Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты

– Интересно, – снова повторил он.

– Что «интересно»? – скептически спросил я.

– Вы сверхчеловек, а я вас не знаю, – ответил незнакомец и поменял руку у подбородка.

– В смысле? – уточнил я.

– Все просто. Ваша кожа имеет неестественный красный оттенок. Артерии набухли от внутреннего давления. Особенно это заметно на капиллярах глазных яблок. По тому, как стучит arteria carotis⁷, можно сделать вывод о частоте сокращения сердечной мышцы – если мы измерим ваш пульс, он будет не меньше 140 ударов секунду. Вены приобрели сиреневатый оттенок. Саккады⁸ ускорены, но, в отличие от нистагма⁹, они осмысленны. В спектре вашей крови преобладают выраженные голубые и белые линии. Я смотрю, вы только что пообедали. Скажите, вы наелись?

Половину произнесенных собеседником слов я просто не понял.

– Нет, – ответил я.

– Вы поешьте. У вас все признаки синдрома Ницше, поэтому вам надо хорошо питаться. Скажите, давно вы стали носителем вируса?

Вирус Ницше! Я уже и забыл, что адепт темных богов вколол мне этот препарат на запретных этажах Лаборатории. Видимо, только теперь болезнь проявила себя.

– Думаю, около полугода. Это сильно плохо?

– Полгода? Интересно… Это хорошо, молодой человек. Очевидно, что вы успешно прошли этап адаптации к вирусу, он встроился в цепочку вашего ДНК, и теперь вы находитесь в симбиозе с ним. Скажите, как вы сейчас себя ощущаете?

Я не ответил на этот вопрос, потому что понял, кто сидит передо мной.

– Вы, как я полагаю, Эдвин Крамп? – спросил я.

– Приятно узнать, что на Поверхности тебя еще помнят. А вас, молодой человек, зовут?..

– Хранитель ключей от дверей Лабиринта.

– Очень приятно! Могу я называть вас просто Хранитель? – с этими словами Эдвин протянул мне полуметаллическую руку.

Я растерялся – все-таки не принято пожимать руку в перчатках. Доктор Крамп заметил мое смятение и сказал:

– Я стар, а чтобы исследовать Лабиринт, рука должна быть крепкой. Из сплава черного вольфрама я собрал экзоскелет и теперь ударом руки могу ломать мандибулы¹⁰ агрессивным мертвецам. Если, конечно, до этого их не остановит дробовик.

Я живо представил себе, как этот старик раскидывает толпы обезумевших, и мне стало забавно. А еще я сразу проникся уважением к своему собеседнику и пожал его руку, после чего спросил:

– Вы так не ответили, чем мне грозит болезнь?

– Не стоит считать вирус Ницше болезнью. Уместнее называть его симбиотическим союзом¹¹, давшим толчок к эволюции. Как это ни высокопарно звучит, вы теперь новый вид – Homo Novus. Сильнее, проворнее, теплее обычного человека. И раны заживают быстрее. Но чтобы я смог лучше оценить ваше состояние, я бы хотел услышать ваше мнение о своем самочувствии.

– Я за полгода своей болезни не заметил, чтобы стал сильнее или проворнее.

– Нет, не стоит переживать, я повторюсь: это не болезнь. Что касается того, почему вы не замечали своих способностей раньше, то все очевидно: организм просто бы не выдержал постоянной работы в сверхрежиме. Ему нужен отдых. А вот в определенных аффективных ситуациях в ответ на изменение гормонального фона ваша ДНК начинает производить энергетических агентов. А эти агенты…

– Кот бы тебя подрал, Эдвин! Не нуди! – не выдержал Рене.

Ученый вздохнул.

– Не обижайтесь на моего друга, у него скептический настрой к науке, – произнес Крамп после небольшой паузы. Рене закатил глаза и покачал головой.

– А я вас с удовольствием послушаю, – сказал я. – Но если вы сможете использовать меньше научных терминов, будет лучше. И вы, и я вроде как в бегах. Поэтому я хотел бы узнать, что все-таки произошло в Лаборатории? Откуда взялся вирус Ницше, что стало с гомункулом, почему вы посадили в заточение Селену? И чем вы сейчас здесь занимаетесь?

– Вы и про Селену знаете? Интересно. И печально, что мое создание подверглось остракизму, как и его создатель. Давайте поделимся историями друг с другом, и раз вы попросили первым, то я начну.

ГЛАВА 10. СКАЗКИ ПРОШЛОГО

«Я занялся наукой, потому что всегда искал Истину. В начальной школе я раскладывал энциклопедии, привезенные отцом из командировок, и исследовал красоту окружающего мира. Вместе с книгами я открыл бесконечный космос удивительных явлений, подчиненный логике и математической точности. Я хотел знать все! И чем больше я узнавал, тем больше понимал, как мало знаю. Я чувствовал, что в этом мире есть что-то очень важное, что-то, про что можно сказать: «Истина где-то рядом», что-то, делавшее жизнь понятной и простой.

Я считал, что найду Истину в университете. Полный юношеского энтузиазма, я направился на свою первую лекцию, где декан в самом начале приветственной речи объявил:

– Истины нет, и не ищите ее.

Меня это возмутило! «Интересно, – подумал я, – если наука не открывает Истину, то чем она занимается?» Ответ на этот вопрос обескураживает: множество ученых ищут маленькие пазлы знаний, собирая из них научную картину мира. Только ученые не Демиурги и не способны вдохнуть в свое творение подлинную жизнь, наполненную смыслом и Истиной. Все, на что они способны, – это родить уродливого бездушного Франкенштейна, обреченного на смерть.

Вся наука – это смерть! Ницше убил Бога, но это не первое совершенное убийство. Аристотель убил Платона, Ньютон убил Аристотеля, Эйнштейн убил Ньютона. Знания, оторванные от Истины, умирали очень быстро.

Когда я окончил университет и пошел работать в Лабораторию, случились переписанные в учебники истории события. Страна, положившая в основу идеологии бездушный материализм и рационализм, совершила самоубийство. Франкенштейн распался на части, из которых его сшили. Всем стало не до науки. Сейчас в это сложно поверить, но тогда правительство предпочитало давать деньги экстрасенсам, а не ученым. Тут и там возникали новые религии с новыми пророками, глаголавшими новые истины и порождавшие новых фанатиков. Люди сошли с ума, но они и были такими – темными, алчными и жалкими. Я увидел природу старого человека и понял, что только новый вид может построить новый мир торжествующего разума. Создать сверхчеловека – это стало моей целью. Я начал с малого: с создания ноотропов – препаратов, улучшающих мозговую активность, – считая их первым шагом к эволюции людей.

Но было в моей работе кое-что еще. Общее увлечение оккультизмом не прошло мимо меня, ведь под это тогда давали деньги. Если все говорят о спиритизме, значит, я должен идти впереди всех. Обложившись трудами алхимиков, я начал изучать забытый опыт улучшения чувств и способностей Homo Sapiens. Увы! Все эксперименты говорили: «Нет никакого потустороннего мира! Написанное в древних фолиантах – ложь!» Тогда я еще не знал неумолимого Закона: «Мертвые не вмешиваются в дела живых, пока живые не вмешиваются в дела мертвых». Говоря другими словами, общение с иными должно происходить в тайне и оставаться сокрытым от неспособных поверить в другие миры. Интересно и печально, но эксперименты не дадут никакого результата, если вы их хотите обнародовать. Но если нет результата, нет и денег. Поэтому у меня их не стало. Чтобы прокормить себя, мне пришлось подрабатывать в морге.

В одну из ночей мне привезли на вскрытие человека с отрубленной головой. По ряду характерных признаков я заключил, что голову отделили от тела после смерти. Следователь обвинил меня в некомпетентности, заявил, что свидетели видели, как человек на мотоцикле обезглавил мечом убегавшую от него жертву. В этот момент я выдвинул безумную гипотезу и решил проверить ее. Я никому ничего не сказал. За взятку выкупил труп – тогда это еще можно было устроить – и стал изучать его прямо у себя в квартире. Стояла зима, и открытые окна поддерживали на лоджии отрицательную температуру.

Я повторил над трупом алхимические опыты, провалившиеся ранее в Лаборатории, и в этот раз все сложилось иначе. Раствор киновари и золота, смешанный с дополнительными ингредиентами, делал кости существа необычайно прочными. Я пробовал разрубить их топором – у меня не получилось. Я замерил длительность действия препарата: она составила сорок пять минут, после чего кости в течение еще полутора часов теряли свою прочность. Проведя ряд дополнительных экспериментов, я установил, что тело принадлежало оборотню, – кости оборотня отличаются свойствами от костей человека, и определенные препараты эти различия показали. Тогда я понял: метафизика – такая же наука, как и прочие. Ее можно изучать научным методом.

Я занялся разработкой гомеопатии. Ученые относят их к бесполезным плацебо, но они просто не знают, что гомеопатия предназначена не людям, лишенным способности почувствовать на себе ее действие, а иным существам: вампирам, оборотням, алхимикам, выживающим благодаря подобным препаратам. Расплатой за успех стало презрение от своих коллег. Я стал нерукопожатным даже в своей Лаборатории! И это несмотря на то, что люди, шептавшиеся за моей спиной, получали премии с моих разработок. Я не обижался на них, считая, что глупо обижаться на слепых за то, что они не видят солнца.

Вместо интриг я направлял свои силы и время на главную цель жизни – создание сверхчеловека, бессмертного существа, принадлежащего не живым или мертвым, а обоим мирам одновременно; не ограниченного никакими рамками, способного пересекать границу миров по своему произволению.

Снова никакого прогресса! Но я продолжал работу, зная, что упорство всегда вознаграждается неизбежной случайностью. Она настигла меня ночью в Лаборатории.

Я шел по темному коридору. Неожиданно все лампочки одновременно зажглись, а воздух наполнился гудением электрических проводов. Вначале звук был слабым, но за минуту его громкость достигла сотни децибел, будто я стоял посреди восьмиполосного проспекта среди сотен несущихся автомобилей. Мне стало интересно, и вместо того, чтобы бежать, я стал ждать, что произойдет дальше. Свет и звук потухли. Открылась дверь подвала, и из нее вынырнул окровавленный человек. На руках он держал младенца. Незнакомец был бледен, его шатало из стороны в сторону, а ноги плохо слушались – по этим признакам я заключил, что кровь на его одежде принадлежала ему, и он потерял изрядное ее количество к нашей встрече.

Когда он увидел меня, его организм мобилизовался и впрыснул в кровеносную систему порцию гормонов. Незнакомец выпрямился и стройным шагом, насколько он мог быть стройным в этот момент, подошел ко мне. Я протянул руки, и человек положил на них черноволосую девочку, покрытую трупными пятнами.

«Она должна жить», – произнес незнакомец.

Я утвердительно кивнул. Не из-за страха. Я решил, что раз меня просят воскресить мертвого, значит, я смогу сделать это.

«Тогда беги или прячься», – добавил незнакомец.

Я кивнул еще раз, вернулся в кабинет, положил человеческую душу на лабораторный стол и запер дверь. Коридор наполнился громкими нечленораздельными звуками: ревом, плачем, криком. Я предпочел проигнорировать их. Вернулся к телу, включил настольную лампу и, опершись рукой о стол, начал думать, как вернуть девочку к жизни. Затем, отодвинув от себя труп, достал из ящика древний фолиант и начал читать. Всю ночь, пока солнце не взошло, а потусторонние звуки не заглохли, я искал ответ.

Я нашел его.

Рецепт следующий. В курином яйце нужно вырастить гомункула. Он родится мертвым. В первую ночь спящей луны необходимо поместить его тело вместе с телом умершего ребенка в ящик человеческих душ, изготовленный из семидесятисемилетнего кипариса в форме гроба. На тело ребенка положить ветви можжевельника, ладана, белый саван, а после заколотить крышку серебряными гвоздями. На двадцать восьмой день ящик нужно вскрыть, и тогда человек переродится в теле гомункула.

Я повторил инструкцию, прочитанную в книге, и стал ждать. На двадцать восьмой день я открыл гроб и обнаружил в нем беловолосую голубоглазую девочку. Ее красота так поразила оставшихся работать со мной коллег, что они назвали ее Прекрасным Созданием. Я же дал ей настоящее имя – Астарта. Так греки называли вавилонскую богиню любви Иштар.

Ребенок рос и учился невероятно быстро. Всего через два года она выглядела совершеннолетней девушкой. Для человечка это недостижимая скорость. Я выдвинул гипотезу, что Астарта черпала свои знания во сне, когда ее душа путешествовала по Лабиринту, ведь в тот день, когда я взял ее мертвое тело на руки, открылась дверь Бесконечной Лестницы, и проход вниз оказался свободным. Да, та самая дверь, из которой вышел незнакомец, вела теперь не в подвал, но в коридоры Лабиринта и даже глубже. Однако тогда я еще ничего не знал о Лабиринте.

За те два года, что девочка росла, произошло многое. К нашим исследованиям присоединились спецслужбы, отправлявшие людей все глубже и глубже в тщетных попытках понять, куда ведут ступени и насколько это опасно или, наоборот, выгодно. Но чем ниже мы спускались, тем больше возникало вопросов, главным из которых был: «Что такое Лабиринт?» Мой друг, Альберт Майер, предположил, что это гравитационная ракушка или ловушка – мы использовали оба этих термина. Альберт решил математическое уравнение для этого физического объекта, и Лабиринт перестал быть мистикой, став обыденностью нашей Вселенной, одним из миллиардов подобных систем в окружающем нас Космосе. Интересно, но мнение моего друга, полученное за теоретическими расчетами, поменялось, когда он спустился со мной по Лестнице вниз. Практический, чувственный опыт подействовал на него слишком сильно, и Альберт поверил в существование Ада и Рая, после чего бросил науку и подался в религию…

Я его понимаю и не осуждаю. Вы и сами заметили, что это место отдаленно напоминает Ад, хотя Рене, например, выдвигает гипотезу, что мы находимся в месте мытарств, где решается наша окончательная судьба, куда мы отправимся после конца света. С научной точки зрения это ничем не подтверждено, но можно с уверенностью сказать, что мифы о Тартаре, Шеоле, Хельхейме берут свое начало именно отсюда, из Лабиринта. Возможно, что миф о Рае был придуман в поздние времена, чтобы не так страшно было воспринимать Ад. Это научный взгляд, вы можете придерживаться иного – религиозного, оккультного, языческого, считать это место сном или просто подвалами секретной лаборатории. Версий много, и, в действительности, никто даже среди обитателей Лабиринта не знает, чем он является на самом деле. Здесь нужна серьезная научная работа, и я ей занимаюсь, но об этом позже.

Как вы должны были уже понять, после обнаружения Бесконечной Лестницы мы ей активно занялись. Проблема заключалась в том, что не только мы исследовали Лестницу, но и Лестница исследовала нас. На верхних этажах влияние Лабиринта ограничивается сном, а вот ниже взаимодействие происходит в физической реальности. После гибели одной из групп спецслужбы испугались и поставили дверь на минус пятом этаже. Предполагалась, что по мере необходимости ее будут отпирать, но больше никто эту дверь так и не смог открыть. Спецслужбы решили, что это неспроста, лучше не рисковать – и запретили даже пытаться ее открыть.

Затем произошла еще одна неприятность. Чтобы попасть в подземные этажи Лаборатории, нужно верить в ее существование, но современные ученые не столько ищут знания, сколько борются с «заблуждениями», закрывая свой разум новому опыту. Когда к нам приехало начальство из столицы, оно, разумеется, вместо Бесконечной Лестницы нашло обычный подвал, результатом чего стало уменьшение финансирования.

Это случилось очень некстати. Я видел в Астарте сверхчеловека, чей биоматериал способен изменить наш вид, и я нуждался в финансировании исследований. В два года девочка чувствовала себя очень одинокой, мне же было интересно посмотреть на то, сможет ли сверхчеловек адаптироваться к жизни в человеческом обществе. Наше общее желание открыло ей двери из Лаборатории в большой мир, несмотря на весь риск, грозившей ей и моему эксперименту. Я договорился со своим знакомым, и он сделал для девушки поддельные документы. Астарте я запретил рассказывать о себе посторонним людям.

Интересно, что во время своей прогулки она встретила еще одного моего друга, тоже ученого. Он был старше ее и, на мой взгляд, совершенно не подходил Астарте, но Прекрасное создание не оставило его равнодушным. Используя все свое искусство обольщения, мой друг смог соблазнить девушку. Я не стал вмешиваться в эксперимент. Теперь меня интересовало, что будет, если у них родятся дети. В этом я допустил ошибку – я должен был рассказать другу, кто такая Астарта до их свадьбы, и тогда бы их отношения не закончились так неудачно. Увы, в тот момент меня затянули поиски финансирования, и я не смог уделить должного внимания отношениям будущих супругов. Но деньги я нашел.

Их мне дала секта язычников, прознавшая про Бесконечную Лестницу и про странные сны, которые приходят к уснувшим в Лаборатории. Считая ночные грезы словами Древних богов, они платили мне деньги, чтобы спать в подвале и общаться со своими идолами. И их деньги дали мне возможность продолжить исследования.

Смешивая кровь человека и Астарты с алхимическими ингредиентами, я смог достичь прорыва и создать улучшенные митохондрии, вырабатывавшие значительно больше энергии и делавшие живое существо сильнее, быстрее и… голоднее. Первые же эксперименты на крысах показали, что создание сверхчеловека – вопрос времени. Интересно, но этот успех окончательно испортил отношения с коллегами. Даже те, кто продолжил работать со мной, считали мои исследования неэтичными и именовали мой препарат вирусом Ницше, хотя к вирусам он не имел никакого отношения. Я видел в этом иронию и символизм, поэтому не стал менять название. Я ждал, когда смогу ввести препарат людям, но прежде предстоял долгий путь тестирования на животных.

Дети Астарты за это время успели подрасти, приобретя черты от матери и отца. Будучи детенышами человека, они долго взрослели. Будучи детенышами гомункула, они общались с потусторонним миром. Отец заметил в детях чуждые людям черты, и Астарта, вопреки моим запретам, рассказала мужу о том, кто она на самом деле. Случился грандиозный скандал! Ее муж пытался подключить связи и закрыть мои исследования, но спецслужбы не дали: их интересовал мой препарат и возможность создать с его помощью суперсолдат.

Случилось иное, и причиной этому послужили язычники, которых я впустил в Лабораторию. Тогда я считал Древних богов выдумкой, а ведь их имена высекли на скрижалях вечности в то время, когда человечество даже не мечтало о создании цивилизации! Еще не встали на свои места краеугольные камни первых городов; еще паутина каналов не пронзила течение рек, а Древние боги уже царствовали над людьми. Я говорю о наших предках. Оказалось, что не все люди после смерти попадают в Лабиринт. Некоторые, особо великие из людей, после смерти остались жить на земле. Им поклонялись, и так возник культ предков. Им поклонялись очень долго, и культ предков превратился в язычество. Так мертвые стали Древними богами. Не то чтобы они очень влияли на наш мир, но все же влияли. К ним обращались шаманы, жрецы и волхвы. А потом началась Эра Света, и почти всех Древних богов истребили, отправив туда, куда они не попали раньше, – в Лабиринт. Но некоторые из живых продолжали поклоняться предкам и желали их возвращения. Что интересно, Древние боги иногда возвращаются на землю, и это всегда сопровождается катастрофами – землетрясениями, ураганами, цунами. Я пытался исследовать причинно-следственную связь между стихией и Древними богами, но так и не установил ее. Возможно, дело в силе наших предков. Другая гипотеза гласит, что после возвращения Древние боги хотят утолить голод и уничтожают множество людей, чтобы испить их живительную энергию. Хотя, возможно, это просто последствия гравитационных аномалий после прорыва между Лабиринтом и Поверхностью. Будь у меня здесь оборудование…

Хотя я отвлекся. Так вот, каким-то образом язычники узнали о том, что Прекрасное создание является потомком Древних богов и с помощью нее и ее детей можно провести ритуал обмена душами. Живых отправить в Бездну, а мертвых – на Поверхность. Наверняка об этом им рассказал Максим. Они сговорились, что язычники принесут его жену и дочерей в жертву своим богами.

Язычники пришли за Астартой, но она не согласилась с ними идти. Они хотели увести ее живой, но все пошло не по плану. Случилась драка, исход которой решила младшая дочь Прекрасного создания – Селена. Она убила всех. К сожалению, ее мать тоже погибла. Отец испугался, что если дочь узнает, кто виноват в смерти матери, то она убьет его. Он захотел избавиться от дочери. Я не мог допустить гибели нового вида, поэтому спрятал Селену в ящик душ, сделанный по чертежам алхимиков, но только из современных композитных материалов. Отец девочки думал, что я заточил Селену в тюрьме, но я сделал инкубатор, где девочка набиралась сил и общалась во сне с людьми.

Этот инцидент заставил меня спешить. Я боялся, что новые неприятности могут помешать моей миссии. На основе крови Селены попытался сделать новый штамп вируса Ницше, но материал полукровки не подошел. Только гомункул мог стать донором, обращающим человека в новый вид. Кровь Астарты подходила к концу, и я больше не мог тратить ее на эксперименты над животными. Поэтому, хотя препарат и не был готов к тестированию на людях, я пошел на риск, ведь второго шанса у меня могло не быть. Я ввел препарат нескольким добровольцам. Жаль, но они не совладали со своей силой и своим голодом. Напали на сотрудников Лаборатории, чтобы… съесть их. В дело вмешался спецназ. Вооруженные дробовиками и автоматами, они этаж за этажом уничтожили Лабораторию и мои труды.

Когда я услышал первые выстрелы, я представил, что меня ждет: недоброжелатели отстранят меня от работы, а затем отправят в колонию лет на двадцать, чтобы я и думать забыл о своих экспериментах. А когда выйду на свободу, я буду дряхлым сломленным стариком, так и не реализовавшим свой шанс на жизнь. Это казалось хуже смерти. Так бы все и вышло, если бы не произошла еще одна случайность. В этот день впервые открылась дверь, отсекающая нижние этажи Бесконечной Лестницы от Лаборатории. Живым, я пересек границы между живыми и мертвыми. «Интересно, – подумал я, – я как бог путешествую между мирами. Неужели я стал тем сверхчеловеком, которого мечтал создать?»

Но нет, путешествуя по Лабиринту, я вижу существ и силы гораздо могущественнее себя. Я сделал целью своего изгнания исследование Лабиринта. Я спускался в такие глубины, куда даже Рене не рискует ходить. Здесь мое тело не стареет. И все равно я мечтаю вернуться на Поверхность и показать людям свое открытие. Я оказался прав, они – нет.

Вот моя история – история Эдвина Крампа, ученого, мечтавшего сделать человека лучше и сделавшего его лучше!»