Читать книгу: «Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека», страница 2

Существо женственности

Женственность занимает столь важное место в духовной жизни человечества, оказывает такое неоспоримое и столь значительное влияние на нравственные устремления людей, что приходится только поражаться тому, как мало внимания уделено ей в научно-философской и специально этической литературе. Нечего доказывать, что в художественной литературе и в искусстве – во всех решительно его видах – роль женщины в человеческой жизни и в человеческой истории показана весьма и весьма основательно и многообразно, чтобы не сказать – всесторонне, есть, конечно, труды и по женской психологии и по истории международного женского освободительного движения. Тем более удивляет тот факт, что сама категория женственности не сделалась еще, насколько мне известно, предметом специального рассмотрения. Мало того, я почти что убежден в том, что найдется немало людей, которые с предубеждением отнесутся к самой теме, выразят скептическое к ней отношение, если и не вовсе ироническое, а некоторые не смогут скрыть своего конфуза – далась, дескать, Вам такая тема, столь же расплывчатая и неопределенная, сколь и сомнительная по достоинству, которая, если и свидетельствует о чем-либо, так это о Вашем неравнодушии к прекрасному полу (в чем, кстати, они не ошибутся). Но такая реакция на данную тему воспоследует, мне думается, только со стороны мужчин, и то – далеко не всех, у женщин же эта тема, несомненно, вызовет благосклонное отношение, да и мнение мужчин, я надеюсь, должно будет измениться по мере их ознакомления с предлагаемым трактатом. Во всяком случае, я и с некоторой опаской и с понятным энтузиазмом в одно и то же время берусь за эту заманчивую тему, хотя бы уже потому, что на протяжении довольно продолжительного времени, пока будет писаться этот труд, я буду находиться наедине с самыми блистательными представительницами прекрасного пола. В эти дни и месяцы, я верю, я буду едва ли не счастливейшим из смертных, – ведь не всякому, как мы видели, улыбается эта поэтическая тема, мне же она улыбнулась давно, и на всем протяжении труда мне будет сопутствовать обворожительная женская улыбка – лучшая за него награда.

Конечно же, коренную подоснову женственности составляет наличие полов и половых различий, то именно, что лучше всего говорит о кровном родстве человека с животным миром, из недр которого он произошел, со всем живым в природе вещей, и что крепко-накрепко связует его со всей необъятной жизнью великой матери – природы: не было бы женщины, не было бы и женственности. Но будучи первым и основным, факт этот сам по себе еще так же мало может объяснить существо женственности, как и факт происхождения из животного мира – сущность самого человека. Человек – не животное и женщина – не самка. (Грубо? Согласен. Я даже вижу, как иная из моих прелестных читательниц недовольно сдвинула брови. Зато точнее не скажешь, а ведь мы имеем перед собою цель: выяснение существа дела!) Все животное в человеке не иначе как преломляется через призму общественной и трудовой, творчески-преобразовательной и нравственно-революционной природы человека. Разумеется, человек призван творить из себя человека, как в общественно-историческом плане, так и в личном, ибо человек не рождается готовеньким, но образует себя в течение целой жизни, а человечество в целом – в процессе положительно бесконечного общественно-исторического развития, неустанно освобождается, между прочим, и от родимых пятен своего животного происхождения, воплощенных в животном начале человеческого существа и сказывающихся прежде всего в различных животных инстинктах в нем, и порою эти родимые пятна нет-нет да и безобразят его светлый лик человека. Тем не менее остается непреложным, что творчески-созидательная сущность человека изгоняет его далеко из обширнейших пределов животного царства и обеспечивает ему то совершенно исключительное место, которое он по праву занимает в природе вещей, делает его не только равным самой природе в ее творческой мощи, но и возвышает его над нею сознательным и целенаправленным характером этой творческой мощи, отличающейся у природы вполне стихийным характером. Но человек при этом далек от самолюбования и спесивости по отношению к природе: он ни на минуту не забывает, что всей своей сознательной творческой мощью он обязан природе. Само мышление человека, сама его мыслительная способность, было бы абсолютно беспочвенным, не имей оно атрибутивных корней в природе. И тот, кто склонен думать, что, становясь социальным существом, иными словами, существом духовным, первопредок человеческого рода перестает быть существом природным, закрывает наглухо для себя дверь для понимания чего бы то ни было в человеческой жизни.

Человек уже хотя бы потому не имеет особых оснований кичиться своим разумом, своею мыслительною способностью, что он немало напортил в природе: созданием средств массового уничтожения людей, животных и растений, хищнической эксплуатацией природных ресурсов, истреблением целых пород животных, птиц и рыб, и изуродованием растительности, катастрофическим подчас загрязнением природной среды всяческими отходами производства, что лишний раз свидетельствует о том, что он обязан неустанно совершенствоваться и совершенствовать свой разум. А кому еще заботиться о природе в целом, как не человеку? Но для этого он должен прежде всего совершенствовать свое социальное бытие, должен раз и навсегда покончить со строем частной собственности и эксплуатации – истинным первоисточником всех зол, в том числе и уродования природы. Кардинальное значение имеет то обнадеживающее обстоятельство, что, будучи стихийным порождением природы, человек одновременно, как уже говорилось, творит себя и сам: творя новый мир в природе и обществе, иными словами, претворяя на практике, на деле, свою глубочайшую, изначальную сущность, он одновременно укрепляет себя в этой своей исконной сущности – все больше и основательнее развивает и обогащает в себе человека, все глубже и совершеннее творит из себя все более нового человека – идеального человека будущего. И это в равной мере относится как к общественно-историческому развитию и образованию человечества в целом, так и к развитию и образованию каждого отдельного человека, каждой отдельной личности.

Ясно, однако, что изначальное, коренящееся еще в их животном происхождении и в их животном начале половое деление людей не может не сказаться и на их человеческих качествах, на специфических особенностях их человеческих качеств, и эти общие в своей основе человеческие качества с неизбежностью оказываются расщепленными на две взаимно требующие друг друга половины: мужское и женское начала – мужественность и женственность. Эти чисто физические (физиологические) начала с необходимостью сказываются в душевной жизни человека, а через нее – и в его духовной жизни.

Следует различать между категориями духовной и душевной сфер жизни человека, – соответственно, между духовными и душевными явлениями. Мы с полным основанием говорим о «духовной жизни общества» и «душевной жизни человека». Но если говорить о «душевной жизни общества» – бессмыслица, то говорить о «духовной жизни человека» – правомерно. В чем же тут дело? Духовная жизнь есть общественное явление по самому своему глубочайшему существу, тогда как душевная жизнь – явление вполне и сугубо индивидуальное, невзирая на то, что сам человек, как таковой, – даже и в качестве индивидуума – явление общественное. Душевная жизнь, без всякого сомнения, имеет место и у животного, а ее элементарные зачатки, весьма возможно, и у растений. Вы, вероятно, знаете, читатель, что на вопрос о том, чувствуют ли растения, – например, боль, дается утвердительный ответ. Я полагаю, что у растений душевная жизнь сводится к чувствительности различной степени, у животных (в дополнение к ней) – к рассудочности, тоже различной степени, у людей (в дополнение к чувствительности и рассудочности) – к элементарной разумности, ибо разумность в ее развитом виде, будучи связана уже с развитой общественной природой человека, уже составляет его (человека) духовную жизнь, имеющую своей материальной основой (своей объективной основой) способ производства, а идеальным (субъективным) содержанием совесть. Очень возможно, что душевная сторона – оборотная сторона жизни как природного явления вообще, как чисто биологического что ли явления, жизни как таковой (жизни как жизни), но отличается эта душевная сторона жизни различными качествами – соответственно уровням организации живого. Душевная сторона жизни – необходимое условие ее самосохранения. Но душевная жизнь животного так же отличается от душевной жизни человека, как животное отличается от человека вообще – существа общественного. И если душевной жизнью животного занимается зоопсихология, то душевной жизнью человека – психология как таковая.

Сейчас модно говорить о социальной психологии. Но ведь психология человека не может не быть социальной, как и человек не может не быть существом общественным. Очень вероятно, что можно выделить из психологии вообще и сделать предметом специального рассмотрения те именно явления человеческой психики, которые имеют сугубо общественный характер (ведь в ней есть и явления индивидуального порядка) и которые играют в жизни человека какую-нибудь (ту или иную) особую роль, например, религиозные верования, но не следует только при этом забывать, что таким социальным характером отличается любое явление человеческой психики, даже и относящееся к сфере индивидуального.

Но хотя это и так, и душевная жизнь человека отличается от душевной жизни животного коренным, качественным образом, тем не менее в душевной жизни человека его генетическое родство с животным миром, из недр которого человек произошел, ощущается неизмеримо явственнее, чем в духовной жизни. Ибо и в последней усматривается известное генетическое родство с животным, хотя духовная жизнь по самому существу своему, повторяем, жизнь существа общественного. Ведь духовная жизнь человека проявляется в его разуме, разум же – в качестве своей необходимой предпосылки – рассудка – унаследован человеком от животного состояния, как и рассудок животного, кстати, имеет своей столь же необходимой генетической предпосылкой первоначальную чувствительность растения. Между прочим, зачатки труда и общественной организации усматриваются уже у высших животных, и они-то и обусловили рассудочную деятельность их нервной организации (головного мозга). И все же это целиком душевная и нисколько не духовная, разумеется, деятельность (поскольку речь идет о животных, пусть и высших). Духовная жизнь есть духовная жизнь общества, хотя она и проявляется в духовной жизни его членов – каждого отдельного человека. Средоточием этой духовной жизни общества и человека является разум, который имеет своим имманентным содержанием совесть, а формой – волю. Разум, стало быть, есть единство совести и воли в человеке. Что же касается собственно отражательной деятельности разума, то она коренится в рассудке. В этом плане разум есть диалектически осознанная и диалектически же преобразованная отражательная деятельность рассудка; разум есть как бы рассудок, обращенный на самое себя, мышление о мышлении. Собственно же разум есть совесть и воля.

Духовная жизнь общества объемлет его научную, художественную и нравственную деятельность. Религия, как таковая, есть извращенная духовная жизнь общества и включает в себя в искаженном виде все ее элементы – и научный, и художественный, и нравственный: это лженаука, это лжеискусство, это лженравственность. Поскольку этические принципы истинной человечности как нравственный закон жизни общества сводятся к принципу совести и ее имманентному содержанию – добру, добро же состоит не в чем ином, как в новом, идеальном мире, творимом человечеством реально на основе истины, правды и красоты, то этические принципы (о них – в заключительной главе – «Женщина и идеал»), или, что то же, нравственный закон, необходимо включают в себя научно-познавательный, художественно-оценочный и нравственно-категорический аспекты в строжайшем единстве. Но если это так, то разум, о котором мы только что говорили как о настоящем средоточии духовной жизни общества и человека, и должен быть конкретизирован как принципы истинной человечности – как нравственный закон.

Этот закон и сообщает всему человеческому нравственный характер, в том числе и душевной жизни человека: если эта душевная жизнь человека освящена нравственным законом, она нравственна, если она не освящена нравственным законом, – она ни нравственна, ни безнравственна, если она идет вперекор нравственному закону, – она определенно безнравственна.

Конечно, безразличного в нравственном отношении нет, и если то или иное душевное состояние не освящено нравственным законом, оно тоже безнравственно, как и то, что идет «сознательно» (преднамеренно) вперекор ему, но было бы несправедливо не усматривать разницы между «сознательным» (преднамеренным) нарушением нравственного закона и нарушением его по дремучему невежеству. Рассматриваемая же сама в себе – без отношения к нравственному закону, – душевная жизнь человека ни нравственна, ни безнравственна и в этом смысле ни хороша, ни дурна, и правдивость характера так же не имеет преимуществ перед лживостью, как и прямая линия перед кривой линией. И если она (правдивость) тем не менее является нравственным правилом, то не сама по себе, но лишь постольку, поскольку она создает благоприятную душевную атмосферу для претворения человеком в своей жизни духовного принципа совести – неотъемлемого атрибута нравственного закона. Но отвечает это душевное состояние – правдивость – духу принципа совести и нравственного закона в целом лишь как правило, ибо бывают случаи, когда соблюдение этого правила не только не отвечает всему духу нравственности (нравственному закону), но и прямо противоречит ему, безнравственно (правдивое показание о своем товарище по фашистскому застенку, если оно способно ему повредить, да и о себе – тоже).

Человек, решивший жить духовной жизнью, диктуемой принципами истинной человечности, иными словами, решивший неукоснительно следовать в своей жизни духу нравственного закона, необходимо должен выработать в себе соответствующие черты характера, качества души, – именно эту цель и преследует учение о нравственных правилах (о них – в главе «Доброта»). Но эти нравственные правила потому и правила (а не принципы), что сами требуют освящения со стороны Принципов, принципов истинной человечности, и потому знают исключения и относятся они, в коренное отличие от Принципов, не к собственно духовной, но к душевной жизни человека.

Принципы же как истинное средоточие именно духовной жизни человечества не знают и не могут знать исключений, изъятий; они единый и единственный диктуемый совестью нравственный закон. Но нравственный закон имеет и может иметь только абстрактный характер, иначе он не может быть приложен ко всем и всяческим случаям жизни. И от каждого нравственно образующего себя человека требуется самый настоящий творческий подход для конкретизации принципов истинной человечности применительно к каждому данному определенному случаю. Но такой творческий подход требует, в свою очередь, основательных знаний. Отсюда – роль науки для истинно нравственного образа мыслей и действий, о которой говорилось выше как о важном элементе духовной жизни общества. И люди, полагающие пропасть между наукой и нравственностью (они-де лежат в разных плоскостях) так же не правы, как, напротив, правы те, кто полагает такую пропасть между религией и истинною нравственностью, – поскольку вопрос ставится в принципе, разумеется.

Из сказанного ясно, что душевная жизнь женщины должна рассматриваться как оборотная сторона ее физической (физиологической) жизни, как и душевная жизнь мужчины – оборотная сторона его физиологической жизни. При этом необходимо подчеркнуть, что речь идет о душевном строе женщины и мужчины, а не о душевной стороне жизни самки и самца – представителей животного мира. Если бы не объективная общественная, трудовая, творчески-преобразовательная природа человека, то душевная жизнь его не смогла бы послужить благоприятной атмосферой для культивирования в себе духовных принципов истинной человечности, для образования группы нравственных правил и воспитания себя в них.

Мы увидим из дальнейшего, что душевная жизнь женщины, являющаяся оборотной стороной ее же физической жизни, составляет неизмеримо более благоприятную почву для воспитания ее души в нравственных правилах и, следовательно, для восприятия и претворения духовных принципов истинной человечности, для образования себя в духе нравственного закона, нежели душевная жизнь мужчины. Если же к этому прибавить то огромное влияние, какое имеет женщина благодаря своей красоте на мужскую половину человеческого рода и принять притом во внимание роль женщины в воспитании детей, воспитании, начинающемся уже с кормления грудью («не проявляй нетерпения, будь терпелив, мой милый!»), то выяснится сполна и этическое значение (этический смысл) душевного мира женщины. Вот этот удивительный сплав физического облика, душевного склада и духовного строя женщины, наидрагоценнейший сплав, выше коего и помыслить невозможно, сплав телесной красоты, душевной мягкости и нравственной (духовной, истинно человечной) высоты, мы и зовем женственностью.

Между прочим, когда мы говорим о женской мягкости, мы имеем в виду отсутствие резкости в характере женщины, резкости столь характерной для мужчины, а отнюдь не отсутствие твердости в нем. При всей своей душевной мягкости, женщина бывает весьма и весьма твердой, когда дело идет о самом важном и святом – о нравственных принципах, принципах истинной человечности. В этом женщина, как правило, меньше склонна проявлять уступчивость, нежели мужчина, и именно благодаря особенностям своего душевного склада, столь благоприятным для образования ею себя в духе Принципов. Сам дух нравственного закона исключает какие бы то ни было компромиссы в нравственной сфере, «этический» релятивизм и оппортунизм, самомалейшие сделки с совестью: ведь не следует забывать, что собственная совесть каждого есть одновременно и совесть всего трудового человечества – прошедшего, настоящего и будущего. Этика ригористична по всему своему существу, и если она и допускает компромиссы в жизни человека, то только не компромиссы с его собственною совестью.

Мы видим, что женственность не ограничивается одним только душевным миром женщины, она включает в себя и духовность, этот душевный мир освящающая, включает в себя нравственность, то, что мы называем истинною человечностью, и потому называем ее истинною (человечностью), что далеко не все в человеке, не все человеческое, одобряется совестью; мы говорим «истинная человечность», а не «человечность» просто, с целью исключить всякого рода слабости, кои обычно тоже относят к категории «человечность». В Словаре В. И. Даля для совокупности одних только психологических свойств женщины (автор просто говорит о «совокупности свойств женщины») дается название «Женство», тогда как «Женственность», по словам автора, «относится до одних нравственных качеств женщины» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 2. С. 533). Между прочим, включая в категорию «Женственность» также и душевный склад женщины, мы имеем в виду те именно черты характера, или качества души, которые мы именуем нравственными правилами и которые в своей совокупности составляют доброту, а не всякие вообще черты характера. Иными словами, те именно душевные черты, которые освящены совестью и в свою очередь служат душевной атмосферой для образования себя в духе той же совести. Истинная человечность и есть не что иное, как идеальное совпадение единичного и всеобщего, личности и общества, человека и человечества в совести – идеальном же содержании человеческой жизни и ее же притом интимном (самом интимном) содержании. Тайна этого совпадения – в материальном процессе труда, в котором одинаково состоит как основа сущности общества, так и основа сущности каждого его члена в отдельности, – основа сущности человека как такового, как разумного преобразователя старого и творца нового мира.

Совершенно ясно, что идеал человечности как таковой, именно как абстрактный по необходимости идеал, воплощенный в нравственном законе, в этических принципах истинной человечности, – идеал этот один и тот же как для мужчин, так и для женщин. Это идеал совести – добро. Принципы истинной человечности и для мужчин и для женщин всех решительно возрастов – одни и те же, равно как и нравственные правила, из них проистекающие и служащие внутренним средством для их реализации. Цель нравственности, заключенная в принципах истинной человечности, требует для своей реализации как внешних, так и внутренних средств. Внешние средства бывают материальными, когда они рассчитаны на воздействие на внешнюю природу ради достижения цели нравственности, и духовными, когда они призваны воздействовать на людей, на их духовный мир и душевную организацию ради достижения той же цели. Внутренние же средства – это душевные средства и в отличие от внешних – материальных и духовных – призваны воздействовать на самого себя, на собственную душу нравственно образующего себя человека – ради достижения той же нравственной цели. Эти внутренние, душевные средства я и называю нравственными правилами. Человек призван воспитать себя в них, чтобы образовать себя в нравственных принципах. Совершенно естественно, что душевная атмосфера для воспитания себя в этих нравственных правилах, столь необходимого для образования себя же в нравственных принципах, различна у мужчины и женщины – соответственно с особенностями их физического облика и душевного склада, как различается она и применительно к возрасту. При этом – различается не только по своей эмоциональной окраске, как можно было бы думать (женщина, как и дети, всегда изображалась как живущая по преимуществу в сфере чувства, мужчина – тоже преимущественно – как черствый рационалист), но и различается в своем конкретном преломлении, связанном с изначальным различием полов.

В свете изложенного мужественным мы называем мужчину, в физическом, душевном и духовном облике которого в наивысшей степени соединены типические черты нравственно образующего себя человека-мужчины. Женственной мы называем женщину, в физическом, душевном и духовном облике которой в наивысшей степени соединены типические черты нравственно образующего себя человека-женщины. Я говорю «нравственно образующего», а не «нравственно образовавшего» себя человека (мужчину и женщину), так как человек образует себя как человека, иначе, творит из себя человека, постоянно и неустанно, вечно, то есть пока жив, как и человечество в целом – в положительно бесконечном процессе общественно-исторического развития – в процессе творчества нового мира в старом и из старого. Остановиться в нравственном росте – значит идти вспять.

Мужественность – это человечность в мужчине, как и женственность – это человечность в женщине. Нечего и говорить о том, что мужественность и женственность не только не противоречат и не могут противоречить одна другой, – ведь и та и другая не что иное, как человечность же, – но взаимно дополняют и обогащают друг друга, а тем самым и обогащают самоё понятие человечность, сообщая ему полнокровность и всю прелесть живого, отличающегося, как известно, бесчисленными ракурсами, аспектами, нюансами, отношениями. Женщина, например, проявляющая мужество, не перестает при этом ни на одно мгновение оставаться женщиной. Соответственно, мужчина, проявляющий нежные чувства, не перестает быть мужчиной. Зато и мужество женщины и нежность мужчины отличаются вполне своеобразными оттенками, обогащая сами категории мужества и нежности: это женское мужество и это мужская нежность. И так во всем.

Не женственность противостоит мужественности, но женство мужеству, если последнему слову придать лишь тот смысл, в соответствии с которым мужество есть «совокупность свойств» мужчины, как и женство – «совокупность свойств» женщины – безотносительно к их нравственной значимости и оценке, т. е. рассматриваемых только с чисто психологической стороны. Если же под мужеством понимать нравственно значимые и нравственно положительные качества, как «стойкость в беде, борьбе, духовную крепость, доблесть, храбрость, отвагу, спокойную смелость в бою и опасностях; терпенье и постоянство», спокойную решительность в борьбе за правое дело, то они, эти мужественные качества, как мы в этом убедимся, не только не противоречат женственности, но свойственны ей в максимальной степени. Впрочем, оба значения слова («мужество») отмечены В. И. Далем в его знаменитом Толковом словаре (см.: Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 2. С. 357).

Великое мужество женщины с особенной силой сказывается во времена национальных бедствий, какова война. Даже не будучи героиней войны или героиней труда, она спокойно, как должное, испытывает лишения, с войной неизбежно связанные, и поистине беззаветно исполняет свою специфическую женскую роль, роль уже героическую самое по себе, – материнскую роль. Об этом «будничном» мужестве женщины красноречиво сказано у столь же самобытного поэта, сколь и выдающегося математика:

 
Я мысленно за то краснею,
Что многого я не ценил.
Ты мне сейчас вдвойне роднее,
Вдвойне твой образ нежный мил —
 
 
За то, что знала ты лишенья,
Что стала ýже ты в плечах,
За все, что расстилалось тенью
И клало на лицо печать…
 

(Неопубликованное стихотворение).

Пытаясь поближе разобраться в существе женственности как человечности в женском существе, мы прежде всего обращаемся к такой характерной и прямо бросающейся нам в глаза черте, каково изящество, чисто женское изящество, к которому обязательно примешивается некоторая доля кокетливости, которая так идет женщине, делает ее особенно желанной, милой и прелестной. Это изящество сказывается одинаково как в ее внешнем, так и внутреннем облике – как полная соразмерность ее физической и духовной природы. Скажут, что изящество – счастливое и отнюдь не всегда свойственное женщине качество, что оно в решающей мере предопределено законами наследственности, и потому оно не может рассматриваться как неотъемлемая черта женственности, каковыми являются все остальные ее черты, о которых ниже. На это можно и должно возразить, что все должно браться в сравнении, а если речь идет о женщине, – то, естественно, в сравнении с мужчиной. И если мы подойдем к делу с этой, единственно правильной точки зрения, то должны будем признать, что в подавляющем большинстве случаев женщина все же «изящнее» мужчины, если это слово («изящество») применить и к нему. На самом деле изящество – такая же монополия женщины – при всех бесчисленных градациях этого качества, как и воинственность – мужская монополия. Недаром мир изображается на всех художественных полотнах мира исходящим от женщины, как и война – от мужчины. И игрушки, совершенно не подходящие для девочек, поражают воображение мальчишек – там куклы, здесь ружья.

К неотъемлемым чертам женственности относятся покоряющая нежность женщины, проявляющаяся решительно во всем, к чему бы она ни прикоснулась; специфически женская стыдливость, без коей женщина теряет изрядную долю своего обаяния; женская любовь, хотя и имеющая преимущественно ответный характер, но отличающаяся зато верностью, постоянством и беспредельною преданностью; великое чувство материнства, заложенное в женщине с момента ее появления на свет, уже в самом факте ее телесной организации, чувство, развивающееся в ней вместе с созреванием ее физического и нравственного существа и придающее ей на всех решительно стадиях ее развития единственно ей присущее, как женщине, очарование; наконец, женская доброта, в которой в наиболее яркой форме проявляется женская человечность, доброта души, составляющая столь благоприятную почву для образования женщиною себя в этических принципах истинной человечности и воспитания ею себя в нравственных правилах.

Нелишне напомнить, что нравственные правила выступают относительно принципов истинной человечности, как средство относительно цели, и в отличие от внешних средств, применяемых человеком для реализации нравственной цели, материальных и духовных, нравственные правила являются внутренними, или душевными, средствами. Если принципы истинной человечности составляют в своей совокупности (лучше: целокупности) нравственный закон – закон духовной жизни людей, то нравственные правила относятся не к собственно духовной жизни человека, но к его душевному строю, призваны так организовать душевную жизнь человека, чтобы она обеспечивала ему необходимую душевную чистоту, без которой немыслимо претворение им в своей деятельности принципов нравственности – принципов истинной человечности.

Не приходится доказывать, что все перечисленные нами черты женственности не отгорожены одна от другой Китайской стеной, напротив, все они между собою связаны и друг в друга проникают, взаимно обогащают друг дружку, и если мы в дальнейшем изложении будем рассматривать их по отдельности, то единственно с тем, чтобы получше разобраться в их совокупном целом – в той разновидности человечности, которая воплощена в женском начале человеческого существа.

Уже из сказанного явствует, что женственность – чисто человеческое явление, не имеющее аналогий в животном мире, но имеющее в нем корни: в самом факте различия и разделения полов. Но было бы явной несправедливостью в отношении к нашим младшим братьям – животным нацело отрицать и у них различия в характере самцов и самок, половыми различиями обусловленные, если мы и вовсе не склонны отрицать психологию у животных – зоопсихологию. Нет надобности доказывать, что психология различных видов животных и птиц отличается особенностями, но при всех этих особенностях у всех решительно видов животных и птиц наблюдаются различия между психологией самцов и самок. Кто может отрицать, что, как правило, самцы более воинственны, а нередко и просто драчливы, тогда как самки мягче, ведут себя скромнее, кто может, далее, отрицать явные различия в их отношении к потомству и т. д. и т. п. Короче говоря, и в животном царстве половые различия накладывают отпечаток на их носителей, как накладывают его и на их физическую организацию. Да иначе и быть не может: не только человек, вопреки Ламетри, не машина, но машиною нельзя признать и животное, пусть даже это будет самое «простое», самое «примитивное» животное и пусть даже это будет самая «умная» из электровычислительных машин. Животное, безусловно, думает, скажем, ищет и находит применительно к обстоятельствам самые лучшие пути и средства для самозащиты, для спасения своей жизни, и не только своей, но и жизни своих детенышей. А кого из нас не поражают дельфины с их дружелюбным отношением к людям, с их необыкновенной для животных смышленостью? И все же как нельзя отождествлять разум человека и рассудок животного, точно так же нельзя отождествлять женственность или мужественность с особенностями психологии самки или самца. Но отсюда напрашивается сам собой вывод: так же как нельзя полагать пропасть между разумом человека и рассудком животного, так же нельзя полагать пропасть и между женственностью и мужественностью, с одной стороны, и соответствующими психологическими различиями между полами в животном мире, – с другой. Одно эволюционировало в другое, приобретя в процессе эволюции неизбежное «новое качество».