Читать книгу: «Жертва и хищник. Роман», страница 5

– 11 —

Свои недюжинные способности и манеру поведения сам Эдюля распознал довольно рано. Ему было тогда лет десять—одиннадцать. В том же доме и подъезде, где он жил с матерью, находилась квартира представительного, но более чем таинственного в его глазах жильца. Это был крупный мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, с тщательно ухоженными усами, вкрадчивыми манерами и глубоким голосом. Звали его Нерсес Акопович Оганян. Он был директором самого крупного комиссионного магазина в Баку. Встречаясь с ним на лестнице, маман Адель обычно томно закатывала свои похожие на сливы глаза и бросала на него умильные взгляды. То же самое делали и другие дамы в округе. Но сам сосед лишь добродушно и многозначительно подмигивал. Зато для Эдюли встречи с ним всегда были праздником: «дядя Нерсес» доставал из внушительного портфеля обязательную плитку шоколада и одаривал ею мальца.

– У меня трое таких, как ты…

По слухам, Нерсес Акопович был племянником крупного бакинского нефтепромышленника Вазгена Оганяна. Сам старик благополучно бежал во Францию, еще когда большевики только приближались к Баку. А вот племянник остался. Возможно, не так уж случайно. У таких людей, как его дядя, слишком много денег, чтобы суметь взять их с собой.

Сосед жил один. Женщины появлялись в его квартире так же тихо, как и исчезали. Мать рассказывала, что в Москве и Тбилиси у него были семьи, которые жили за его счет, и при том безбедно…

Однажды, играя во дворе, Эдюля обратил внимание на участкового милиционера. С ним разговаривали двое каких-то типов в штатском. Участковый показывал пальцем на окна квартиры Оганяна. Эдюле стало любопытно, и он прислушался.

– В одиннадцать лучше всего. Он спит. Понятых я подготовлю…

Что означало слово «понятые», Эдюля не знал, но догадывался, что оно далеко не безобидное.

Не подав виду, что он что-то услышал, Эдюля сел на трамвай и поехал в комиссионный магазин. Увидев соседского мальца, Оганян удивился, но Эдюля, прижавшись к нему, что-то таинственно зашептал.

– Что, мальчик? Что? – Нерсес Акопович, улыбаясь, вальяжно нагнулся к нему.

– О вас милиционер говорил кому-то. Они в одиннадцать вечера к вам придут. С понятыми. Кто это?

Сосед изменился в лице, сразу поняв, что имел в виду Эдюля. Отвел мальчика в свой кабинет, а там положил перед ним уже не только плитку шоколада, но и пачку денежных купюр.

– Возьми, это тебе, сынок. Поможешь маме, как ты помог мне.

Подумав, он поджал губы и неожиданно спросил:

– А если я тебя попрошу что-нибудь спрятать? Сможешь?

– Ну да! – кивнул Эдюля.

Так они стали друзьями. Всякий раз, когда соседу грозила опасность, его выручал Эдюля. Прятал деньги, ценности, облигации. Он повадился приходить в комиссионный магазин. Приглядывался, прислушивался, старался услужить. Сосед говорил всем, что это его племянник. А когда Эдюля подрос, стал даже кое-что поручать ему: пойди, отнеси, возьми, достань…

Постепенно сосед стал подбрасывать Эдюле вещи для продажи на стороне. Разумеется, за комиссионные, и очень щедрые. Сначала это были почтовые марки, часы, джинсы. Потом, когда Эдюля освоился, – костюмы, отрезы, даже шубы и драгоценности. В стране извечного дефицита изворотливость и умение найти нужных людей не имели цены. За Эдюлей буквально охотились: он мог достать то, чего не могли другие. Но делал он это все, как и учил его сосед, крайне осторожно.

В пятнадцать Эдюля вновь озадачил его своей редкой сообразительностью. Главное в комиссионной торговле – скрыть следы: от кого и что приобретено и кому продано. Эдюле пришло в голову, что с мертвых ведь ничего потребовать нельзя. И он придумал трюк с траурными объявлениями. Сосед платил чиновникам местных органов только за то, что они снабжали его паспортными данными умерших. Написать потом квитанцию задним числом особого труда уже не составляло. И если вдруг кто-нибудь приходил с ревизией, выяснялось, что найти продавшего в комиссионный магазин ценную вещь можно только на кладбище.

Единственное, чем Эдюля не мог похвастаться, так это школьные успехи. Но и здесь он обнаружил золотую жилу. Как-то он обратил внимание на взгляды и жесты, которыми обменивались учительница математики и учитель физики. А однажды даже умудрился стянуть из школьной лаборатории записку о месте свидания таящихся от всех любовников. После короткого разговора с физиком он получал по обоим ненавистным предметам только хорошие оценки. Не только, кстати, он: и те, за кого он просил.

Когда пришло время поступать в университет, сосед сообщил испуганному Эдюле, что он знает, кому и сколько надо дать, чтобы его приняли на исторический факультет.

– Но это ведь такие деньги, дядя Нерсес…

– Для тебя не жалко, – погладил свои холеные усы постаревший сосед.

– Я вам все возвращу! – взволнованно пообещал Эдюля.

Благодетель улыбнулся:

– Не сомневаюсь! Не все можно измерить в деньгах, сынок! Не все! Разве дружбу измеришь? А преданность?

Он знал, что Эдюля умеет молчать, как могила, и иногда рассказывал ему то, что никому другому не решился бы. Правда, чаще всего не называя того, о ком шла речь. Осторожный всегда осторожен. Вот так же случайно он поведал ему как-то раз:

– У меня знакомый один есть. Хороший человек. Очень хороший! И денег много. В тюремной колонии три цеха открыл. Пластмассовый, пошивочный и столярный. Заключенные работают, а деньги – ему, тюремному и всякому другому начальству идут. Но…

– А что «но», дядя Нерсес? Все ведь шито-крыто. Все куплены.

– Иногда этого мало.

Эдюля непонимающе уставился на него. Такого признания от его соседа и гуру можно было ожидать меньше всего.

– Ты слышал что-нибудь о Гасане Бале? – спросил он Эдюлю.

Гасан Бала был бандитом экстра-класса…

– Конечно, – удивился Эдюля. – Кто о нем не слышал!

– Гасан Бала требует свою долю. Большую. Если мой друг будет и ему еще платить, что ему самому останется? Он не только за себя боится – за детей тоже.

И благодетель огорченно вздохнул.

– Видишь, даже деньги не всегда могут помочь.

– А убрать его нельзя?

– Кого? – вздрогнул сосед.

– Гасана Балу, – несколько нерешительно ответил Эдюля.

И рассказал соседу неожиданно пришедшую ему на ум мысль. Сосед пристально посмотрел на Эдюлю, облизал пересохшие губы и невнятно бросил:

– Поехали!

Он остановил на улице такси и попросил отвезти их в Кишлы². Там в довольно невзрачном строеньице Эдюля встретился с подпольным миллионером. Когда гуру и сосед рассказал тому об Эдюлиной идее, тот долго и сосредоточенно молчал. Потом подошел к скрытому за загородкой сейфу, достал оттуда толстую пачку ассигнаций и положил на стол перед Эдюлей.

На обратном пути цеховик отвез их к электричке на своей «Волге». На всякий случай они сели в поезд. Рисковать лишний раз Нерсес Оганян не хотел. Зачем привлекать к себе лишнее внимание?

Он так и не купил себе машину. А когда Эдюля как-то раз спросил его почему, ответил, ухмыльнувшись:

– Я не одну – десять могу купить. Если когда-нибудь в Париж к родственникам уеду – там куплю. – И, скривившись, добавил: – У пижонов конец плохой.

План Эдюли был гениально прост. Приглашенные из соседнего Дагестана джигиты выследили потерявшего бдительность Гасана Балу. Вместе с подпольным миллионером они сидели в его «Волге» и, когда бандит переходил улицу, рванули, сбив его насмерть. Миллионера-заказчика они сразу отвезли подальше. Хорошенько отдубасив, они связали его, вставили кляп в рот и засунули в багажник собственной машины. Там его и нашли, полуживого, через пару часов милиционеры. Понятно, что попытки потом связать убийство Гасана Балы с миллионером ни к чему не привели. Ну, взял человек пассажиров каких-то. Тем более Гасана Балу. Разве мог он себе представить, что те с ним потом сделают? Да и гарантировать, что счастливчик миллионер не отблагодарил позже ретивых сыскарей, тоже нельзя.

Однако никакие успехи не могли дать Эдюле того, чего он больше всего жаждал: женского внимания. Неодолимая тяга к сексу проснулась в нем рано. В юности, он исподтишка заглядывался даже не на девочек – на зрелых женщин.

Он стал собирать и выменивать порнографические открытки. В основном это были еще военных времен трофейные фотографии из публичных домов Европы, попавшие в руки советских солдат и офицеров. Ими снабжал его сосед и гуру, и Эдюля на них неплохо зарабатывал. Сверстники и в особенности те, кто постарше, готовы были платить за них любую цену.

Когда в первый раз на кончике его пениса появилась слизь спермы, Эдюля испугался. Но потом, онанируя, стал испытывать еще более мучительное блаженство. Чем больше он об этом думал и представлял себе, как он это сделает, тем недостижимей казалась мечта. Она преследовала его во сне и наяву, и он не мог избавиться от нее, как ни старался. Эдюля отдал бы все на свете, чтобы испытать прикосновение к настоящей женщине.

Однажды он оказался в переполненном трамвае с подругой матери – Розой. В толкучке он пристроился за ней и, случайно прижавшись сзади к ее ягодицам, почувствовал, что не в состоянии остановиться. Он взмок, представляя себя рядом с Розой в кровати. Эдюля выбежал из вагона трамвая на ближайшей остановке и скрылся в первой попавшейся подворотне…

А вечером к ним домой пришла сама Роза. Она дождалась момента, когда Адель, мать Эдюли, что-то шпарила и парила в крохотной кухоньке, и приблизилась к ставшему морковного цвета мальчишке.

– Никогда… Никогда, Эдюля, больше этого со мной не делай, понял?! Я, может быть, и б***ь, но ты мне как сын. И потом, ты мне платье испачкал.

– Только маме не говори! – взмолился он.

Роза кивнула и погладила его по голове.

Сколько ему было, когда он отловил на приморском бульваре шлюху и предложил ей деньги?! Сказать, что он получил большое удовольствие, было нельзя. Но от дурной крови все же избавился.

Несколько позже, сидя в крохотной душевой, он остервенело десятки раз мылил и тер свой член мылом. Конечно, ему было противно, и он жалел себя, что такой трус и не обзавелся вовремя кондомом. И что еще обидней – в результате не испытал по-настоящему того, к чему так рьяно и так неотрывно стремился. Но он успокаивал себя тем, что это только начало. И если у него в кармане заведутся рублики, он еще свое наверстает. Найдет себе женщину гораздо лучше, чище и куда как приятней.

Такие путешествия в прошлое были для Эдюли лишь поводом убедиться, что ум куда ценнее, чем любой талант. Главное было – поквитаться с Фрэнком Бауэром.

– Сволочь! – приходил он в ярость и утешал себя тем, что расправится с ним раз и навсегда.

– 12 —

Фрэнк сидел в своем кабинете, покуривая сигару, и раздумывал о своей следующей книге. Он даже придумал ей название: «Проктология³ политики». Провокационно, но сразу подчеркивает смысл. Он ведь историк, не врач, но задница нужна, чтобы найти причину болезни.

Внезапно кто-то постучал в дверь его кабинета.

– Да! – с вальяжной снисходительностью отозвался он.

В дверь с подчеркнутой небрежностью вошел парень.

– Профессор Браун? – в ответ на кивок Фрэнка представился он. – Стенли Кларк. Меня послал к вам Джошуа Шмулевич.

У молодого человека было приятное лицо, небрежно уложенная сзади коса цвета расплавленного золота и ясные голубые глаза. Взгляд их показался Фрэнку не очень уверенным, пожалуй, даже ищущим.

– Вот оно что? Джошуа Шмулевич?! – изобразил удивление Фрэнк и постучал ногтями по лакированной поверхности стола. Рядом с компьютером и факсом горбилась пачка листов. Они наслаивались один на другой, как чуть сдвинутая колода карт.

Гость еще не знал, как ему себя вести. Инстинктивное недоверие боролось в нем с полудетской надеждой на чудо. А что, если он получит деньги сразу от обоих?

На полках с книгами стояло несколько фотографий жены Фрэнка – Нэнси.

– И чем я могу быть вам полезен? – обвел Фрэнк парня оценивающим взглядом.

Тот невольно поморщился.

– Сказал, что речь пойдет о политике, – нехотя выдавил он из себя, – но вы сами все объясните.

Фрэнк кивнул, открыл ящик письменного стола и извлек оттуда сигару. Покрутив ее в руках, предложил гостю:

– Хотите? Нет? А жаль! Это кубинские. Контрабанда…

Парень бросил на него косой взгляд, но тут же отвел глаза в сторону.

– Мистер Шмулевич говорил, что вы проводите какое-то исследование и вам нужен помощник.

– По-мощ-ник… – повторил Фрэнк, растягивая это слово.

– И просили, чтобы вам прислали кого-нибудь. Он выбрал меня, – уже досадливо повел плечами гость.

Это позабавило Фрэнка. Он даже улыбнулся. Видно, что парень чувствует себя неловко.

– Я, на его взгляд, вам подойду.

Фрэнк усмехнулся.

– Вы ведь, кажется, актер?

– А что?

– Как раз то что надо…

По лицу Кларка пробежала легкая волна удивления.

– А вам что, нужен человек с актерскими данными?

Он поежился. С одной стороны, позволил себе в голосе легкую агрессию, а с другой – растерянность.

А тут еще новый вопрос:

– А какие роли вам приходилось играть?

У гостя свело скулы. Он не ответил. И правильно сделал.

– Я и не собирался вас обижать, – глядя на него, вздернул брови Фрэнк. – Больше того, тоже хочу предложить вам роль.

– Что? – недоверчиво нахмурился парень. – Роль?

Недоверие победило. Что-то тут не так. Не может быть, что так просто и щедро судьба подбросила ему джокера. Так просто не бывает. Чудеса случаются лишь в сказках. Но если он выдаст, что раскусил этого авантюриста, плакали все предложенные ему денежки.

Фрэнк видел: парень, этот Стенли Кларк, ему явно не верит. Нужно было во что бы то ни стало разбить ледяную стену недоверия. А он слишком много лет общался со студентами, чтобы не знать, как и с чего начать. Выражение лица молодого человека говорило само за себя. Его хотят провести как лоха, только этого удовольствия он им не доставит.

Фрэнк отрезал ножичком кончик сигары и сунул ее в рот. В глазах у него сверкнул лучик озорства.

– И не простую, – довольно хмыкнул он. – Метеорную! Из безвестности – в зенит славы.

Парень стиснул зубы. Что это, насмешка? Подвох? Чьи-то козни? А если старый мачо не шутит? Бывает же – судьба, случай, шанс, стечение обстоятельств! Излишняя подозрительность может все разрушить.

Фрэнк поднес к сигаре зажигалку величиной с маленький пистолет. На кончике ее слабо заискрил огонек.

– Я не шучу! У успеха свои капризы. Вы что-нибудь слышали о психологии масс?

Стенли пожал плечами.

– Речь идет вовсе не о сцене, – выпрямился Фрэнк в своем кресле. – Я не продюсер и не театральный агент. Все намного реальней. Я хочу научить вас науке лидерства.

Парень с трудом врубался в то, что ему приходилось слушать. Он явно не понимал, чего от него хотят и почему.

– У вас для этого хорошие данные: актерское образование, внушающая доверие внешность, желание пробиться…

Верить – не верить? Уж слишком уверенным был тон этого старого прожженного циника. Сухопарый, подтянутый, с пронизывающим и вызывающим замешательство взглядом, он невольно будил в Стенли странные чувства. С одной стороны, смущение. С другой – почти детское любопытство.

– Вы все поймете, если вдумаетесь в то, что я вам говорю. Чтобы стать лидером, вовсе не надо быть семи пядей во лбу.

Фрэнк откинулся на спинку кресла.

– Это потому что я актер?

Фрэнк кашлянул и поиграл взглядом.

– Речь идет вовсе не о настоящей сцене. Все гораздо серьезней, чем вы себе представляете, – пыхнул он сигарой куда-то вбок. – Я психолог. Область моих исследований – психология масс.

Выдохнув не очень плотный клубок дыма, Фрэнк снова кашлянул.

– Если не будете брыкаться, я и вправду помогу вам сделать карьеру в политике. Все зависит от вас и только от вас.

Он прищурился и покопался взглядом в глазах Стенли. Потом улыбнулся и поиграл губами.

– Да и плата за это не будет для вас лишней…

Что? Тоже плата? Гость все еще не знал, как ему себя вести. Старый мачо был, конечно, куда симпатичней Зарецкого, к которому его послал Джошуа Шмулевич. Тот по сравнению с ним просто прохиндей и прохвост! И если не поостережешься, штаны снимет и вышвырнет голым на улицу.

Но Фрэнк просто обескуражил Стенли. «Что-то тут не так, – пронеслось в голове у парня. – Неужели он тоже собирается платить? Хотя почему нет? Политическая карьера, конечно, блеф, но зато можно получать деньги сразу от обоих».

Фрэнк видел, что парень колеблется. Стена недоверия дала трещину, и нужно было во что бы то ни стало разнести ее в щепы. А он знал, как и с чего начать. Старый циник тяжеловато и решительно поиграл пальцами по полированной столешнице.

– Вы мне нравитесь! Это всегда так: чем больше ума, тем больше сомнений…

– Ладно… А что вы от меня хотите?

Вопрос звучал нагловато, но вместе с тем смешно и наивно. Именно это и подкупило Фрэнка. И он пошел с козыря.

– Моя цель – доказать, что политике можно научить. Как игре в карты. Или в футбол.

– Что, вот так, без способностей? – подозрительно спросил Стенли.

Фрэнк иронически хмыкнул.

– Видите ли… Даже если пьеса плохая, хороший актер способен увлечь зрителя.

Фрэнк стряхнул с сигары пепел в пепельницу. Кларк внимательно и нервно следил за его движениями.

– Главное – не талант, а умение. Если вы готовы учиться, учиться по-настоящему, а не халтурить, то… – Фрэнк постарался придать своему голосу оттенок доверительности. – Повторяю вам: чтобы стать лидером, вовсе не надо быть семи пядей во лбу. От вожака в доисторической толпе его отличают лишь хорошо сшитый костюм, правильная мимика и гипнотизм речи. Главное – показать, что именно он знает то, чего другие не знают и не могут знать.

Стенли плохо понимал, о чем говорит этот тип по другую сторону стола. Ему надо было сосредоточиться на своих мыслях и найти правильный тон и нужные слова. Но этот титан интеллекта увлекал его своей простотой и убедительностью.

– Если лидер знает свое ремесло, он электризует толпу. Управляет ею. Это известный психологам эффект.

Взгляд Стенли свидетельствовал, что для него все это ново и интересно. И Фрэнк двинулся дальше. Парень впитывал его слова, как страдающий от жажды воду из оказавшейся возле него бутылки.

– Не все, конечно, но в подавляющем большинстве люди слабы. Не уверены в себе. Но их все равно тянет к великому. К героическому! Они невольно, даже против своей воли, отождествляют себя с лидером. И именно так компенсируют собственные комплексы, травмы и унижения.

Фрэнк был похож на иллюзиониста, который превращает на глазах у зрителей воду в вино. Стенли старался не пропустить ни одного слова этого адепта цинизма.

– Но! – решительно поднял он вверх палец. – Для успеха необходим спектакль. Даже если пьеса плохая. Черное и белое. Друзья и враги. Преданность и предательство. Если вы усвоите это, вы поймете, как действует харизма. Это как раз то, чему я хочу вас научить.

Стенли казалось, он на сеансе у гипнотизера. Плывет по течению. Вода тепла и приятна. А плыть – одно удовольствие…

– Пока в силе была религия, лидер, то есть манипулятор, ссылался на Бога. У него, мол, с ним своя виртуальная связь. А все убийства, грабежи и насилие он объяснял их, людей, испорченностью. Но сегодня вместо религии – идеология, и в этом вся разница.

Фрэнк погасил догоревшую сигару. Прищурившись, втянул Стенли в объектив своего взгляда.

– Чтобы увлечь за собой других, нужно внушить им, что они участвуют в сотворении нового мира. А без идеологии здесь не обойтись.

Стенли молчал.

– Ну что? Готовы на подвиг?

– А где ее взять, вашу идеологию? – спросил актер.

– Нигде! Просто создать свою собственную. Новую…

– Просто… – недоуменно вздохнул парень.

Фрэнк иронически ухмыльнулся.

– Поймите! Идеологии – всегда лишь утопия. Ее цель – увековечить мифы. Она притягивает человеческую массу как магнитом своей уверенностью и подавленной религиозностью. – Теперь в его глазах бегали бесенята и играла музыка боя. – Палачи напяливают нимб святого, а жертвы объявляются исчадием ада. Это и есть парадокс истории.

Совершенно запутанный и оробевший Стенли спросил:

– Так что же такое, по-вашему, история?

– Не что, а кто! Коновал!

Стенли хотел было возразить, но Фрэнк его опередил:

– Вы что, ищете справедливость? Она не свойственна природе человека. Всем руководит только польза и толк.

И Фрэнк протянул ему лист с напечатанным на нем текстом.

– Уж в этом я вам помогу, – демонстративно прищурившись, изрек он. – Это список книг. Их надо проштудировать. Надеюсь, вы все правильно поняли? Встретимся, когда я вернусь…

В голове Стенли шла жесточайшая внутренняя борьба с самим собой. Стоит – не стоит? Соглашаться – сказать нет?

Фрэнк решил закрепить победу: парня надо было немножко приободрить.

– Сколько бы вам ни предложили денег, я заплачу больше.

Дамба недоверия окончательно дала течь…

– Сразу сенатором вы, конечно, не станете, но конгрессменом – можете. Зависит от вас. Меня не будет с месяц. Я должен слетать по своим делам. Проверю вас, когда вернусь.

Стенли не мог отвести от него взгляда.

– Если схалтурите, продолжать не буду. Я потеряю деньги, а вы – шанс…

Актер почувствовал, что неуловимая птица удачи коснулась его своими призрачными крыльями. Его заполнила пьянящая надежда на чудо. Он еще поднимется. Он еще получит свое и добьется…