На перламутровых облаках

Она превзошла Триандру, и надо бы радоваться, но девочка потеряла эту способность. Все оказалось зазря, ведь мать так и не заметила ее, не похвалила и не полюбила.

А друзья-мальчишки крепко спали вечным сном.

Но Ирен не хотела отступать.

***

Когда отчаявшаяся девочка получила сердца всех ровесников, она начала завлекать и гостей матери, надеясь, что та разозлится и, наконец, одарит вниманием.

Когда чудовище похищало сердца мальчиков, жителям и в голову не приходило, что их тела лежали вблизи дома Триандры. Горе застилало их глаза.

Но сразу вспомнили о хозяйке дома, возле которого теперь умирали мужчины.

Следующей ночью самые храбрые и неискушенные мужья до рассвета не отходили от злополучного особняка.

Под утро гость, словно во сне, вышел из дома и направился в сторону сада. Триандра же не смыкала глаз, и не зря. Ее напугало поведение ухажёра.

Она последовала за ним и тут же была поймана местными, которые решили, что цветочница и был тем дьяволом, который убивал их детей.

Но кавалер уже возвращался из сада после встречи с чудовищем. Он завалился прямо у калитки.

Вот тут-то и вспомнили соседи о дочери Триандры.

Даже самые храбрые побоялись заходить в сад.

Лишь хозяйка дома пересилила себя. Триандра вошла в сад..

Там простирались заросли из ранее невиданных высоких стеблей с зубчатыми листьями. Словно гроздья винограда, на них висели ярко-малиновые крохотные сердцевидные цветки с беленькой капелькой посередине – слезой, что оплакивала украденное сердце. Среди цветов стояла Ирен.

Лицо ее сияло от улыбки, глаза не верили, что мать глядела прямо на нее.

Девушка вынула сердце из своей груди и почувствовала, как оно бьётся в ладони. Она ощутила себя живой и обрадовалась, когда заметила ужас и испуг в глазах матери.

Наконец-то! Ирен, улыбаясь, подошла к Триандре и, положив в ее руки сердце, попросила закопать среди новых цветов, а затем упала замертво…

… Много месяцев прошло с той поры.

Во дворе Триандры как прежде цвели пышные желтые колокольчики, но отныне это были обыкновенные нарциссы с приятным запахом, которым можно насладиться, но не опьянеть.

Среди них был один особенный с розочкой посередине. Это был махровый нарцисс, гораздо красивее и привлекательнее других.

Но у Триандры он не вызывал неприязни и отвращения. Наблюдать один несравненный цветок среди поля из обычных нарциссов гораздо спокойнее, чем видеть подле себя живое его олицетворение.

Вокруг же махрового нарцисса ярким ковром раскинулось целое поле из дицентры великолепной, в обиходе называвшейся "разбитое сердце".

Перламутровые облака
(Рождественская сказка)

Привет, милый друг!

Надеюсь, ты не злой толстый котик и не сумасшедший единорожек с разноцветным хвостом, потому что эти товарищи ужасно утомили меня, но про них я чуть позже поплачусь.

Сейчас же хочу представиться.

Имён у меня много – Калесей, Селекай, Лалекола, Чакелали, Веалоки, Нилавиле…

Короче, просто Лелик.

Живу я в неприметном забытом городишке, в самой нижней части кучевых облаков. Здесь обитаем мы – низшие – единорожки с радужными хвостами, обстоятельные коты и жеманные ангелочки со своими нимфочками.

Над кучевыми облаками начинаются перистые, потом слоистые, все выше и выше, над ними перламутровые и серебристые, а там космос!

Туда нижним не попасть, там живут звёзды, вечно плачущая Луна и боги; а мы – просто челядь, ютимся на кучевых облачках. Но я-то уверена, что мое место не здесь.

Скорее всего, волею судьбы я упала с перламутровых облаков, иначе не могу объяснить, почему чувствую себя абсолютно чужой в кучевом городке.

Соседи и окружающие надо мной смеются. Они говорят, что если я и упала то, скорее всего, с астероида, прилетевшего из другой галактики, ведь более глупого существа не найти в небесном пространстве.

Поэтому меня не хотят принимать, и дело не только в моей глупости, или именах, которых у меня слишком много. Я ничего не знаю о моих родителях..

Наверное, я была зачата искусственно, ведь во мне много черт от разных существ. Насколько мне известно, у кота и радужного единорожка потомства быть не может, потому что они принадлежат к разным видам.

Хотя здорово бы посмотреть, кто выйдет из такого союза – летающий кот с радужным хвостом, или когтистый единорожка с кошачьей мордой?!

Как-то же я получилась такая – не крупнее того же кота, только у меня нет шерсти, когтей и лап. У меня руки и ножки, да и вообще я больше похожа на человеческого детеныша, но очень-очень маленького.

Ушки у меня большие, длинные и пушистые, как у зайчика. Я люблю украшать их серебристыми бантами из звездной пыли, если ее удаётся отвоевать у жадных котов.

Лицо тоже похоже на человеческое, только глаза побольше и выпученные, а нос тоненький и длинный.

Частенько на него садятся случайно заплутавшие птицы-моржи. Они считают, что мой нос – древесная ветка и сидят на нем, пока я их не смахну ручкой. Пусть, я не в обиде.

Ещё у меня есть хвостик, он такой же пушистый, как и уши, но на заячий не похож, скорее, как у белки; и на него я тоже надеваю бант.

Иногда мне кажется, что один из моих родителей заяц, ведь именно от него мне и достались пушистые уши и хвост, а другой родитель, скорее всего, стрекоза или бабочка, ведь у меня есть крылья, которые я могу снимать и надевать.

Бабочке и стрекозе такое не под силу. К тому же, мои крылышки больше похожи на лебединые – с белоснежными пышными пёрышками.

Домик мой стоит на облачке, и его, как и меня, тоже недолюбливают. Он трехэтажный, высокий, правда, узенький, в нём много маленьких комнаток. Со стороны кажется, что домик хрупкий и вот-вот развалится, но он крепкий и очень яркий – лилово-розово-фиолетовый – и напоминает крохотный воздушный дворец.

Я считаю, что вместе с ним и упала с перламутровых облаков.

Соседи мои – ворчливые толстые коты. Ещё есть ангелок-нарцисс со своей красноволосой суженой, они живут прямо над моей крышей.

Ангелок – обычный бездомный бездельник. Дом ему не нужен, он считает, что его жилище везде.

Он постоянно спит и храпит, но почему-то именно над моим дворцом!

Пока он лежит на облаке, его красноволосая суженая от скуки, раздобыв откуда-то толстый стебель курчавой травы, привязала ее концы к рукам ангелка, соорудив причудливые качели, и качается от зари до зари. Ногами всю мою крышу отбила!

Эта парочка еще полбеды. Толстые коты хлопот больше доставляют.

Живут они в норах, сотканных из облаков, вечно шумят, орут и воют.

Когда высоко над нашим городком пролетает комета, с ее огненного хвоста сыплется золотой дождь – это смесь из звездной пыли, серебристых камушков, алмазиков и драгоценностей.

Все алмазы успевают забрать существа с высоких облаков, а нам достается лишь пыль.

Правда, алчные коты ради драгоценных алмазов тщательно пылесосят облака. После их "уборки" облака напоминают тонкие кусочки сыра с дырочками. Как бы ни старались алчные котяры, весь оставшийся смак собирают единорожки на радужные хвосты.

Единорожки, словно земные, не помню их названия, с пушистым брюшком насекомые, которые добывают сладость из цветов, жужжат до тошноты, летают роем и собирают звёздную пыль. Живут они в гигантском облаке, которое заполонено дырками-норками, где они и спят.

Радуга из хвоста, словно магнитом цепляет все кристаллики пыли и сияет ярче. Насытившись пылью, единорожки улетают, а за остатки уже борются коты и ангелки-бездельники.

Я же не борюсь. Если что-то достанется, собираю, но насильно в драку не лезу.

Потому что даже простая пыль очень ценна.

Из нее я шью банты для ушей и хвоста, и из нее сотканы мои любимые полосатые колготки.

Еще у меня есть роликовые коньки. В них я катаюсь по крышам человеческих небоскребов…

Толстые котики самые алчные кучевые жители. Они, как и я, считают, что им не место на кучевых облаках, потому возомнили себя истинными владыками звёздного неба.

Из пыли мой сосед – жадный кот шьёт звёзды и луну.

Вокруг своего дома он развесил много веревок, и на них прицепил кучу звёзд и месяц, и сидит весь такой в "космосе".

Он уже столько их вышил, что, кажется, будто я улетела дальше перламутровых облаков до самого центра Млечного Пути!

Правда, ему приходится мыть и стирать искусственные звёзды, а потом он их отутюживает и вновь развешивает.

Я же собираю остатки пыли, но жадные коты косо на меня смотрят. Я не шью из нее перламутровые облака, ведь у меня есть домик-дворец, на котором я с них и упала.

Почему я так уверена? Расскажу: однажды со мной приключилась удивительная история, после которой мои ногти навсегда прибрели ярко-фиолетовый оттенок.

Как-то рано поутру я все-таки решилась на путешествие до перламутровых облаков.

Правда, ничего не получилось, я сорвалась и так больно приземлилась, что до сих пор слезы на глаза наворачиваются.

Помню, я летела и летела, без передышки, лелея надежду, что скоро приближусь к мечте.

Под конец моего путешествия я так устала, что не могла шевелить крыльями, а просто карабкалась наверх, руками хватаясь за облака. Я разрывала их на кусочки, напоминавшие крохотные меренги.

Подняв голову, я заметила, что кучевые облака расступились, но за ними открылась пропасть. Изо всех сил я поднялась до самого верха облачной горы, как вдруг, нечто так сильно хлопнуло меня по пальцам, что я с криками сорвалась и полетела вниз…

Приземлилась я прямо на крышу своего дворца.

Он всегда напоминал мне красивое пышное безе, и я очень удивилась, как он не разлетелся на сотни лиловых крошек.

С тех пор два ногтя на пальцах правой руки и один на пальце левой стали ярко-синего цвета с красивым нежно-фиолетовым оттенком.

Пальцы сильно болели, но горько почему-то было в груди, ведь я почти приблизилась к мечте, но она не пустила меня к себе, только оставила печать на моих ногтях.

…

Чтоб развеять тоску по несбыточной мечте, по ночам я надевала пушистые крылья и улетала от скучного и тоскливого мира облаков в волшебный мир на земле.

Как он загадочен и интересен! На какое-то время я даже переставала грезить о перламутровых облаках, пока гоняла на роликах по крышам небоскребов. Зимой по тоненькому льду кататься было особенно в радость.

Люди, конечно, страшные и уродливые создания. Поначалу я их боялась до жути, но потом привыкла и не страшилась подлетать ближе и наблюдать, как они спят. Они меня не замечали, не слышали и не видели, даже когда я садилась на подоконник и стучала в окошко. Мне тогда начало казаться, что я не существую.

Странное дело! Я была посреди сотен людей, но совсем одна! С ума сойти можно! Уж лучше вернуться к противным котам, и пусть они ворчали, но хотя бы не игнорировали меня и обращали внимание. И я возвращалась.

Люди не умели летать, у них вообще крыльев не было! Они ходили по твёрдой земле, переставляя ноги. Шерсть на их головах напоминала тонкие-тонкие нити. Кстати, коты здесь тоже жили, но они были намного меньше и глупее. Своих домов у них не было, жили они у людей. Их там и кормили, и поили, и даже любили. Но земные коты никогда не смотрели на небо, они были поглощены своими земными делами.

А как весело было глядеть на небо с земли!

Звёзды казались такими далёкими и нереальными, особенно, если облака относило в сторону ветром.

Но с земли моя мечта о перламутровых облаках казалась совсем уж несбыточной – так далеки они были.

Я решила прекратить катание по небоскрёбам и быть ближе к мечте – на ненавистных кучевых облаках.

В последнюю ночь на земле, я сидела на крыше дома, откуда частенько глядела на небо.

Интересно, как бы выглядели перламутровые облака, если посмотреть на них прямо отсюда?! Наверняка, прекрасное зрелище…

Я смотрела на небо и умоляла его показать перламутровое царство, но оно не спешило.

Я болтала ногами все сильнее, как будто моя злость и отчаяние быстрее бы прошли.

Тут кто-то крепко ухватил меня за ногу и резко потянул. Я сорвалась и грохнулась прямо на балкон. К счастью, он был прямо над той частью крыши, где я и сидела. К тому же, до меня дошло, что тот, кто дёрнул меня за ногу, был хозяином балкона.

Через балкон в дом было не войти, то есть дверь отсутствовала, но было окно. Оно открывалось внутрь.

Перед ним стояла решётка, а за ней находился человек и держал в зубах мой роликовый конёк.

Я посмотрела на свои ноги.

Какой ужас!!! Как он умудрился зубами через решетку стянуть мой конёк?!

Он что, видит меня?

Я медленно подняла глаза и осторожно посмотрела на вора. Обычно взгляд у людей пустой и безучастный, ведь они не замечали меня. Этот же отчётливо знал, кто перед ним.

Я испугалась до смерти! Это был странный человек!

Без шерсти на голове, лицо серо-зеленое, худое, аж скулы торчали. Он одевался в белое платье, но явно не был девочкой. Руки он засунул в длинные рукава и скрестил на груди, так, что не мог ими пошевелить.

Он раскрыл рот, мой конёк с грохотом полетел на пол, человек, улыбаясь, приник к решетке.

Он двигался вперевалочку и выглядел совсем как гусь. Наверное, потому что у него руки спрятались, и длинное платье облегало тело.

Гусь почти просунул сквозь решётку худое лицо.

– Наконец-то я тебя нашёл! Уже неделю наблюдаю, не могу никак заговорить с тобой! А ты можешь пролезть через решетку! Давай, пролезай, поболтаем!

Лучше бы я на всю жизнь осталась на кучевых облаках в обществе толстых котов и жужжащих радужных единорогов, чем полезла бы в берлогу к этому гусю!

Но взгляд упал на конёк, и пришлось-таки за ним лезть, да и руки у человека были связаны – не обидит.

Гусь ловко отошёл от окна и плюхнулся на скрипучую кровать.

Я пролезла через решетки и оказалась в маленькой полупустой комнате.

Я осторожно подняла свой конёк и надела его.

Полы были гладкие и ровные, не то, что крыши домов, и я невольно проехалась. Гусь расхохотался, и мне показалось, что это не смех, а гусиный гогот.

Но он резко перестал гоготать.

За дверью послышались шаги.

Там кто-то прислушивался. Гусь молчал, и я тоже и глядела на дверь.

Если гусь меня видел, может те, кто за дверью тоже? Но если они не такие добрые, как гусь?

Я испугалась и забралась под кровать.

За дверью послышались затихающие шаги.

Гусь опять засмеялся, но очень тихо.

– Зая, выползай, никого нет! У нас есть еще немного времени, пока не закрыли окно.

Значит, всё-таки мой родитель заяц?! Иначе, почему гусь так меня назвал?!

Я выбралась из-под кровати и залезла к нему на колени. Тот улыбался так счастливо, как если бы нашел перламутровые облака.

– Откуда ты знаешь, что я заяц?! Разве я похожа на зайца?! Или ты знаешь, кто мои родители?!

Гусь опять захохотал:

– Откуда мне знать, кто твои родители?! Зая – это просто обращение!

– Значит, я буду обращаться к тебе – Гусь! Кто ты такой, Гусь?! И почему ты меня видишь?!

"Гусь" не обиделся на подобное заявление, а снова засмеялся, потом успокоился и кивнул.

– Видишь ли, я особенный Гусь! Волшебный! И я могу тебя видеть! Я сказал об этом им, – он посмотрел в сторону двери. – Но они не верят мне, потому что они не особенные, вот и нацепили на меня это платье.

Я не поняла в чем связь между способностью видеть меня и белым платьем, но не стала уточнять, а спросила:

– А зачем ты с ними живёшь?! Они твои соседи?

– Ха-ха, нет, они.. эээ.. мои друзья!

– Но если они не верят тебе, и они не особенные, зачем ты с ними дружишь?!

– Вынужден. – Вздохнул Гусь.

– И ты здесь давно?

– Да, уже несколько месяцев.

– Ого! Так на земле всех особенных людей одевают в такие платья, как у тебя?!

Гусь опять расхохотался, но как-то вымученно и с тоской.

– Да, за то, что мы видим волшебство, приходится расплачиваться и надевать платье.

– Но за что именно друзья надели на тебя платье? Несколько месяцев назад меня здесь не было!

Гусь как-то совсем поник.

Я взлетела с его коленей и уселась на полу. Он плакал и плакал, словно маленький. Когда, наконец, перестал реветь, сказал:

– Я здесь оказался из-за перламутровых облаков.

– Из-за чего?! – я вскочила и сделала прыжок на коньках. – И ты знаешь, где они?!

Гусь поджал губы и медленно покачал головой:

– Если б знал – нашел, и не был бы здесь.

– Но я тоже их ищу! Они – мой дом! Я там родилась, но мне приходится жить на кучевых облаках в обществе толстых котов и прочего сброда.

Гусь ошарашено глядел на меня и хлопал глазами:

– Знаешь, зай, – начал он медленно и как-то боязливо. – Хорошо, что мои друзья тебя не видят, а то уже давно бы носила такое же платье!

– Ага, если бы поймали! – съязвила я. – Так ты мне скажешь, где искать перламутровые облака?

– Если б я точно знал!

– Но ведь они существуют? – волнительно спросила я под звуки бешено стучащего сердца.

– Конечно, а как же иначе?!

Я громко закричала и захлопала в ладоши:

– Я знала, знала, что была права! И пусть никто не верил, но есть один волшебный Гусь, то есть человек, который поддержал меня! Жаль, что он на земле. Жил бы со мной на кучевых облаках, друзья не надели бы на него платье с длинными рукавами. Пусть бы котики дразнили, но все же это было бы лучше.

– Но я точно знаю, что их не встретить случайно. – Шёпотом сказал гусь, как будто кто-то подслушивал за дверью.

– Почему?! – громко спросила я, не боясь быть услышанной.

– Они очень-очень далеко, там, где мороз и холод. Сильный холод. Зима. Чтобы они появились, нужно усыпить солнце. Убаюкать как ребенка. Как только оно уснет, облака появятся. Они рождаются перед рассветом, когда солнце уже собирается вставать, но нельзя его будить раньше времени! Иначе все испортишь! Только в это время их можно увидеть. Поэтому не мудрено, что ты так и не нашла их.

– Значит, нужно всего-то знать, когда лететь и куда лететь! Это здорово! Ты поможешь мне?!

– Но как?!

Гусь совсем поник и приуныл:

– Никак…

– Я помогу тебе! Давай, освободим твои руки, снимем это платье!

– Нет, – он с грустью покачал головой, – прилетай завтра. Я кое-что придумал! Завтра ты увидишь перламутровые облака!

– Но как?! Ты же сам сказал, что здесь неподходящее место. Отсюда их не увидеть! Нужно лететь!

– Нет, зай, не беспокойся! Я покажу тебе их прямо отсюда. Из этой комнаты, а условия мы сами создадим! Только прилетай перед сумерками, чтобы солнце не успело уснуть. Мы убаюкаем его, и перламутровые облака появятся! К тому же в это время открывают окно на балкон!

– Хорошо, дорогой Гусь!

Я подлетела к нему и крепко обняла.

Гусь снова расплакался, а потом отстранился и, пряча заплаканное лицо, тряс им в сторону окна, прося улетать.

Я пролезла на балкон и вспорхнула, а Гусь улёгся на кровать лицом к стене и бесшумно трясся от рыданий… Обернувшись, заметила, как в комнату к Гусю зашёл другой человек. Он был тоже в белом платье, но руками свободно шевелил. Он что-то делал с Гусем, но я не стала приглядываться и полетела дальше.

На следующий день уже в обед я была на крыше дома, где жил волшебный Гусь. Так не терпелось мне взглянуть на перламутровые облака!

Но пробраться к товарищу я никак не могла, в его комнату постоянно заходили другие люди.

Они что-то делали с Гусем, а тот плакал и плакал.

Человеки, наверное, хотели успокоить его, а он не унимался и повторял одно и то же:

"Она их не увидела… она не успела, а я покажу, разве это плохо?"

Вот вошла полная тётенька. В руках она держала маленькую стеклянную трубочку с длинной иглой на конце. Она подошла к Гусю и вонзила иглу в то место, откуда у единорожков растет радуга!

Она колола его еще и еще, а потом, словно смирившись с его слезами, позвала другого человека. Этот человек был наверно самый главный и важный. Гусь упал перед ним на колени и о чем-то просил. Тот поднял его, усадил на кровать, заговорил и гладил по плечу. Гусь немного успокоился, но всхлипывал – до меня долетали обрывки слов:

– Я верю вам… очень милые соседи… разумеется, все они любят ее… она обязательно попадет на перламутровые облака…

О ком это он?

Но вот человек встал. По-моему, он тоже прослезился, а Гусь снова упал на колени и целовал его руки. Он ушел. А Гусю что-то принесли, завернутое в белую ткань.

Наконец-то, его оставили одного. Он открыл окно:

– Зая, зая! Ты здесь? Давай, сюда! Времени немного!

Я бесцеремонно бабахнулась с крыши и, ловко пролетев через решетки, прошмыгнула в комнату. Гусь засмеялся сквозь слёзы и полез обниматься – оказывается, обниматься весело и приятно!

Гусь был тёплый и большой, можно было бы греться на его груди, когда наступят холода.

– Зай, время-время! Пора убаюкивать солнце! – нервничал Гусь.

Гусь уселся на пол, скрестив ноги, а я забралась к нему, и запела усыпляющую песенку солнцу.

Я пела и пела, но вдруг на мою макушку полил дождь! Редкий, но с такими крупными каплями, что голова заболела!

Я поглядела вверх и увидела, что это Гусь опять рыдал, но одновременно пел колыбельную.

Я, не переставая петь, подлетела к заплаканному лицу Гуся и стала собирать его слёзы, а когда набрались целые ладони, умыла в них лицо.

– Видишь, что ты наделал, дорогой Гусь! Такую маленькую девочку искупал в солёной воде! А окно ведь открыто! Я замёрзну!

Гусь растрогался и прижал меня к теплой груди.

Колыбельную мы пели все тише и тише, и вот Гусь приставил палец к губам. Я замолчала, плотно зажала губы, лишь бы не сболтнуть что-то и не разбудить солнышко.

Я посмотрела на лицо Гуся и обомлела. Тот сидел с вытаращенными глазами, словно толстый котик, которого радужный единорожек укусил за хвост, и глядел на небо.

Но там ничего не было! Вообще ничего! Где перламутровое царство?! Я чуть не разрыдалась от горя.

– Зай, гляди-гляди, какая красотища! Посмотри, на это чудо!

Но я ничего не видела, кроме надоевших кучевых облаков. Я едва сдерживала слёзы, но они текли по щекам, и я сидела красная-красная, наполненная слезами, злая и несчастная.

Гусь встрепенулся и одной рукой полез в свёрток из белой ткани и достал длинную, не очень широкую трубочку.

– Зая, как это я забыл! Ты же малышка совсем, а малыши не могут без этой трубочки увидеть перламутровые облака! Нужно приставить ее к одному глазику и медленно-медленно крутить. Давай, попробуем!

Гусь осторожно приставил всевидящую трубочку к моему глазу, и сам стал медленно ее поворачивать.

О, чудо! Какое чудо! Никогда прежде я не видела такого волшебства!

Розовые, лиловые, бледно-фиолетовые, сиреневые, лавандовые, бледно-коралловые крохотные облачка словно танцевали друг с дружкой! Они плясали и плясали, будто обнимались и ныряли друг в друга, а потом выныривали! Казалось, что они исчезали, но тут же появлялись! Их было много-много, они как драгоценные камушки, переливались и блестели!

Так вот как они выглядели! Перламутровые облака!

Я убрала лицо от трубочки и посмотрела на небо. Там было то же скучное небо, и я вновь погрузилась в чудесную трубочку.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я тонула в перламутровых облаках, но неожиданно опять начался дождь.

Я, насмотревшись на волшебство, подлетела к глазам Гуся и вытерла их пышными ушками, а потом крепко обняла Гуся и поблагодарила его:

– Спасибо дорогой гусь… спасибо… папочка…

Он сидел по-турецки посреди палаты и бормотал:

– Имён у меня много – Калесей, Селекай, Лалекола, Чакелали, Веалоки, Нилавиле…

В одной руке он держал черную рамку с фотографией, на которой была запечатлена его дочь.

Позади малышки стояла украшенная ель, а сама девочка позировала в костюме необычного зайчика с ушками, но с пышным хвостиком как у белки.

Ушки и хвостик украшали огромные ленточные банты, а на ножках красовались полосатые гетры и роликовые коньки – любимый наряд малышки. Даже в новогоднюю ночь девочка не хотела расставаться с ними.

Дополняли образ ангельские крылья за спиной.

Девочка долго не могла решить, в какой костюм одеться – зайчика, белочки или ангела? В итоге папа предложил, что она может быть летучим зайчиком с пушистым хвостиком…

В ту злосчастную рождественскую ночь малышка попыталась забраться на подоконник, где лежал подарок-калейдоскоп, который и показывал перламутровые облака, но помимо него там стояла тяжёлая хрустальная ваза, она упала прямо на девочку, прищемив ей пальчики и ударив по голове…

Малышка попросила папу, раскрасить здоровые ногти синим фломастером, чтобы синячки на больных пальчиках особо не выделялись.

Папа выполнил последнюю просьбу доченьки, но "перламутровые облака" он так и не успел ей показать…

В другой руке пациент держал калейдоскоп.

Вот кто-то очень осторожно открыл дверь. Вошел доктор. Он закрыл окно и сел напротив пациента, который, опустив голову, разглядывал фотографию:

– Привет, милый друг! Надеюсь, ты не злой толстый котик и не сумасшедший единорожек с разноцветным хвостом, потому что эти товарищи ужасно утомили меня, но про них я чуть позже поплачусь. Сейчас же хочу представиться…

Доктор спросил:

– Алексей Николаевич, как вы? Показали чудо дочурке?

Больной медленно кивнул.

–Вот и молодец. Выполнил ее просьбу. Теперь она счастлива. – сказал доктор.

Алексей Николаевич закрыл лицо ладонями, покачнулся и припал к груди доктора, а тот успокаивал его и гладил по плечам:

– Да, я уверен. Она там. На перламутровых облаках.