Меняющая миры. Спутанные нити

Бездна повсюду, всегда и в каждом.

Совету Семи отдана вся власть.

Но, помни, тангорл, лишь до той поры,

Когда непризнанный древний князь

Сольётся с меняющей миры…

Трижды девять сводится к девяти —

Вместе они могут менять миры.

Сами решают – разрушить или спасти,

Не соблюдая правил ничьей игры…

Всё изменилось в водовороте дней:

Их призвавший ушёл в туманное небытиё,

Сшив лучистою сетью прорыв в мир Теней…

Но край Тени задел творенье Её:

Трое ушли по воле Семи и Одной —

Равновесие лишь осталось за ними.

Полагали – вселенная станет иной.

Оказалось – лишь сами стали иными.

…Однажды трое соединятся вновь,

Власть Семи падёт.

В воссоединении прольётся кровь.

Новый рассвет придёт…

…Однажды снова будет прорыв,

И в борьбе со вселенной Теней

Иной жизни разгорятся костры

В начале новых дней…

Иллюстратор Егор Хабаров

© Надин Баго, 2022

© Егор Хабаров, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0050-9411-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ

Он оказался на этой небольшой далёкой планете, по большему счёту, случайно. Коспа́рху требовался отдых. Гном всё чаще стал ощущать, что действительно очень стар. Внутренние дела Совета утратили новизну, политика и интриги за последнюю тысячу лет, что он был помощником вот уже у третьего танго́рла, в сущности, шли по кругу: борьба за кристаллы, попытки подчинить моренантов или договориться с ними, столкновения с мятежниками, флот, торговля, деньги – обычные заботы руководства Объединённых миров.

Коспарх выбрал среди планет с кристопортами ту, которая была подальше от Равновесия и Каменного сердца: судя по описанию в справочнике, Земля располагала немалым количеством приятных и интересных мест, где можно было бы отвлечься от дел. Тангорл не возражал. Так гном и попал сюда. За пару земных месяцев он посетил все интересующие его достопримечательности – от Килиманджаро до Байкала, от амазонских джунглей до снежных вершин Тибета, от Сахары до Антарктиды.

Он уже собирался возвращаться, но какое-то странное чувство незавершённости никак не отпускало его. На самом деле, это началось практически сразу с его прибытием на Землю: все ощущения говорили о чём-то странном, нетипичном для этого места. Сначала Коспарх был склонен считать, что это просто из-за незнания планеты, ее удалённости от всего того, к чему он привык за долгую жизнь, но позже, хоть и с трудом, он принял нашептывания внутреннего голоса. Все признаки указывали на зов «проявления».

Коспарх уже так давно не использовал эти знания. Проявление хоть и было внешне простым, но, в действительности, требовало большого опыта и немалых сил. А использовать его требовалось крайне редко: не часто попадаются существа, к которым Совет Семи желал бы применить «проявление» для выявления их истинной сущности.

Но теперь… он понимал, что не всё на этой планете для него закончено. Он просто обязан был найти того, к кому звало его чутье, хотя предполагал, что добром это не кончится.

***

Её домик на окраине университетского кампуса ничем не отличался от десятков остальных: такие же стены из красного кирпича, тёмная крыша, несколько деревьев и клумб вокруг, подъездная дорожка с небрежно брошенным на ней велосипедом.

Он, наконец, выяснил, где она живет, и, кажется, сумел застать её одну.

Коспарху повезло: занавеска в окне спальни была задёрнута не до конца. Он огляделся вокруг, убедившись, что никакой случайный прохожий не разгуливает здесь посреди ночи, и осторожно, стараясь не быть замеченным, заглянул в окно.

Она спала, свернувшись калачиком на правом боку, сложив руки перед собой. Волосы разметались по подушке огненными сполохами. Блики от уличного фонаря, лившего свет сквозь стекло, играли на белых простынях. В атмосфере совсем не чувствовалось сильной ийкэ, хотя у неё, очевидно, имелись способности. Все было… обычно. Уже это показалось Коспарху странным. Но он всё-таки решил использовать этот шанс, тем более что лучшего вряд ли скоро дождёшься.

Гном постепенно выстроил сложную ментальную схему, которой обучился почти три тысячелетия назад, сконцентрировался и, собрав окружающие энергетические потоки, направил их через центр схемы точно на девушку… Ничего не произошло. Совсем ничего. Ни дымки истинной сущности, ни даже её слабых очертаний не угадывалось в полутёмной комнате. Ничего. Она даже не шевельнулась! Но ведь всё было сделано верно: любому из известных ему существ с лихвой хватило бы этого воздействия, чтобы «проявиться».

Коспарх сплёл зыбкую структуру ещё раз, перепроверил все точки и связи, полностью собрался, соединил всю доступную ему природную энергию в плотный узел и снова послал его к ней.

И остался стоять совершенно потрясённым и оглушённым.

Нет, она не проснулась. Истинная сущность так и осталась недоступна в обычном виде. Но он всё же успел… успел увидеть и различить между её сложенных ладоней лёгкий отблеск того переливчатого, ни на что не похожего огня, который вмещал всю Бездну.

Девушка вздохнула во сне и перевернулась на другой бок.

Может быть, ему просто показалось, может, так причудливо сплёлся свет, может, глаза у него уже были не те. Но нет, он знал, чувствовал всем нутром, что увиденное им реально.

– Она вернулась, – прошептал Коспарх, – она вернулась…

Глава 1

Каменное сердце, 2169 год по земному исчислению

Человек оказался в небольшой комнате, сплошь покрытой розами. Пол, потолок, стены – абсолютно всё было усеяно их тёмно-бордовыми, с почти черной сердцевиной, бутонами. Бархатистые лепестки ловили на себя неизвестно откуда льющийся свет и прятали его в своих складках. Комната казалась живой, медленно плывущей куда-то – так плавно раскрывались и снова сворачивались лепестки захвативших её цветов. Они так и манили прикоснуться к ним, прижаться, чтобы полнее ощутить их нежность и волнующий аромат. Он поддался этому желанию, разулся и ступил на нежный алый ковёр босыми ногами, с наслаждением сделал несколько шагов вперёд и медленно протянул руку прямо к середине стены перед собой, но не дотронулся сразу. Ему вдруг почудилось, что поверхность справа как-то неуловимо изменилась, будто… будто зашевелилась. Но нет, на ней по-прежнему были тысячи бутонов роз глубокого красного цвета. – Как кровь, – подумалось ему, – да нет, глупости, просто тени… Он снова посмотрел вперёд и, наконец, коснулся цветов…

Крик невероятной боли и ужаса, казалось, огласил почти всё левое крыло Дворца Совета. Нечленораздельные звуки длились и длились, нарастая и вновь затихая… но уже вскоре слышалось только тихие стоны, а потом всё смолкло.

Советник опустил рубильник управления трансформацией и устало склонил голову.

– Что я вижу? Неужели уважаемый Акело́д грустит? По повстанцу? Да нет, не может быть. Вы, видно, просто устали, друг мой, не правда ли? – из тени в открывшемся проходе вышел Грейл в своей переливающейся синей накидке, перекатывая в ладонях Малый шар Совета.

– Мудрый танго́рл, как всегда, прав. Да, пресветлый, пожалуй, мне нужно немного отдыха. Подозреваемых становится слишком много, ниузы мало двигаются, жиреют. Это снижает управляемость и беспокоит меня. Да, нужен отдых, чтоб всё наладить… конечно, – Акелод почти поверил себе и сам. – Отдых, да просто, видимо… отдохнуть…

– Подозреваемых много, а толку почти нет. С другой стороны, мы славно потрудились сегодня. Эта трансформация изумительна. Ты отлично знаешь свою работу. Пожалуй, до утра ему хватит, так что можешь быть свободен. Восстанови силы и возвращайся, продолжим…

Дождавшись, пока советник по переговорам уйдёт, тангорл взглянул на большой экран, отображавший всё происходящее в Ментальной комнате: мятежник лежал на земляном полу и его постепенно обвивали зелёные нити тонких лиан, тянувшиеся с разных сторон, и чем больше их становилось, тем быстрее пропадали с его тела множественные рваные раны, похожие на укусы каких-то маленьких, но явно ужасно злобных существ. Только то место на правой руке, где недавно были указательный и средний пальцы, не затрагивалось лианами, текущая кровь образовала небольшую лужицу, но потихоньку впитывалась в пол. Пленник был без сознания и иногда лишь слегка вздрагивал.

А стены и потолок комнатушки по-прежнему заполняли тысячи бутонов, такие же багрово-красные как хорошее вино, притягательные. Посередине стены, противоположной от двери, той, что коснулся пленник, часть роз казалась теперь покрытой росой. Лепестки влажно поблёскивали, словно напившись воды. Но тягучие капли, изредка срывавшиеся с них и падавшие на пол, в действительности были свежей кровью.

Тангорл ещё раз погладил шар, отвернулся от монитора и неспешно направился в свои покои. На лице его играла улыбка.

***

Всякий, хоть раз увидевший долину Грома не смог бы её забыть.

Глубочайшее ущелье лежало в северной части Каменного Сердца, среди пустынных плато, высоких гор, нагромождений скал и утесов, покрывавших всю планету.

Невероятно жаркий каменистый шар, не освежаемый даже постоянными ветрами, с ничтожным количеством растительности и животных, был, как ни странно, сердцем Объединённых миров.

И в единственном месте, где воды сотен подземных рек, опутывающих планету, как сеть, всё-таки выходили на поверхность через многочисленные источники в Страж-горах, стоял дворец Совета Семи.

Нетронутое озеро разделялось у одинокой плоской скалы на два широких потока, которые вскоре срывались вниз с огромного обрыва, падали несколько миль, разбиваясь по пути на сотни мелких струй и брызг. Образующееся облако водяного пара мерцало радужными бликами, окутывая всё вокруг непреходящей туманной дымкой.

Да, на неприступной Срединной скале, над пропастью долины Грома, в чудовищном грохоте водопадов тангорлы и обустроили своё жилище и центр управления государством.

Весь дворец окружала невидимая пелена защитного поля, приглушавшая шум воды и снижавшая влажность, а главное, не позволявшая проникнуть в него посторонним. Попасть сюда можно было лишь по приглашению одного из членов Совета и только по воздуху или с помощью преобразователей. Сухопутного пути не существовало.

Дворец выстроили с высочайшим искусством, сочетающим несравненную красоту с удобством для его обитателей: тангорла, членов Совета, помощников, слуг. Для всех, кроме пленников.

Всю площадь скалы, не занятую грандиозным сооружением, покрывала буйная растительность, зеленью были наполнены и все террасы, и часть крыши дворца, в противоположность остальной – голой и пустынной – поверхности планеты, потому и названной Каменным Сердцем.

На противоположной стороне долины Грома, на другом таком же гигантском обрыве, только в ущелье, расположенном точно напротив Срединной скалы, жил город. Он поражал своим блистающим великолепием, серебристыми фонтанами, зелёными рощами, питаемыми водами из подземных источников, разноцветными платьями жителей и толпами паломников, одетых в снежно-голубые хламиды. Последние привозили с собой самые потрясающие дары и подношения для столицы и Совета, какие видел свет: драгоценности и ткани, книги и технику, экзотические растения, редких животных, и, конечно, невероятные артефакты – всё то, что составляло потом казну Совета в полумифических Хранилищах.

Их влекла сюда, на эту жаркую, как печка, планету главная достопримечательность города: каньон, в котором он располагался, со стороны обрыва в долину Грома был закрыто высокой и широкой стеной, защищавшей город от брызг Великих Каскадов. Посередине этой стены, на уровне чуть выше человеческого роста располагалось маленькое окошко, чтобы посмотреть в него, нужно встать на ступеньку. В это окошко восторженный паломник мог увидеть другой берег, Срединную скалу и, главное, золотые и синие башни дворца Совета Семи, в зеленой короне садов, как будто парящие над долиной на облаке.

Для большинства это была единственная возможность взглянуть на центр Объединённых миров.

Из-за этого окошка город в ущелье так и назывался – Око Каменного Сердца. Он был одним из самых закрытых, но и самым желанным для посещения местом Федерации.

Выбор Совета Семи пал на эту, казалось бы, неблагоприятную для жизни планету по одной причине: та обладала уникальной чувствительной атмосферой, способной подстраиваться под нужды каждого живого существа на ней, как бы создавая вокруг него защитный кокон. Таких условий больше не было нигде в Объединённых Мирах ни в начале их создания, ни теперь. Это было важно для всегда разнородного Совета, для приёма посланников и дипломатов, торговцев, ну и заключения важных пленников.

Кроме того, Каменное Сердце было второй планетой Равновесия.

***

Маленькая, неприметная среди вычурной вязи стенных барельефов дверца бесшумно раскрылась перед ним. Несмотря на совсем недавнее начало службы помощником советника Акелода, Ци́мфу успел изучить дворец лучше многих живших в нём годами.

Часто он недоумевал, почему другие почти не интересуются окружающим. Ну, по сравнению с ним самим, конечно. Закрываются в скорлупках своих должностей и дел и ни на что больше не обращают внимания.

Глупо, разве нет?

С другой стороны, это ему только на руку.

Никто и так никогда его особо не замечал, даже на родине – благо внешность не выдающаяся – но здесь это, наконец, обрело смысл.

Цимфу быстро приспособился проникать в любые закоулки резиденции Совета Семи, вливаться, не вызывая подозрений, в любую компанию, в любой разговор.

Подслушанные беседы, подсмотренные сценки, прочитанные документы, не убранные вовремя каким-нибудь разиней – его осведомлённость о делах Совета и Объединённых миров росла день ото дня. Не сказать, чтобы он этим уже как-то воспользовался, но Цимфу всегда был убеждён, что информация лишней не бывает. Однажды что-то да пригодится.

Дверку эту церитинессец заприметил довольно давно, но полюбопытствовать всё не выходило: вечно в коридоре кто-нибудь торчал. Да и к тому же часто внутрь захаживали Мирри́энаэ́л и Ги́лия, а с ними столкнуться хотелось меньше всего.

Бр-р… Цимфу покрутил плечами, сгоняя появившиеся мурашки. Ну Гилия ещё куда ни шло, хотя просто так бы она ему разнюхивания не спустила, а вот эльф… Приятный, в общем-то, старикан. Но что-то такое в нём было, что одновременно и притягивало, и отталкивало от себя. Бесспорно, из всего Совета он вызывал наибольший интерес, даже больше, чем сам тангорл. Однако подходить к нему лишний раз оказывалось невероятно тревожно.

Вот и сейчас сердце так и колотилось в груди: Цимфу знал, что советник по ийкэ там, внутри – видел, как он прошёл минут пять назад. И надо ж так совпасть, чтоб коридор оказался пуст именно в этот момент.

Это был шанс. Юного соглядатая так и потряхивало от неудовлетворённого любопытства.

Рискнуть ли попасться на глаза Мирриэнаэлу? Стоит ли оно того? Или подождать: дверь-то никуда не убежит?

Желание сунуть во всё свой острый нос взяло вверх. Юноша с опаской скользнул внутрь слабо освещённого прохода. Он не боялся быть услышанным: шаги его были не громче мышиных. Но вот наткнуться на кого-нибудь по пути ох как не хотелось. Попробуй потом объяснись. Ещё выкинут из дворца насовсем.

Однако он не остановился.

Двигаясь медленно и осторожно, Цимфу достиг конца коридорчика и заглянул за угол. Перед ним открылось большое многоугольное помещение высотой в несколько этажей, опоясанное открытыми и закрытыми галереями на разных уровнях.

Большая часть пространства оставалась в темноте, но где-то снизу виднелся ореол яркого света.

Он шмыгнул дальше, за одну из несущих колонн, прикрыл лицо темной полой своего одеяния и протиснулся в угол, к перилам.

Двумя этажами ниже ему открылась округлая площадка, заполненная кучей какого-то оборудования. Вокруг сновали люди.

Цимфу присмотрелся, по обыкновению прищуривая серые глаза: обстановка напоминала медицинскую лабораторию и операционную вместе взятые. В центре, у одного из столов – если так можно было назвать эту колоссальную конструкцию с кучей датчиков, экранов и манипуляторов – стояли трое: высокий худой мужчина в тонком зеленоватом комбинезоне и такой же полумаске, закрывающей нижнюю часть лица, но не могущей скрыть огромный нос; коротко стриженная темноволосая девушка в похожем одеянии, напряжённо вглядывающаяся в развёрнутые перед ней голографические проекции человеческого тела; и Советник по ийкэ собственной персоной, расположившийся чуть поодаль, но внимательно наблюдающий за всем происходящим.

Высокий длинноносый блондин сдвинулся, открывая взгляду лежащую на столе фигурку маленькой девочки лет шести, полуприкрытую простынёй. Верхняя часть её тела была чуть приподнята, словно на большой подушке, черты лица расслаблены, глаза закрыты. Могло бы показаться, что она просто спит, если бы не фиксирующие ленты, обвивающие её поясницу, колени, щиколотки, запястья, локти и лоб.

Мужчина повернулся к эльфу и что-то сказал. К сожалению, слов отсюда было не разобрать, даже по губам, да и говорили они тихо. Мирриэнаэл коротко кивнул.

Носач, в свою очередь, кивнул девушке – видимо, помощнице – и коснулся одного из экранов обеими ладонями. Включился один из манипуляторов. Повинуясь плавным движениям человека, электронная рука поднялась вверх и зависла над девочкой. Слева от стола зажглась лента огоньков, осветившая длинный ряд разнообразных размеров колб и сосудов, наполненных разноцветными жидкостями: в глаза бросались ядовито-жёлтый и ультрамариновый.

Из манипулятора протянулись вниз два десятка тонких гибких трубочек и внезапно впились в маленькое тельце со всех сторон. Девочка не проснулась.

Растворы, смешиваясь, потекли из колб в ребёнка. Тело задёргалось, выгибаясь и корчась, однако она по-прежнему спала.

Процедура длилась не дольше минуты. Всё отключилось так же быстро и чётко, как и стартовало.

Блондин отнял руки от проекции, натянул перчатки, осторожно раскрыл пальцами веки маленькой пациентки и осмотрел глаза, потом ощупал ручки и ножки, оглядывая их со всех сторон, периодически отвлекаясь на изучение каких-то данных на маленьком экранчике, подсовываемом ему ассистенткой. Вроде бы удовлетворённый увиденным, он снова обратился к Мирриэнаэлу. Тот неожиданно расплылся в улыбке и хлопнул собеседника по плечу, довольно громко выражая благодарность за проделанную тем работу, так, что даже до Цимфу долетели обрывки фраз:

– «…для Гвардии…», «… новый состав…», «… модификация идёт лучше…», «… испытать и на нуугах…», «…тангорл будет извещён…».

Они кивнули друг другу, прощаясь.

Церитинессец не стал дольше задерживаться, нарываясь на столкновение с заспешившим наверх эльфом, и поторопился побыстрее убраться со своего наблюдательного пункта. Ему опять повезло, что никто не заметил, как он вышел из открывшейся стены в общий коридор. По крайней мере, направляясь на своё рабочее место, к советнику Акелоду, он шёл в полном убеждении, что удачно провернул это дельце. Хотя нельзя сказать, что его любопытство было удовлетворено. Скорее даже наоборот… Но ещё представится случай…

Прошедший мимо него секретарь какой-то из служб Дворца, достигнув конца галереи, вдруг удивлённо завертел головой, оглядываясь вокруг. Пожал плечами, никого не увидев, и поспешил дальше.

Кем-то тронутый занавес на одной из ниш перестал колыхаться и повис ровными складками.

Глава 2

Э́рму, 2169 год по земному исчислению

Она так много слышала об Обряде за свою совсем не долгую жизнь, что он, в какой-то мере, стал для неё чем-то родственным. Большинство её близких давно уже слились с Полем душ. И вот теперь ей предстояло пройти посвящение самой, так же, как и остальным. И всё же её путь будет особенным.

О́я и остальные сейчас находились неподалёку от берега, на Южном мысе Острова. Её родной островок остался с противоположной стороны и был полностью скрыт за Горой. Казалось, здесь собрались все живущие на Острове – солнечные блики дробились и играли на сотнях тысяч граней кристаллов, усыпавших тела жрецов. Воздух гудел от сливавшихся друг с другом напевов и криков.

Гора поднималась почти отвесной стеной прямо перед ними. В темневшем устье небольшой пещеры поблёскивали синие огоньки, отражаясь от тела и переливчатых одежд ожидавшей у входа Высшей жрицы. Гри́да – высокая и непередаваемо величественная – казалась совершенно спокойной и сосредоточеной на предстоящем Обряде. Она была готова к предстоящему уходу в пещеру кристаллов. Слишком много лет ей довелось служить символом власти на этой планете. Она действительно устала, несмотря на кажущуюся невозможность этого для моренанта, тем более такого уровня. Ей хотелось туда, в сердце Горы, туда, где сплошной кристалл стен сливается с телами и душами ушедших. Время пришло давно, но Грида никак не могла все оставить. Но вот, наконец, преемница была найдена. Оставалось совсем немного до того, как на Эрму начнётся эпоха двадцать седьмой жрицы.

Она подала всем знак рукой, и на Острове наступила тишина.

– Пойдём, девочка, твоё время пришло, – Грида поманила Ою за собой в пещеру.

Несколько шагов по входному коридору, и вот они в центре небольшого округлого зала. Входная шахта уже была вырыта и, представлялось, глядела своим чёрным глазом в свод пещеры, будто высматривая кого-то. Трое высших жрецов – единственные помощники Гриды в этом Обряде – замерли в ожидании.

Жрица, не торопясь, подошла к Ое, коснулась тонкой рукой её плеча.

– Всё изменится для тебя и никогда не станет прежним. Это трудный путь, но ты выдержишь его, я знаю. И Обряд, и всё, что будет после. Ради Эрму и твоего народа, ты выдержишь. Ты станешь новой, и мы станем едиными. Только помни, девочка, твоя сила будет велика, невероятно велика, но она – ничто без твоего народа и без Эрму. Помни…

– Да, Высшая, я буду помнить. Всегда.

– Хорошо, тогда начнем. Да, пора.

Высшая жестом подозвала одного из помощников.

– Принеси чашу.

Он с поклоном удалился.

Двое других жрецов в тот же момент сняли с Ои её мягкую серебристую накидку, оставив девушку обнажённой, расплели её длинные тёмные волосы, дав им свободно струиться по плечам и спине. Потом её руки завели за спину и связали тростниковыми ремнями в запястьях и локтях. Такими же ремнями плотно примотали руки к телу, опутали ноги в бёдрах, коленях и щиколотках.

Вернулся первый жрец, неся в руках большой округлый сосуд с широким горлышком. В чаше плескалась чёрная жижа.

Другой из жрецов по знаку Гриды вытащил из-за пояса богато украшенный нож и подал жрице. Та обмакнула нож в чашу, собрала другой рукой волосы Ои в кулак и отрезала их одним движением. Внезапный порыв ветра тут же унёс их с её открытой ладони из пещеры в сторону моря. Жрица взяла чашу двумя руками и поднесла к губам Ои:

– Пей!

Оя с трудом наклонилась и сделала несколько глотков прохладной солоноватой жидкости. Вся пещера как-будто наполнилась негромким монотонным гулом, похожим то ли на далекое пение тысяч голосов, то ли на столь же отдаленный рокот волн, бьющихся о берег.

– Хорошо, девочка, – промолвила жрица и вылила остаток жидкости во входную шахту.

Чаша исчезла из её рук. Кристаллы, покрывающие тело Гриды, блеснули особенно ярко, несмотря на полумрак в пещере. Она подняла руку к голове и с усилием отломила часть центрального кристалла своей короны. Крупный, размером с кулачок младенца, камень налился светом в её ладони, став похожим на маленькую голубую звезду.

– Сейчас, Оя, я прощаюсь и приветствую тебя, – жрица смотрела прямо в глаза девушке. На её лице читались одновременно сожаление и облегчение. Губы дрогнули в улыбке.

– Сейчас.

Именно в этот момент Оя в полной мере осознала, какой шаг ей предстоит. Это пугало и восхищало. Но, в любом случае, пути назад уже не было. Девушка ещё раз взглянула в глаза Высшей и открыла рот. Жрица осторожно вложила в него кристалл. Оя почувствовала, словно свет заполняет её изнутри.

– Опускайте!

Трое жрецов бросились выполнять приказание Высшей, пока ещё Высшей. Ою бережно опустили в шахту. Её ноги по щиколотку погрузились в мокрый песок. Жрецы исчезли.

Грида склонилась над узким отверстием:

– Будь сильной, девочка. Помни. А я ухожу туда, в сердце Горы. Мы будем ждать.

Она выпрямилась, развернулась и тихо ушла вглубь переплетающихся коридоров, похожая на синий туманный призрак.

Ою охватывало сияние. Она чувствовала тепло и свет, любовь тысяч её сородичей вливалась ей в сердце. Радость пронизывала её всю, с головы до пят.

И тут пришла вода.

Шахта внезапно и практически мгновенно заполнилась морской водой. Она заливалась девушке в глаза и уши, накрыла её с головой. Дышать стало невозможно. Оя забилась, пытаясь вырваться туда, наверх, к пещере, сделать хоть один вдох. Но путы практически обездвижили её. Песок на дне как кандалы сковал ноги. Кристалл будто бы врос в нёбо и язык и не давал открыть рот. Вода была кругом, она бурлила и пенилась. Лёгкие Ои жгло огнем. Радость испарилась. Остались только всеобъемлющий страх и осознание смерти. Она умирала и знала это и, хуже всего, знала, что так и должно быть, но все равно не могла сопротивляться охватывающему её ужасу.

Вдруг дно ушло из-под ног. Оя стала опускаться глубже. Песок и вода смешались и бурным потоком, вбирая соль и кристаллы со стен, понесли её по извилистым ходам – червоточинам, которыми было изъедено всё основание Горы и Острова.

Кристалл во рту девушки ярко вспыхнул. В мозг словно вонзились тысячи раскаленных добела и одновременно ледяных игл. Её сознание разделилось, одной частью чувствуя боль, крупинки соли и песка, впивающиеся в плоть, погружающиеся в каждую его клеточку, словно пытающиеся выдавить её, Ою, из собственного тела. Другая же часть сознания отделилась и наблюдала со стороны, как это тело проносится по узким каменным коридорам, открыв уже ничего не видящие глаза, следила за текучим голубым сиянием, озарявшим его. В какой-то момент эта часть словно встрепенулась, увидев вдали серебристое облако, и рванулась в его сторону, как будто все силы мира тянули её туда. Облако постепенно стало ближе, и вот уже её сознание погрузилось внутрь и тут потеряло все ориентиры в мерцающем мареве. Она пыталась сосредоточиться. Холод и жар накатывали волнами, отзвуки омывающей тело воды заглушали далёкую тонкую мелодию. Та, другая часть её всё ещё хотела выжить, никак не могла отпустить оставшиеся крохи надежды. Но жизнь мешала ей, мешала услышать. Оя поняла, она больше не должна, не может жить. И она умерла.

В тот же момент она почувствовала, как сознание снова становится целым, и слилась с облаком. Это было вовсе не облако. Она, наконец, попала в Поле душ. Все они собрались здесь, все тысячи живших до неё. Каждый из них служил частью той самой мелодии, мелодии радости, любви и покоя. Музыка оплела и пронзила её, и Оя ощутила вливающуюся внутрь силу, увидела мир чётко и ясно, словно через волшебное стекло, каждую крошку и черточку Эрму. Эта сила была невероятна, ошеломляюща, но совершенно не сравнима с общей силой, силой соткавших эту мелодию.

Кристалл вспыхнул снова и растворился.

Оя улыбнулась и словно выпала из облака назад в своё собственное тело, которое тоже не осталось прежним. Она надела его как платье и всплыла вновь целой в Песчаном озере, у входа в пещеру кристаллов.

Весь подземный зал, занятый священным водоёмом, сиял огнями. Синий с серебром свод уходил вверх ярдов на двадцать. Берег заполняли жрецы. Сейчас их было сорок девять. Они стояли в два ряда, образуя проход ко входу в пещеру кристаллов, обратив свои взоры на озеро. Вскоре белёсая поверхность пошла мелкими волнами и в его центре поднялась она, двадцать седьмая Высшая жрица Эрму. Она огляделась и направилась к берегу. Густая илистая масса озера мягко расступалась перед ней. Оя ступила на сухую землю, и жрецы поклонились, приветствуя её.

Она стояла перед ними, высокая, стройная, с переливающимся как россыпи алмазов телом. Волосы исчезли, вместо них её голову покрывали невероятные наросты и скопления крупных кристаллов, образующие прекрасную и неповторимую корону.

Высшая жрица также склонила голову в приветствии, выпрямилась и устремила взор на вход в пещеру:

– Свершилось. Я иду к вам.

***

Полуг, 2169 год по земному исчислению

Ушастая мальчишечья мордочка высунулась из входа в пещеру. Серые щёки растянулись в подобии улыбки, когда парнишка разглядел с высоты третьего яруса собравшуюся внизу группку друзей. Махнув им рукой в знак того, что он их заметил, юный ббург обернулся и уставился обеими парами глаз во внутреннюю темноту своего жилища.

– Ма-а-ам! Я выйду, а?

Гладкие своды усилили ещё слабый голос, превратив его в почти взрослый.

Сверкнули и приблизились четыре красных огонька: мать, как обычно, смотрела чуть подозрительно.

– Просто выйдешь? Зачем?

– Да просто поболтать. Ну… там все, ты ж знаешь, – он лишь капельку запнулся, но мать, конечно же, этого не упустила.

– Поболтать, говоришь? – она тоже выглянула наружу, покачала головой и снова обратила внимание на сына. – Знаю… ещё бы мне ваши затеи не знать. Наверняка ведь побежите на станцию. Новый отряд же сегодня забирают, или я ошибаюсь?!

Её пристальный взгляд, казалось, проникал в каждый закоулочек его мыслей.

Букс покаянно вздохнул: отрицать было бессмысленно.

– Ну, ма-ам… – протянул он, – мы издалека, только взглянем. И недолго, да.

– Только взглянем… как же. Ладно уж, бегите, только держитесь подальше от платформ: ещё задавят вас ненароком в суматохе.

– Какая ж там суматоха?! – возмутился мальчишка. – Там такой порядок – ого-го! В нууги суматошных не берут, я знаю. Я всё-всё уже знаю про набор. Вот вырасту и тоже пойду в добровольцы. Войско Совета, представляешь?

Була только прикрыла глаза: не первый раз уже слышит она от него такие речи. И откуда это взялось?!

– Сынок, что ж хорошего в войне?

– В войне? В какой войне? Мам, ты ничего не понимаешь. Нууги не для войны: они помогают в открытии и присоединении новых миров. Новых миров, совсем других – больших, просторных. Не то что наша теснотища. Путешествия, полёты среди звёзд…, – он мечтательно зажмурился, – другие планеты, другие города. Может, даже Око увижу, а?!

– Может… оно так-то, конечно… но зачем в нууги? Твой отец…

– Отец… – фыркнул, перебив её, Букс. – А что отец? Вечно на этих своих вахтах пропадает. И себя гробит и зарабатывает… ну, не так чтоб много. Сколько уж живём в этой старой пещере? Нет, это не по мне. Я – ббург, мы рождаемся воинами! – он подбоченился, гордо выпятив грудь и расправив плечи, только-только начавшие покрываться типичными взрослыми буграми и шишками. – Да! Я пойду в нууги, так и знай.

– Куда б попали твои нууги без топлива, которое делает твой отец?! Но ладно… ладно, – она не стала спорить, – пусть пойдёшь, но надо подождать, согласен?