Поздняя весна. Повести и рассказы

© Ярослава Казакова, 2019

ISBN 978-5-0050-2540-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ненужная

Глава 1

– Ой, ну, и, чё это вы задумали? – В сотый раз переспросила меня Натусик.

Натусик – это сестра моего… кажется, уже окончательного бывшего. Бывшего кого? Шут его знает! Парня? Тогда какого чёрта мы пятый год делаем вместе в одной квартире? Жениха? Хм… Жених – это тот, кто сделал предложение. Я же все пять лет, что мы знакомы, получала исключительно объяснения на тему, почему предложение не может быть сделано сейчас, и обещания, что «когда-нибудь непременно».

Тогда кто он мне? Муж? Чёрта с два! Нельзя стать мужем, минуя стадию жениха. И, вообще, нет у меня ни малейшего желания пополнять собой ряды особей, которые «замужем» за совершенно свободными парнями и мужчинами.

Есть, конечно, ещё одно слово, которым нас обоих можно правдиво обозвать: сожители, но от этого шедевра русского языка явственно веет грязью, пустыми бутылками по углам и, вообще, помойкой. Мы же оба люди вполне себе приличные, поэтому называться так категорически не желаем.

Любовники? Да, было справедливо ещё пару месяцев назад, а теперь – нет. Именно два месяца назад я взбунтовалась и объявила, что, во-первых, все порядочные знакомые уже давно сделали предложение своим девушкам, а кое-кто даже успел сыграть свадьбу и обзавестись детьми, а, во-вторых, он помесь козла с бараном. Женька обиделся и заныл опять что-то про свои неотложные дела, неразрешимые проблемы и прочую лабуду, о которой я слышу уже очень давно.

В общем, я заявила, что мы разъезжаемся и… перенесла свои вещи в комнату побольше, служившую нам гостиной. Параллельно я принялась искать себе другое съёмное жильё, но это оказалось ещё сложнее, чем виделось мне в начале.

За те пять лет, что прошли с момента моего переезда в столицу, цены на съёмные однушки существенно выросли. Спрос на них при этом, как ни странно, повысился, и любая, даже плохонькая, однокомнатная квартира оказывалась арендованной ещё до того, как я успевала набрать номер из объявления. Я ещё раз оценила великодушие нашей квартирной хозяйки, которая за четыре с лишним года так и не повысила арендную плату и не возражала, что вместо одинокой девушки в её квартире с некоторых пор проживает ещё и одинокий парень.

То есть, до недавнего времени парень был не так уж и одинок. Нет, он был одинок, конечно, но не настолько, чтобы сообщать всем и каждому, что он совсем свободен, и у него нет девушки… Но, какая же я ему девушка, если я готовлю для него еду, стираю его вещи, утираю ему сопли, когда он жалуется на несправедливость жизни, ухаживаю за ним, когда он подхватил очередную инфекцию?

Девушка – это такое эфемерное существо, живущее в другой квартире, а лучше в другом районе или городе, которое ты видишь только по выходным, праздникам и прочим особым случаям. Оно – существо под названием «девушка» – всегда хорошо выглядит, приятно пахнет, и ты не знаешь, откуда берутся на её голове кудряшки. Сколько раз в месяц, и для каких нужд она посещает косметолога, тоже для тебя тайна. Девушка всегда или почти всегда в приподнятом настроении, неизменно рада тебя видеть, старается быть тебе по нраву в каждый момент времени, проводимого вместе.

Существо же, которое обитает на одной с тобой жилплощади, выглядит по-разному, особенно с утра. Пахнет то дорогим парфюмом, то жареной курицей, то спортзалом. Вдобавок, выясняется, что кудри на её золотистых волосах – результат нескольких часов, проведённых с безобразнейшей конструкцией на голове, а идеально чистая кожа – итог многолетних усилий и наличия целого ящика специальных средств. Настроение существа тоже варьируется от «ми-ми-ми, какая прелесть!» до «так бы всех и переубивала!»…

Впрочем, о чём это я? Что я прицепилась к этой терминологии: «девушка» – «не девушка»… Какая разница? Как будто меня до сих пор терзает обида!..

Да, представьте себе, терзает! И, ещё какая! Прожить с… существом женского пола четыре года, да так и не понять, хочешь ли ты провести с ним всю оставшуюся жизнь! Согласен ли ты и дальше получать от этого существа подарки, тепло, внимание и милые, семейные скандалы! Хочешь ли ты совместных детей, машин, ипотек!.. И, тем не менее, ты держишь это существо в подвешенном состоянии, когда оно и не замужем, и не свободно, а сам ты в это время свободен как… носок в полёте! Как это назвать? Каким словом? Гражданский брак?.. Ненавижу! Гражданский мрак – вот что это такое!

Снова я завелась и почувствовала, как кровь прилила к моим щекам, в глазах потемнело, а дыхание стало более поверхностным и сбивчивым. Вдобавок, в уши навязчиво вливался поток болтовни Натусика. Она, кажется, могла болтать везде, в любое время, в любой ситуации и любом положении, даже вися вниз головой. Кстати, неплохая идея – подвесить Натусика вниз головой. Я представила себе эту картину и непроизвольно прыснула.

– Ты чего? – Протянула Натусик обиженно, и мордочка её сразу скуксилась. – По-твоему, я говорю глупости?

Оказывается, пока я бултыхалась в своих обидах, Натусик развивала мне идею о том, что надо бы мне забеременеть, и тогда её драгоценный братик Женечка непременно со мной распишется. Да, конечно. Распишется и раскакашется одновременно.

Как будто мало глупышек, оставшихся с детьми на руках, без мужа, без жилья и без гроша в кармане. Уж я на таких насмотрелась! Фельдшером на «Скорой» работаю. Куда только ни приходится ездить по вызовам! Недавно к одной такой одинокой мамочке ездили. Жила с ребёнком в подъезде, потому что идти ей некуда. Отвезли в больницу, а после её с ребёнком оформили в реабилитационный центр. Они даже о существовании таких центров часто не подозревают.

– Но, у меня же получилось! – Радостно объявила Наташка, и круглые, совиные глаза её сделались лисьими от избытка хитрости.

Она явно была в тот момент очень собой довольна.

Да, у неё получилось. Получилось выйти «под залёт» замуж за какого-то их местного инфантила, который нигде не работает и не собирается. А, зачем? Родители, и его, и Натусика, хорошо зарабатывают и дают им достаточно средств на ежемесячные расходы. Квартиру молодой, с позволения сказать, семье позволили занять бабушкину, сразу же после их свадьбы выселив оттуда квартирантов. Родители даже шикарный ремонт им сделали на свои, разумеется, средства.

Теперь Олеженька – муж Натусика – сидит дома с их годовалым сыном, а сама Натусик вышла недавно на работу в магазин, в отдел косметики. Взглянув на её до ужаса раскрашенное молодое личико, вы сразу поймёте, где прелестница работает.

Это всё, конечно, замечательно, только у меня сразу возникают два вопроса. Во-первых, что они будут делать, когда их родители не смогут или не захотят совать им деньги, да, и нормально ли это, когда двое взрослых людей с ребёнком живут за счёт родителей? Во-вторых, не подло ли это – женить на себе парня, шантажируя его ребёнком, которого он, между прочим, не просил тебя рожать? Однако Натусику ничего не подло: ни жить за чужой счёт, ни женить через пузо. Главное, чтобы ей было хорошо.

Она вообще очень своеобразное существо. Четыре года наблюдаю её жизнь в естественных условиях, но она всегда найдёт, чем меня удивить и докопать.

В прошлый свой приезд Наташка, например, попросила меня насыпать ей с собой в дорогу соли. Я достала дорожную солонку с плотно закрывающейся крышкой и подала ей.

– Ой… нет, мне такую не надо! – Принялась отнекиваться Евгешина сестрица. – Насыпь мне соли в спичечный коробок.

– Куда-куда? – Не поняла я.

– В спичечный коробок, – принялась терпеливо объяснять Натусик. – Все люди, когда они едут куда-то на поезде, насыпают соль в спичечный коробок.

Во, как! Все люди! Я, значит, либо не людь, раз вожу с собой дорожную солонку, которую без малейшего сожаления готова пожертвовать ближнему, либо всё делаю неправильно, либо вообще ненормальная, раз у меня нет пустого спичечного коробка.

Последнего у меня в наличии не было, и быть не могло, ибо плита у нас, как и у большинства обитателей около-столичных новостроек, электрическая, а не газовая. Для того, чтобы иногда, под настроение, примерно раз в месяц, выкурить любимую сигарилу с вишнёвым вкусом, у меня имеется вполне себе приличная зажигалка, а, вот, спички… Когда же я в последний раз их видела?

Вспомнила! У меня есть один несчастный коробок со спичками для зажигания маленьких свечек, вставляемых в аромалампу. Я нечасто зажигаю её, тоже примерно раз в месяц, потому и забыла о наличии спичек в квартире.

Увидев этот несчастный коробок, Натусик тут же потребовала дать его ей, предварительно наполнив мелкой солью. Факт наличия в коробке спичек, которые иногда бывают мне нужны, её нимало не смущал.

Эх, знала бы я тогда, куда в скором времени отправится моя аромалампа, и сколько работы ей предстоит! Но, откуда я могла это знать?

Пришлось высыпать спички в маленькую конфетную вазочку, освободив тем самым коробок, и теперь они второй месяц лежали там, красуясь, вместо конфет. Вспомнилась сказка одного советского писателя про маленькую, ростом с палец, девочку Феньку, которая ела спички, бумагу, нитки и запивала всё это керосином. Кто знает, где можно Феньку отыскать, подскажите, пожалуйста! У меня есть для неё шикарное угощение.

Для Наташки же у меня припасено множество крепких ругательств, но я ещё ни разу не пустила их в ход. Только соберусь, взгляну на неё повнимательнее и понимаю: злиться там не на кого. В конце концов, она довольно безобидное существо, и я с ней в отличие от её братца Женечки не ссорилась.

Мои размышления на тему обездоленных спичек, бездомных матерей-одиночек, фантазий Алексея Пантелеева и разных подлостей прервал видео-вызов по скайпу. Интересно, какой чёрт мне может звонить в час ночи? Нормальные люди в это время уже спят. Женька, например, ещё два часа назад отправился в свою комнату, это мы с Наташкой заболтались на кухне. То есть, заболталась, конечно, Наташка, а я так, за компанию.

Взглянув на абонента, я обмерла. Это же не кто иной, как сам Милан! Мать моя женщина! На кого я похожа? Впрочем, сама знаю, на кого. На довольно крупную болотную кикимору. Сбросить вызов просто немыслимо. Отключить камеру тоже, потому что Милан будет думать, будто со мной что-то не так, и жутко при этом нервничать. Что же делать?

Я резко вырубила свет в кухне и принялась нашаривать рукой выключатели нижних светильников, одновременно нажав на «ответ».

Думаю, зрелище, которое предстало перед Миланом в первый момент, изрядно его ошарашило: в полной темноте мелькают какие-то огоньки и раздаются истошные вопли Натуси, внезапно очутившейся в полной тьме. Она отчаянно чиркала моей зажигалкой, пытаясь зажечь свечу, но при этом только обжигала себе пальцы и взвизгивала, как собачонка.

Из спальни примчался Евген и принялся орать на нас, что есть мочи. Мы, видите ли, мешаем ему спать. Да, особенно я мешаю. За весь вечер проронила в общей сложности пару фраз, да, и то чисто случайно. Сестрице своей мозги промывай, если найдёшь! Впрочем, Евген именно этим и занялся ввиду потери второго противника.

После нескольких тщетных попыток я всё же нашарила выключатель и предстала перед Миланом в загадочном полумраке.

– Милан, что с вами? Вы не здоровы? – Вырвалось у меня вместо приветствия.

Давно я его таким не видела, примерно с момента нашего знакомства. Вылитый Иисус распятый!

– У вас там всё в порядке? – Вырвалось у Милана вместо ответа.

Его, должно быть, сильно озадачило начало нашего общения и скандал, бурно развивавшийся на заднем плане.

– Ничего страшного, – заверила я его, – небольшая семейная сцена. Пустяки!

– Что значит семейная? – Завёлся Милан с пол-пинка. – Ты вышла замуж и ничего мне не сказала?!

– Ну, что вы, Милан! Я бы обязательно вам сказала, случись со мной такое. Это мой сосед по квартире ругается со своей сестрой. Ничего особенного! Дело семейное.

Вот! Наконец-то, я с помощью Милана нашла определение Евгена, точнее его роли в моей жизни. Он сосед по квартире. В последние два месяца мы с ним ведём строго раздельный бюджет и вносим квартплату поровну. Я стала гораздо меньше денег тратить на продукты, почти перестала готовить, чем высвободила массу свободного времени, и перешла на здоровое питание. Это дало мне прилив сил и избавило от нескольких ненужных килограммов. Столько хороших перемен, а всего-то и произошло, что Евген из разряда любимых мужчин перешёл в соседи по коммуналке.

– Вы меня так не пугайте! – Предостерёг Милан. – Без вас хватает неприятностей!

У Милана неприятности! Скажите, пожалуйста! Неужели с ним когда-нибудь случалось что-то приятное или хотя бы ничем не омрачённое? В неприятность у нас перерастает всё: от дождика за окном до случайно порванного шнурка; от слишком холодного-горячего-сладкого-несладкого кофе до… До чего угодно, в общем!

Не без усилий я спрятала усмешку за серьёзной миной и спросила, как можно участливее:

– Что случилось, Милан?

– Светка ушла от меня и забрала детей! – Выпалил Милан, и лицо его подозрительно напряглось.

Всё. Сейчас он будет реветь, и это ужасно. Что угодно, только не это! Фух!.. Нет, не будет. На этот раз сдержался. Погодите, что?! Светка ушла и забрала детей?!

– Может, она не навсегда ушла, а, так, на время? В гости к матери поехала, например, а вас предупредить забыла? – Выдала я самое нелепое предположение из всех возможных, но Милан, похоже, не заметил его нелепости.

Бедняга! Видимо, он вконец обескуражен происходящим.

– Нет, Яничка, Светлана ушла насовсем! Она так и сказала: ты сухой черствяк и злой, липучий занудник! – Когда Милан со словенского языка переходит на русский, всегда начинается цирк, но сейчас мне было совсем не до смеха.

– Зануда, – поправила я его машинально, – не занудник, а зануда, – насчёт злого и липучего черствяка просвещать Милана как-то не захотелось.

– Я не зануда! – Горячо возразил Милан. – Я просто люблю, чтобы всё было правильно! Разве это плохо?

– Это очень хорошо, Милан, – заверила я его, – но дело совсем не в этом.

– В чём же? – Милан явно начинал всерьёз заводиться.

На меня неожиданно нахлынули воспоминания о том, как мы с ним встретились, и я уже в который раз прибегла к этой палочке-выручалочке.

– Помните, как мы с вами познакомились, Милан? – Спросила я своего собеседника, постаравшись при этом максимально просветлеть лицом.

Сейчас он пустится в воспоминания, а у меня будет пауза, чтобы собраться с мыслями. Так и произошло.

– Я-ни-чка! – Протянул Милан по слогам, задумчиво улыбаясь. – Ну, как я могу такое забыть?

Тут он принялся болтать, а мне оставалось согласно кивать в такт его воспоминаниям и улыбаться, думая нелёгкую думу о том, чем я могу помочь этому в очередной раз измочаленному жизнью молодому мужчине.

Глава 2

Я говорю всем, что Милан – мой друг, но это не совсем так. Друг, на мой взгляд, это некто, примерно равный тебе самому. В чём-то ты можешь его превосходить, в чём-то он тебя, но в целом вы находитесь примерно на одном уровне развития, настроены на одну волну, нередко занимаете одинаковое положение в обществе.

В случае с Миланом всё по-другому. Он – великий, не побоюсь этого слова, музыкант. Виолончелист. Вся его жизнь – непрерывная борьба, в которой он раз за разом одерживает победы. Я же простая девушка из обычной неполной семьи. Живу в своё удовольствие, звёзд с неба не хватаю… Точнее, не хватала до встречи с Миланом. Он помог мне дотянуться кое до чего, о чём я раньше не смела даже мечтать. Так, что, Милан мне больше, чем друг.

Раньше было в ходу слово «благодетель». Сейчас оно считается устаревшим и применяется, в основном, в ироническом смысле. Очень жаль. Оно, как ни одно другое, наиболее точно характеризует роль Милана в моей странной, переменчивой жизни. Впрочем, обо всём по порядку.

Я познакомилась с Миланом примерно восемь лет назад. Он приехал в наш город на длительные гастроли в составе известного симфонического оркестра. Всё бы ничего, но тут великого музыканта неожиданно накрыла волна угнетённого настроения. Нет, это была ещё не депрессия, но состояние, очень к ней близкое.

Ему пытались оказывать необходимую психологическую помощь, но здесь такая штука… В общем, нельзя быть эффективным психотерапевтом, не являясь носителем того же языка, что и пациент. Именно об этом и поведал общественности вызванный из университета титулованный специалист, который преподавал на нашем курсе клиническую психологию.

После занятий я подошла к нему и сообщила, что владею языком захандрившего музыканта, пусть не в совершенстве, но, всё же, на достаточно хорошем уровне. Мой недавно умерший дедушка был словен, и с детства учил меня своему языку. Никто другой из пяти его внуков не заинтересовался языком предков, а моя любознательность всегда была выше средней.

К тому времени я уже оканчивала курс обучения. Оставалось сдать пару экзаменов, госник и защитить диплом. Вдобавок, на тот момент у меня был диплом фельдшера и пара лет самостоятельной практики на «Скорой». В общем, мы отправились спасать дорогого гостя вдвоём: опытный психолог-практик, с трудом объясняющийся с пациентом по-английски, и я, зелёная практикантка, владеющая, пусть и не безукоризненно, языком страдальца.

Контакт с пациентом удалось найти не сразу, хотя, надо сказать, Милана Котника тронули мои старания изъясняться на его родном языке.

Как бы там ни было, через неделю мы с Миланом бегали наперегонки по набережной в шесть утра, гуляли днём по городу и на спор ели по пять порций мороженого, до которого оба оказались большие охотники. Настроение гостя существенно улучшилось, жизнь начала налаживаться и тут – бац! – появилась Светка.

Светка – моя университетская однокурсница, но знала я её плохо. Мы с ней мало общались и редко пересекались, потому как учились на заочном отделении, поток большой, общих интересов мало, научные руководители разные. Как я сейчас понимаю, она тогда нарочно принялась со мной активно приятельствовать, узнав, с кем я провожу много времени и, как вы уже догадались, цели своей достигла.

Не подумайте, что у меня какая-то обида на Светку, либо, что ещё хуже, ревность или зависть к ней. Этого нет в помине, потому что с Миланом нас изначально связывали только дружеские отношения, помимо медико-пациентских, конечно.

Милан спокойно мог болтать со мной о своих прошлых романах и обсуждать мотогонки, пить пиво и гонять по экрану компа человечков, подбадривая их нецензурными ругательствами на всех языках мира… Со Светкой у них с самого начала всё сложилось иначе.

Увидев, что я пришла на очередную утреннюю пробежку не одна, а в сопровождении натуральной блондинки с волосами до попы, талией хорошо поголодавшей осы и глазами эльфа, Милан буквально рухнул к её ногам. Да-да, рухнул в прямом смысле слова! У моего друга и благодетеля подкосились колени, а на беломраморном личике Светусика не дрогнул при этом ни один мускул, ибо она привыкла за свои двадцать с небольшим лет к подобной реакции мужчин на свою персону.

В общем, как вы уже поняли, уезжал великий музыкант из нашего города не один. Ради «неземной любви» Светка бросила универ, так и не окончив курса, чем нередко попрекала впоследствии своего именитого супруга. Каким-то непостижимым образом она умудрилась в кратчайшие сроки расписать с собой закоренелого холостяка Милана, одного за другим произвела на свет двух очаровательных мальчиков и вертела своим семейством и всей роднёй, как ей вздумается.

Теперь, по прошествии стольких счастливых лет, ей взбрело в голову зачем-то уйти. Видимо, это часть очередного коварного плана по управлению супругом. Возможно так же, что Светка встретила кого-то и, наконец, полюбила по-настоящему, и от этого Милан сделался «чёрствым сухарём», «занудой» и так далее по списку.

На месте Милана я бы пожелала ей попутного ветра и счастья полные… паруса, но мне хорошо рассуждать, я-то не люблю Светку (С чего бы мне её любить?), а вот он… Да, это проблема. Надо что-то делать.

Сказать по правде, я готова разбиться в лепёшку, чтобы помочь Милану выбраться из тенёт подступающей (Уже подступившей?) депрессии ещё и потому, что однажды он, пусть, не разбиваясь, помог выбраться мне.

Я тогда увязла по уши в убивающей душу рутине и не видела ровным счётом никакого выхода из сложившейся ситуации. Это произошло примерно через два года после нашего с Миланом знакомства. Дело было так.

Как вы уже поняли, я в своё время окончила медицинский колледж по специальности «Фельдшерское дело» и работаю на «Скорой». Да, это местами та ещё работка, но, вы не поверите, мне она нравится. Я влюблена в своё дело и не представляю моей жизни без него.

Так, вот. Всей родне в какой-то момент начало казаться, что я трачу свою жизнь зря. По их мнению, я должна была учиться на дневном отделении какого-нибудь не особо напряжного вузика, красить физиономию, бегать по свиданкам и ни черта не делать от сессии до сессии. Так жило в то время большинство моих ровесниц. Я же за сравнительно небольшие деньги денно и нощно вкалываю, обходясь при этом без вузовского студенческого билета, личной-параличной жизни и даже мечты о них!

Это безобразие нужно было любой ценой исправить, и мне начали капать на мозги о том, какая я безынициативная, не амбициозная, не целеустремлённая и вообще несовременная. Сколько я в тот период выслушала од диплому о высшем образовании – не хватит пальцев на руках и на ногах, чтобы их сосчитать!

В общем, любящим родственникам удалось убедить меня всей гурьбой в необходимости получить «вышку». Провести ещё семь долгих лет в медицинском вузе я была не готова, никакие другие сферы деятельности меня не привлекали, и в качестве Альма Матер я выбрала психологический факультет университета.

Дело было не столько в моей любви к психологии и даже не каких-то моих собственных неразрешимых псих-проблемах. Просто выпускники медицинских колледжей обучались там по сокращённой программе: вместо шести лет обучение длилось всего три с половиной года на заочном отделении. Я могла спокойно совмещать любимую работу с учёбой и жить, как мне вздумается, не раздражая при этом родню.

Так, меньше, чем через четыре года я стала дипломированным психологом, и один из моих двоюродных дядюшек выгодно пристроил меня на работу в администрацию города. Тут-то и начался ад.

Не хочу описывать всё, скажу только, что два с лишним года, проведённые на этой работе, чуть не довели меня до психиатрической клиники, либо ещё какого греха. Работала я там не по своим двум специальностям, а оформляла какие-то бесчисленные бумажки и носила их из кабинета в кабинет. Сказать, что это было не то, о чём я мечтала в детстве – не сказать ничего.

Мало этого, на меня ещё постоянно орали так, что стены тряслись: то я не там сделала отступ, то допустила лишний выступ, то занесла те бумажки не в этот кабинет, то эти не в тот… В общем, когда мне довелось в следующий раз повстречаться с Миланом, он меня не узнал.

Замысловато выругавшись по-словенски, Милан буквально взял меня за руку и увёл с ненавистной работы. Если выразить суть того, что он тогда сказал, приличным языком, то два года назад я была персик, а сейчас – просроченная курага.

Дома, конечно, меня принялись ругать во все корки. Милан быстро это понял и увёз меня к ним со Светкой в гости, в Словению, откуда я вернулась через год без малого совсем другим человеком.

«В гости» – это слишком сильно сказано. Милан со Светкой постоянно были в разъездах, а я жила в их доме, занимая спальню на втором этаже, работала гидом в ближайшем турагентстве, дабы не сидеть у гостеприимных хозяев на шее, и писала, писала, писала!..

Дело в том, что я с пятнадцати лет пишу стихи и коротенькие рассказы, но до этого времени складывала их в стол, даже не помышляя о публикации. Иногда я давала почитать свои творения друзьям и знакомым, меня хвалили, я радовалась, и всё оставалось на своих местах.

Милан заставил меня опубликовать то, что есть, а под влиянием красоты, окружавшей меня в то время, нахлынувших впечатлений, новых знакомств и непривычной жизни я начала писать буквально каждый день. Вскоре родилась ещё одна книга, потом ещё.

У себя дома меня почти никто не знает как поэта и писателя. Совсем другое дело в Словении. Там мои стихи и проза, переведённые на словенский, стали довольно популярны среди романтически настроенной части населения. Окунувшись в языковую среду, я начала больше понимать, лучше говорить, и некоторые стихи писала уже сразу на словенском языке, не прибегая к услугам переводчика. Не обошлось, конечно, без помощи в продвижении моих произведений со стороны Милана и его друзей. В общем, в Словении и Австрии, где тоже живёт довольно много словен, у меня есть свои почитатели и даже последователи.

Когда я рассказывала об этом Евгену, он недовольно кривился и неизменно шутил про «широкие слои узкого круга». Ещё он терпеть не мог, когда я при нём начинала писать что-нибудь.

– Что это мы там кропаем? Шшихи? – Спрашивал Евген со злорадной ухмылочкой, имея в виду стихи.

Мне в такие моменты очень хотелось двинуть ему копытом по зубам так, чтобы он произносил слово «стихи» всегда именно так: «шшихи». Каждый раз мне удавалось сдерживаться, потому что я знала, что ругань собьёт творческий настрой, спугнёт рифму и возмутит до глубины души утончённую даму Музу.

Евгена, как я сейчас понимаю, бесит вообще всё, что мне нравится. На симпатичных мне людей это распространяется тоже. Однажды он назвал Милана «твой словенский выродок», после чего я не разговаривала с ним целый месяц, и Евгену пришлось тогда извиняться за свои слова, хотя ему ужасно этого не желалось.

С кем бы я ни подружилась из девушек или женщин, все они были для Евгена, кто «кошёлка», кто «старая дура», кто «наглая сопля». Не щадил он эпитетов и для моих сотрудников, приятелей, знакомых. Приятный Женечка человек, одним словом!

Правда, никто этого не ценит, и ни на одной работе мой многоуважаемый сосед по квартире дольше, чем на год-полтора, не задерживается. Благо, живём в столице, и вакансий по его специальности более чем достаточно. Кажется, я начинаю понимать, почему он шесть лет назад уехал из своего маленького, уютного городка, где вполне мог бы жить у мамки с папкой под крылышком и горя не знать.

Впрочем, мне ли осуждать уехавших из дома обитателей съёмных углов?

Пять лет назад я тоже, вернувшись из Словении домой, не задержалась там и на месяц: повидалась кое с кем из родных и друзей, немного погуляла напоследок по родному городу и уехала, сначала в Австрию по делам, после в Индию ради интереса, а потом в столицу. Евген сагитировал. Да, я и сама прекрасно понимала, что жить так, как мне хочется, дома не дадут. За каждый свой самостоятельный шаг мне придётся стоять насмерть, а что это за жизнь, когда идёт непрекращающаяся война?

Мать и тётки запугивали меня разными ужасами проживания в мегаполисе: дуроломными квартирными хозяевами, безумными работодателями, брачными аферистами, хитрыми сутенёрами, нищетой, одиночеством, криминалом. Они даже моей тётушке Регине, которая уже давно здесь живёт, звонили с просьбой приглядеть за мной. Та, к счастью, ответила, что не собирается приглядывать за взрослыми тётками вроде меня, и мать с тётей Линой благополучно с ней в очередной раз поссорились.

Страшилки о жизни в Москве я слушала вполуха, потому что за прошедший год, наконец, осознала, что я взрослый человек, и могу делать всё, что посчитаю для себя нужным и полезным. Вдобавок, я владела востребованной и горячо любимой профессией, тремя европейскими языками и солидной суммой от литературных гонораров, лежащей в банке.

О последней мне не стоило говорить родным, но тогда я этого ещё не понимала. Зато теперь у меня есть прекрасный повод не общаться с теми, кому я не дорога – не отданные долги. Из-за этих безответственных личностей я не смогла купить жильё в столице, но кое-что у меня всё же припасено. Помимо этого я иногда получаю авторские отчисления за использование своих текстов, в основном из Словении и Австрии, конечно, и это очень неплохое подспорье. Я могу не думать каждую минуту о том, как мне выжить, и не набирать под завязку суточных дежурств.

Раньше я вынуждена была подрабатывать массажистом в свободные от дежурства дни, а теперь мне это не нужно. Я только изредка выхожу как массажист в клинику заболеваний опорно-двигательного аппарата на подмену.

Ещё я осуществила почти все свои мечты о путешествиях.

Ещё купила машину, на которой ездит преимущественно Евген, конечно, но он всегда может меня привезти-отвезти, либо подбросить крупный груз, куда мне нужно. Кстати, не мешало бы забрать у него ключи.

Ещё я делаю всем дорогим мне людям хорошие подарки на праздники, не особо задумываясь об их стоимости.

Всё это благодаря Милану и его… нет, не дружбе даже, а настоящему покровительству.

Глава 3

Теперь у Милана несчастье.

Он закончил со своими воспоминаниями о нашей встрече и первых неделях безмятежной дружбы и перешёл к жалобам на жизнь. Надо бы его отвлечь, а то он такими темпами обязательно сегодня разревётся.

– Милан, кто с вами сейчас? – Прервала я поток его жалоб. – Надеюсь, вы не один в доме?

– Нет, не один. Со мной мой друг, Яромир. Правда, он скоро уезжает. Кажется, великий занудник Милан его совсем закопал, – пошутил мой собеседник по-русски и горько рассмеялся.

– Когда он уезжает? – Докопалась, в свою очередь, я.

– Не помню! – Милан беспечно махнул рукой. – Послезавтра, кажется, или через два дня.

Это совсем нехорошо. У Милана начинается большой концертный тур по Латинской Америке примерно через две недели, и оставлять его одного на это время крайне нежелательно. Мало ли, что взбредёт ему в голову в одиночестве?

– А, у меня как раз через два дня начинается отпуск, – живо соврала я. Интересно, как я буду отпрашиваться с работы? Впрочем, ничего, как-нибудь справлюсь. Я уже три года не была в нормальном отпуске. Так, по неделе урывками.

– Это же замечательно! – Просиял Милан. – Приезжайте ко мне. Я забыл сказать… Мне вчера звонили с нашего телеканала культуры… Хотят сделать передачу с вашим, Яничка, участием. Так, что отпуск очень кстати!

Милан оживился и снова начал болтать, на этот раз о телевидении и новостях культуры. Я изо всех сил делала радостное лицо, кивала, а сама чуть не плакала, мысленно перебирая свой гардероб. Ладно, как-нибудь разберусь. Сейчас главное – отпроситься на две недели с работы, остальное не так сложно и страшно.

Я уже порадовалась, что наша беседа вошла в мирное, приятное русло, но, как оказалось, рано.