Хлыновск

Даже не знала, что Петров-Водкин писал еще и книги. Вот действительно, талантливый человек талантлив во всем. Книга понравилась, она какая-то очень теплая и настоящая. Слушается на одном дыхании. Рекомендую!

У меня давно уже была в планах книга Петрова-Водкина «Пространство Эвклида», но собравшись ее читать, я обнаружила, что это вторая часть его автобиографической дилогии, а первая – называется «Хлыновск». Так что логично было начать с начала.

Надо признать, что это оказалось завораживающее чтение. Автор начинает с рассказа о своих предках по линии матери и отца (первые главы так и называются). Звучит несколько занудно, но на деле это вовсе не унылые воспоминания. Ну знаете, бывают такие книги, где ты через строчку задаешь себе вопрос, зачем тебе читать про этих незнакомых неинтересных людей. Здесь все не так.

Во-первых, это больше всего рассказы про быт, что мне всегда интересно. Это множество любопытнейших деталей и мелочей, которые больше, пожалуй, нигде и не почерпнуть. Например, никогда раньше не слышала про «дружбы» - мини-артели из 4-5 работников, которые собирали, чтобы жать уродившийся хлеб. Идеальная дружба работала «серп-в-серп». А сами серпы были чуть ли не именными. Их затачивали специальным образом, с не меньшей тщательностью, чем в моем детстве фигурные коньки. Кстати, оказывается, жать хлеб приезжали татары – как на сезонную работу. И работали даже ночью!

Еще меня поразила история про корь.

"Был такой случай, о котором мне с жутью рассказывала мать. Принесла она меня — крошку навестить бабушку, не зная, что у нее в доме в полном разгаре корь. Все мои двоюродные братья были в сыпи и в жару.

— Не бойся, — говорит бабушка, — это хорошо, что ты пришла, Анна Пантелеевна, внучку это на пользу будет…

Она распеленала и положила меня между болящими и отерла их бельем…"

Мать Кузьмы была в шоке, но ей потом объяснили, что это способ дать малышу легко переболеть корью. Вполне себе прививка живой вакциной. Но кто тогда вообще о таком знал.

Местами встречается не менее удивительное. Одного из мужиков наполеоновские солдаты саблей ударили так, что «голова пополам разрублена… Ну, тут ему лошадиным пометом голову умазали, да кушаком натуго перевязали… Так дяденька Митрий неделю в себя не приходил, а потом справился — отоспался, значит». Как тут не вспомнить «Федота-стрельца»: «спробуй заячий помет, он ядреный, он проймет».

Или вот, о торговцах зерном:

«С одиннадцати-двенадцати лет сынишка входил в дело отца на самое нижнее место. Здесь он начинал понимать причинную цепь торговли. Самое, казалось бы, незначительное поручение, в последовательности шестерен огромной машины, отражалось большим событием наверху, где сотнями людей двигалось зерновое богатство, реками, каналами, озерами, океанами до отдаленнейших голодающих чужеземцев. В шестнадцать лет такой юноша ходил уже приказчиком. Его женили, он обрастал бородой, тучнел и делался правой рукой отца и неотличимым от него по виду».

«Гимназию обычно эти жертвы цивилизации не кончали — по обоюдному соглашению отцов и детей наука обрывалась четвертым классом».

Во-вторых, я осталась в полном восторге от языка. Это совершенно дивный, очень образный, сочный, яркий язык, что видно уже по приведенным фрагментам. И при всем при этом совершенно не скучный и вдобавок еще и лаконичный, причем каждый человек у него говорит своим языком.

Вот, например, вспоминает Кузьма о своих бабушках:

«В них уют и творческая тишина. Они, как мягкие деньки июня для наливающегося колоса».

Или мама Кузьмы рассказывает свою жизнь и уточняет: «Оттого так и виделось, что молода была. Жизнь-то передо мной скатертью развертывалась, а теперь она на салфеточке — тут вся…». Кстати, ее звали Аненка – неожиданное уменьшительное от Анны.

Отца Кузьмы забрали в солдаты, когда он сам был еще совсем мелким мальчишкой. Через некоторое время мама взяла его в охапку и приехала жить к мужу. Сейчас это кажется обычным делом, но мне представлялось, что раньше такое было невозможным. С офицерами другое дело, но с солдатами…

Какое-то время Кузьма вместе с мамой живет в доме богатых купцов, куда она нанялась служить, а он подрабатывает в саду. И это любопытнейшее описание жизни дворни. А несколько строк о господском саде просто полны солнечного света:

«Здесь, любовью человека поощренный, разлагался во всех нюансах солнечный спектр в лепестках, венчиках и в шапочках цветов и вспыхивал пурпуром, синевою и желтым на корпусном сложном, зеленом цвете листвы».

Глава о Волге – трогательно лирична, хотя в основе ее и лежит несколько драматических историй.

«Пусть меня обвиняют в квасном, географическом патриотизме, но, чтобы остаться правдивым до конца, я должен не только сказать, но воскликнуть: «Только на Волге, только в Хлыновске бывают такие весны». Весны, когда дышишь, купаешься воздухом сквозь всякие стены и запоры, сядь хоть в подвал винного склада Солдаткина, закрой двери и ставни — и там пары алкоголя не в силах унять неуемные ароматы весны… Поднялись зеленя. Засели яблоки. Ростками, тычинками распушились огородные гряды, появилась завязь. На Волге показалась первая отмель песку. Дрогнула весна, опалился краешек ее летом. Не до ученья. В голове Волга, в ушах плеск ее теплых, набегающих на. берег валов. Теплота и прохлада, обнимающая тело».

А дальше пример точности наблюдений:

«Самое губительное на воде, вдали от берега — это подумать об усталости. С этой мыслью явится и сама усталость, тогда сейчас же заломят мускулы, начнут деревенеть руки. Цель окажется невероятно далекой. Перестанут увещевать сознание уже сделанные тобой четыре пятых пути, что возвращения без передышки не осилить… Начнется утомительнейшее для уставшего пловца опускание вниз в поисках ногами дна. Вода становится врагом: она теряет плотность, расступается от малейшего мускульного движения, не обо что упереться плывущему в такой воде.

Пропитана яблочным запахом глава о поре сбора урожая:

"В это время все запахи стираются одними: идите в горы, поезжайте на остров, — всюду не покидает вас аромат сотен тысяч пудов перевозимых, переносимых, укрывших обе наши базарные площади, яблок. Люди не садовых мест не знают этого запаха в такой мере, потому что яблоко, хоть на час попавшее в подвал или погреб, теряет этот девственный запах, равно и вкус, и плотность, свойственные фрукту, не расставшемуся с воздухом. На этом ведь и основаны местные курсы лечения фруктами, хранящими в себе полностью запасы солнца и воздуха данной страны".

Последняя глава – о холере, читается просто с замиранием сердца, настолько жутко и одновременно с тем буднично она написана.

Вообще, эту книгу хочется бесконечно цитировать. Но мне очень понравилось еще и другое. Безграничное уважение и теплота, с которой она написана. Здесь нет никакого выпячивая собственного я, но зато масса внимания к окружающему пейзажу, людям, будничной жизни.

В общем, это дивная совершенно вещь, которую искренне рекомендую. А я приступаю ко второй части.

Замечательно и само произведение, и чтец бесподобен. Огромная благодарность Вам Непонятно только, почему этот отзыв должен содержать не менее 120 символов?…

Удивительным образом память человека выбирает из детских переживаний разные моменты-весёлые и грустные. Этими переживаниями поделился с нами Кузьма Петров-Водкин, детство и юность которого пришлись на конец 19 века. Несомненно интересные воспоминания.

Довольно интересная книга о крестьянском житье - бытье в 19 веке, хорошо прочитана. Но если вы хотите узнать о Петрове- Водкине художнике, то это не сюда.