Силонебие

© Vysheslav Filevsky, 2019

ISBN 978-5-4496-7873-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Vysheslav Filevsky

 
Повесть в тридцати трёх снах,
пятнадцати междусониях и заключительном безумии
 

Belo Horizonte 2019

Посвящается

Владимиру Александровичу Зеленскому

Действующие лица:

Нéцарь – ангел, пенсионер, временный правитель России

Режина – жена его, подданная Бразилии

Трактин – президент Российской Федерации бывший и будущий

Михалягин – председатель правительства при Нéцаре

Уйшог – генерал, руководитель военного ведомства при всех царях

Ушьев – новый денежник

Гиезий Адрианович Новогюзов – председатель КПРФ

Круглый – председатель Государственной Думы

Жезус-из-Назарета – дух Земли

Святая Лузия, дух в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти

Патриарх

Жовтовский – президент Украины

Супруга Жовтовского

Владелец аэропорта «Киев»

Таня – секретарь Нéцаря, офицер ФСБ

Пузан – мастер на Ваганьковском кладбище и прочие;

чиновники, дипломаты, военнослужащие России и Украины, полицейские, шпана, обыватели.

ХХ1 век. Действие происходит в России и Украине.

Понятия:

Присносущее, великое Непостижимое, Всевышнее, Предвечное,

Присносущее, Провидение, Мировой Дух – обозначения Творца сущего

Взрывное обстояние – революция

Силонебие – вид государства, устанавливавшийся Нéцарем

Все события вымышлены. Созданные образы не являются портретами ныне здравствующих общественных деятелей. Совпадения – случайны.

Примечание: автор старается избегать иностранных слов в повествовании.

Сон Первый. Введение: челобитие

Терпеть не могу помехи в обеде. Всегда кратко ругаюсь матом. Это более неприятно, чем прерывание молитвы в храме. Там – встал, поздоровался со священником или другом, не выходя из благоговейного состояния, и – опять за своё…

Главное в обеде – рис и фасоль… Я уже давно утратил русские склонности в еде. В жареных котлетах с картошкой не только не нуждаюсь, но употребил бы их разве что с большого голоду или по принуждению…

«Кто звонит в дверь? Что им нужно?»

В одних трусах. Про себя ругаюсь и извиняюсь. Оделся. Выхожу в залу мрачный, обиженный, возмущённый. «Дух благодати я, вот кто. По-вашему, в смысле, по-гречески – ангел. Вы вообще соображаете, куда пришли?!..»

Определённо, соображают не вполне. Трое. Одна женщина. Это приятно. Люблю молодых бразильянок. Не поймите неправильно. В пожилом возрасте люди утрачивают чувства. В Бразилии это воспринимается особенно тяжело. Потому что молодые бразильские женщины куда теплее и душевнее русских. Потом быстрое и страшное преобразование… Самое неприятное – скорость. Куда всё девается?.. И вот, церковь полна усечённых в чувствах бабушек. Не понимаю, что они там делают… Зачем?..

Её звать Розанжела. Встречал в Интернете. Около сорока. Пока не разнесло. Невысокая. На плече что-то нарисовала, дурочка. Улыбается. Они все улыбаются. Ещё за этим что-то бы стояло. Ничего, всё равно приятно. И голос мягенький. Так бы закрыл глаза и ласкался с ним, как с котёнком. Интересно, кому она мяукает. Козёл какой-нибудь.

Розанжела – консул почётного консульства. Это такое учреждение, которое есть в Интернете, но в жизни не существует. И настолько, что я не уверен, что существует и сама Розанжела. В Японии наловчились делать роботов. Может быть, уже и таких, что появляются, когда надо и, когда надо, исчезают. Это – точно Розанжела.

– Да, я знаю. Видел. Здравствуйте. —

Про то, что видеть приятно, врать не стал. Перебьётся. Мне от неё ничего не нужно. А когда будет нужно – не сделает: нет её потому что на самом деле.

– А это… —

Мордатый русский из Рио-де-Жанейро. Ничего не могу сказать. За шиворот он мне пока не насрал. Но уверен, что при случае сделает. Потому что консульства за рубежом не защищают не только интересов, а и прав граждан. Даже самых законных. Враньё. Не хочу писать, как тут надо мной издеваются. Я этой дурочке Розанжеле пожаловался. Меня иудейский бог скорее бы услышал. Тьфу. Бесстыжие. Хотя, что я – её же нет на самом деле.

– А это… —

Тоже не голодает. Кризис у них, видишь ли. Седоватый. Круглый. Жук. Я его знаю. Читал. Любит под коврами в Кремле ползать… Пыльно там, как не выбивай. Мне было бы противно. А он ползает. Хрен с ним. Из Москвы припёрся. Надо говорить. На народные ведь денежки. Мои, то есть, тоже.

Я – гражданин РФ, прилежный налогоплательщик. Нравится государство или нет – одно. Налоги – другое. Должен быть порядок. Хотя у них всё равно нету порядка. Фокусники. Деньги пропадают из-под рук. Особо в ведомстве Зои Букиной. Потом появляются где-то ещё. «Иосиф Виссарионович, заспался-а-а. Пора! Все петухи прокукарекали.» … Только петухов давно съели, чтоб не будили, кого не выгодно. – Беда.

– Челом приехали бить. —

Мне всё равно. Делайте, что хотите. Мне от вас никакой пользы. Зла бы не было… Гóловы только Круглый с Мордатым наклонили. Розанжела не низошла…

Зажрались. Кто ж так бьёт? Молчу. Дальше слушаю. —

– По решению Государственной Думы приглашаем Вас стать Президентом Российской Федерации. —

В этом месте я не мог не проснуться. Вспомнил их маму. По большому счёту она у них у всех одна. Пошёл в уборную. Я всегда делаю это по утрам, и легко, как птичка: ррраз! – И целый день потом заботы не знаю – свободен.

Сон Второй. В Зале заседаний

Москва, Кремль. «Занесло, бл. дь. Осиное гнездо». Стою, как Винни-Пух, в середине дупла. А они жужжат, жужжат. Про то, что тучка, не пою. Они знают, кто я. Одёжу покупать ради ос не стал. В чём есть.

Отец-покойник приучил одеваться скромно, но прилично. Подтянутым быть. У меня есть пиджак, двое брюк и много галстуков. После отца не стал выбрасывать. Плáчу, когда вижу в шкафу. Я отца очень люблю. Умер – это для кого-то ещё. Я не тупой. Ботиночки литовские, тоже отца. Советские, в смысле. Тридцать лет уж, как республики той нет, а ботиночки целые. Хорошо захватчики работали. Буржуи не годятся в подмётки. На подмётки – тем более. Хозяйство у них другое. Чтоб всё скорее развалилось и новое покупалось. Это капитализм – Накопительство, по-русски… Правда, в Бразилии ботинки приходится одевать редко: сандалии, тапочки… Да, я в Бразилии ношу тапочки. Русский потому что. Хотя и без русской души. – Ангел я. Розанжела, Круглый и Мордатый знают об этом. Вижу.

Русская душа мешает быть ангелом. Вы можете себе представить ангела с русской душой? Ха-ха! Я – нет… Попá? Вы серьёзно? – Он же врун или сумасшедший. Ангел – скромный, смиренный и правдивый. Скромный, смиренный и правдивый поп… Анекдот, да. Ха-ха-ха-ха. Патриарх? Этот миллиардер? – Лежу на ковре. Смеюсь и дрыгаю руками и ногами, как большой и неуклюжий жук. Ко мне подбежали и поставили на ноги. Извиняюсь. Тот ещё ангел.

Повели в Зал заседаний. Пятым усадили. Там прямоугольный стол. В меньших краях по девять стульев. В бóльших – кажется, по пятнадцати. Посреди прямоугольника тумба с цветами. Всё белое, и пол неприятно блестит.

Лампочек-то, лампочек!.. Четыре огромных люстры да шестнадцать помельче… Помню, в начале девяностых в деревне жил. С картошки на воду. Была всего одна лампочка. Десять рублей в месяц набегало. А эта ж сволота сколько жжёт, а? – Подумать страшно. Одну бы киловаттную над тумбой, пониже только. Да каждому местный светильник. Было б довольно. Вы ж ненавидите советскую власть. Она была плюс электрификация. Значит, у вас должен быть минус. Жирным бы вас минусом по бóшкам. Разговор-то об чём?..

Все стулья заняты. Мужики в чёрном. Одна баба в красном. Коммунистка, наверное. Ещё две других. Одна молодая. Подсадили, видать. Круглый мужик, что ко мне в Бразилию приезжал – напротив. – Главный. Он встал и прочистил глотку. Осы стихли.

– Отечество в опасности, – начал Круглый. – Народ страдает… —

Я понимал, ему насрать на народ. Но, видать, за жопу сильно прихватило. Яйца самые прищемило, коли меня с другой стороны Земли прилетели сюда… Народ, видишь ли, у него страдает. —

Сложилась революционная си… —

Я поднял руку. —

– Уважаемый, коли уж привезли меня да делали вид, что челом били, то давайте по-русски. —

Он заткнулся и вылупился. Прочие тоже лупатыми стали. —

– Взрывное обстояние, – поправил я Круглого.

– Именно, – согласился он. – Мы править не можем. Бросить нажитое жалко. А народ? Жить им уже невмоготу. Хуже бешеных собак стали. Ограбят да спустят. Толку не будет. Все знают. Только побезобразничать да душу отвести.

– Верно, – согласился я. – Нашему человеку главное справедливость. А справедливо – отнять и разделить. —

Собравшиеся загудели и громко заёрзали. —

– Не поняли. Был царь – убили: плохой. Был Ленин, делил – обосрали…

Женщины зашипели. —

Ничего, – продолжал я. – Черномырдина терпели – и меня переживёте. Потому как в России главное – Мать Земля сырая. И правда поэтому тут матерная. Грубая, жёсткая, то есть. Иначе ни вы, ни народ не поймёте. Вам говно в нос – как нашатырь для потерявшего сознание. —

Бабы затихли. А прочие глядели на меня изучающе, насторожённо, но с интересом. —

Ильича так обгадили, – лепил я своё, – что уж не отмыть память о нём во веки веков, я думаю. Да будет так.

– Не без этого, – покачав головой, согласился Круглый.

– Диктатура была – не понравилось. Перестроились. Свобода жулья – тоже плохо. Что остаётся? —

Собравшиеся безмолвствовали. —

Россия для русских? – Ерунда. Русские – умирающий народ. —

Общее негодование. —

Бля-я-я.ь! – заорал я. Призвали – слушайте: правду говорю. Имею право: я – русский, поняли?! – И повёл головой вокруг, пытаясь определить, сколько тут русских.

Первое междусоние. Мандариновый рассвет

В этом месте сна я настолько возмутился, что проснулся. Уже светало. Я был естественным человеком – по солнцу встающим, то есть. Пошёл в кладовку и стал чистить мандарину.

Не знаю, как бы поступил в самом деле, коли меня какой дурак поставил во главе государства Российского. Им же всё плохо. Ни к кому и ни к чему уважения нет. К себе, в том числе. Из крайности в крайность. Только ломать… Вот растёт дерево, сообразите. Раз сломали – растёт дальше, жить хочет. Снова не понравилось, как растёт. Ещё раз сломали… Да какое ж растение такое вынесет? Это ж сущая урода будет, а не дерево. Так ведь оно и есть сейчас. Только срубить да новое посадить. Однако ж Россия не дерево. И птичек чем только не морили. Вот они и странные такие на дереве том. У кого крыло дёргается, у кого башка на бок свёрнута, у кого глаз заплыл, а мозги… Впрочем, мозги – ладно. Совести нет напрочь, вот что. А, главное, лживы очень… С этим и вовсе не знаю, что бы делал…

Мандарина оказалась суховатая. Остатки выплюнул. Разъяснилось. Всяко растение беречь надо. Страну – тем более. Когда берегут? – Когда любят. А когда ломают?… – Вы поняли. Не обижайтесь.

Сон Третий. Жильё

В Москве, пока суть да дело, мы с женой остановились в гостинице «Славянка».

– Без жены не поеду никуда, – заявил я Круглому ещё в Бразилии. Он руками развёл:

– Естественно. —

Я – никто. Кот в мешке. На всякий случай в Домодедово никто и не встречал. Спасибо.

В Интернете с трудом нашёл гостиницу в Москве с русским названием. «Своеобразные люди так называемые русские!» … «Славянка» – на Суворовской. Три звезды. Двухместный – 145 реалов. По карману.

Ну вот как ими править? Ну да, у меня уже нет русской души. А у них тогда что заместо души? Какая же ненависть к родине моих предков! – Куски сухого гов. а. Копролит. – Это окаменелые испражнения мамонтов в душе каждого, кто не знает.

Ненавидеть язык – значит ненавидеть народ. Они это делают! Придётся тяжко… Зачем оно мне? – Родину люблю, наверное. Поруганную, десятки миллионов раз заё. анную в доску этими, с кусками сухих испражнений… Её можно любить… такую? – Дураки. Любовь у человека не в голове. Любовь в голове у робота… Ну, не в голове, конечно, а там, где у него сгусток управления.

Прилетев, мы не доложились: «Пошли в задницу. Им надо – пусть что хотят, то и делают. Ищут пусть. А мы – хоть сейчас назад. Такой каменюку вешать на шею. И каждый день ждать, что убьют». Однако на следующее утро позвонил первый заместитель Круглого…

Смехатура: у него два первых заместителя. Это что?.. Может ли быть, к примеру, две правых руки или четыре указательных пальца на одной руке?.. И ведь так тут у всех в головах. Поэтому страна в ж. пе… Достать Россию из жо. ы… Задача… Сдвоенного заместителя звали Пётр Петрович.

После совещания в Кремле он пытался вызвать меня к себе.

– Нет, уважаемый, – возразил я. – К нам пожалуйте на чай с бубликами. —

Возмущение и протест, хлеставшие у меня из нутра, он не мог не почувствовать. Да, с коммунистом мне легче разговаривать. Накопителей – вообще не понимаю. Марсиане. Пётр Петрович коммунист. Только я не за белых и не за красных. Прошло время. Все одним миром мазаны… Хм, захотели совершенно постороннего человека, человека с сердцем души, горящим любовью к Высшему и сущему… Мгм! Гляди-ка. Сделать, как в Тибете было, что ли? Если по-русски, как лучше сказать: силонебие или небосилие?.. Далай-ламу нашли себе… Ну-ну.

– Вчера вечером Совет Федерации подтвердил решение Думы: вы возглавите страну, – сообщил Пётр Петрович. – Нам деваться некуда, хуже не будет. Того гляди головы поотрывают с яицами.

– Молодца, – согласился я. – Достукались. – И представил, что у них головы с яйцами.

– Первое: жильё. —

Об этом я уже думал, пока самолёт тащился над Атлантическим океаном. Больше всего хотелось на Грановского. Да только там огромные квартиры. Можно было бы распорядиться о служебной двушке где-нибудь на Якиманке. Но всё-таки я остановился на Кремле, чтобы избежать дороги на работу. Машиной пользоваться не хочу: дураков на улицах везде хватает. Тем более, любить меня не будут. Кто ж любит ангелов? Поэтому, не мешкая, ответил:

– В Кремле. Только не так, как предыдущий правитель. Пожалуйста сделайте из его жилья скромную трёхкомнатную квартиру: спальня, кухня, уборная и кабинет. Ну и небольшой зал для совещаний… Всё простое. Проще, чем у Ленина. Никаких евроремонтов. Я не евр. И без телевизора.

– Да-а-а, – только и протянул Пётр Петрович и в голове его закрутилась мысль: «А кто такой евр?».

– Пока же идёт ремонт, будьте любезны платить за жильё… э-э-э, я перевёл реалы в рубли… Две пятьсот в день, да?

– Ясно, – ответил пришибленный Пётр Петрович.

– Конец связи. —

Да нет, я не выпендривался, не трахал его. Просто считал само дело дохлым. Блажь чья-то. Захотели выбраться из. опы? – Будьте любезны. Нет – до свидания. Сидите…

Я не понимал, к чему великое Непостижимое устроило всё это. Оно спасение для России или изощрённое духовное испытание мне?..

Второе междусоние

Бразилия. Я открыл глаза. Сегодня замешкал. Солнце уже било вдоль города. Оно как бы возжигало его к чему-то новому, светлому и возвышенному.

Мой сердечный огонь во сне был подобен прикрытому бутону… скажем, тюльпана. Сейчас я проснулся – и бутон вспыхнул, раскрывшись… И вот, бутона уже нет. Сердца души тоже нет. На их месте белое пламя… Наконец, исчезла и душа. Телесная оболочка заполнилась пламенем любви…

Жена заставляет пить кофе. Не люблю. Пью потому, что в Бразилии так принято по утрам. Как принято в обед есть рис с фасолью. Пробовал бороться. Но это нарушало семейные отношения. Жена чувствовала свою неполноценность, ненужность. Пью кофе ради мира в семье…

Вообще всё на Земле нелепо. Главное – огонь, который выел мою внутренность. Это – ликование Предвечного. Иду в храм. Он возгорается от меня, как свеча от спички. Святая Лузия улыбается мне. Плачу: это счастье. А ваше счастье в чём? – То-то. Я дурак, да? – Ладно. Все ангелы дураки, поверьте.

Сон четвёртый. Ваганьковское кладбище

Москва… С утра поехали на Ваганьковское кладбище. В России родственников нет. Семейная могила заросла. Взяли мешки. Рвём. Больно на душе. Лежат тут одни, никто не приходит… Судьба. Не рожали. Почему? – Вопросы о судьбе задавать глупо. Судьбу благо любить. Любую? – Да. Не любите? – Я смеюсь: будет ещё хуже. Благо любить и благодарить за неё великое Непостижимое. А чтобы судьба стала благоприятнее, молить Небо о высшей благодати – возжжении в сердце души огня любви. Пока это не случится, жизнь будет говн. м. Посыпанным сахарной пудрой, бриллиантами или нет – несущественно. У тибетцев есть ряд заклинаний. Делают, чтобы испражнения пахли цветами. По-моему, подобным всё человечество занимается, если иметь в виду духовное гов. о. Главное, чтобы пахло розами… Нет, лучше жареной курицей…

Прибравшись на могиле, пошли в «Ритуал». Он у конторы. «Так и так. Лежат одни. По старинке. Зарастает. Родни нет. Сами того и гляди помрём за морем. Надо как следует оборудовать, чтоб лет сто в порядке простояла могилка без ухода».

Мастер носил большое пузо. Болезный, не иначе.

– Поглядим. —

Обмерил. Я подробно рассказал, чего хочу. Согласовали. Вынул прибор. Считает.

– Четыреста пятьдесят тысяч, где-то так. —

«Жулик… А кто в этой стране не жулик? – опроверг я сам себя в сознании своём. – Телесный или духовный… Как править толпой жулья, чтобы они тебя не растерзали? Ведь на лжи и воровстве Россию из. опы не вытянуть… Ну конечно, все хотят, чтобы ложь и воровство остались. А Россия каким-нибудь чудесным образом преобразилась, как Иисус на Масличной горе… Хрена лысого.

О великое Непостижимое, и Ты повеваешь мне вступить на путь сей? Да тут же не ангел потребен, а Ты Само. Неужели Ты хочешь, чтобы я стал Твоими руками?..» – И я ужаснулся этой мысли.

– Ну что ж, – сказал я вслух, – пусть так. Достану деньги – позвоню. Будем работать.

– А достанешь? – засомневался пузан.

– Да.

– Гляди. Как только, так сразу.

Между «Ритуалом» и конторой на железных ногах стояло уведомление в том, что пользоваться услугами иных похоронных учреждений, кроме «Ритуала», чревато сомнительным качеством работ.

Я перевёл жене это высказывание, выругался и засмеялся. Сказка какая-то. Глухой старый лес. Два наивных дурачка – мы с женой, то есть, куда-то пробираемся. А из-за каждого дуба рожа бандитская выглядывает. На опушке надпись: «Российская Федерация приветствует вас»…

Как извести бандитов? Ведь этот лес, что схроны для бандеровцев… Пилить, продать китайцам и всё перепахать? Новым засадить? Чем? Откуда саженцы взять? – Не знаю. А китайцы обрадуются, конечно. Они и так скоро всю Сибирь спилят, если я не вмешаюсь…

Бразилия. Проснулся. Пошёл поссать. Моча была красноватая. Вчера в «Лиссабоне» – это магазин – свёклу по два реала выкинули. Ну мы с женой, не будь дураки, накупили… Люблю варёную свёклу. Опять заснул… А Китай свой китайцы не уродуют, как Россию – дураков нет…

Всевышний, как править дураками? Самому стать дураком? Но тогда Россию не вытащить…

Жена меня осторожно толкала.

– Что?

– Ты храпишь.

Сон пятый. Выступление в Госдуме

Дураки ли русские?..

Думаю, приставлять определения к имени народов – недостойно. Мы все такие, какими нам заповедано быть по воле великого Непостижимого. И никто переделаться не может… Даже, если очевидно, что идём в задницу? – Да! Со знаменем. Гимн! Трубы, литавры, тарелки. Бум-дзынь, бум-дзынь, бум-дзынь… – «Россия встала с колен» … Ха-ха. Кто думает, что он переделывается – умалишённый.

Охотный Ряд. Государственная Дума. Прохожу мимо ковров, под которыми ползают и грызутся шишки в перерывах между заседаниями. Ждут. Приглашают на трибуну. Свет. Ничего не вижу. Знаю только: зал полон. Ещё бы. Как к ним обратиться? Не товарищи же… Господа? – А хрен вам в задницу.

– Милостивые государи и государыни. Я знаю, вы призвали меня за тот огонь, который я по воле Предвечного ношу в своей груди. Предполагаете, он спасёт страну… Да, правда: огонь моего сердца – подобие Творца мира. —

Священники в негодовании прочищают горла и покидают зал.

– Богохульник! – выкрикивает кто-то из них. —

Пусть вас не смущает исход этих людей, – спокойно продолжаю я. – Они не в состоянии вывести Россию из тяжелейшего обстояния, вы видите. Потому что это невозможно совершить с глубоко спящими сердцами души. Огонь сердца души – великая правда. И благо внимать лишь ей.

Спасение не в человекообразном существе, который-де спустится с неба. А в вашем собственном внутреннем огне любви и благоговения. В возжжении его. Такой огонь в самом деле есть у меня. Но будет ли на мои попытки помочь Родине благословение Всевышнего – это не известно никому… Если нет – вы отвергните меня, или я буду растерзан народом.

Вы решили. Вы боитесь. И Президент ваш боится, которого вы вынужденно отстранили. Завтра может начаться восстание. Бойня. И это будет концом России. Попытаюсь предотвратить. Может быть, ещё не поздно.

Прежде всего: здесь не Венесуэла, а я не Мадуро. Не знаю, за что он держится: за деньги или за умозрительное рассуждение об общественном устройстве. Думаю, за второе. У меня идеи нет… —

В зале смех. Я понимаю руку. —

Это – огромное преимущество. Потому что любая идея – выдумка, ложь. Ленин выдумал коммунизм – и проиграл… —

Шум… —

– Не придирайтесь. Знаю: Маркс. Сталин силился утвердить марксо-ленинскую идею лагерями и смертями – тоже проиграл. Мадуро нужно было уйти, как только в парламенте его противники оказались в большинстве. Не ушёл – и проиграет.

Я не буду с вами спорить. Потому что не о чем. Хотите оставаться в вашем положении? Иудейский бог ваш вам в помочь. Тотчас сажусь на самолёт – и в Бразилию. Мне там хорошо, а здесь – нет. Тем более, на таком посту. Мне – ничего не нужно. Вы меня позвали – слушайте. —

Присутствующие молчали. Лица были очень серьёзными. —

Буду искать точки соприкосновения с вами и народом. Общее с вами: я решительно против народного восстания, разграбления вашего имущества и убиения. Буду защищать вашу неприкосновенность. Проведу черту между прошлым и будущим. Награбленное останется у грабителей. Но дальше обескровливать страну и народ – не позволю. Буду суров. Не пощажу. —

Кто-то свистнул. —

Иначе не выйдет. Это раз… Решительно воспрещу новой гласности. – Два. За тридцать лет было совершено огромное число хозяйственных преступлений. Выводить этот океан мерзости на всеобщее обозрение – противно Небу. Уже разоблачали царизм, деяния Сталина, советскую власть вообще, вашего первого президента. Сознание народа пропиталось дерьмом. Действия предыдущего правителя ни оценены, ни осуждены не будут. Это очень вредно духовно…

– Цен-зу-ра-а-а! – Кто-то засмеялся.

– Уже не получится! – подержали его. —

Может и так, – не возражал я. – Новые средства связи и соборных сведений, да. Но народу потребны чистота, радостная молитва и попытки возжжения огня в сердце души. Любой ценой. А вовсе не нагнетание мерзости. Душевная грязь – она и есть первопричина распада. Русское «кто виноват?» – бред. Не всё ли равно?.. Деяния каждого из нас – проявления Закона Воздаяния, смысл которого, как и смысл деяний, постигнуть невозможно… – Никто не виноват. —

Зал заёрзал:

– О! О! О!.. —

– Да! Не виноват – никто. Благо только молить Присносущее о благодати возжжения в сердце огня любви. Этим и должна быть пресловутая национальная идея. – Вот и третье. Хотя огонь сердца души не умозрительное рассуждение, а бытие., которое должно быть естественным. Существование в высшей, поистине небесной благодати…

– Кто это поймёт? – крик из зала.

– Вы правы: никто. Богатым нужно продолжать обескровливать Отечество. Бедным – бросаться на богатых и стараться поделить их имущество. Те и другие выберут для своих целей бандитов – «умных людей», как говорят.

Мне не нужны деньги и имущество. В этом я подобен Ленину и Сталину. Но, в отличие от них, я благодатно не отягощён умозрительными рассуждениями. Наконец, я просто ангел, но не заявляю при этом о своём родство со Всевышним. —

Некоторые хихикают. —

Болезнь тяжела. Врачевали обычными лекарствами, держали страну под капельницей, пытались лечить шоком. Тем более, не помогли церковные заклинания… Можно продолжать. Но вы же видите: не помогает.

Мне нужны чрезвычайные полномочия на полгода. Приостановлю действие свода законов – конституцию, по-вашему. Постепенно буду её менять с вашей же помощью.

– Будешь стрелять? – взвизгнула какая-то дебёлая тётка, входя в суть дела.

– Не обойдётся, – спокойно ответил я. – Обязательно найдутся горячие головы в народе. Да и среди вас могут появиться те, кто предпочтёт запросить помощь НАТО в рамках известного Документа 99… Помните, да? Ха-ха-ха-ха! Это всё. Думайте, пожалуйста. —

Я уходил. Присутствующие оборачивались друг ко другу, что-то шептали и тихо матерились.