул кровать, натянул на нее простыню и подошел к большому полированному столу отца, доступ к которому был для него закрыт. Когда-то стол стоял во главе комнаты, сияя, как трон из красного дерева, окруженный высокими полками, заставленными книгами по физике и математике, похожими на кирпичи. С годами его задвинули в угол, рядом с дверью туалета, а почетное место узурпировал храм.

Он потянул ящики – они были не заперты! – и достал стопку папок. Это были те же скучные бежевые папки, что Ади помнил с ранних лет, отмеченные вереницей букв и цифр: ООИР/МД TA/0797 и тому подобное. На дне ящика лежала книга в кожаном переплете, которая казалась солиднее – на ней был тисненый золотом национальный герб, а под ним стояла надпись:

Организация оборонных исследований и разработок, Министерство обороны, Правительство Индии.

Положив его на стол, Ади осторожно листал страницы, исписанные ужасным отцовским почерком – корявые буквы извивались, как насекомые. Между страницами лежала стопка бланков под названием «Заявка на предоставление центрального государственного жилого квартала (тип VII)».

Это было серьезнейшее из отцовских дел, о котором он готов был говорить бесконечно. Иногда Ади казалось, что единственной функцией работы его отца как «ученого категории «F»» было написание заявлений на заслуженное правительственное бунгало, в котором ему так долго отказывали. Это, безусловно, было самым большим источником его кипящего гнева по отношению к правительству, Партии Конгресса, пандиту Неру, британцам и даже Махатме Ганди. Похоже, все они сговорились лишить его бунгало типа VII. Если бы почерк отца был получше, подумал Ади, его заявление было бы одобрено. Он уже собирался попробовать написать сам – мадам Джордж однажды перед всем классом похвалила его почерк, размахивая контрольными работами в качестве примера, – но передумал. Он бросил дневник обратно в ящик и повернулся к компьютеру.

Новый компьютер появился несколько месяцев назад, как дар какого-то бога. С тех пор он тихо стоял на столе, и две его коробки были покрыты тканевыми чехлами с цветочным узором, напоминая женщин, согнутых в поклоне. Ади снял чехлы и мягко нажал круглую кнопку, чтобы разбудить высокий ящик. Послышалось нежное мурлыканье, которое вскоре переросло в рев, маленькие зеленые огоньки безумно замигали, весь металлический корпус завибрировал, как будто компьютер готовился улететь в далекое будущее. Долгое время ничего не происходило. Ади смотрел на облака на экране, пока ему не начало казаться, что они плывут по бледно-голубому небу вместе с черными точками, которые появлялись с другой стороны, становились все больше и больше и превращались в яркое квадратное окно. Microsoft Windows 95 – сами эти слова выглядели такими современными, их четкие линии – такими гладкими и уверенными в себе. Наконец чарующая музыка эхом разнеслась по комнате, звук звенящих капель то нарастал, то затихал, когда экран ожил и превратил мир в небытие.

Его план состоял в том, чтобы сыграть в «Сапера». Эту игру Ади обнаружил на уроке информатики, когда ему надоело практиковаться в командах DOS, но теперь он не мог вспомнить, как ее найти. Зато, просматривая папки в «Моем компьютере», он увидел нечто под названием «Оп Шакти». Дважды щелкнул по этой папке, и маленькие песочные часы завертелись.

Он знал, что «Оп» означало «операция» – например, операция «Голубая звезда», о которой ему говорил Санни: когда Индира Ганди послала танки, чтобы взорвать Золотой храм в Амритсаре. Когда он рассказал об этом Ма, она помрачнела и ничего не ответила, а вот отец начал разглагольствовать, что сикхи были террористами, которые хотели нового раздела, что Индира Ганди была единственным сильным лидером в стране, но они ее убили. Он вспомнил, как все закончилось – Ма ушла в спальню и хлопнула дверью. Ади не мог понять, что именно так ее расстроило, но сложил все в ящик, полный острых тем, на которые никогда не следует говорить.

Наконец всплыло маленькое окно с требованием ввести пароль. Он попробовал вбить имя отца, Ма, свое собственное, но ничего не подходило. На каждой семейной вечеринке отец хвастался, что проводит «совершенно секретные» встречи в Министерстве обороны и что на короткой ноге с каким-нибудь генералом Джагги, но Ади знал достаточно, чтобы не воспринимать его слова всерьез. Если вы целый день слушали болтовню мальчишек-восьмиклассников, то разработали довольно надежный детектор всех видов преувеличений, от приукрашенной истины до откровенной лжи.

Однако, увидев папку «Оп Шакти», он был заинтригован. Это казалось чем-то связанным с войной, и Ади представил фотографии танков и истребителей, спрятанных внутри. Он снова заглянул в ящики, зная, что отец наверняка записал пароль где-нибудь на листке бумаги. Память у него была ужасная: он по-прежнему называл тетю Рину «этой, как ее», хотя она работала в их доме столько, сколько Ади себя помнил. Он проверил каждый уголок стола, но никаких улик не нашел. Наконец он сдался и выключил компьютер, вновь завесив коробки тканевыми чехлами.

На выходе Ади остановился, чтобы еще раз осмотреть спальню: кровать-коробку со старой одеждой внутри и серый шкаф с сейфом, в котором лежало великолепное ожерелье Ма из красно-сине-зеленых бриллиантов. Он перестал заходить сюда много лет назад, хотя и не мог точно вспомнить, когда именно и почему. После всех ночей, которые он провел, прижав ухо к стене, спальня в его воображении превратилась в какую-то фантастическую тайную комнату, нечто среднее между девичьей башней и драконьим логовом. Но пары минут здесь было достаточно, чтобы увидеть, что это такое на самом деле: просто унылая комната со странным запахом и тусклой, бесцветной аурой. Это было не только не страшно, это было скучно.

Он вышел и закрыл дверь. Пусть хранят тут свои драгоценности, свои папки, свои дурацкие секреты. У него есть куда интереснее.

У балконной двери Ади распахнул шторы и огляделся. После нескольких дней непрерывного дождя солнце нещадно мстило – лужи цвета «Хорлика»¹⁹превращались в пар, воздух казался неподвижным и вязким, почти слишком густым, чтобы дышать.

Он не хотел этого делать. Он провел так много времени, избегая стервятника, прячась от него, пытаясь забыть о его существовании. Но в то же время его тянуло попытаться еще раз. Каким бы ужасающим оно ни было, путешествие в прошлое стало самым захватывающим событием в жизни Ади, круче даже, чем тот единственный раз, когда он забил шестерку в матче по крикету шестого стандарта.

В конце концов, это всего лишь птица, сказал он себе. И теперь он вооружен.

– Вы здесь? – позвал Ади, и туманный ветер прохлады сорвал дрожь с его губ.

– Кхм.

Он повернулся и пошел на звук, идущий с крыши напротив. Силуэт стервятника резко выделялся на фоне горящего неба.

– О, вот и вы. Вы… вы меня слышите?

– Да, мистер Шарма, я вас слышу. Я не такой уж старый.

– Нет, я просто имел в виду… Я не говорю, что вы…

– Ладно, ладно, все в порядке. Надеюсь, вы все же намерены вести себя прилично?

– В смысле? Теперь-то я что сделал?

– Что вы сделали? – Шея стервятника резко опустилась, он по-змеиному выбросил маленькую голову вперед, и Ади едва не упал. – Вы понимаете ценность нашего Исторического архива, мистер Шарма? Вы удостоились чести увидеть эти файлы своими глазами, и что вы делаете? Улетаете прочь, как испуганный воробей. Если вам это неинтересно, можете сказать об этом прямо, вместо того чтобы тратить мое время.

– Тратить ваше время? Но ведь вы… хм, вы ничего не делаете!

– Я ничего не делаю? Ха! Мистер Шарма, я заместитель генерального директора, отвечающий за все северные провинции, а также за национальный столичный регион. Я занимаюсь сотнями, тысячами случаев, подобных вашему. А теперь, когда Департамент сокращает наши средства, у меня даже нет штата сотрудников. Ни ассистента, ни стенографистки, ни даже того, кто принес бы мне чай. Мне едва хватает двух минут на сон. Ничего не делаете, говорит он мне. Он целыми днями смотрит по телевизору всякую чушь и говорит это мне. Пх-х! – Стервятник выпрямил шею и мотнул головой в сторону, сердито кряхтя, его пушистый живот вздымался, как будто он запыхался от быстрого бега.

– Ух ты, вы говорите сейчас как мой… Подождите, вы хотите сказать, что разговариваете и с другими?

– А почему вы считаете себя особенным? Вы какая-то ВИП-персона?

– Вы все лжете. Никто больше не разговаривает с птицами.

– Вот как? И с чего вы это взяли, позвольте спросить? У вас есть прямой доступ к мозгам других людей? Откуда вы знаете, с кем они разговаривают или не разговаривают?

– Хм, нет, я…

– Нет. Правильно. Поэтому, пожалуйста, не вмешивайтесь в мою работу. Если вы готовы относиться к делу серьезно, тогда мы можем поговорить.

– Да, конечно. Я серьезно отношусь к нему, да.

– Хорошо, сейчас найду ваш файл. – Стервятник закрыл глаза и поднял голову к небу. – Да, вот он: мистер Ади Шанкар Шарма, сын мистера Махеша Чандры Шарма и миссис Таманны Шарма. Интересное у вас имя – как у Адишанкара, великого мудреца, но разделенное на две части.

– Сначала меня так и звали, это Ма сократила. Ей не хотелось, чтобы люди смеялись над таким длинным именем. – Отец назвал его Адишанкара, в честь какого-то древнего индуистского Йоды, и долгое время настаивал на использовании полного имени. Но Ма всегда называла его Ади. В конце концов ей удалось внести в школьные записи его краткое имя, приделав к нему второе, о котором можно было легко забыть.

– Но над вашим коротким именем тоже смеются, разве нет?

– Хм… да. Наверное.

– Наверное? Что значит – наверное?

– Что?

– Неважно. Теперь, когда у вас есть доступ к Историческим архивам, действует раздел сорок два, подраздел три ХАХА. Это означает, что теперь вы связаны взаимным протоколом и обязаны раскрывать и устранять основные факторы, которые вызывают, сокращают или усугубляют состояния тяжелого расстройства. Итак, у вас есть список?

– Че-го? Какой еще список?

– Список ваших страхов, мистер Шарма. Как вы ожидаете, что мы начнем, если у вас даже нет списка?

– Я не знаю. Наверное, я многого боюсь.

– Вы правильно догадываетесь. Это нормально. Большинство людей боятся очень многого, но не задаются вопросом почему. В этом разница между ребенком и зрелым человеком. В одном только слове: почему. В общем-то, страх не всегда плох, но нужно понимать его причину. Многие, например, боятся нас, стервятников.

– Почему?

– Очень хорошо, мистер Шарма, хр-хрр. Это потому, что люди думают простыми уравнениями. Стервятник равно смерть. Чего они боятся, так это смерти, понимаете? День и ночь они стараются не вспоминать о смерти. И тут видят стервятника и думают: «Ямарадж, Повелитель Смерти, явился, чтобы забрать меня». И расстраиваются.

– Вы ведь едите… мертвых существ, верно?

– А вы что едите, мистер Шарма? Живых существ?

– Хм, нет, я… я вегетарианец.

– Значит, вы утверждаете, что растения не являются живыми существами? Вам стоит поговорить с этим деревом бодхи, оно росло здесь еще до того, как родился ваш отец.

– Отлично, – пробормотал Ади. Только этого ему и не хватало – разговаривать с деревьями.

– Что, простите?

– Ничего. Что вы вообще имеете в виду?

– Что я имею в виду? Я хочу сказать, что в соответствии с правилами и положениями мы требуем, чтобы список расширялся. Поскольку в архиве вашей мамы пять файлов, нам нужно будет в ответ разобраться с пятью вашими страхами. Так что, пожалуйста, подумайте хорошенько…

– Я знаю!

– О, хорошо. Хоть что-то вы знаете. Продолжайте, пожалуйста.

– Хорошо. Я всегда боялся собак. Несколько лет назад я был в парке и нашел в кустах плачущего щенка, поэтому взял его…

– Извините, мистер Шарма, я вынужден вас прервать. Я говорю не о таком страхе. Это должен быть первичный страх, понимаете? Что-то, отчего зимой вас бросает в пот, а летом в дрожь.

– Хм-м… ну, окей. Я боюсь ходить в храм.

– Нет, нет, нет, мистер Шарма. Собаки и боги – это детский лепет. Если вы не готовы рассказать о своих настоящих страхах, мне придется признать, что вы не готовы повзрослеть. Боюсь, в таком случае ваш доступ к Историческому архиву будет отозван, и мне придется составить отчет, в котором я вынужден буду просить прекратить ваше дело и перераспределить ограниченные ресурсы Департамента…

– Говорить с отцом, – выпалил Ади.

– Вот! Видите, теперь вы говорите серьезно. Хорошо, начнем с этого. Страх номер один: разговор с собственным отцом. С этим будет легко справиться, да?

– Ой. Но о чем, о чем я буду говорить?

– Что за вопрос! Говорите о чем угодно, мистер Шарма. О погоде, о сверчках, о том, какой у вас любимый цвет – Департаменту это неважно.

– Почему я вообще должен вас слушать? Откуда вы знаете, что это сработает?

– Не нужно ничего знать. В том-то и суть. Это не похоже на вашу политику или религию. Вам не нужна слепая вера, вам нужно попробовать и увидеть.

Разговор с отцом был куда более сложной задачей, чем казалось. Но Ади знал, что в воспоминаниях стервятника можно найти еще кое-что, и другого способа это выяснить не было. Если он хотел узнать историю Ма, он должен был соглашаться.

– Ладно, – сказал он наконец. – Я постараюсь.

– Хорошо, – стервятник кивнул. – Это все, что вам нужно сделать.

6. Надо было правильно рассчитать время

Ади стоял у окна ванной, полностью одетый, и смотрел на «Касио». Шесть двадцать три. По утрам, когда он спешил собраться и успеть на школьный автобус, время мчалось впереди него. Теперь оно застряло. Хотя он и проснулся рано, но намеренно решил опоздать на автобус. Отец не собирался разговаривать с ним дома, где всегда бубнил телевизор. Чтобы встретиться лицом к лицу со страхом номер один, Ади нужно было застать отца одного там, где его никто не отвлечет. Единственный вариант, который пришел в голову, – машина.

Впиваясь ногтем большого пальца в глиняную облицовку оконного стекла, он задавался вопросом – может, все-таки сдаться и рвануть к автобусу? Но нет, было уже слишком поздно. Бежать за автобусом как дурак еще хуже, чем просить отца отвезти его в школу. Теперь оставалось только одно – ждать.

Небо было голубым – солнце еще не стало настолько жарким, чтобы выжечь все цвета, – а маленький парк снаружи пустовал. Не считая чадди-вала, мальчишек в шортах цвета хаки, которые приходили сюда каждое утро, чтобы стоять по стойке смирно и петь мантры. Учитель, невысокий лысеющий мужчина, расхаживал перед ними взад-вперед с длинной рейкой в руках, выкрикивая команды, как какой-нибудь мультяшный полковник. Допев, мальчишки тоже брали рейки и изображали джедаев, размахивая палками и пугая бродячих собак глухим грохотом бамбука. Чудо, подумал Ади, что они не попадают друг другу по голове. Отец говорил, что они состоят в РСС²⁰ и обучаются искусству дисциплины и самообороны. Ади не раз задавался вопросом, против кого они учатся обороняться – неужели собираются бамбуковыми палками драться с пакистанцами? – но держал его при себе. Услышав трепет в голосе отца, он забеспокоился, что его заставят вступить в их ряды и тоже обучаться дисциплине. Нет уж, хватит с него шорт. Теперь у Ади были новые брюки, чуть темнее, чем официальная форма, срочно купленные на местном рынке; разница была незначительной, и ее нелегко было обнаружить. Это его собственный маленький секрет, частный акт бунта против бесчисленных школьных правил, дававший почувствовать себя немного смелее. В брюках он даже выглядел выше, в этом не было никаких сомнений.

В шесть двадцать восемь Ади наконец услышал гул школьного автобуса и, дождавшись, пока он скроется за деревьями парка, спустил воду в унитазе и вышел из ванной.

После того как Ма вернулась, отец снова начал совершать утреннюю пуджу. Теперь он тратил на нее даже больше времени, чем раньше, и Ади не мог понять, было это выражение благодарности богам или гнев. Пока отец сидел, скрестив ноги, перед маленьким храмом в спальне, его песнопения становились громче, а в воздухе стояла тяжелая вонь агарбатти, все в доме молчало и не шевелилось. Амма не донимала Ма, Ма на цыпочках ходила по кухне, тихонько разбираясь с посудой, чтобы не нарушить божественную связь. Лишь когда отец встряхивал крошечным колокольчиком и воздух дрожал от его жестяного звона, можно было выдохнуть.

Ади стоял у кухонной двери, пока Ма не повернулась и не увидела его. Она чуть не уронила дымящуюся кружку чая, который приготовила для отца.

– Ади! – прошептала она и, повернувшись, посмотрела на часы. – Хай Рам, – сказала она сквозь зубы. – Ты опоздал на автобус? И что мне с тобой делать?

Она поставила чай обратно на кухонный стол, метнулась в спальню. Ади остался стоять в коридоре.

Амма жаловалась Пистолету Питу²¹ – насколько смог разобрать Ади, спрашивала, куда он спрятал ее золото.

– Бабу, – заныла она, как будто Ади заставлял ее ждать, – сколько времени?

– Шесть тридцать два.

– Сколько времени?

– Полседьмого.

Она нахмурилась, замолчала и вдруг улыбнулась, не показывая зубов. Может быть, и заплакала, он никогда не мог понять.

Прозвенел колокольчик, давая понять, что пуджа закончена, и Ади напрягся.

Ему стало немного жаль Амму. Если с ней кто-то и разговаривал, то только мама и тетя Рина, и то лишь для того, чтобы дать ей поесть или угрюмо ответить на вопросы, которые она задавала снова и снова, как сейчас ему.

– Наваб-сахиб²²! – прогремел отец. – Это еще что такое? Поживее!

Ади медленно взял рюкзак. Он терпеть не мог, когда отец так его называл. Если кто-то в их доме и вел себя как наваб, целыми днями лежа на диване, объедаясь и командуя другими, то уж точно не он. Ади уже понял, что вся эта затея бесполезна. Зачем он вообще должен делать эти глупости? Зачем решил слушать дурацкую птицу?

В машине отец не произнес ни слова, и Ади изо всех сил старался придумать, о чем заговорить. Можно было спросить о работе, об Оп Шакти, но это было слишком рискованно – отец ведь мог понять, что он шарится в его компьютере. Можно было поднять единственную тему, которую они иногда обсуждали, – крикет, но Индию только что разгромила Шри-Ланка, и Ади решил – не стоит. Он задумался, что произойдет, если рассказать отцу о стервятнике, и с трудом сдержал улыбку: это было немыслимо. Честное слово, сказать было нечего.

Отцовская «Марути Сузуки», игрушечных размеров, гремела от старости, как тележка продавца манго. Учитывая, с какой скоростью отец ее вел, неудивительно, что Ади пришлось цепляться за сиденье обеими руками и надеяться, что все это не развалится в самый неподходящий момент и он вместе с сиденьем не полетит под огромные колеса ехавшего впереди них грузовика.

На шоссе, прямо перед мостом Ямуна, они обогнали школьный автобус. При такой скорости, подумал Ади, он доберется до школы раньше всех – и только тогда понял, что происходит. Машина затормозила перед автобусом, и отец отчаянно замахал рукой в окно.

– Давай, давай быстрее, – скомандовал он, когда машина резко остановилась.

Ади открыл дверь и вышел.

Автобус медленно остановился чуть в стороне от машины, и Ади побрел к нему. В воздухе ощущалось что-то особенное – да, он был прохладным и свежим, но вместе с тем пугал, будто насвистывал секреты. По обеим сторонам шоссе лежали фермы, плоские клочки разных оттенков зеленого, а небо казалось выше и шире, чем всегда. Вдалеке под деревом виднелись хижины, большое дерево, похожее на зеленое облако, плыло над сбившимися в кучу домами. На некоторых фермах он мог разглядеть мужчин в соломенных шляпах – они стояли, широко раскинув руки, будто танцевали, и кто-то крикнул: замри! Это чучела, понял Ади, совсем как в детских книжках – и это вызвало у него улыбку. Он каждый день проезжал в школьном автобусе мимо этого клочка земли, но теперь все вокруг внезапно показалось таким странным. В воздухе витало смутное, тревожное чувство, которое возникает, когда дразнит неясное воспоминание и как ни старайся, не можешь понять, что же это.

И тут его до кишок пронзила ослепительная вспышка.

Стояло холодное зимнее утро. Он был на заднем сиденье той же машины, на том же шоссе. Тогда машина еще не так сильно грохотала, а ноги не доставали до пола. Отец был худее, не таким лысым, его пальцы украшали массивные кольца, и он постукивал ими по рулю. Ма сидела впереди, в одном из своих модных сари, гладко блестевших так, что к ним хотелось прикоснуться. Она смотрела в окно, отвернувшись от отца. Погруженный в мысли, Ади не обращал внимания на то, о чем они говорили, пока отец не сказал что-то, от чего Ма взорвалась.

– Бусс! Хватит! – крикнула она так, что руки отца вздрогнули и машина покачнулась. Она обвинила его и Амму в том, что они обращаются с ней так, будто она оскверняет их чистую кровь брамина. Чертова грязнокровка, назвала она себя, и, хотя Ади не совсем понял эти слова, он почувствовал, что это ругательство. Тогда был первый и единственный раз, когда Ма при нем выругалась.

– …Хорошо, я пойду. Можешь оставить себе приданое, дом, своего драгоценного сына. Мне это не нужно.

Ади закрыл глаза, приоткрыл губы и замедлил дыхание. Ему уже и раньше приходилось притворяться спящим, и он успел отточить этот навык.

Больше он почти ничего не помнил: разве что в машине стало тихо, как дома, и по радио еле слышно звучала какая-то песня. Наверное, это была 102,6 FM, потому что пели на английском, что-то о быстрой машине, и хотя сейчас он не мог вспомнить ни одного слова, Ади несколько лет слышал этот голос, глубокий и печальный, но вместе с тем как будто успокаивающий. Еще запомнилось, что после, или до, или во время ссоры он лежал на заднем сиденье и смотрел в окно. Именно тогда он впервые увидел стервятника.

Теперь он снова мог видеть птицу, ясно, как свои руки. Она стояла на высоком фонарном столбе, у гнезда, на широком плоском абажуре, нависающем над шоссе. Маленькое пушистое создание, почти милое, если бы не жуткая лысая голова. Даже тогда Ади заворожило это зрелище. В отличие от воробьев и майн, всегда беспокойных и готовых упорхнуть при малейшем звуке, маленький стервятник был спокоен, как будто чего-то ждал, как будто вообще никуда не торопился.

Гудок автобуса чуть не сбил его с ног. Водитель что-то говорил и выглядел недовольным. Ади подбежал к ожидающему автобусу, и когда он сел, все уставились на него. Он скользнул на место во втором ряду, прямо за учителями. Когда автобус тронулся, два учителя наблюдали за машиной отца, пока она не доехала до конца шоссе и не развернулась. Они что-то прошептали друг другу и повернулись, чтобы посмотреть на Ади, а он выглянул в окно, плотнее вжался в сиденье и начал, как всегда, стрелять лазерными лучами. Щелк, хлоп, бах, нужно правильно рассчитывать время. Десять очков за каждый «Марути 800». Если попадешь в цикл, игра закончится.

* * *

В библиотеке было всего два человека – старшеклассницы, шептавшиеся между полок с книгами по биологии. Одна как будто плакала, другая держала ее за руку и вместе с тем что-то ей выговаривала. Ади нашел уголок подальше от них, между историей и литературой, где до него не могли добраться сонные глаза библиотекаря. Когда он положил на стол стопку книг, поднялось облако пыли, миллионы маленьких молекул в панике засуетились вокруг, пойманные в сияние послеполуденного солнца. Помимо прочего, он взял второй том «Современной английской поэзии» и какое-то время листал его, ожидая, пока глаза привыкнут к неровным краям стихотворений.

Ему всегда было трудно читать стихи, трудно следить за изломанными строчками. Но маленькая красная книжечка на урду подарила вкус к музыке слов. Ади вдруг обнаружил, что хочет большего. Он продвигался вперед, пропуская Одена, Элиота и другие имена, смутно знакомые по урокам английского – все это было ничуть не похоже на симметричные симфонии Мирзы Галиба. Почему их никогда не учили вот такой поэзии? Зачем было изучать стихи, прославляющие ужасное лето, когда существовали такие красивые строки о волшебстве муссонных дождей?

День потемнел, Ади выглянул в окно и увидел серо-голубые облака, плывущие по небу. Прохладный, ароматный ветерок ворвался в щель в окне, зашелестели стихи. Ади ничего не заметил. Взгляд был прикован к стервятнику, который сидел на эвкалипте и со скучающим видом озирался по сторонам.

– О, круто. Вы тоже здесь, – пробормотал Ади. Стервятник повернулся и кивнул, лысая голова закачалась на змеиной шее. – Я тоже рад вас видеть, мистер Шарма. Вы принесли какие-нибудь новости о своих успехах?

– Да, я поговорил с отцом.

– Хорошо, очень хорошо. И о чем же вы говорили?

– Да так, ну… всякое. О погоде там и все такое.

– Ага, ясно. И что же ваш отец сказал о погоде?

– Хм-м, он… он сказал, что сегодня жарко?

– Вы мне лжете, мистер Шарма. Мне это совсем не нравится. Говорю вам, если продолжите вести себя подобным образом…

– Да вы тоже мне врали!

– Что, простите? Обвинение высокопоставленного чиновника в нечестности – серьезное обвинение. Можете ли вы предоставить какие-либо доказательства?

– Я вас видел на мосту Ямуна много лет назад, когда был ребенком. Я вспомнил сегодня, когда шел по шоссе, я…

– Кхм, – прервал стервятник. – Вы шли по шоссе?

– Да, я опоздал на автобус, чтобы поехать на машине отца, но он… ну, это неважно. Я вас видел. Я вспомнил. Вы были птенцом.

– Во-первых, мистер Шарма, в ваших словах нет логики. Вы видели птенца стервятника, но почему вы решили, что это был я? В те дни стервятников было гораздо больше. Там они и вили гнезда, неподалеку от реки.

– Это я помню. А сейчас почему их там нет?

– Потому что… – стервятник вздохнул, и Ади впервые услышал в его голосе печаль, – потому что так устроен мир. Сегодня ты здесь, а завтра – окей, пока-пока.

– Но что случилось?

– Что случилось? Вы, люди, придумали лекарство, от которого коровы становятся сильнее. Но мы, когда едим этих коров, становимся слабее. Видите ли, в вашей культуре коровы очень важны. Важнее даже, чем люди. Ну и какие шансы у бедных птиц вроде нас? Вы, люди, думаете, что есть коров – преступление, заслуживающее смертной казни, так что нас вам не жалко. В ваших глазах мы преступники.

– А вам обязательно нужно есть коров? Неужели вы не можете есть что-то еще?

– Да, в самом деле. Какая прекрасная идея, мистер Шарма! Нам следует есть траву, манго и жареный картофель, как вы. Пищевую цепочку вы уже разрушили, теперь хотите, чтобы вся природа изменилась согласно вашим нелогичным прихотям.

– Да… да нет, мне-то что. Ешьте что хотите. Коровы мне все равно не особо нравятся. Они… жуткие какие-то.

– Теперь вы мне будете рассказывать, что боитесь коров, да? Один только настоящий страх вы и признали, и то ничего с этим не сделали.

– Я пытался! Я ехал с отцом в машине, там были только мы. Но он был в плохом настроении и не хотел говорить, я попробую еще раз, и…

– Ади?

Он не сразу понял, что голос раздался за спиной. Повернувшись, Ади увидел идущую к нему мадам Джордж. Но ведь она не могла его услышать, верно? Он говорил чуть ли не шепотом.

– Добрый день, мэм, – сказал он, поднявшись.

– Ты что, говорил сам с собой?