Электрик

Костя достал пачку сигарет, вытащил две сигареты, одну протянул Игорю.

– Бросил, – отмахнулся Савельев.

– Давно? – удивленно спросил Пришвин.

– С рождения, – улыбнулся Игорь.

– А я и думаю, почему тебя ни разу не видел курящим…

На круглом подносе в печи лежала лысая голова мужчины. Паша не знал, что ему делать. Он хотел вскрикнуть, но только жалко пискнул. Запекшаяся голова открыла глаза, потрескавшиеся губы скривила ухмылка.

– Надели Пасе галосы и гамасы, – произнесла голова.

Павел на негнущихся ногах подбежал к микроволновке и захлопнул дверцу. Подхватил одеяло и побежал к себе в спальню.

Могла ли с ним хоть что-нибудь сделать запеченная голова? Вряд ли! Да она даже выбраться не сможет из печки. Если начистоту, то она и попасть туда не могла сама. Значит, надо бояться того, кто ее туда положил.

«Удивительное дело: меня ни черта не беспокоит, почему башка разговаривает. Зато очень волнует тот, кто ее туда запихнул».

Перед ней стоял милиционер в самом неприглядном виде.

«Может, – попыталась пошутить Антонина, – у них теперь такая форма?»

Китель был расстегнут, рубаха выбилась из брюк, от галстука остался только узел. На ум пришел грузинский лидер. Может, галстуки все-таки съедобные?

Оголенный провод валялся в метре от нее. Она шла на фабрику и споткнулась об этот самый провод. «Хреновая смерть», – сказал тогда Сашка Макаров. Хреновая? Черт возьми! Савельев, дожив до тридцати, был уверен, что смерть – это вообще ХРЕНОВО. Так ли уж важно, от чего ты умрешь, если тебя потом не станет. Совсем. Проглотишь ты язык или обосрешься, тебе будет все равно. Тебя не будет.