Инфер 5

Помимо боли его лицо выражало изумление – он нащупал на своем пробитом лбу обмякший окровавленный член, приколоченный камнем… – Да у меня во лбу торчит папы Гольдера хер… – пробулькал он… – Да, – согласился я, перерезая ему глотку подобранным осколком большой раковины

А раз желтый, а не красный – можно не обращать внимания. Это как с жопой – пока болит, но кровь не хлещет, гоблину похер.

Кто-то когда-то сказал, что историю пишут победители. Не… это не так. Историю пишут выжившие, изменяя ее под себя как им хочется.

даже учебник истории может однажды пригодиться, пацан, если достаточно тяжел, чтобы оглушить кого-то, или его страницы сделаны из мягкой и не слишком толстой бумаги, не рвущей подтираемую жопу.

даже учебник истории может однажды пригодиться, пацан, если достаточно тяжел, чтобы оглушить кого-то, или его страницы сделаны из мягкой и не слишком толстой бумаги, не рвущей подтираемую жопу.

даже учебник истории может однажды пригодиться, пацан, если достаточно тяжел, чтобы оглушить кого-то, или его страницы сделаны из мягкой и не слишком толстой бумаги, не рвущей подтираемую жопу.

деактивации: не активированный и не определенный на текущий момент постоянный статус носителя

вопросительный знак и ткнул в крохотное слово «Меню». Появившееся окно предложило скудную информационную диету:

Дем Михайлов Инфер – 5 Улыбнись бване, гоблин! Глава первая – Я тебе кадык выгрызу, сука! Я тебе кадык выгрызу! – пронзительный визг перемежался с глухой возней, мужским сопением, чьим-то злорадным хохотом, прерываемым хриплым кашлем. С той же стороны долетали теплые брызги… – Кто я такой? – повторил я, возможно, уже в тысячный раз, чувствуя, как где-то прямо за костяным щитком лба внутри черепа что-то набухает, причиняя сильную и почему-то желанную боль. – Кто я такой? – Да уймите этого размороженного дебила! Мешает! – Отпусти меня! Я не дамся! Не дамся! – Лежи молча, уродина! Радуйся, что мы наши херы в тебе искупаем! – Отпустите! – Кто я такой? Пошатнувшись, уперевшись рукой в песок, я с силой сжал пальцы, ощутив, как острые осколки битых ракушек разрезают кожу. Внутрь тут же попала морская соль, и я улыбнулся, с наслаждением ощущая такую злобную и такую очищающую боль… – Кто я такой?! – Заткнись! – У меня от его бубнежа удило опало… и как теперь трахать, если мой гордый морской угорь заснул? – огорченно выдохнул хриплый. – И так нечасто встает… Зиро! Врежь ему, мальчик мой! Врежь ушлепку! – Да, папа Гольдер! – Кто я такой?! – прохрипел я, сквозь кровавую пелену и раскалывающую голову боль начиная видеть что-то смутное… некий знакомый силуэт… Удар… Мотнув головой, я завалился на бок, на автомате перекатился и опять замер, сжимая в кулаках соленый песок. – Кто я такой?! – Хера у него мышцы… а мозгов нет… Ну?! Че пялишься? Врежь ему еще! – Он утек от второго удара… утек от моей коронки… и легко так… – Кто я такой?! – А, дерьмо китовое! Бей его, Зиро! Его же все бьют! А он принимает как подушка! Ну?! Врежь! А после этой уродливой конфетки побалуем свои херы мускулистой жопой этого непочатого… – Ща вломлю… – уже куда уверенней заявил шагнувший ко мне сбоку широкоплечий, но тощий и мосластый парень с удивительно крупными кулаками. – КТО Я СУКА ТАКОЙ?! КТО Я СУКА ТАКОЙ?! А?! А?! – Н-на!.. Темный кровавый кокон вокруг меня лопнул, опав вниз красными брызгами. – Оди… – выдохнул я, вскидывая руку, ловя и резко выворачивая пойманное. – Я Оди…

Настрогай гостю лучшего крысиного мяса! Не забудь отрезать хлеба и вскрой банку соленого жира! У нас гости! Тулма! Чего рот разинула, сиська ты мелкая, жопа ты тощая?! Живо помогай на стол накрывать!