Читать книгу: «Упоение», страница 2

В этот короткий миг он ярко представил его: высокий, сдержанный, с пронзительным взглядом, который, как будто читал его мысли.

Оглянувшись уже на улице, неожиданно для себя Мирас увидел сидящего на скамье незнакомого человека с отрешенным взглядом. Он подошел чуть ближе, пытаясь понять, что именно привлекло его внимание. Незнакомец держал в руках кобыз и, погруженный в свое состояние, извлекал из него протяжные, печальные звуки. Музыка была полна боли, и казалось, что его нотынесли историю скорби.Вокруг него собралось несколько человек, которые тоже словно в оцепенении, не могли двигаться и реагировать на происходящее.

Присмотревшись более внимательно, Мирас заметил для себя, что состояние, в котором он, пребывая, играл на своем кобызе, было следствием воздействия какого-то травмирующего события, случившегося с ним. Либо его состояние было следствием какого-то сильного эмоционального потрясения. Возможно, он пережил что-то настолько сокрушительное, что его душа нашла спасение в этих мелодиях, которые, как будто мост, соединяли прошлое и настоящее. Ему не хотелось думать, что он мог ошибаться в своих мыслях и догадках. Ибо так и только так, он мог объяснить то, что видел перед собой. Видел и наслаждался звуками… Видел и чувствовал ужас трагедии, вырывавшийся у того незнакомца изнутри…

Протяжный звук, острый и пронзительный, словно стрела, вонзился в тело, парализуя сознание. Мир вокруг застыл, воздух стал вязким и неподвижным. Каждый миг тянулся, словно вечность, погружая разум в пучину звенящей тишины, где оставалось только одно – это ощущение. Звук – он повелевал, навязывал свою волю, отрезая возможность думать, чувствовать, бежать.

И в тот момент, когда после тех звуков, исполнитель открыл свои глаза, он пристально посмотрел на Мираса, и остановил свою игру. Мирас узнал своего учителя. Да, это был он. Но его было не узнать. В порыве вырывавшихся эмоций, Мирасобрадовался этой встрече и, в то же время, ужасался увиденным.Его исхудавший вид потряс его до глубины души. Лицо, которое раньше излучало уверенность и силу, теперь выглядело уставшим, изможденным, словно на его плечах лежала тяжесть целого мира. Его глаза, хотя и сохранили тот же глубокий и мудрый взгляд, были затуманены болью, которую Мирас даже не мог себе представить.

–Учитель… Это вы? Это я Мирас. Неужели вы не узнаете меня? – выдохнул он, не веря своим глазам.

Он молчал. Лишь слабо улыбнувшись, будто понимая смятение Мираса, Сырым поднял руку, призывая его успокоиться. В этой короткой паузе онпочувствовал, как время остановилось для него. Присутствие учителя вновь напомнило ему уроки, которые он давал: быть сильным перед лицом трудностей, находить свет даже в самой глубокой тьме.

–Мирас? Да, я вспомнил тебя. Но, почему ты здесь? – наконец произнес он тихим, но твердым голосом.

Эти слова врезались в сознание Мираса, вызвав волну воспоминаний. Перед ним стоял человек, который однажды научил его смотреть на мир иначе. Но теперь казалось, что он сам нуждался в поддержке.

–Сырым ага, что с вами случилось? Почему вы здесь? – спросил он, ощущая, как голос предательски дрожит.

Учитель лишь покачал головой, как будто говорил, что сейчас не время для объяснений. Вместо этого он опустил свой кобыз и подошел ближе. И в этот момент, его взгляд проник в самую суть души Мираса.

–Ты готов? Помни, чему я тебя учил… Мир изменился, и теперь ты должен быть тем, кто принесет свет в его хаос. Наверное, ты удивлен, что видишь меня таковым, – пространно обратился он как-бы вникуда, и от этих услышанных слов, ему стало нехорошо.

–Вам не надо ничего говорить, учитель. Я вызову такси, и мы уже дома у меня, спокойно поговорим, – ответил Мирас ему и, не дожидаясь ответа от учителя, стал набирать со своего телефона номер службы.

В его словах звучала решимость и вера, которые поразили Мираса. Он понял, несмотря на то, каким видел его сейчас, он всё ещё был его учителем – источником вдохновения и силы. И в этот момент он осознал, что впереди ждет нечто большее, чем мог себепредставить.

Когда подъехала машина, они покинули то место. Всю дорогу Мирасмолчал, не решаясь первым начать расспрашивать своего учителя. Каждый вопрос казался ему неуместным, мог вывести учителя из равновесия или расстроить его.

У подъезда дома, улучив момент, когда Мирас захотел подпереть ему локоть, учитель решил обратиться к нему:

–Знаешь, Мирас, я здесь потому, что мне хотелось найти тебя. Не удивляйся моим словам, сынок.

–Да, конечно. Я и не удивляюсь ничему… Наверное, это вы должны меня простить за то, что за столько времени, где многого разного произошло, я не искал вас. Поверьте, я искренне рад, что встретил вас сегодня. Ну что мы стоим, ага… Давайте, уже обо всем поговорим дома…, – сказав свои слова, он приятно улыбнулся своему учителю и попросил того, проследовать за ним до лифта.

Дома, сидя за большим деревянным столом с чашкой горячего чая, он долго смотрел в одну точку, будто пытался найти в себе мужество задать новые вопросы. В голове вертелось множество мыслей, воспоминаний и догадок, но одно не давало ему покоя: почему его учитель оказался в таком состоянии, и что именно привело его сюда.

Собравшись с духом, он нерешительно поднял голову и напрямую обратился к учителю, который продолжал молчать.

–Учитель, Сырым ага, – начал он тихо, словно боясь нарушить тишину, царившую в комнате.

–Что случилось, что вас не узнать? У вас исхудавший вид. Вы заболели, ага? Поймите и вы меня… Как же я, могу видеть вас таким и не посметь узнать, что произошло с вами на самом деле. Почему то мне кажется, что за вашими словами будетскрываться что-то большее?

Его голос звучал спокойно, но внутри он чувствовал, как сердце бьется сильнее. Это была не просто тоска по наставнику, но и желание понять правду, какой бы тяжёлой она ни была.

–Я и сам понимаю, что мне предстоит тебе рассказать многое. Даже и незнаю с чего начать. Ты знаешь, что я всегда не расстаюсь с кобызом. Он со мной везде. Ведь этому, я учил еще и тебя. Мы поговорим еще про это. Все случилось с того, что мне надо было выехать в другой город по делам. Мой младший брат, проживающий в городе Алма-Ате сильно заболел. Мне позвонил он сам и я, не смея отказать ему, бросив все свои дела, сев в свою машину, тронулся в путь. Моя супруга не знала про мой отъезд. Ей я намеревался сообщить про свой вынужденный отъезд, уже приехав в намеченное место. Конечно, порой вынужденно поступая так или иначе, мы беспечно поступаем по отношению к ним. Я имею в виду своих близких людей. Даже и незнаю, почему я так тогда поступил. До сих пор я корю себя за это, Мирас, – грустно посмотрев на него, выдохнув воздух из груди, ответил Сырым ага и, вновь погрузился в свои мысли.

Эти слова прозвучали настолько чётко, что он на мгновение задержал дыхание, обернувшись по сторонам. Но никого не было. Только тёплый свет лампы, его ученик и,наполнявший всю комнату, запах чая.

Мирас молчал и не смел нарушить погружение своего учителя. По быстро сменяющемуся выражению лица, он понимал, что случившееся было для него по-настоящему ужасным. И, в тот момент, когда он захотел спросить его, тот, тяжело подняв свою руку, закрыл ими свои глаза. Тихо, не издавая звука, Сырым ага заплакал. Он плакал, как могут, наверное, плакать мужчины, потерявшие опору в своей жизни. Он плакал так искренне, наверное, как могут плакать мужчины, которых разбила Судьба. Этого невозможно было скрыть, и слова уже были не нужны…

–Короткое замыкание…Мне это сказали позже специалисты. В доме, где оставил я их, мою супругу и младшую дочь, случился пожар. Они сгорели оба. Позже, когда все успокоилось и были проведены все ритуальные мероприятия, ко мне подошла соседка и сказала то, что у меня от услышанного, перевернуло все сознание. Я никому не рассказывал про это. Никто не знает, что могла моя соседка сказать мне. Наверное, было былучше, если она не говорила все это мне. Она сказала, что когда они горели дома, они кричали. Они звали меня… Почему, я не оказался рядом с ними? Мне больно сейчас, вспоминать произошедшее, Мирас. Я не желаю никому столкнуться с таким горем, сынок. Но у меня лишь один вопрос к Всевышнему: почему он оставил меня в живых? Я до сих пор задаюсь этим вопросом и у меня на него, к сожалению, нет ответа. Если бы я был рядом… Если бы так сложилось, то я бы с радостью пожертвовал бы своею жизнью и укрыл бы их обоих своим телом. Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы спасти их… Пусть даже ценой жизни своей… Тот неистовый огонь, который там свирепствовал, я бы принял бы его с благодарностью… Отдать свою жизнь ради любимых, неужели это какой-то подвиг?! Это, я уверен, долг каждого мужчины! Вот так я и остался без ничего, Мирас. Жизнь для меня, она потеряла всякий смысл. Я проклинал себя и свою жизнь. Я не хотел жить…Моя супруга родила ееочень поздно. К тому же, и роды протекали очень сложно. Я молил тогда Всевышнего, чтобы все обошлось… Даже позволил себе однажды просить Аллаха, что в случае непредвиденной крайности, оставил бы хоть ее живой… Я имею в виду свою супругу… Теперь же, их обоих у меня нет. Знаешь, моя дочь любила играть со мной в прятки… Она пряталась в доме так умело, что порой я и сам удивлялся ее находчивости. Как жизнь порой не справедлива. Неужели мы все в какой-то игре? Может она спряталась от меня? И я должен буду найти ее? Спряталась так умело, что я до конца своей жизни не увижу ее?Но где мне искать их обоих? Кто мне ответит? Если бы мне, хоть кто-нибудь подсказал… Зачем такая жизнь человеку, зачем такая игра от Жизни, если в конце, мы должны проливать свои слезы?Скажи мне: разве мир этот не был бы чище без меня? Не будь такого человека, который виновен в смерти двух невинных людей? Да, я виню себя в их гибели! Если бы я был возле них… Все, к сожалению, случилось быстро…, – сказав свои слова, учитель его, уже не сдерживая себя, зарыдал сильно.

Мирас, встав, поднес ему стакан воды и, желая успокоить своего собеседника, решил сказать ему свои слова соболезнования:

–Примите мои слова соболезнования, Сырым ага. Мне очень жаль их. Пусть души их найдут свое место в раю! Вы видитеи мои слезы… Я жалею, что так все трагически вышло. Но разве вы могли знать, что должно было случиться такому? Зачем же винить себя. Мне кажется, что надо смириться… Вы старше и мне нельзя вас учить, но ведь вы, своими терзаниями, делаете им больно…

–Да, спасибо тебе за теплые слова. Знаешь, у меня все смешалось… Но я, скажу тебе, что нашел себя… Я же не сказал тебе главного… Кобыз… Ты же помнишь ведь его? – неожиданно, обратившись к нему, он с удивленными глазами, задал свой вопрос.

–Да, конечно. Я даже помню тот первый момент в своей жизни, когда вы мне показали его. Мне было, то ли 10 или 11 лет. Его первый звук до сих пор у меня в памяти. Как он сумел, своим резонирующим и пронзительным тембром напомнить голос природы: шепот ветра, рык зверей или даже плач. Тогда, я впервые увидел его, и это событие для меня было чем-то магическим и мистическим. Для меня кобыз – это палитра эмоций, приятная душе, его звучания, они несут людям лишь, меланхолическую грусть и медиативное спокойствие. Но зачем же, вы упомянули про него, учитель? – насторожившись, он решил обратиться и неуверенно стал искать глазами его музыкальный инструмент.

–Да, ты прав, Мирас. Я благодарен своей судьбе, что сумел вложить в тебя любовь к нему. Что было бы с того, если бы я прожил свою жизнь и не сумел бы передать свои знания и весь свой опыт в музыке, следующему поколению. Ты лишь один, мне кажется, сумел, проникнувшись его духом, полюбить искренне его приятные сердцу звучания. Но, сейчас, не хотел бы об этом… Неужели ты не узнал тот мой кобыз? Это ведь он привел меня к тебе, а далее уже, подозвал своими звуками тебя. Всмотрись в его струны. Да, его местами его тронул тот огонь… Ведь все сгорело, а он остался каким-то образом целым… Этот налет, в некоторых местах, этотот копоть от огня… Скажешь людям, ведь не поверят же… Но почему же, он не сгорел, когда полыхало все вокруг там? Ведь он же сделан из древесины. К тому же, я его никогда не ложу в футляр. Для меня это, как будто, некое заточение для любимого всем сердцем инструмента. Неужели и в этом есть некий посыл от Жизни для меня? Мне кажется, он хотел спасти их… Мне хочетсятак думать.Поэтому, в последнее время, играя на нем, представляя в своем образе это, я стараюсь просить извинения у них. Это я говорю о своей супруге и маленькой дочери. Теперь ты знаешь, что случилось у меня. Мне кажется, я потерял то, что было у меня…Свою жизнь… Свое будущее… Или то, что там от него осталось… Как бы повел себя другой, окажись на моем месте, Мирас? Порой, меня одолевают такие разные эмоции, что в своих сомнениях и переживаниях, я могу даже, не понимая происходящего вокруг, радоваться и рыдать одновременно… Смеяться сквозь слезы и благодарить свою Судьбу… Нет, я не сошел с ума! Просто благодаря кобызу, я думаю, что мне открылись некоторые знания. Ты должен знать это, потому, что я их всегда говорил тебе. Не зря ведь в древности, шаманы использовали в своих обрядах кобыз. Он был для них словно путеводитель в мистические миры. Зачастую, кобыз использовали в ритуалах для того, чтобы создать некую связь с духами и природой. Ибо его звуками открывались врата в мир грез… Мы все ведомы, Мирас! Лишь Кобызу, я думаю, дано то право – вести своего Исполнителя по жизни. Главное – это, чтобы ты сам не предал его… Иначе, его звуки останутся просто звуками и не увлекут Мир за собой…, – выдохнув, он посмотрел на висевшие на стене часы и, повернувшись к кобызу, что-то тихо прошептав ему свое, нежно провел своей рукой по его струнам.

–Даже и незнаю, что вам сказать, ага. Ваша история, словно перевернула все в моем сознании.Конечно, я помню все, о чем вы мне рассказывали. Тогда, мне казалось, что все вокруг кружилось вокруг меня. Словно я находился в водовороте приятных ощущений. Но меня напрягло одноваше слово. Как понять то, что кажется на первый взгляд немыслимым: как и почему может человек предать Кобыз? Неужели это возможно?– желая узнать, что подразумевал его учитель под этими словами, Мирас задал ему свои вопросы.

–Однажды, это было, конечно, давно, мой учитель сказал мне: жизнь перед тобой намного важнее, чем жизнь, которая уже позади! Он много говорил мне хороших слов не только о музыке и о кобызе, но и о жизни. Можно сказать, что он вложил в меня все лучшее, что было у него. Шаблоны… Да, это простое на слух слово, может покалечить жизнь любому человеку, кто так или иначе, связан с творчеством. Люди, какими бы они не были, будут ломать тебя. Для того чтобы сделать тебя таким же, как и они. Ты будешь пробовать сопротивляться этому. Будешь до последнего держаться, чтобы не сломаться. Но если ты сломаешься в угоду другим, если ты потеряешь свою индивидуальность, подчинившись правилам, придуманными другими, ты станешь такими же, как и они. Просто музыкантом… Но кобызист – не просто музыкант, Мирас. Это бунтарь, который, не подчиняясь воле других, должен нести людям свое! Светлое и непоколебимое! Тебе надо быть им? Ты должен сам себе ответить на этот поставленный мной вопрос. И если «Да», то когда и почему…Мы все, когда играем на кобызе, погружаясь в ее потаенные смыслы звуков, делаем это прежде для себя. Эта музыка, должна нравиться прежде самому себе. Порой сама Судьба делает так, что кто-то в себе, так и не проявляет это бунтарство. Но кто-то реализует себя так, как он представляет себе это и у того получается в жизни многое.

–Бунтарство…Это, как нежели, действовать по зову сердца, учитель?

–Да, именно… Поверь, герои не только на фронте или на войне… Каждый сам решает, когда ему в жизни, надо становиться им. Тогда, у такого человека должен быть внутри стержень. Порой я называю для себя это слово иначе – волей. Ты и только ты сам решишь, кем тебе становиться… Бунтарем или обычным, заурядным, музыкантом.

–Но, учитель, почему вы не говорили этого раньше? Почему, ага?– уже с растерянным видом и голосом, он обратился к нему.

–Скажи мне, Мирас. Что тебя ассоциируется с детством? Что тебе удобно вспомнить, чтобы представить себя маленьким? – обратился к нему Сырым и застыл в ожидании его ответа.

–Даже незнаю, учитель… Может родители…Мне сложно ответить сразу на этот ваш вопрос, ага, – недоумевая от состояния, в котором он пребывал, ответив ему, сосредоточенно взглядом, он начал вгрызаться во все, что попадалось ему в глаза.

–Вот именно… Нам нужны такие опоры в жизни, чтобы мы могли быопершись на них, бросить на свою Жизнь взгляд, – сказав эти свои слова учитель, заметил, как у него изменилось лицо, будто он захотел что-то добавить, к своим ранее сказанным словам.

–Я вспомнил… Чтобы представить свое детство и все что происходило со мной тогда, мне надо лишь мысленно сказать слово «тополя»… Правильнее было бы сказать «качающиеся тополя», – на последних словах, выдохнув воздух из груди, теперь, он посмотрел живыми глазами на собеседника.

–Это хорошо, что мы с тобой поделились с самыми сокровенными тайнами. Мне кажется, что те твои качающиеся тополя, они словно кисти художника у Природы… Она рисует на небе ими, видимую только ей картину. И эта картина, словно нам послание с тех лет… Эта возможность видеть мир таким, она только твоя. Она не может быть ничьей! В этом твоя уникальность. Также все должно быть и с твоим творчеством! Независимо от всего, что будет тебя сжимать и помещать в клетку, ты должен быть самим собой и оставаться уникальным. Это удел особых людей. Удел, как я называю, истинных музыкантов. Я ничего нового для тебя не открою, но это то, чего я всегда добивался от тебя.Ты должен был замечать и понимать это. И тут разговор не только про гениев-музыкантов… Такие люди, и не другие, должны рушить все, чтобы создать свое представление! Ядумаю, что именно в этом их смысл жизни. Ибо так и только так, а не иначе, настоящий кобызист, должен прожить свою жизнь.

–Как вы замечательно все сказали, Сырым ага. Мелодии кобыза, и вправду, соглашусь, они не должны в большинстве случаев, подвергаться анализу музыкальных критиков. Это часть культурного наследия, которое передает дух прошлого, глубокую философию и эмоциональную палитру предков. Я думал часто над этим в последнее время. Они не созданы для того, чтобы вписываться в современные стандарты. Красота его звуков заключается в их аутентичности, уникальности и способности пробуждать чувства, которые невозможно передать современными инструментами или стилями. Я знаю, что я не скажу вам нового, но для меня кобыз – это своего рода музыкальный мост между поколениями. Который должен оставаться нетронутым в своей истинной форме, – сказав свои эти слова, Мирас посмотрел на учителя и заметил, что он, желая что-то показать ему, вывалив содержимое своей маленькой сумки, начал перебирать оттуда какие-то вещи. Найдя среди разных вещей скомканный листок бумаги, аккуратно разгладив ее своими морщинистыми руками, он протянул его.

–Я знаю, что ты не только кобызист. Помню, что раньше, при нашей встрече, ты говорил, что изучаешь историю. Конечно, история, как наука, она многогранна. Если говорить про историю музыки, то у нас вряд ли сложится обстоятельный разговор. Потому что, я не ученый. Я просто кобызист. На наших занятиях я пробовал просто привить тебе навыки игры на кобызе. Пробовал донести до тебя красоту его музыки. В глубине души, я рад, что ты стал тем, кем являешься. Ты спросишь, что я тебе хочу показать? – задав свой вопрос собеседнику, он заметил, некое исходившее напряжение от Мираса.

–Но что это такое? Я не видел ничего подобного до этого, – коротко ответил ему, Мирас продолжил, не поднимая своих глаз, изучать тот рисунок на клочке бумаги.

–Это танба³ родового племени с городища Отрар. Я узнал об этом, показав одному знакомому школьному учителю истории. Конечно, я думаю, что и ему это было интересно: узнать его происхождение, ну и все другое, касающееся его. Но он, так и не сумел найти никаких данных, касательно него. И, тогда, я невольно, почему то вспомнил тебя. Тут, кажется, есть некая загадка. Но скорее, это все, по мне, тайна, которую надо разгадать. К тому же, мне захотелось, показав его тебе, рассказать то, как и где, я нашел его. Мне кажется, что городище Отрар⁴, оно давно изучено учеными. Можно сказать, что все открытия, учеными уже сделаны. Сейчас, когда я рассказываю тебе эту историю, мне даже сложно выделить самое важное из всего, что я тебе рассказал. Что именно меня подтолкнуло, чтобы я захотел найти тебя и рассказать о случившемся горе с моими родными, удивиться чудесному спасению от огня своего кобыза, либо, ослучайно найденном танба?Я и сам, признаюсь, пребываю в странном состоянии. В любом случае, я внутренне чувствую необычное облегчение, что сумел поделиться всем. Поверь мне на слово, сынок, в нашем возрасте, многое, с чем ты, так или иначе, сталкиваешься в жизни, имеет смысл. Так вот, теперь, когда ты услышал все от меня, тебе решать все… Есть ли на самом деле там тайна и в чем ее смысл или, как говорится, все это, ничего не стоит…, – закончив свои слова неопределенностью, он выдохнул и замолчал.

В этот момент, когда обоим было нечего сказать, каждый из них пробовал проникнуться словами. Словами, которые кружились вокруг них, словно они были подхвачены некой невидимой силой, как снежинки снега, и не смели опускаться вниз.

Через минуту Мирас удалился в свою комнату. Вернувшись оттуда с книгой, молча начал листать страницы, внимательно разглядывая картинки. Его внимание было настолько сосредоточенным, что, погружаясь в рисунки, он снова и снова перелистывал одни и те же страницы. Его учитель уже замечал эти его действия, но он молчал, и лишь с интересом наблюдал за ним. И тот момент, когда он вздохнул, Мирас понял, что ему надо было ответить собеседнику. Не желая тянуть с этим, он, отложив свою книгу в сторону, решил обратиться к учителю:

–Знаете, все так запутанно… Одно время, я работал с этими, так называемыми знаками идентичности.По другому, они называются памятниками тамгопользования.В книге, которую я листал перед вами, собрано множество сведений о них. На первый взгляд, да, этот знак, можно сказать, относится к танбе. Но в тех рисунках в книге, этот знак не отражен… Странно даже… Мне надо будет показать его специалистам. Конечно, я это сделаю, если вы позволите мне… Учитель, лучше расскажите, как и где, вы нашли это изображение? Никогда не думал, что в этих знаках, до сих пор есть какая-то неразгаданность. Помните, вы всегда любили говорить про «тайный плен, который может поработить душу того, кто в него поверит…»? Я до сих пор ведь вспоминаю эти ваши слова, что кажется мне, я пропитался ими полностью.

–Так говорил мне мой учитель. Ты же должен будешь передать, эти поистине красивые слова, уже своим ученикам. Не в этом ли красота, когда мы, пробуя доносить все то, что в нас, оставляем в вас, кроме знаний своих, но и самое ценное- это представление о мире? Но давай, я продолжу свой рассказ. Прошу, Мирас, это очень важно. Выслушай меня, не перебивая. Ну а насколько эта история, тронет тебя, этого, я не могу знать…Но все равно, я хотел бы, чтобы ты выслушал меня внимательно. Именно это то самое непонятное, что меня заинтриговало… Это было давно. Если не ошибаюсь, это произошло лет пять назад. После случившегося со мной горя, я погрузился в глубокий траур. Я не хотел ни с кем общаться. Так как у меня не было дома, ведь он у меня сгорел полностью, меня приютил один мой родственник. Меня ничто не интересовало. Я перестал кушать и лишь предавался воспоминаниям. Вскоре, я попробовал созерцать свой кобыз. Вглядываясь в него, скажу тебе прямо, мне не хотелось на нем играть. Я искал, вернее, я просил у него подсказку. Почему все это случилось со мной? Почему мы с ним остались одни? Иногда я помогал своему родственнику по дому. Но потом, я понял, что мне надо уединиться. Уединиться так, чтобы никто не стал бы тревожить меня. Либо мне надо было просто уехать или уйти с этого места… Одним словом, надо было чем-то себя отвлечь. Именно тогда у меня появились сильные и не прекращающие головные боли. Но давай, я перейду ближе к делу.Желая себя занять и немного внутреннее перестроиться, я решил устроить себе экскурсию в городище Отрар. Почему именно туда? Оно, первым пришло мне на ум. К тому же, я знал, что там когда-то проживали такие великие люди, как математик и философ Аль-Фараби, астроном Аббас Жухори и, конечно же, суфий и среднеазиатский святой Арыстан-Баба.Мне захотелось, прикоснувшись к стенам городища, прочувствоваться хоть малость их историей жизни. К тому же, ты и сам знаешь, что этот памятник архитектуры, он находится не далеко от нас. Я имею в виду, что он находится недалеко от города Тараз. Так вот, оказавшись там, я присоединился к одной группе туристов и, следуя за людьми, неторопливо пробовал запечатлеть в памяти все достопримечательности. В один момент, поняв, что отстал от них, я ускорил свой шаг и, считай, что на ровном месте, споткнулся и упал на землю. Все произошло так быстро, что поначалу я не понял ничего. Пусть это звучит смешно сейчас, но мне кажется, припасть меня к земле, тогда заставила некая сила. Да, меня в этом своем утверждении, никто не сможет переубедить. И, падая в тот момент на землю, я, зацепился за стену, что, конечно,немного смягчило мое падение. Но это не главное. Тогда, цепляясь за стену, я своими пальцами ощутил странную на ней шероховатость. Скорее, это было даже не шероховатость. Приглядевшись более внимательно к тому, подсветив себе при этом маленьким фонариком, который всегда со мной, я заметил, что это был рисунок. Вернее, выцарапанный на камне, рисунок танбы. Удивительное, оно ведь, всегда рядом… Чтобы не привлекать к себе внимание, я быстро, поднявшись с места, срисовал этот рисунок в свой блокнот. Уже позже, разглядывая дома тот рисунок, я снова удивился одной его особенности. Я всегда знал, что люди, почитавшие свои родовые знаки отличия, никогда не позволяли, чтобы оно располагалось внизу. Ну, скажем, низко… Как правило, ее они устанавливали на уровне головы или часто, поднимали выше. Но в чем же подвох, спросишь ты, Мирас? Вот именно! Тот начерченный на камне, а вернее, выцарапанный на стене, знак танбы, он был намного ниже. Скажу даже, что он был установлен на уровне где-то груди, даже, можно сказать, ниже… Может быть, это все лишь мои домыслы или что-то такое, чему не надо придавать особого значения. Я даже не знаю… Неужели… Нет, скорее это, наверное не так…Ты думаешь, что твой учитель, пробуя искать везде тайны, таким образом, не хочет возвращаться в реальность? Что таким образом, я пробую занять свои мысли чем-то? Кто знает…Мне кажется, что это должно иметь для меня и для тебя значение. Но теперь, когда ты уже посвящен в эту тайну, когда тот рисунок танбы у тебя, эта тайна уже твоя! – сказав эти свои слова, выдохнув воздух из груди, он удовлетворенно посмотрел на него.

В тот момент, Мирасу, показалось, что его учитель отрывал от себя самое главное в жизни. Что надежда, которую он прикладывал к той помятой бумажке, была больше, чем всё, что он мог выразить словами. Она была больше, чем просто мечта или приближение – она была его опорой, той невидимой нитью, которая связывала его с будущим, которую он так отчаянно хотел построить. Эта помятая бумажка, казалось, была чем-то священным, что невозможное может стать возможным, если не отпускать надежду.

–Но учитель, вы не допускали, что тот нарисованный на стене символ, он просто возможно был, чьей-то шуткой? Часто, порой, некоторые непонятные вещи не представляют особой ценности. Иногда мы склонны видеть в некоторых вещах нечто большее, чем они есть, потому что наше сознание ищет порядок и значение в хаосе. Может быть, этот символ был просто плодом фантазии или банальной шалости, и в нем нет того сокровенного смысла, который мы вкладываем в него. Вы должны понять меня, что, говоря вам эти свои слова, прежде, я их направляю себе, – с уже раздосадованный видом, обратившись к своему учителю, он, все надеясь оказаться неправым, захотел услышать его слова.

Сырым улыбнулся и, погладив свою седую бороду, решил не тянуть время и ответить ему сразу:

–Да, я понимаю тебя. Но, Мирас, разве не это делает нас людьми? Искать смысл там, где его, возможно, вообще нет. Придавать значение мелочам, вплетать их в свои истории и верить, что всё связано какой-то невидимой нитью. Ведь если мы перестанем видеть что-то непонятное, не потеряем ли мы самих себя – способность мечтать, верить и надеяться? Может быть, истина лежит где-то посередине. Может быть, этот символ, этот танба, он действительно ничего не значит. А может, его истинное значение в том, как мы его видим и как он меняет нас? Меня он сумел поменять. А вот, касательно себя, ты скажешь позже мне, Мирас. У меня сложилось мнение, что то, во что ты пока что, не хочешь верить, оно со временем, изменит тебя.

–Извините, что, не сдержавшись, дал волю своим чувствам. Это мое критичное отношение ко всему многих нервирует. Пробуя так подходить к своей работе и даже ко всему, с чем мне так или иначе, приходится сталкиваться в жизни, я часто оказываюсь в ситуациях, когда мое отношение к вещам, вызывает раздражение или непонимание. Но для меня это не просто манера поведения – это принцип, способ смотреть на вещи глубже, проверять их на прочность, искать суть. Порой я думаю, что эта критичность – не сила, а моя слабость. Она заставляет меня сомневаться там, где можно просто принять. Знаете, мне так неудобно, что скоро будет светать, а я, так и не дал вам возможности отдохнуть и поспать, – ответил он ему и, немного засмущавшись, посмотрел на свои часы на стене.

–Тебе не стоит извиняться. Ты всегда был таким… Но ты, это свое качество, развил у себя так, что оно, я вижу, только помогает тебе. Благодаря нашему откровенному разговору, я получил массу удовольствий. Уже сегодня, мне надо будет уехать к себе в Тараз. Я решил достроить свой дом… Мне в этом будут помогатькроме моих родственников, еще и добрые люди. И я этому, безмерно рад Всевышнему. Разве можно ли не благодарить его, когда жизнь твоя обретает снова покой и смысл? Главное, чего я хотел, у меня получилось. Я встретил тебя, и мы поговорили по душам. Я рассказал про то, что случилось у меня в моей жизни. Рассказал про свой кобыз, который, как мог, сопротивлялся тому неистовому огню и остался невредимым. Но главное – я вручил тебе тот листок с танбой. В которой, безусловно, есть тайна. Тайна, решение которой, я думаю, исполнит твое заветное желание. Мое же заветное желание исполнилось. Хочу верить, что и у тебя, вскоре, случится что-то поистине приятное в жизни, – сказав свои слова Мирасу, снова погладив свою бороду, он заставил того приятно заулыбаться.