Цитаты из аудиокниги «Девяносто третий год», страница 2

- Отвечай, сударыня. Дом у тебя есть?

- Был дом.

- Где был?

- В Азэ.

- А почему ты дома не сидишь?

- Потому что его сожгли.

- Кто сжег?

- Не знаю. Война сожгла.

- Откуда ты идешь?

- Оттуда.

- А куда идешь?

- Не знаю.

- Говори толком, кто ты?

- Не знаю.

- Не знаешь, кто ты?

- Люди мы, спасаемся.

- А какой ты партии сочувствуешь?

- Не знаю.

- Ты синяя? Белая? С кем ты?

- С детьми.

Человеческая душа - это поле битвы.

- Вы давно умираете с голоду?

- Всю жизнь.

- Итак, единственный выход - диктатура. Значит - пусть будет диктатура. Мы трое представляем революцию. Мы подобны трем головам Цербера. Одна говорит, - это вы, Робеспьер; другая рычит, - это вы, Дантон...

- А третья кусается, - прервал Дантон, - и это вы, Марат.

- Все три кусаются, - уточнил Робеспьер.

Когда Конвент выносил смертный приговор Людовику XVI, Робеспьеру оставалось жить восемнадцать месяцев, Дантону – пятнадцать месяцев, Верньо – девять месяцев, Марату – пять месяцев и три недели, Лепеллетье Сен-Фаршо – один день. Как коротко и страшно дыхание человеческих уст.

Маркиз де Лантенак должен был пожертвовать или своей, или чужой жизнью; не колеблясь в страшном выборе, он выбрал смерть для себя.

И с этим выбором согласились. Согласились его убить.

Такова награда за героизм!

Ответить на акт великодушия актом варварства!

Так извратить революцию!

Так умалить республику!

Пока есть Вольтеры, будут и Мараты. Пока есть бумагомаратели, переводящие бумагу, будут и мерзавцы, которые убивают; пока есть чернила, будут черные дела, пока человек держит в пятерне гусиное перо, легкомыслие и глупость будут порождать жестокость. Книги творят преступления. Слово химера имеет двойной смысл — оно означает мечту, и оно же означает чудовище. Каким только вздором не тешат людей!

Хулить или превозносить людей за последствия их действий – это все равно, что хулить или превозносить цифры за итог. То, чему положено свершиться, - свершится, то, что должно разразиться, - разразится. Но извечная ясность не страшится таких ураганов.

Улыбка карлика страшнее смеха великана

– Подождите, – сказал Говэн; он обернулся в сторону Симурдэна, сделал ему остававшейся еще свободной правой рукой прощальный жест и затем дал себя связать. Когда его связали, он сказал палачу: – Извините, еще одну секунду, – и вслед за тем воскликнул: – Да здравствует республика!