Читать книгу: «Никто не разрушит»

Обязательно к прочтению

Дисклеймер

Данное произведение содержит сцены, которые могут быть травмирующими для некоторых читателей. В тексте откровенно описываются:

темы наркотической зависимости и её последствий;

сцены сексуального характера, включая откровенные постельные эпизоды;

проявления физического и психологического насилия, жестокие и эмоционально напряжённые моменты;

в тексте есть сцены, связанные с утратой, смертью близких и эмоциональной нестабильностью;

Автор не пропагандирует самоубийство и не считает его решением проблем. Все описанное – часть художественного замысла.

Книга предназначена исключительно для совершеннолетней аудитории (18+).

Все персонажи и события являются художественным вымыслом. Любое совпадение с реальными людьми, живыми или умершими, а также с реальными событиями – случайно. Автор не поощряет и не романтизирует употребление наркотических веществ, насилие или токсичные формы отношений. Цель произведения – показать сложные стороны человеческой жизни, затронуть важные социальные и психологические темы.

Чтение на ваш страх и риск. Пожалуйста, заботьтесь о своём психоэмоциональном состоянии.

От автора

Эта история не про идеальных людей. Здесь нет героев без страха и упрёка. Здесь есть те, кто падает, лжёт, срывается, теряет контроль. Те, кто любит до боли, кто разрушает и сам разрушен.

Я писала эту серию, чтобы сказать: никто не идеален, и в этом правда жизни.

Любовь бывает грязной, зависимость – коварной, а боль – настоящей. Иногда путь к свету лежит через самые тёмные тоннели. Но даже в них может появиться кто-то, кто не бросит. Кто останется. Кто, несмотря ни на что, будет рядом.

Эта история не для всех. Она может ранить, может раздражать, может остаться внутри надолго. Но если ты дочитал(а) до конца, значит, нашёл(ла) в ней что-то своё. И за это спасибо. От всей души.

Берегите себя.

С любовью,

Яна Дин

Порядок чтения серии:

1) 

Никто, кроме тебя (Даниэль и Андреа)

2) 

Никто, кроме нас (Даниэль и Андреа)

3) 

Никто не узнает (Тристан и Инесс)

4) 

Никто не разрушит

Посвящение

Для тех, кто научился быть сильным не потому, что хотел, а потому что не осталось другого выхода.

Тебе не нужно быть сильной, чтобы быть любимой.

Предисловие

Эта книга – не просто выдуманная история. Она – о боли, которую слишком часто прячут. О темноте, в которой живут многие. О зависимости, которая не делает различий между полом, возрастом и статусом.

О тех, кто оказался на грани.

И о тех, кто всё ещё держится.

Когда я писала эту историю, я долго сомневалась – имею ли право говорить на такую тяжёлую тему. Но чем глубже погружалась, тем сильнее чувствовала: молчание – страшнее. Замалчивать – значит приравнять к безразличию.

Перед вами не просто роман. Это взгляд в сторону тех, кого мы часто не замечаем. Кто потерял себя, но всё ещё надеется быть услышанным.

Эта книга не осуждение. И не романтизация. Это взгляд внутрь. В те углы души, куда страшно заглядывать.

Ниже вы найдёте короткие анонимные исповеди людей, столкнувшихся с наркотической зависимостью. Эти тексты из брошюры, составленной по реальным историям. Это откровения. Без прикрас. Без драматургии. Только правда. И они говорят больше, чем любые страницы.

Я публикую их с уважением.

Чтобы напомнить: за каждой зависимостью стоит человек, который потерял многое, и даже всё.

Анонимные сообщения:

Моей целью в жизни было не жить, а поймать «кайф».

За долгие годы я перепробовал разные наркотики, напрасно веря, что они позволят мне избежать проблем. Но стало еще хуже. Я продолжал твердить себе, что мне нужно остановиться раз и навсегда. Но я так и не смог этого сделать.

(А)

Все началось с травы, потом были и другие наркотики. Я даже принимал избыточные дозы, чтобы продлить «кайф». Однажды ночью я пережил «бэд-трип». Я умолял и скулил, желая избавиться от этого ощущения, я слышал голоса, меня била дрожь. Шесть месяцев я не мог выйти из дома. Мне казалось, что за мной постоянно следят. Я закончил тем, что оказался на улице.

(К)

Мне казалось, что жизнь становиться веселее, когда я пьяна. После того как я начала пить, мне дали попробовать травку. Каждый день я крала деньги у родителей и у деда. Затем я перешла на лекарства, что быстро вошло в привычку. Позже я осознала, что нахожусь в зависимости. Мне нужно было кое-что посильнее. Ничто не могло остановить меня, когда надо было достать дозу. Моя зависимость побеждала меня.

(Э)

Самое главное в моей жизни, чему этот наркотик нанес самый большой вред, была моя музыкальная карьера. У меня была классная группа с прекрасным репертуаром, в ней играли замечательные ребята, которые были не просто музыкантами, но и моими лучшими друзьями. Все изменилось с тех пор, как я подсел на наркотики.

(Б)

У каждого из них был шанс. Но зависимость оказалась быстрее.

Плейлист

The Last Day – Moby

Haunted – Beyoncé

Fill The Void x Him & I x Blue Jeans – LIBERTO

You should see me in a crown – Billie Eilish

House Of Balloons / Glass Table Girls – The Weeknd

Pacify Her – Melanie Martinez

La di die (feat. Jxdn) – Nessa Barrett

Disfruto – Carla Morrison

The Other Side – Ruelle

Obsession – Mellina Tey

Восемь – Лилу 45

Fleurie – Breathe (Lyric Video) – Fleurie

Can't Help Falling in Love – Tommee Profitt

In The End – Tommee Profitt

Lana Del Rey – Salvatore

What i need – MRKmusic official

Massive Attack – Angel

Пролог

Пролог

Габриэлю 11 лет

Мама плакала вторые сутки подряд. Я слышал её – не просто всхлипы, а настоящий вой. Она действительно выла. Долго. Так долго, что ночами я закрывал уши подушкой или прятался с головой под одеяло, лишь бы не слышать.

Мне было страшно, когда мама плакала.

За всё моё детство я ни разу не видел её в слезах. Отец всегда говорил: если женщина плачет – сделай всё, чтобы на её лице расцвела улыбка.

Но я не мог заставить маму улыбнуться. Даже когда пытался приготовить её любимые сырники, что обычно делал папа.

Может, дело в том, что они у меня подгорели?

Она не переставала плакать даже когда пришли её близкие подруги. Но в тот день они были другими. Слишком молчаливыми, слишком серьезными. Особенно в своей чёрной, бесцветной одежде.

Они всё твердили и твердили:

«Бедный ребёнок»

«Было ожидаемо. Всё же правая рука Дона»

«Одной с двумя детьми…»

Я же сидел на кухне, поедая свои любимые карамельные конфеты, перемещая ее с одной стороны щеки в другую. Папа всегда приносил их килограммами, за что мама ворчала, говоря, что скоро я останусь без зубов.

– О, ты здесь, – тишину нарушил знакомый голос Каира и топот его торопливых ног, за которым следовали Даниэль и Диего.

Они тоже были в чёрном.

С Каиром мы дружили, сколько я себя помню. Его отец, синьор Филс, всегда приходил к нам в гости с семьёй. Наши отцы были лучшими друзьями, как и наши мамы – лучшими подругами.

Диего же был немного старше нас и занимал место старшего брата, всегда пытаясь отгородить нашу троицу от глупостей. А вот Даниэль появился в наших кругах, когда нам с Каиром было по четыре года. Чаще всего он молчал, но это не помешало нам стать лучшими друзьями.

– Дай нам тоже, – Каир без колебаний сунул ладонь в пакет с конфетами и разделил между Дэном, Диего и собой.

Они открыли сладость и, сев рядом со мной, одновременно закинули карамель в рот.

– Ты не знаешь, что происходит? – посмотрел на Диего, у которого тут же изменился взгляд, как только я задал вопрос.

– Твоя мама тебе ничего не сказала? – Диего серьёзно посмотрел на меня, немного нахмурившись.

Я покачал головой, пожимая плечами.

– Она не разговаривает со мной несколько дней. Только плачет. Вот бы папа скорее вернулся из командировки. Он бы заставил её улыбаться.

– О, милый, – женский голос окутал нашу столовую, и все четыре головы повернулись в сторону мамы Каира, синьоры Филс, что стояла у порога, прижав к груди руку.

Поправляя свой чёрный платок на голове, она подошла ко мне и села на корточки, после чего начала поглаживать мои волосы. Синьора Филс всегда была очень нежна и смешна. Когда она приходила, они с мамой постоянно хихикали в саду за чашечкой кофе. Я надеялся, что и сегодня она заставит маму улыбаться.

– Мальчики, мне нужно поговорить с Габриэлем. Поиграйтесь во дворе, – оглядела синьора остальных.

– Ну мама… – удручённо надул губы Каир. – Там жарко, и все дяди толпятся со своими сигаретами. Они раздраж…

– Пошли уже, – цокнул Диего и утащил Каира за воротник, заставляя Даниэля улыбаться, а Каира – возмущенно скрестить руки.

– Милый, – с осторожностью начала синьора Филс, взяв мои руки и оставив на них поцелуй, – ты достаточно взрослый, и я верю, что ты поймёшь.

– Что именно? – спросил я, не поддаваясь теплу рук этой женщины.

– Твой отец… он ушёл из жизни, Габриэль, – на её глазах выступили слёзы, но она держалась. – Мы собрались здесь, чтобы почтить его память.

И вот тот самый момент – момент, когда небеса опрокидываются на тебя с такой силой, что ты не понимаешь ничего. Не веришь. Хочешь закрыть уши и закричать, но сил не хватает даже для этого.

Я был спокойным ребенком. Послушным, умным и любимым в семье. По крайней мере, так говорила мама.

Даже сейчас какая-то часть меня не знала, как реагировать. Поэтому я решил держать себя в руках, насколько был способен одиннадцатилетний мальчик на тот момент.

– Как он умер?

Синьора Филс не ожидала такого вопроса.

Мне было одиннадцать, но я уже знал все уставы мафии. Папа учил меня им с семи лет. Мы часто выходили на охоту, и он рассказывал о клане. Конечно, мягче – чтобы моя детская психика не пострадала, – но чем старше я становился, тем больше отец вводил меня в курс дела.

Папа часто говорил:

«Ты – мой наследник, Габриэль. Ты тот, кто станет правой рукой Дона. Запомни это, сын. Я вижу в тебе достойного человека» – на что мама всегда ворчала, что пока мне не стоит забивать этим голову.

– Он…, – женщина потеряла дар речи, явно не зная, как мягко преподнести информацию.

Не успела она опомниться, как я поразил её следующим вопросом:

– Его убили?

– Оливия, – нас перебил отец Каира, вошедший в чёрном костюме на кухню. Он хмуро посмотрел на жену. – Тебе не стоило этого говорить, дорогая.

Оливия поднялась с колен и приобняла меня. Я отреагировал безразлично, с трудом моргая. Пока Оливия объясняла мужу, что мне стоит знать, мои мысли кутались в оболочку, которую я выстроил вокруг себя.

Спор Филсов прервал молодой солдат у порога.

– Тело привезут завтра, – сказал он. – Там некоторые проблемы с перевозкой.

Синьор Филс схватился за голову, глубоко выдыхая. Он был уставшим и поникшим. Смерть друга сильно ударила и по нему.

– Скажите людям закругляться. И ещё, – приподнял он руку, – нужно, чтобы кто-то остался с Лаурой. Она слишком уязвима.

Он говорил о маме.

Теперь я стал понимать, почему её плач не останавливался. Она плакала из-за папы.

– Если ты позволишь, я останусь с ней, – спохватилась Оливия. – Ей нужен уход во время беременности.

– Ты права, оставайся, – синьор Филс поцеловал жену в лоб и с твёрдым взглядом поддержки – на который были способны мужчины нашего круга – взглянул на меня и удалился.

Оливия пыталась что-то мне сказать, но я увернулся и убежал, игнорируя её.

Ноги вели меня на второй этаж нашего особняка, в моё любимое укромное местечко – кабинет отца. Среди шума и множество людей здесь было тихо и просторно. Солнце освещало летающие пылинки, заставляя сверкать полированные поверхности мебели из красного дерева.

Пахло книгами и папиным табаком. Подойдя к книжным полкам, вытянул свой любимый корешок – «Маленький принц». Папа подарил мне его на десятилетие.

– Габриэль! – услышав возглас Оливии, прижал книгу к груди и юркнул под папин рабочий стол.

Как только спрятался, дверь в кабинет открылась. Синьора осмотрелась, но, не найдя меня, ушла.

Усевшись по-турецки, поставил книгу на колени и открыл на странице, где мы с папой остановились. Внимание привлекла наша фотография. В тот день папа впервые взял меня на охоту, и мы поймали дичь, с которой, конечно, нужно было сфотографироваться на память. Снимки делала мама, которая шла с нами и громко заливалась смехом, когда папа шутил и играл с нами в прятки.

И тут от моего безразличного выражения лица ничего не осталось. Слёзы стали постепенно пачкать страницы романа, заставляя буквы расплываться.

Я просидел так до самого вечера, пока Оливия не нашла меня под столом, заснувшего прямо на полу.

– Пойдем, я накормлю тебя, милый, – поглаживая меня по голове, улыбнулась женщина. – Я приготовила запечённый картофель с индейкой.

Мой живот заурчал, и я согласился, последовав за ней. Каир тоже остался с нами, поэтому ужинали мы вместе. Теперь стол казался ужасно пустым без мамы и папы.

Поужинав, Оливия решила, что сегодня мы будем спать все вместе, поэтому они с Каиром расположились на полу, а я в своей кровати. Мой ночник тускло освещал детскую, а в коридоре вовсе было темно. Каир и Оливия давно уснули, а я не мог сомкнуть глаз, беззвучно поддаваясь слезам.

Обычно папа и мама приходили пожелать мне спокойной ночи, а потом, заливаясь смехом, убегали вниз, танцевать под старые итальянские серенады с бокалом красного вина. Именно под эти мелодии я засыпал, а сейчас не мог.

«Раз мама не пришла, пойду к ней сам», – подумал я и вскочил с постели, стараясь тихо передвигаться, чтобы не разбудить гостей.

Родительская спальня распологалась на другом конце коридора, поэтому я медленно направился туда. Дверь мамы была наглухо закрыта, и когда я постучал, ответа не пришло, поэтому открыл её сам.

Мама лежала в постели, укутанная одеялом, и тихо плакала. Уже не так громко, но я всё равно слышал. Её плечи тряслись от плача.

– Мама, – шепнул в темноту, освещаемую маленьким ночником на прикроватной тумбе.

Мама затихла и резко присела на постели. Она была красива, даже если её глаза сильно опухли. Мама была чистокровной итальянкой. У неё были густые и длинные волосы, немного вьющиеся и пахнущие календулой. Тёмно-зелёные глаза с длинными чёрными ресницами, которыми она умело очаровывала папу, когда он упрямился. Её губы были тонкими, но так широко улыбались, что освещали всё вокруг.

Увидев меня, она улыбнулась, стирая слёзы, но улыбка была такой мертвой. Внутри меня что-то окончательно треснуло.

Она придерживалась за свой округлившийся живот, где жила моя сестрёнка. Мама и папа очень хотели второго малыша, и спустя одиннадцать лет их мечта сбылась. Наша семья ждала пополнения.

– Мой мальчик, – всхлипывала она, раскрывая объятия для меня, в которые я тут же нырнул. Мама стала осыпать моё лицо поцелуями и крепко прижала к груди, где я услышал её размеренное сердцебиение.

– Всё будет хорошо, – твердила она, покачивая меня, но казалось, этим она хотела успокоить себя.

– Можно мне остаться с тобой? – поднял я взгляд.

– Конечно, – мама раскрыла одеяло и мягко похлопала по месту рядом, куда я прилёг.

Она перестала плакать, что успокоило меня. Вместо этого мама тихо напевала мне песни, под которые мои веки стали тяжёлыми, и сонное царство унесло меня подальше.

Это был самый крепкий сон. Наверное, я знал, что в последний раз обнимаю маму. В последний раз вдыхаю её цветочный аромат и слышу её голос.

Когда проснулся следующим утром, в комнату уже пробирались лучи утреннего солнца, но что-то очень неприятно холодное липло к коже, и я понял, что моя ночная футболка и штаны были мокрыми. Маленький я подумал, что обмочился, пока не открыл одеяло.

Я был в крови. Вся моя пижама впитывала липкую жидкость.

От страха упал с кровати в диком ужасе, прикусив язык и поднимая взор на маму. Она не отреагировала. Её рука без каких-либо признаков жизни свисла с кровати, и алые капли скатывались на дорогой паркетный пол.

Кап-кап-кап. Я возненавидел этот звук.

Я подбежал к ней и, окутав руками её холодное лицо, начал трясти.

– Мама, проснись, – судорожно просил я, чувствуя, как перед глазами мутнеет из-за слёз. – Мам, прошу. Прошу, открой глаза. Ты проснёшься? Ты же проснёшься? – я плакал громко и отчаянно, стирая слёзы и чувствуя кровь на губах. Мои слёзы заливали пол, а железный запах уже не смущал.

– Пошли завтракать, мама. Пожалуйста. Ну мам! – тянул я её за руку, но она не подавала признаков жизни.

По дому послышались спешные шаги, а потом крик Оливии, который пробил стены вместе с моими детскими рыданиями.

– Что с мамой, Оливия? – кричал я в сторону женщины. – Что с мамой?

Синьора стала оттягивать меня от мамы, но, прижавшись к её бездыханному телу, я не переставал умолять её открыть глаза и пойти со мной завтракать.

Я хорошо запомнил утреннюю картину того дня. Бледное, холодное и до жути обездвиженное тело мамы на кровати, простыни, напитавшие всё вокруг.

Позже мне скажут, что её сердце не выдержало.

Что оно просто… остановилось.

Слишком много боли. Слишком быстро.

Я кричал, рыпался и толкал всех, кто пытался ко мне прикоснуться. Наверное, я бы лежал так дальше, пока один из телохранителей силой не отодрал меня и не вытянул из комнаты.

Истерика была сильной.

И она была последней.

***

Что такое смерть? Как бог решает кому сегодня приходит смерть с косой?

В детстве я не знал ответа.

Папа умер.

Мама тоже.

А я остался. Почему?

Почему у меня забрали всех, кого я люблю? Разве я был недостаточно хорош?

Мама не попрощалась. Не посмотрела в глаза. Не сказала ничего.

Разве так любят? Разве так поступают матери?

Я больше не хотел быть слабым. Слезы для тех, у кого есть к кому идти. А у меня не было.

Я стал пустым. Как будто внутри дыра, и оттуда вытекает все: тепло, свет, вера.

Может взрослые называют это болью. Я не знал, как это называется. Но я точно знал: я больше никогда не буду прежним.

И никому не позволю отнять у себя еще кого-то.

С того утра моя жизнь разделилась на «до» и «после».

Сирота.

Бедный ребёнок.

А мать-то не подумала о бедном ребенке.

Как же он теперь…

Именно это я слышал, пока стоял на кладбище, где гробы мамы, отца и моей неродившейся сестрёнки закапывали в сырую землю. Тогда я думал: почему и я не ушёл вместе с ними? Зачем Бог оставил меня здесь одного?

День был солнечным, будто издевался надо мной. Жара была такой невыносимой, что мои ступни в туфлях горели от тепла, исходящего от сухой земли кладбища.

Я стоял между семьёй Филсов, скрестив руки спереди и глядя, как закапывают тела.

Не было ни слёз, ни тоски, ни звука. Все стояли, подобно статуям. Без движения, без жалости и сочувствия. В мафии смерть была обычным делом. Умирали каждый день. Похороны были чаще, чем дни рождения. Люди были давно привыкшими к смертям.

Когда все стали говорить слова в дань умершим, я не смог стоять дальше. Сорвался с места и побежал в сторону леса. Деревья дарили прохладу. Я сел под одно из них и сорвал с себя галстук, своим нажимом разъедающий шею. Стало намного легче дышать.

Где-то вдали каркали вороны. Один из них сел прямо на ветку над моей головой.

Папа всегда говорил, что вороны не приносят смерть, как говорят многие. Они охраняют тех, кто уже ушел. Что вороны – это не проклятье. Это стражи. Они смотрят сверху, чтобы ты не остался один. Что они помнят, даже тогда, когда все забудут.

Птица смотрела прямо на меня, а я, щурясь от солнца, закрывал уши, чтобы не слышать их карканья.

Только слабый девичий голос за спиной заставил меня убрать руки и глянуть на неё. Передо мной стояла маленькая девчонка. Её тёмные волосы были собраны в две косы, а лучи солнца делали её глаза пронзительно светлыми, из-за чего трудно было различить их цвет. На ней был чёрный сарафан с белым воротничком, который испачкался грязью и зеленью.

– Кто умер у тебя? – спросила она, крепко сжимая в кулак правую руку.

Я нахмурился. Она точно была не из нашего клана. По крайней мере, такую девочку я не видел. Может, она потерялась?

– Все. Все умерли, – буркнул я, обняв колени своими руками и уставившись на землю.

Неожиданно девочка плюхнулась рядом со мной и вытянула ноги в балетках и белых носочках с бантиками.

– Папа говорит, что люди не умирают – они лишь отправляются в другой мир, где их ждет бесконечное счастье, – покачала головой девчонка.

– Тогда почему они оставляют за собой одно несчастье?

– Не знаю, – пожала плечами незнакомка. – Хочешь, пойдём и спросим у моего папы? Он у могилы моей бабушки. Она отправилась в другой мир. Сегодня мы её провожаем. – Девочка была такой наглой, что взяла меня за руку и начала тянуть, но я упрямо сидел на месте.

– Не хочу, – цедил я.

– Ну пойдём же, мальчик!

– Нет, – я резко отдернул свою руку, отчего девчонка упала задом прямо в грязь.

Я не ожидал, что она упадёт, и почувствовал вину, поэтому тут же взял её за руку и поднял, начиная отряхивать от грязи.

– Прости меня, – тихо шепнул я, заглядывая в её глаза, а после признался: – Мои мама, папа и сестрёнка тоже отправились в другой мир.

Облокотившись об дерево, прикрыл глаза, чувствуя, как в них набирается влага. Я не плакал со смерти мамы – в то утро, когда следы её крови навсегда остались на моих руках.

А потом я почувствовал теплое прикосновение гладкой и нежной руки к моим щекам, что стирали мои слёзы.

– Смотри, – она протянула мне ладонь, и на ней показался гладкий серо-синий камешек округлой формы. – Это – счастливый камешек. Бабушка говорила: когда почувствуешь себя одиноко, просто прижми его к сердцу – и почувствуешь тепло. Возьми его, – она вложила камень в мою ладонь. – Я дарю! – весело улыбнулась она.

Камень был теплым от её пальцев и дарил тихое спокойствие, которого я не ожидал.

– Спасибо, – прошептал я и впервые за пару дней искренне улыбнулся.

Девочка кивнула и, не прощаясь, побежала обратно в сторону кладбища.

– Эй! – крикнул я ей вслед. – Как тебя зовут? – но она уже не слышала.

Какая ирония была в том, что я потерял всю семью – и обрёл всего лишь камешек. Только камень. Тёплый, крошечный и гладкий.

С тех пор, как бы глупо ни звучало, именно он не давал мне провалиться. Иногда – это было единственное, что я мог сжать, когда всё внутри кричало.

Этот маленький камень стал напоминанием: когда-то кто-то один, чужой и хрупкий, увидел мою боль – и не испугался.

Я не знал даже её имени. Но с того дня она стала моим тихим спасением, якорем и маяком в самые темные моменты моей жизни.

Теперь мне казалось, что я выжил только ради того, чтобы однажды встретить её.