Читать книгу: «Домовой – земной опекун», страница 4

Я очень многое вижу оглядываясь назад. Это мой последний взгляд, и мне открывается всё то, что было скрыто чарами моего опекуна. Я умираю. Прошло много лет с тех пор как я проснулась от того сна. Сейчас мне кажется, что сон длился до настоящего момента.

Я подписала свой договор с домовым и сейчас заканчивается срок его действия. Он выполнил всё, что обещал, он не оставил ни меня, ни Сашу своей заботой. Мы тоже отдали ему то, что полагалось согласно договору. Сейчас я это понимаю.

Мы отдали частицу сил, частицу возможностей, заложенных в нас. Саша даже не соглашался. Достаточно было меня. Домовой или опекун питается возможностями, потенциалом. Тем, что могло бы быть. Но могло и не случиться. Например, я могла бы выиграть в лотерею, но отказалась от такой возможности в пользу опекуна, он использовал его, чтобы проявиться в нашем мире, продлить здесь свою существование. Домовой, кажется сам соткан из возможностей, из бесконечного их числа, отсюда эта его сила, воля ломающая людей.

Он оградил нас от тревог и волнений, но забрал шанс на большее. Я не могу сказать на что конкретно. И никто не может. Кажется, там возможно и что-то плохое. Существа тонкого мира не знают наших понятий горя или радости. Им всё равно. Но лёжа здесь в больничной палате, я всё равно чувствую себя ограбленной. Чувствую что кто-то специально меня поломал, не оставил выбора.

4

“Всё труднее хвататься за новое. “Кто мы? И куда мы идём?” – восклицает неизвестный автор. Мне безразлично кто вы, когда ваши души от меня ускользают.

Таков естественный цикл. Таинство смерти неподвластно земному опекуну.”

В тëмной комнате светится только экран ноутбука. Неопрятный мужчина в майке стучит по клавиатуре. Свет от экрана падает на бледное, напряжённое лицо и крупные длинные пальцы с набухшими венами.

Опять не уснуть. Накатывает всё то же безумие. Кошмары о земном опекуне. Бред больного, отпущенного на дневной стационар, оставившего все попытки достучаться до людей. Они не видят и не желают видеть. Возможно, им так комфортнее. Остаётся только писать.

“Я знаю, что это бред, бред про домового, который поймал двух человек в свои лапы. Он пожирал еë и его. Он всегда так делает. Он скрещивает людей, устраивает вязку, чтобы было кем питаться в будущем. Из поколения в поколение. Как скот”

Аркадий, так зовут мужчину, зажимает рот руками, удерживая вырывающийся стон. Он плачет навзрыд. Пульсируют вспухшие на висках и на лбу вены. Его большое немолодое тело сотрясается.

“Одному мне было видно как томится еë душа. Она сама слишком огрубела, чтобы отдавать себе в этом отчëт.

Я видел в своих снах еë падение, сломанную ногу. Сломленную. Сломленную еë. Она должна была стать моей. В каком-то другом времени, с другой точкой отсчёта. Такая нежная, податливая, беззащитная. Я чувствовал наше родство, я до сих пор его ощущаю”.

Теперь Аркадий слегка касается обросшего седыми волосами затылка. Шум лифта и постоянный стук дверей не даëт покоя даже ночью.

“Да угомонитесь ли вы когда-нибудь, люди? Прошлой ночью вы тихо сидели по своим домам. Как будто приглашали, открывали дорогу. Она вышла к той самой детской горке, за столько лет не убранной, не заменённой. Сохраняющей память о том надломе.

Я понял, что прямо сейчас могу поставить точку, положить предел еë заточению. Так долго я наблюдал за ней, но впервые увидел еë так близко. Только со спины, я не выдержал бы еë взгляда”