Читать книгу: «Broken / Сломленный», страница 3

– Там будет Забини и буду я – мы тебя в обиду не дадим, – улыбнулся Нотт.

– Вы-то не дадите, но не очень хочется подвергаться насмешкам в праздник, знаешь ли.

– Слушай, там будет не так много народу: я, Блейз, Малфой, Паркинсон и сёстры Гринграсс. Немного посидим, выпьем сливочного пива, сыграем в дурацкие игры. Пойдём, тебе нужно развлечься, – продолжал настаивать Нотт.

– Тео…

– Я же знаю, ты сейчас начнёшь себя накручивать насчёт родителей, а потом я полночи буду вытирать тебе слёзы. Тебе нужно развлечься, Гермиона.

Он называл её по-имени в исключительных случаях, и, видимо, это был как раз такой. У неё на лице было написано, что она вымотана мыслями о родителях, с которыми всю жизнь праздновала Рождество, а теперь они даже не хотели её видеть. Она подумала о том, что все эти полгода пыталась найти контакт с ними: с самого начала учёбы она каждый день писала им письма, присылала колдографии и выпуски Пророка, которые утверждали, что Британия восстанавливается от последствий войны, но их ответы всегда оставались сухими, а на последнее письмо они и вовсе не ответили. Решив, что от самобичевания и правда никакого толку не будет, Гермиона решительно отложила книгу и встала с кресла.

– Ты прав, к черту слёзы. Развесели меня, Теодор Нотт, – смело шагнула она к выходу.

В гостиной Слизерина было мрачновато по мнению Гермионы. Стены из гладкого чёрного камня отражали свет факелов, развешанных по всей гостиной, в окна пробивался тусклый свет из замёрзшего Чёрного озера, толстые ковры на каменном полу ещё могли бы создать некое ощущение уюта, если бы не огромный портрет Салазара Слизерина, презрительно смотревшего в её сторону, пока она шла в сопровождении Тео к небольшой компании слизеринцев, расположившихся возле камина на кожаных диванах.

– Прошу любить и жаловать – главная староста школы и Героиня Войны Гермиона Грейнджер, – пафосно представил её Нотт своим однокурсникам.

Пэнси вытаращила глаза и презрительно скривила губы, но промолчала. Дафна и Астория мило улыбнулись Гермионе и помахали рукой. Блейз тоже не оставил её без улыбки и поздоровался. Гермиона перевела взгляд на Малфоя, но он просто смотрел в камин, делая очередной большой глоток тыквенного сока из бутылки. Гермиона подумала, что начало неплохое: по крайней мере никто не крикнул «грязнокровка». Тео усадил Гермиону в широкое кресло, а сам уселся на подлокотник слева от неё, закинув руку на спинку.

– О чём болтаете? – начал разговор Нотт, передавая Гермионе бутылку сливочного пива.

– В Ведьмополитене написали про свадьбу Монтегю, – ответила Дафна. – Поверить не могу, что кто-то решил выйти за него замуж. Мне жаль бедную ведьму.

– Он хотя бы богатый, – ответила Пэнси, сморщив носик. – Представь, каково будет невесте Гойла. После того, как их хранилище обчистило Министерство, он не только уродливый и тупой, так ещё и бедный.

– Паркинсон, тебе с твоей язвительностью женихи вообще не светят, – скривилась Дафна. На что та закатила глаза и перевела свой взгляд на Гермиону.

– А что наша Золотая девочка? Скоро свадьба? – язвительно спросила слизеринка. Тео перевёл взгляд на Гермиону.

– Не волнуйся, Паркинсон, тебя я точно приглашать не буду, – спокойно ответила та. – Избавлю тебя от участи лицезреть меня в подвенечном платье.

Малфой кинул взгляд на Гермиону и вернулся к созерцанию огня в камине.

– Неужели Уизли сделал тебе предложение? – спросила Пэнси.

– Мы с Роном расстались, – сказала Гермиона. С дальнего угла раздался кашель: Малфой поперхнулся тыквенным соком, он как раз сделал большой глоток, когда Гермиона ответила Пэнси. Нотт пристально посмотрел на Малфоя, но тот, откашлявшись, вернулся к камину, а Гермиона продолжила. – Ещё в мае. Если честно, то и отношениями это назвать было нельзя.

– А теперь я главный претендент на руку и сердце Грейнджер, – подмигнул Тео Гермионе. – Правда, дорогая?

– Только если сможешь побороть Виктора – он был первым в списке, – с сарказмом произнесла гриффиндорка.

– Давайте сыграем в игру, – перевела разговор в другое русло Дафна.

– Только не в заколдованную шляпу, – протянул Блейз. – Вы каждый раз в неё играете.

– Как насчёт «Я никогда не»? – спросила Астория.

– Я за, – произнесла Пэнси. – Отличный способ выведать все грязные тайны у Золотой девочки.

– Ты можешь просто спросить, если тебя что-то интересует, – ответила Гермиона.

Ей до ужаса надоели межфакультетские распри. На примере Тео и Блейза она верила, что сможет найти общий язык даже с Паркинсон, хотя признавала, что после стольких лет вражды это будет сделать трудно. Но когда она отступала перед трудностями? К тому же она решила сегодня веселиться.

– Спросить? Это слишком просто, Грейнджер. К тому же есть вопросы, на которые ты вряд ли захочешь дать честный ответ, а игра не даст соврать. Надо же мне собрать компромат на Героиню Войны: я смогу на этом неплохо подзаработать, – ухмыльнулась Паркинсон.

– Что, в ваше хранилище Министерство тоже заглянуло? – ехидно спросил Нотт.

– К тебе не обращались, Нотт, – Пэнси перевела глаза на Асторию и сказала. – Кто начинает?

– Все знают правила? – уточнила Астория, делая движение волшебной палочкой над бутылкой и не дожидаясь ответа, продолжила. – Тот, на кого указывает бутылка, должен произнести «Я никогда не» и сказать то, чего он никогда не делал, если кто-то это делал, он выпивает шот. Если ведущий игрок соврал и тоже это делал, он выпивает три шота. Всё ясно?

Все ответили утвердительно, и Астория, разлив шоты и поставив перед каждым по стопке, которая автоматически наполнялась сливочным пивом (в случае Малфоя это был тыквенный сок), покрутила бутылку. Горлышко указало на Пэнси.

– Я никогда не занималась сексом с Уизли, – сказала она внимательно, глядя на Гермиону.

– Паркинсон, ну ты и стерва! – воскликнул Блейз.

– Что? Мы же играем, – невозмутимо ответила слизеринка. – Я же сказала, что выведаю все грязные тайны Золотой девочки.

Гермиона сощурила глаза и не притронулась к стопке. Все остальные тоже. Бутылочка сама закрутилась и остановилась на Дафне.

– Хмм, я никогда не… сражалась в Битве за Хогвартс.

Гермиона, Драко, Тео и Блейз опрокинули по стопке. Гермиона удивлённо посмотрела на слизеринцев.

– Вы тоже были в той Битве? – на удивление, Малфой первым подал голос.

– Нас притащили туда родители. Ну, всех, кроме Блейза. Он сам пришёл, когда услышал. Но да, мы тоже сражались, Грейнджер, – он кинул на неё взгляд и вернул его обратно на стопку. – Не на стороне Пожирателей.

– Это было трудно, знаешь ли, когда каждый, кто нас знал, так и норовил пробить нам череп, – дополнил Тео и с грустью посмотрел на Гермиону.

Она никогда с ним не говорила о Битве, и сейчас девушка в новом свете посмотрела на своих однокурсников. Она понимающе посмотрела на Тео и улыбнулась ему.

– Это очень смело, – она перевела взгляд на Блейза, а потом на Малфоя. – Вы очень смелые. Спасибо.

Малфой уставился на неё так, будто у неё выросла вторая голова.

– Мы пошли туда не по своей воле, Грейнджер. Здесь нет ничего смелого.

– Необходима большая смелость, чтобы противостоять врагам, но гораздо большая, чтобы пойти наперекор… союзникам, – с небольшой улыбкой ответила она, глядя в глаза Малфоя.

Дамблдор говорил про друзей, но в их случае вряд ли Пожиратели были их друзьями. Малфой нахмурил брови и пристально посмотрел на неё. Бутылочка на столе закрутилась и указала горлышком на Забини. Гермиона отвела взгляд от серых глаз и посмотрела на Блейза.

– Я никогда не занимался сексом втроём, – ухмыльнулся мулат.

Малфой, Пэнси и Тео опрокинули по стопке, но, что самое удивительное, Астория тоже выпила шот. Все уставились на неё.

– Ты? – Дафна гневно вонзила свой взгляд в сестру.

– Это было весело, – с улыбкой пожала плечами Астория. Дафна гневно фыркнула.

– Смотри, чтобы эта информация не дошла до отца.

– Я не собираюсь выходить замуж по контракту, так что пусть он хоть трижды узнает, – гордо подняла носик Астория. Блейз ухмыльнулся и покачал головой.

– Тео? – повернулась к нему Гермиона и подняла брови.

– Отпуск в Аргентине – там очень горячие девочки, знаешь ли, – ухмыльнулся Нотт.

– Слизеринцы умеют веселиться, Грейнджер, – закатила глаза Паркинсон.

– Если беспорядочные половые связи для вас означают веселье, то я рада, что попала на Гриффиндор, – пробормотала Гермиона. Малфой хмыкнул.

– Хорошая девочка Грейнджер, – протянул он. – Кто бы сомневался.

– Я не ханжа, Малфой, но считаю, что такие моменты нужно разделять только с тем, кого любишь, – Гермиона устремила на него гневный взор. Она чувствовала, что алкоголь уже ударил ей в голову и поэтому добавила. – Если я полюблю двоих, а они меня, то нет ничего плохого в сексе втроём.

Зрачки Малфоя немного расширились, и он отвёл взгляд. Тео рядом заёрзал и прочистил горло, Блейз кинул пристальный взгляд на него. Бутылочка сделала новый оборот.

– Я никогда не летала на драконе, – сказал Дафна.

Гермиона единственная из всех выпила из стопки и улыбнулась. Все уставились на неё, а Тео победоносно обвёл всех взглядом, будто это он летал на драконе, а не Грейнджер.

– Врёшь! – вырвалось у Малфоя.

– Я никогда не вру, – отрезала Гермиона.

– В жизни не поверю, что такой книжный червь, как ты, решился полетать на драконе: ты же метлы боишься, словно она тебя съесть хочет, – продолжал Малфой. Гермиона немного склонилась к нему – голова кружилась, в теле ощущалась легкость.

– Когда мы охотились за… – она запнулась, чуть не произнеся слово «крестражи». – Когда мы были на нашей миссии, нам пришлось ворваться в Гринготтс, и так как гоблины окружили нас, выход был только один – освободить дракона, который был закован в цепи возле хранилища. Я разрушила его цепи, и знаешь, что я сделала потом? – Гермиона ещё ниже склонилась к нему, глядя прямо в глаза. Зрачки Малфоя были расширены так, что от серого остался только тоненький ободок, он задержал дыхание. – Я оседлала дракона, – победоносно сказала Гермиона, откинулась на спинку кресла и сделала глоток из своей бутылки.

Малфой тяжело сглотнул и глубоко вздохнул.

– Чёрт, Грейнджер, ты безумна, – пробормотал Блейз.

Дафна согласно закивала. Пэнси скорчила недовольное лицо, но мгновением позже с интересом взглянула на Грейнджер.

– А я знал! – воскликнул Тео и приобнял Гермиону. – Моя девочка!

– Я не твоя, Нотт, – ответила гриффиндорка, но руку Тео не сбросила. – И вообще, я не собственность, чтобы быть чьей-то, – подняла палец Гермиона с самым, что ни на есть, заумным видом.

Малфой смотрел на Гермиону и пытался уложить в голове всё сказанное. Эта ведьма всё больше и больше появлялась в его мыслях, особенно в последнее время.

Впервые он начал думать о ней, когда она явилась на его слушание в Министерстве. Уж кого он не ожидал увидеть на стороне защиты, так это Грейнджер: после стольких лет оскорблений с его стороны и пыток в мэноре она была последней, кого он ожидал увидеть. Но тем не менее она была там – всё такая же худая, но взгляд её был решительный, волосы стали более ухоженными, чем в последний раз, когда он её видел: они больше не топорщились в разные стороны, как во время Битвы за Хогвартс, а ниспадали упругими кудрями на плечи и вдоль спины. На её лице был легкий румянец, тогда как он выглядел, как побитая собака. Его на самом деле избили, когда заключили под стражу дожидаться суда. Двое охранников, чьи семьи убила Беллатриса, решили отыграться на нём, они ведь были родственниками с дражайшей тётушкой. Видимо, охранники решили, кому, как не Драко, отвечать за последствия её деяний. Его повалили на пол в камере и начали избивать кулаками и ногами во все места, куда смогли дотянуться. Драко пытался прикрывать голову руками, но силы быстро покидали его. Самый сильный удар всё-таки пришёлся на голову, отчего у Драко из глаз посыпались искры: он на минуту потерял сознание, но удар в челюсть вернул его в реальность.

«Надеюсь, ты сдохнешь в Азкабане, мерзкий ублюдок», – прорычал один из охранников и плюнул ему в лицо. Несмотря на боль, Драко считал, что заслужил это унижение.

И вот он, сидел побитый, в растрёпанной одежде, с ссадинами и синяками по всему лицу; руки, прикованные цепями к креслу, трясутся; выглядит он невероятно паршиво, а Героиня Войны Гермиона Грейнджер выступает в его защиту. Она бросает на него взгляд, полный сочувствия, а Драко кривит губы в презрительной усмешке, за что сам себе мысленно даёт пощечину: просто привык так на неё реагировать. Он считает, что не заслужил её сочувствия, как и она его презрения, но ничего не может с собой поделать. Отец его хорошо натаскал. Какая послушная собачонка, – подумал тогда про себя Малфой. Грейнджер вместо того, чтобы презрительно на него посмотреть, в ответ на его усмешку ободряюще улыбнулась. Что это? Огромное сердце Героини Войны или непроходимая тупость?

«Я ублюдок, Грейнджер, какого хера ты меня защищаешь, я заслужил провести жизнь в Азкабане», – думал Драко.

К его огромному удивлению, следом в зал зашёл Поттер и тоже свидетельствовал в его защиту. Драко замер. Ему казалось, что его мозг заклинило и у него галлюцинации, этого не может происходить на самом деле и он сейчас лежит избитый в своей камере. Видимо, его тогда сильно ударили по голове, и повредился мозг.

Драко не слышал, что происходило после выступления Поттера, но когда наручники исчезли с его рук, а охранник отдал ему волшебную палочку, он отмер: перевёл взгляд с палочки в своей руке и посмотрел на Кингсли Бруствера непонимающим и растерянным взглядом.

«Вы свободны, мистер Малфой», – повторяет министр.

Свободен? Но… Его вывели в коридор, и мать бросилась ему на шею. Всё ещё ошеломлённый, Драко крепко сжал маму в руках и глубоко вдохнул. Родной запах маминых духов с сиренью пробудил его от ступора: он немного отстранился, не выпуская Нарциссу из объятий, и посмотрел на неё. Улыбка его матери была так же прекрасна, как и её сияющие глаза, в которых стояли слёзы радости. Неуверенно Драко улыбнулся в ответ и облегчённо вздохнул. Он попытался найти глазами Грейнджер и Поттера, но заметил только густую копну волос, мелькнувшую у лифта. Поттер, зайдя в кабину, повернулся к Драко лицом, посмотрел на него и после секундной заминки кивнул. Драко кивнул ему в ответ. Он так и не поблагодарил их нормально, не сказал, как много для него это значило, что его мать не будет одна коротать время в холодном мрачном замке.

Когда ему сказали, что он должен вернуться в Хогвартс, последнее о чем он думал – это о благодарности Грейнджер и Поттеру. Он уже тогда начал сильно пить, и всё его существование сводилось к одному – достать ещё алкоголя. Нарцисса не сразу заметила, что её сын начал топить себя в выпивке.

Поначалу он просто выпивал пару стаканчиков огневиски на ночь, чтобы быстрее уснуть, иначе бессонница начинала мучить его. Затем пара стаканов превратились в бутылку, а спустя пару недель Драко начинал своё утро с бутылки огневиски вместо завтрака. Нарцисса начала бить тревогу и приказала всем эльфам заколдовать подвалы своей магией, чтобы Драко не смог до них добраться: она пригрозила им освобождением, чего те боялись больше всего, поэтому никто не осмеливался нарушить приказ хозяйки мэнора. Но Драко нашел другие пути – он пробирался в Лютный переулок ночью, когда все в поместье спали, и закупал у торговцев самое крепкое пойло, которое на вкус было, как моча гоблина, зато эффект давало отличный. Попытки заглушить ночные кошмары превратили его в зависимого слабака. Нарцисса пыталась приглашать целителей, но Драко отметал любые её попытки помочь ему.

В первый день в школе он, пытаясь сдержать содержимое желудка внутри себя, сидел поодаль от всех, когда услышал её имя, произнесённое из уст директора. Грейнджер назначена главной старостой вместе с Теодором Ноттом. Он посмотрел на неё: она выглядела спокойной, исчезла болезненная худоба, на щеках расцвёл румянец, полные губы украшала улыбка, за её спиной горел факел, создавая вокруг её головы сияние. Воспалённый мозг Драко вспомнил лекцию профессора Бербидж про магловские религии и иконы святых. Тогда он задумался о ней во второй раз.

После, в Хогвартсе, все его мысли были сосредоточены на добывании очередной бутылки, потому что кошмары стали приходить чаще: буквально каждый дюйм замка напоминал ему о его задании на шестом курсе и о Битве. Он нашёл на Пуффендуе семикурсника, который поставлял ему пойло. Надо же, хоть где-то эти кретины пригодились. На совместных занятиях Грейнджер, как всегда, тянула руку и отвечала на любые вопросы преподавателей, пока Драко боролся с похмельем или пытался сдерживать рвотные позывы. Однажды на зельях их поставили в пару, и она практически сделала всю работу за него, так как у него невероятно тряслись руки, так что он не мог даже ровно держать волшебную палочку. К его удивлению, Грейнджер никак это не прокомментировала, лишь сочувствующе посмотрела него и сказала, чтобы он взял ингредиенты из шкафа. Тогда он задумался о ней в третий раз.

А после было бесчисленное количество раз, когда его приносили в лазарет, так как сам он не мог соображать от количества влитого в себя спиртного. И каждый раз она просто лечила его и давала зелья, никак не комментируя и не читая нотаций. И Гермиона Грейнджер прочно поселилась в его голове.

Он пытался найти в себе силы и не пить, чтобы принести свои извинения на трезвую голову, потому что считал, что она не заслужила, чтобы перед ней извинялось нечто, мало походившее на человека. Но проблема была в том, что когда Драко трезвел, его начинала грызть совесть, и он накручивал себя мыслями о том, что такое ничтожество, как он, недостойно её прощения. Он боялся, что она проклянет его, вернёт ему все те обидные слова, которыми он бросался в неё на протяжении шести лет, скажет ему, что он ублюдок, достойный сгнить в камере рядом с его никчемным папашей. И он снова напивался, и так по кругу.

Пока однажды она не застала его лежащего в луже собственной мочи. После разговора с Блейзом Драко было безумно стыдно: внутренности переворачивало от отвращения к себе, он тысячу раз задавался вопросом, как он мог до такого докатиться, и не находил ответа. Его поведению нет оправданий – он делал больно себе, матери и своим друзьям. На следующее утро после инцидента Блейз поговорил с МакГонагалл и объяснил ей ситуацию с Драко. К чести директора, она не стала устраивать скандал и выгонять Малфоя из школы, разрешив целителю разума посещать того три раза в неделю в стенах Хогвартса.

Первая встреча с целителем разума прошла неплохо, по мнению Драко. Целитель, представившийся Терри Боуманом, оказался приятным человеком средних лет с волосами цвета шоколада: на висках проступила седина, глаза были глубокого карего цвета, а взгляд был добрым, будто подтверждающим слова Блейза о том, что этот человек ему поможет и не станет осуждать Малфоя за его постыдную слабость. Так и оказалось – в первую встречу Боуман спросил Драко, осознаёт ли он, на какой путь ступил и предупредил, что просто не будет, ведь, чтобы побороть свои страхи, нужно будет столкнуться с ними лицом к лицу, на что Малфой, сглотнув, ответил, что понимает своё положение и хочет избавить близких от последствий своих решений. Боуман тогда ответил, что Драко необходимо сделать это в первую очередь для себя, но Малфой не считал, что он вправе делать что-либо для себя. И Боуману удалось переубедить его. Это вдохновляло. После первого визита Боумана Драко не пил: ему было плохо, всё тело ломило от желания залить в себя что-то крепче тыквенного сока, он постоянно возвращался к мыслям об огневиски, но держался благодаря зельям, которыми снабжал его Блейз или Грейнджер, когда того не было в лазарете. И тогда, предварительно посоветовавшись с целителем, он решился принести извинения Грейнджер.

Хогвартс, Шотландия, декабрь 1998 года

Гермиона шла по пустому коридору шестого этажа, возвращаясь с ужина в свою башню. Она думала о том, как Малфой на прошлой неделе принёс в лазарет улучшенное зелье от похмелья, которое он переделал: он добавил в рецепт перья болтрушайки и вывел специальную нумерологическую формулу, которая позволила использовать это зелье не только, как антипохмельное, но и снимающее симптомы отмены даже для самых тяжёлых случаев.

Когда он принёс его в лазарет, Гермиона и Блейз как раз варили новую порцию Антипохмельного зелья.

– Забини, – окликнул друга слизеринец. Блейз отвернулся от котла и, вытерев руки о белоснежный фартук, подошёл к Драко. – Я… В общем, я улучшил Антипохмельное, вы можете теперь варить его вместо обычного?

Малфой крутил в руках небольшой пузырёк с ярко-синим зельем и свиток с рецептом. Забини вопросительно уставился на друга, приоткрыв рот. Гермиона, не сумев сдержать любопытства, подошла к Малфою.

– Можно? – спросила она, указывая на свиток.

Малфой перевёл на неё взгляд и, немного поколебавшись, передал ей свиток и бутылочку с зельем. Их пальцы соприкоснулись на секунду, но Малфою этого хватило, чтобы румянец окрасил его щёки. Грейнджер, ничего не заметив, отошла к котлу. Забини, отмерев, окинул друга оценивающим взглядом.

– Я смотрю, Боуман получает свои деньги не зря, – промолвил он.

– Он посоветовал мне попробовать заняться тем, что у меня получается лучше всего, а так как летать я больше не могу, я решил попробовать заняться зельями, – вполголоса ответил Малфой. – Ну и решил, что неплохо было бы улучшить это.

– Чёрт, – улыбнулся мулат. – Я рад это слышать. Поверь, Боуман своё дело знает: к концу года ты сядешь на метлу, Малфой, – Забини хлопнул друга по плечу.

Малфой неопределённо пожал плечами и уже собирался уйти, когда услышал голос Грейнджер.

– Это восхитительно, Малфой! Использование нумерологии при вычислении наилучшей методики изменения рецепта – до такого даже я не смогла додуматься, – Грейнджер повернулась к нему, опуская свиток. Он напрягся. – Как ты до этого дошёл?

– Я не тупой, Грейнджер, – только и смог вымолвить он. Её плечи немного опустились, а сияющая улыбка чуть-чуть померкла. Чёрт, он не хотел её обидеть, просто растерялся. Он решил уточнить. – Вспомнил, что говорила профессор Вектор про сочетание нумерологии и зелий, и подошёл к ней с этим вопросом. Она задала направление, остальные вычисления я сделал сам.

– Это потрясающе! Ммм, – Гермиона замялась и заправила локон за ухо. – Ты не мог бы показать мне все вычисления? Я имею в виду, что это может помочь для улучшения других зелий здесь, в лазарете.

Малфой замер, открыл рот, потом закрыл. Гермиона Грейнджер, главная заучка всего мира просит его, Драко Малфоя, «Пожирателя смерти» и ничтожного ублюдка, показать ей его вычисления?

– Хотя знаешь, – сказала Гермиона, не дождавшись его ответа. – Думаю, что было бы неплохо, если бы ты сам этим занялся. Я имею в виду, что у меня и так много дел: занятия, старостат, помощь в лазарете. Ты не думал связать свою жизнь с зельями? Если у тебя получилось усовершенствовать такое сложное, то, уверена, что у тебя получится и с другими. Ты мог бы начать практиковаться на тех, что часто используются здесь. Если хочешь, мы с Блейзом составим тебе список.

Драко впитывал её слова, как губка: они разливались внутри него, словно мёд, обволакивая его израненное сердце. На душе стало так легко. Он запечатлел её сияющие глаза в своём сознании. На него никто раньше не смотрел с таким восхищением. Так, будто он спас жизнь, а не просидел в библиотеке чёртову неделю, обложившись свитками с исписанными формулами.

– Я подумаю над этим, Грейнджер, – ответил Драко и, отвернувшись, быстрым шагом направился к выходу, будто боялся, что её улыбка сможет прожечь в нём дыру.

Гермиона повернулась к Блейзу и подняла на него сияющие глаза.

– Ты знал, что он может делать такие вещи?

– Он раньше очень любил зельеварение: у него дома была целая лаборатория. И ещё не забывай, что его дополнительно обучал Снейп, – Забини взял из её рук свиток и начал просматривать его.

– Ты должен уговорить его заняться зельями всерьёз: волшебный мир многое потеряет, если он бросит этим заниматься, – Забини усмехнулся. Гермиона взяла его за локоть и заглянула в глаза. – Я серьёзно, Блейз, у него настоящий талант. Таких одарённых зельеваров редко встретишь.

Блейз посмотрел на её руку, державшую его за локоть, мягко освободился и отошёл к котлу.

– Я знаю, Грейнджер. Чем, по-твоему, я занимаюсь все эти месяцы? – и добавил. – Не особо восхищайся им в его присутствии, а то его корона вырастет, и наш слизеринский принц снова раздует перья.

Гермиона усмехнулась. Она помнила, с каким важным видом Малфой раньше разгуливал по школе. Надо признать, что после того дня, когда она увидела Малфоя в Большом зале, она уже не думала, что он сможет вернуться к роли мне-всё-нипочём-я-богатенький-аристократ-Драко-Малфой. Такие перемены ломают людей, заставляют их переосмысливать свою жизнь и положение.

Она наблюдала за ним тайком. На общих занятиях он всегда сидел на последней парте и молча выполнял задания, не подначивал гриффиндорцев и даже не смеялся над её вечно поднимающейся рукой и тем, как она подпрыгивала в нетерпении дать ответ учителям. На уроках зельеварения он обычно был более сосредоточен, если не мучился от похмелья. От него всегда исходил запах алкоголя или сильнейшего перегара, так что она тайком, невербально, чтобы он, не дай Мерлин, не заметил, накладывала на него слабое заклинание, чтобы неприятный запах слабел, и тогда терпкий аромат хвои и дорогого табака, смешанного с цитрусом и чем-то цветочным, пробивался к ней в нос. Сидя иногда рядом в парах на зельеварении, Гермиона пыталась разложить его настоящий запах на составляющие, но не могла понять, что это за цветочный аромат, пробивающийся сквозь более грубые и терпкие.

Гермиона заметила, что после того инцидента в коридоре Малфой изменился в лучшую сторону. Она не знала, что именно послужило причиной таких перемен, но поняла, что рада за него. Всё-таки не зря она уговорила тогда Гарри дать показания в пользу Малфоя: она считала, что он заслужил прожить остаток жизни в спокойствии; он, как и она, были насильно втянуты в эту войну. И не ей судить его, не зная всей ситуации. Гермиона догадывалась, что Малфой не по своему собственному решению пытался убить Дамблдора: всё-таки Гарри сказал, что Драко тогда опустил палочку. Что бы сделала она, если бы её семье угрожали смертью? Если бы её шантажировали и манипулировали ею? Да и имеет ли она право судить его за попытку спасти семью от смерти, когда она сама лишила своих родителей памяти и жестоко поплатилась за своё решение тем, что они не могут теперь смотреть на свою собственную дочь.

Девушка горько усмехнулась своим мыслям.

– Грейнджер?

Тихий голос окликнул её. Гермиона обернулась и увидела Малфоя, который стоял возле вечно пустующего кабинета. Она вопросительно на него посмотрела. По Малфою было видно, что он решался на что-то: взгляд бродил от неё к стене, руки были сжаты в кулаки, челюсть напряжена, он вытянулся, как струна. Гермиона ждала.

– Ты… – Малфой глубоко вздохнул. – Мы можем поговорить?

– О чём? – осторожно спросила Гермиона.

– Я… Просто хочу кое-что сказать, Грейнджер.

Он повернулся, открыл дверь класса и, не оборачиваясь на Гермиону, зашёл внутрь в надежде, что её любопытство не оставит девушку в коридоре. Так и произошло. Спустя минуту Гермиона осторожно вошла в класс и остановилась у двери, прижимая к груди сумку с учебниками.

– Ты можешь сесть? – Малфой указал на стул.

– Я постою, спасибо.

– Грейнджер, – взорвался Малфой и сделал к ней шаг, но тут же, будто мысленно дав себе пощёчину, дёрнул головой и отошёл. – Пожалуйста, – добавил он более спокойным голосом.

Гермиона настороженно смотрела на него. Он, конечно, не причинил никому вреда с начала года и даже ни разу не обозвал её грязнокровкой, но старые привычки так просто не искоренить. Она сомневалась, что Малфой задумал какую-то пакость, прекрасно зная, что Тео и Блейз её в обиду не дадут, однако она не знала, чего можно ожидать от этого нового Малфоя. Нога Гермионы двинулась, и девушка медленно, не сводя глаз с парня, прошла к стулу и присела на краешек, готовая в любой момент сорваться с места. Её брови были немного нахмурены, а губы поджались.

– Спасибо, – выдохнул Малфой.

И сам будто немного удивился. Как и она. Малфой раньше никогда не говорил ей спасибо, да и вообще она сомневалась, что он кому-либо говорил это слово.

Малфой начал мерить шагами комнату: он обхватил себя руками, затем провёл рукой по волосам, взъерошивая их. В итоге он встал напротив неё и облокотился руками на парту позади него. Опустив голову в пол, он выпалил.

– Грейнджер, я хочу извиниться.

– Оу, – вымолвила девушка, её глаза в удивлении расширились, пальцы ещё сильнее вцепились в сумку, которую она не отпускала. – Оу. Ты не…

– Пожалуйста, не… Не перебивай меня, я… Чёрт, это очень сложно, Грейнджер, – он поднял на неё взгляд лишь на секунду и снова опустил, его пальцы впились в края парты и побелели от напряжения. Тяжело сглотнув, он продолжил. – Я хочу извиниться перед тобой за то, что мучил тебя все эти годы, – Малфой поднял на неё взгляд и теперь смотрел в глаза не отрываясь. В его глазах плескалась агония: Гермиона видела, как тяжело ему даются эти слова, но не перебивала и просто смотрела, переводя взгляд с одного серого омута на другой. – Я… Отец промыл мне мозги. Я с младенчества рос с осознанием и убеждённостью в том, что я особенный, потому что волшебник, потому что Малфой, потому что наследник древнейшего рода. Но больше всего именно потому что я чистокровный, – его руки мелко задрожали, и он скрестил их на груди. – Я верил всему, что говорил мне отец: в детстве он был всем для меня, главным примером для подражания. И я пытался быть похожим на него, – горько усмехнулся Малфой. И перевёл взгляд куда-то за плечо Гермионы, будто уносясь в воспоминания. – Я повторял всё, что он говорил про маглов и маглорождённых, я верил в то, что моя кровь действительно особенная. Понимаю, что это не оправдывает моего отношения к тебе, и я не пытаюсь оправдаться, – он снова провёл дрожащей рукой по волосам, набрал воздух в грудь и вернул взгляд на Гермиону, застывшую на стуле и боящуюся пошевелиться. – Я хочу извиниться за каждое презрительно брошенное в твою сторону гр…”грязнокровка». За то, что оскорблял твой ум, потому что, видит Мерлин, я ещё не встречал никого настолько умного, да и вряд ли когда-либо встречу. За вечно поднятую руку на уроках, потому что сам не знал всего, что знала ты, и я отчаянно завидовал тебе, маглорождённой волшебнице, которая всегда опережала меня по оценкам. Я извиняюсь за то, что оскорблял твою внешность, потому что был идиотом, – последнее он добавил еле слышным шепотом. – Но самое главное, за что я хочу извиниться, Грейнджер, это за то… – Малфой не выдержал её взгляда и начал мерить шагами комнату, нервно сжимая кулаки. – За то, что не помог тебе тогда, когда чокнутая сука пытала тебя у меня на глазах, а я стоял и смотрел на тебя не в силах пошевелиться, и… – он остановился рядом с ней и опустился на пол, будто ноги не в силах были его держать, его голова упала на грудь, из груди вырвался судорожный хрип. Комок в горле мешал говорить, но он сглотнул через боль и продолжил. – Я ничего не сделал, Грейнджер, – прошептал он, не в силах говорить в голос. – Я ничего не сделал, хотя мог, но не стал. И я принял это решение, потому что я трус и слабак, – Малфой тяжело дышал, его грудная клетка тяжело вздымалась и опускалась. – Я не хочу, чтобы ты меня прощала, я не достоин твоего прощения, но я всё равно смею стоять сейчас перед тобой и извиняюсь за всё то дерьмо, что с тобой произошло по моей вине… Ты не… Ты не заслужила всего этого.