Читать книгу: «Осколки»

Глава 1. Путешествие

Удивительно много можно рассуждать, что значит для человека слово Мама. Для ребёнка всегда одно – та, которая подарила ему жизнь.

Мир, по удивлению своему, был необычайно жесток, всегда не ровной дорогой ведет наш жизненный путь к старости. За которой уже наш переход на новый уровень, а что это за уровень никому не известно. Ведь ответом служит тишина.

Ночь – время тайн, когда ты остаёшься наедине со своими страхами и мыслями.Они, словно каменные глыбы, давят на грудь, не давая вздохнуть. Маленькая квартирка, всего две комнаты и кухня, скромная, но уютная, с раздельным санузлом, хранила отпечаток любви к накопительству. В углу комнаты, погребённый под горой одежды всех размеров и фасонов, терялся стул, утративший всякий смысл. Старый комод, увенчанный молчаливой коллекцией балерин и танцовщиц, соседствовал со статуэтками в национальных костюмах и мифическими существами. Древний телевизор, словно музейный экспонат, накрытый белой тряпкой, казалось, помнил ещё динозавров. Стены украшали выцветшие плакаты звёзд минувших лет. В комнате, ближайшей к кухне, молодая женщина кормила ребёнка грудью. Мысли о будущем, мрачном и бесперспективном, терзали её. Она нежно гладила сына по голове, а малыш, сладко посасывая грудь, медленно погружался в сон. Мать попыталась осторожно освободиться, но ребёнок, словно по волшебству, вздрагивал и вновь крепко обхватывал сосок. Это была вечная игра, известная каждой маме: победить младенца, чтобы он уснул раньше, чем ты потеряешь терпение. И вот, хватка ослабла, ребёнок засопел. Снова сапёрная работа по извлечению груди. И, о чудо, успех! Можно бежать в туалет! Осторожно встав, оставив малыша на кровати, окружённого баррикадой из одеял, она помчалась в спасительный туалет. Каждый шаг по скрипучим, багровым доскам коридора грозил пробуждением ребёнка. Рывком распахнув дверь с изображением писающего мальчика, она оказалась лицом к лицу со своим спасением – унитазом. Задрав халат, быстро стащила трусы и, усевшись, с облегчением выдохнула:

– Фух, успела! Думала, не добегу, мой друг. Надо заканчивать эти игры в

терпение, иначе однажды не успею. Как во время беременности! – Улыбка тронула её губы. Оторвав кусок туалетной бумаги, она вытерлась и, натягивая трусы, вышла из туалета. На кухне горел свет, и там сидела её мать. Хрупкая, невысокая, с пышной грудью, она разительно отличалась от дочери. Мать всегда стремилась к элегантности, выверяя каждое движение. Увидев её, девушка расстроилась, надеясь избежать щепетильного ночного разговора.

– Что ж ты встала? Садись, чайку попьём, о жизни поговорим, – мать подвинула полную чашку к краю стола, к пустому стулу.

– Да, я как раз хотела заварить на ночь, вдруг малой есть захочет, а молоко не придёт, – девушка подошла и села.

– А я как раз и хотела о вас поговорить. Печенье хочешь? – Мать обернулась к окну, где стояла корзинка со сладостями.

– Нет, спасибо! На ночь вредно, – хотя в глубине души она ждала упрёков в легкомыслии. Мать резко развернулась и ласково провела рукой по её волосам.

– Ты опять ушла от мужа? Что случилось? – Сложив руки на коленях, она

выжидательно посмотрела на дочь.

– Он мне не муж, мы не расписаны. А что, должно что-то случиться, чтобы

бабушка увидела внука? Я соскучилась, и сын тоже. Мы живем в одном городе, – девушка подняла чашку и сделала глоток.

– Да нет! Почему? Тебе всегда здесь рады. Просто пока ты здесь, твой ревнивый муж переживает, – мать взяла кружку, пытаясь согреть руки.

– Я просто хотела тебя увидеть, – сделав ещё глоток, девушка поставила чашку на стол. Дверь на кухню заскрипела, хотя была открыта.

– После твоих приходов сюда с его сыном к нам наведываются его дружки, и он сам угрожает ноги сломать. Всё из-за того, что моя сестра связалась с уголовником и опозорила семью. Ну ладно тебе на меня всё равно, мать пожалей! – В дверях стояла старшая сестра, крича во весь голос, демонстрируя своё неодобрение.

– И тебе привет, сестрёнка, – почти шёпотом ответила девушка. Мать, глядя в окно, развернула конфету и всхлипнула.

– Ну что, довольна?! Довела мать до истерики, моя дорогая младшая сестра. Тебе пора повзрослеть! Научилась ноги раздвигать, так запомни! Не надо втягивать в это свою семью, а мне уже надоели угрозы и косые взгляды соседей. Пальцем тычут: "Вон сестра той, что от уголовника понесла", – старшая сестра подошла к матери и взяла её за плечи. Младшая молчала. – Сколько нам ещё терпеть этот позор?! Мама, пойдём, я тебе дам лекарства и посижу с тобой, пока ты не уснёшь, – увела мать в другую комнату. Послышалось лёгкое прихрамывание в коридоре.

– Привет, пап! – Девушка поспешно вытерла слёзы, чтобы отец не заметил. Она очень любила его, ведь, несмотря на инвалидность, он работал на двух работах и всегда старался её развеселить. Девушка не знала, как называется его болезнь, но по какой-то причине у него перестала в детстве развиваться одна нога и росла с сильным опозданием, что и привело к инвалидности.

– Привет, дочь! Я тут слышал, марафон будет вокруг города. Думаю, поучаствую. Придёшь поболеть за меня? – Девушка спрятала улыбку за чашкой. Отец часто шутил над своим недугом, и это было смешно.

– Если не придёшь поболеть, прими от меня подарок. Я его нёс из самой комнаты, чтобы вы его померили, – отец что-то прятал за спиной.

– Конечно, пап! Что там? – Отец достал из-за спины пустую банку и поставил её на стол перед девушкой. – О, класс, банка, спасибо! Я возьму её с собой, – улыбнулась она.

– Да нет, что ты, какой домой. Позови всех, маму, сестру, и откройте её, когда они придут. А я пока в туалет отойду.

Звать никого не пришлось. Сестра, почти оттолкнув отца, идущего в туалет, ворвалась на кухню, а следом, ковыляя, шла мать.

– Так, дорогая сестра, теперь твой дом там, и не надо больше издеваться над родителями и мной. Ты всё поняла?

– Ладно, не надо, чтобы отец это слышал! – Мать прикрыла дверь.

– А это ещё что за банка пустая? Опять что-то сожрала, пока нас не было? – Старшая сестра схватила банку, чтобы понюхать, чем объела её младшая. Банка не стала долго сопротивляться и одобрительно щёлкнула. Ужасная вонь заполнила кухню. Старшую сестру, смачно вдохнувшую содержимое, тут же вывернуло наизнанку. Но вонь только усиливалась.

– Мама, да открой ты окно! – Верещала старшая сестра. Истерический смех нарастал за дверью туалета. Дверь распахнулась, и только саркастический взгляд и фраза "Надоели ругаться" остались висеть в воздухе, пока хромой мужчина уходил.

– Ой, как сильно тебя стошнило! – Мать указала на лужу рвоты.

– Да, мама, я заметила, сейчас всё уберу, – сестра пошла в ванну за тряпкой.

– Ты пойми, тебя никто не выгоняет, – положила руку на плечо мать.

– Да, я поняла! Не переживай, завтра уйду.

Девушка встала и ушла к себе в комнату. На кухне ещё долго ворчали мать и старшая дочь. Было отчётливо слышно, как старшая сестра пыталась переманить мать на свою сторону, объясняя, что жизнь надо прожить правильно, и это младшая сестра сделала неправильный выбор, а родители в этом не виноваты. Молчание матери звучало как приговор. На глазах девушки выступили слёзы. Дверь в комнату приоткрылась, и отец просунул голову:

– Прости, пожалуйста, мне интересно три вопроса. Первый: старшую сильно вырвало? Мать очень злая? И последний, но не по значению, как ты думаешь, вонь уже выветрилась?

Дальше говорить ему не пришлось. Девушка, схватившись за живот, начала истерически смеяться. Ей было всё равно, приступ смеха накрыл её с головой. Отец, увидев это, одобрительно кивнул и закрыл дверь. Девушка ещё долго смеялась и, растратив все силы, провалилась в глубокий сон. Впереди её ждал не самый приятный путь.

Утро наступило внезапно. Комнату заливал свет. В квартире царила тишина, все ушли на работу. Девушка потянулась и зажмурилась от наслаждения, что выспалась. Но неожиданный грохот с кухни прервал идиллию. Вскочив с кровати, девушка ломанулась на кухню. В муке с головы до ног её встречал сын.

– Я кушать тебе готовлю, мамочка! – Детский восторженный голос оповестил о грядущей уборке.

– Да, я вижу, милый! Как тебе это пришло в голову? – Отряхивая сына и по-матерински улыбаясь.

– Я хотел тебе помочь!

– Ты моя зайка, – приговаривала она, собирая муку руками. – Малыш, нам надо уехать. Ты хочешь со мной?

– Да, конечно, а куда мы поедем?

– Покорять, мой дорогой, Миргород. – После того, как пол был убран, девушка собрала чемоданы, осмотрела родительскую квартиру, словно пытаясь запомнить очертания былых времен, когда девушка была ещё совсем маленькой.

– Ну что, присядем на дорожку? – спросила девушка, искорки надежды плясали в уголках ее глаз, когда она смотрела на сына.

– Присядем! – эхом откликнулся малыш, его лицо расцвело робкой улыбкой. Они уселись на чемоданы, словно путники перед долгой дорогой, а потом, будто по негласному сигналу, в едином порыве поднялись и, распахнув дверь, принялись выносить сумки. Несколько минут суеты, и вот они уже стояли у подъезда, в ожидании такси. Внезапно внимание мальчика привлек стремительно приближающийся силуэт.

– Что, сука, решила сбежать?! – прогремел злобный голос. Молодой человек, схватив девушку за руку, тряс ее, словно осенний лист на ветру. – Я всю твою семью в могилу загоню, а сестру… изнасилую! Ясно тебе?! – кричал он, не стесняясь в выражениях, его слова резали воздух, как лезвие ножа.

Маленький мальчик забился в истерике, его мир рушился на глазах. Он вцепился в ногу матери, пытаясь спрятаться от надвигающегося кошмара, зажмурился, словно это могло спасти его. Но чья-то грубая рука отдернула его, оторвав от материнской защиты.

– Он останется со мной! Я научу его, как правильно жить, – прорычал молодой человек, сжимая ребенка в своих руках.

– Я лучше умру, чем отдам его тебе! – закричала девушка, ее голос сорвался, превратившись в звериный рык. Она бросилась на обидчика, словно тигрица, защищающая своего детеныша.

– Шлюха! Ты мне не помешаешь! Ребята, помогите! – обернувшись, взревел он, и из кустов, словно тени, выскочили пятеро озлобленных мужчин.

Девушка замерла в отчаянии. Что она могла противопоставить этой своре

головорезов? Собрав остатки сил, она сжала кулак и нанесла удар, точно в нос. Ребенок выскользнул из ослабевших рук мучителя, а сам он рухнул навзничь, из разбитого носа хлынула кровь.

– Мразь! За это мои ребята тебя по кругу пустят! – прохрипел он, лежа на земле и вытирая кровь.

Девушка, подхватив сына на руки, бросилась бежать, понимая, что все ее вещи и деньги остались в чемоданах. Острая боль пронзила ногу – видимо, в драке он повредил ей что-то. Она прикрыла сына собой, обняв его крепче. Звуки выстрелов заставили ее обернуться. Бандиты в панике разбегались в разные стороны, а за ними, рассекая воздух, неслись люди в черных доспехах. Она не могла разобрать их слов, пока на поверженного злодея надевали наручники. Ей пришлось подойти ближе.

– Ну что, мразь, попался! Служба безопасности Старой Ладоги, это тебе о чем-нибудь говорит? Ты обвиняешься в вымогательстве, воровстве и торговле наркотиками, – приговаривал рыцарь в черном, заламывая ему руки. – Девушка, вам лучше не подходить, он опасен. Вдруг кто-то из его дружков вооружен.

– Всех поймали и уже погрузили, – прервал его коллега.

– Отлично. Пакуйте и этого.

– Подождите, я хочу ему кое-что сказать.

Рыцари переглянулись и поставили злодея на ноги.

– Только быстро!

Девушка подошла вплотную и с ненавистью плюнула ему в лицо. Слюна, смешанная с презрением, стекала по его носу и губам.

– Тварь! – выплюнул он в ответ, прежде чем его увели.

– А ты – крутая! – произнес рыцарь, снимая шлем. Перед ней стоял смуглый мужчина с черными, как ночь, усами и густыми бровями. – Меня зовут Владимир, но можешь называть меня Господином.

– Нет, Владимир меня вполне устроит.

Лицо девушки озарила легкая улыбка. Парень тоже засмеялся.

– Слушай, а ты – горячая штучка! Если вдруг заскучаешь, вот моя визитка.

Скоро я стану очень влиятельным.

– Хорошо. Значит, сможешь мне помочь? – саркастично заметила девушка.

– Куда путь держишь, красавица? – Владимир указал на подъезжающее такси.

– К другу в Миргород. Он поддержал меня в трудную минуту.

Девушка взяла сумки и понесла их к машине.

– Как зовут твоего парня? – кивнул Владимир на заплаканного ребенка.

Девушка улыбнулась:

– Моего сына зовут Добран!

Шел 2784 год.

– Добран, арбалет-то взял, дружище? – Белогор переминался с ноги на ногу, словно медведь, потревоженный зимней спячкой.

– Целую неделю топаем через этот хребет. Понимаю, конечно, Кикимора, может, и права насчет "чем дальше в лес, тем меньше дров"… в смысле, безопаснее. Но, при всём уважении, Белогор, питать надежду найти камень души… ой, прости, осколок… это…

– Добран, не будь ты мне другом детства, оставил бы здесь! Я больше года ищу, расспрашиваю всякую нечисть, от старых леших до проклятых бесов, у которых прощения не допросишься. Кикимора – последняя зацепка, и если она не врёт, то у Баюнов из Последних сказаний должны быть свитки!

– Белогор, старина, после Войны Крови, которая, напомню, унесла четверть населения Троецарствия и развалила королевство на куски, шанс найти хоть упоминание о свитках, а уж тем более об осколках камней души…

– Тсс! Почти пришли.

Горный хребет обрывался, и взору открывалась долина, залитая солнцем. Зрелище было захватывающим: изумрудный ковёр травы, усыпанный цветами невиданной красоты. Красные, синие, желтые, ростом в два метра, их огромные цветки напоминали зонты, под которыми можно было укрыться от ливня или палящего солнца. Белогор Каштанов и Добран Алянов замерли, любуясь открывшимся пейзажем.

– Привал! Нужно отдохнуть и набраться сил перед этой цветочной чащей, – Белогор скинул рюкзак с плеч.

– Слушаюсь и повинуюсь, мой генерал! – Добран, как всегда, не упустил

возможности подшутить.

– Я пойду расставлю метки и ловушки. С высоты следить за долиной будет

проще, – Белогор направился прочь, оставив Добрана одного.

"Нужно развести огонь". Добран принялся за поиски хвороста. В горах найти сухое дерево – задача не из легких, но после пары часов трудов его старания увенчались успехом. Шалаш из брёвен, сложенный треугольником, ждал лишь искры, чтобы согреть путников. Парень достал спички и чиркнул по коробке. Сера на кончике зашипела, и уверенный огонь охватил спичку. Добран поднес ее к костру, и пламя охотно перекинулось на сухие ветки, разгораясь всё сильнее.

– Уже неплохо! – с гордостью проговорил он и достал железные чашки, насыпал в них кофе. Затем выудил из рюкзака пакетики растворимого супа, высыпал их на дно походного котелка, налил воды из бутылки и стал ждать, пока вода закипит и превратит сублимированный порошок в подобие обеда. Рядом с котелком расположился походный чайник, наполненный водой. Не теряя времени, Добран принялся расстилать спальные мешки.

– По периметру чисто, ловушки расставлены! – Резкий голос Белогора заставил парня вздрогнуть и отвлекся от раскладывания спальников.

– Отлично! У меня тоже почти всё готово! – Добран кивнул на закипающую воду.

– Тогда к столу! – Белогор улыбнулся.

Ребята набросились на дымящийся суп, орудуя двумя ложками на один котелок.

Голод был зверским, настолько, что забывали подуть на обжигающий язык и горло варево. Вскоре от супа остались одни воспоминания, и, завернувшись в спальные мешки, бойцы неспешно потягивали кофе. Молчание, нарушаемое лишь потрескиванием догорающего костра, и взгляд, устремлённый в усыпанное звёздами небо.

– Хорошо, когда рядом есть человек, с которым можно просто молчать, —

Добран тепло посмотрел на старого друга.

– И то верно! Спокойной ночи, Добран! – Белогор отвернулся и мгновенно

засопел, провалившись в сон. Добран же еще долго любовался мерцающими далями, пока и его не сморил сон.

– Белогор, пригнись! – земля содрогнулась, ядро разорвалось совсем рядом, окатив окоп и друзей волной песка и гари.

– Да, что-то наша артиллерия не спешит отрабатывать по меткам, —

отряхиваясь, проворчал Белогор.

– Да как им работать, если почти сразу накроет ответкой, – парировал Добран. – Нужно дать им шанс сменить позицию.

– И что предлагаешь? – Белогор вопросительно вскинул брови, продолжая

вытряхивать песок из-за шиворота.

– Попытаемся найти припасы. Прочешем вдоль окопа.

Друзья, согнувшись в три погибели, крались вдоль траншеи. Неистовый свист пуль, словно невидимые косилки, перепахивал землю над головами, заставляя невольно вжиматься в глинистые стены.

– Вот же гады! – выплюнул ругательство Белогор.

– Что случилось? – Добран встревоженно посмотрел на друга.

– Они не подавили вражеские пулемётные гнёзда. Плохи наши дела, Добран, ох, плохи… – Белогор помрачнел.

– Ложись! – Добран заорал во всё горло. Мощный взрыв швырнул их в разные стороны, разметав по окопу, словно щепки.

– Помогите…

– Добран, смотри! – Белогор указал дрожащим пальцем.

В нескольких метрах от них, неестественно вывернувшись, лежал сослуживец с оторванными ногами. Белогор рванулся к нему.

– Добран, жгуты! Срочно, нужно пережать бедренную артерию! – кричал он, лихорадочно ощупывая раны.

Добран бросился к раненому и, дрожащими руками, принялся затягивать жгуты на окровавленных обрубках.

– Я живой, ребята, я живой! – хрипел солдат, голос его слабел с каждой секундой. Кровь, не дожидаясь жгутов, сочилась сквозь пальцы, а в глазах медленно гас свет. Добран, с усилием сомкнув веки мертвого бойца, развязал жгуты. Друзья, оглушённые и подавленные, молча закурили. Свист пуль, казалось, усилился, но в голове царила звенящая пустота.

– Жаль парня! Знал его, Добран? – Белогор смотрел невидящим взглядом перед собой.

– Да, из Старой Ладоги он. – тихо ответил Добран.

– А тебе-то что до этого города? – Белогор повернул к нему осунувшееся лицо.

– Я там родился. – признался Добран.

– Ого, а я слышал, что это крупный порт. – Белогор достал из кармана помятую пачку, выудил сигарету, прикурил и затянулся едким дымом.

– А ты Ведану помнишь? Слышал что-нибудь о ней? – вопрос сорвался с губ Добрана непроизвольно.

– Да ты что, Добран, я свалил оттуда задолго до тебя. Это у тебя надо

спрашивать! Небось, виды имеешь на мою сестру? Она не для окопной жизни, ей принца подавай.

– Возможно… – Добран заметно помрачнел. Белогор ободряюще похлопал его по плечу.

– Не грусти, найдём тебе бабу после этой заварухи.

– Лучше сразу двух! – Добран попытался выдавить улыбку.

– Ладно, давай обшарим тело, вдруг что пригодится. – Белогор принялся шарить по карманам убитого.

– Ты чего ищешь, Добран? – не отрывая взгляда от его рук, спросил Белогор.

– Да у меня ботинок порвался, хочу найти его правую ногу.

Лицо Белогора исказила гримаса недоумения, но, бросив взгляд на изувеченное тело, он разразился истерическим хохотом, а Добран, откинувшись на спину, поддержал его.

– Боюсь, не найдёшь уже, такой взрыв был, она, наверное, уже в окопе у супостата! – смех оборвался внезапно, заглушённый очередным разрывом. – Ладно, хватит ржать, полезай, посмотри, что там. И, Добран, прошу тебя, осторожнее. – Добран схватил бинокль и, пригнувшись, пополз из окопа. Перебравшись в свежую воронку, залёг и, прильнув к окулярам, стал осматривать низину.

– Ага, ползут гады! Ну ничего, сейчас я вам помогу увидеть предков.

– Что там? – донёсся приглушённый голос Белогора.

– Бегом к рации, скажи, чтобы ударили в квадрат номер восемь, справа от «рваного уха». Скажи, что опять прут!

Белогор, как ужаленный, сорвался с места и помчался к рации.

– Слушай мою команду! – орал он, сорвав голос. – Квадрат номер восемь, справа от «рваного уха»!

В ответ лишь сухое: «Принято!»

И спустя мгновение вдали раздалась долгожданная канонада. Белогор стремглав вернулся в воронку, чтобы увидеть результат.

– Слышишь, Добран, летят родимые! О, а наши гости засуетились, забегали, чуют! – Белогор впился взглядом в бинокль. Оглушительные хлопки, взметнувшиеся столбы дыма и земли заплясали перед глазами друзей.

– Ура, прямое попадание! – заорал Белогор. Земля вздрагивала от новых разрывов, и враг в панике откатывался назад в окопы.

– Ну что, съели, губошлёпы? О, Белогор, смотри… нога! – глаза Белогора полезли на лоб. Добран, виляя задом, пополз к цели.

– Ты совсем с ума сошёл, снайпер снимет! – Белогор пытался его остановить.

– Ботинок будет мой! – Добран упорно двигался вперёд.

– Ну ты псих! – Белогор беспомощно наблюдал за другом.

– Боги! Нет!– заорал Добран.

– Что, что случилось? Тебя ранило? Куда? – испугано спросил Белогор.

– Он, сука, левый. – Друзья залились опять истерическим смехом.

Белогор распахнул глаза, словно от удара, и резко сел, спину обдало липким холодным потом. Рассвет уже прокрался в щели между досками. Добран, напевая что-то веселое себе под нос, колдовал над шипящей яичницей.

– Как спалось, вояка? – Добран одарил коллегу широкой улыбкой. – Ты подскочил, будто собрался стометровку бежать!

Белогор помрачнел.

– Я вообще после войны плохо сплю… – В голосе слышалась глухая тоска. Он нутром чуял, что день будет полон тягостных предчувствий, рожденных кошмарным сном.

Белогор был закаленным в боях воином, которого не так-то просто было вывести из равновесия. Но сейчас, глядя на раскинувшуюся внизу долину, он невольно застыл в восхищении, и эта мимолетная детская радость на его лице заставила

Добрана на мгновение вспомнить те беззаботные времена, когда они были мальчишками.

– Пора, Белогор. Нам нужно спускаться.

– Погоди, Добран. Кикимора говорила, что никто не знает, кто посадил эти

цветы.

– И что ты хочешь этим сказать? Что найдется некто, кто станет собирать из них букеты? Я здесь не первый день живу, напомню тебе, хотя ты и сам знаешь, единственные гиганты в этих краях – Лешие. Но, мой дорогой друг, до них нам далеко. Владения Леших заканчиваются там, где обрывается лес. Так что соберись и спускайся.

Белогор очень ценил Добрана. Не раз тот спасал ему жизнь. Друзья с детства, они были связаны крепче стали. И стоило признать, что именно Добран был настоящим баловнем судьбы, отчаянным сорвиголовой. Он единственный, кто согласился разделить с ним это опасное, смертельно опасное предприятие, не сулившее никаких гарантий на возвращение в родной Миргород.

– Добран, спасибо тебе. Ты ведь единственный, кто не побоялся отправиться со мной в этот поход.

– Начни с тех драгоценных камней, которые ты обещал мне за компанию. А благодарности оставь для писак, они это дело любят.

– Ладно, молчи уж, за умного сойдешь.

Спустившись, они оказались у подножия гигантских цветов, воистину исполинских. Казалось, чтобы обхватить стебель, нужно было задействовать обе руки. Но прикасаться к ним не хотелось. Стебли, словно ощетинившиеся дикобразы, были густо усеяны огромными шипами.

– После вас, предводитель, – Добран галантно указал на колючую растительность.

– Смелость у вас сегодня не в почете, мой храбрый друг.

Сказать, что продираться сквозь заросли было сложно, – ничего не сказать.

Цветы, словно сговорившись, росли настолько плотно, что между шипами оставалось едва ли тридцать сантиметров. Одежда цеплялась за острые иглы: штаны, рубаха и даже кольчуга, призванная защищать, предательски пропускала колющие удары. Земля под ногами тоже не давала расслабиться: черная и вязкая, она источала тошнотворный запах гнилой травы и болота.

– Ну и угораздило же меня, кажется, я сапог в этой трясине оставил! Как так можно? Столько неземной красоты – и посреди жуткого болота. Пусть с холмов открывается дивный вид, но жить в этом цветочном царстве я бы ни за что не стал.

Белогор, надо что-то придумать.

День клонился к закату, тени сгущались.

– Пора разводить костёр, Добран. Неизвестно, кто позарится на это цветочное великолепие, и что может выползти из-под земли с наступлением ночи.

– Ладно, как только продерусь сквозь эти колючки до ближайшей поляны, начнём собирать хворост и обустраивать привал.

Но, к досаде путешественников, цветам не было конца, а вечер сгущался предательски быстро.

– Мне кажется, или цветы стали расти реже?

– И правда. Либо шипы уже не такие острые, либо я к ним привык. Скорее всего, это молодняк, недавно пробился, а значит, мы почти выбрались из этой цветочной западни, Белогор.

И в самом деле, цветы редели с каждой минутой. Но сумерки наступали ещё быстрее.

– Белогор, давай хоть факел зажжём, я в этой темноте уже ничего не вижу. Если я себе глаз выколю, вряд ли тебе такой компаньон пригодится. Да и девушку будет найти сложнее, я, в отличие от тебя, не готов всю жизнь провести с той, кого в школе встретил.

– Добран, нам нельзя разводить огонь. Цветы затрудняют оборону. Мы не сможем разглядеть опасность среди этих стеблей. А огонёк может привлечь незваных гостей. Нам нужно найти хорошо просматриваемую позицию и расставить ловушки.

– Есть хочется, Белогор. И этот проклятый цветочный лес никак не заканчивается.

Добран, не сдержавшись, с досадой толкнул один из цветков, и вдруг из его бутона вырвался сноп ярких, как звёзды, разноцветных семян. Они искрились всеми цветами радуги и, будь они чуть ярче, могли бы осветить небольшую комнату. Но, едва коснувшись земли, тут же гасли.

– Ты совсем с ума сошёл, Добран? Мы ничего не знаем об этих цветах, тем более, как растут эти семена. А вдруг одно из них прорастёт у тебя на кольчуге и решит выжить за твой счёт?! Что, если они ядовитые, а действие яда проявляется постепенно?!

– Боишься меня потерять?

– Боюсь умереть по твоей глупости. Боюсь не дойти до цели. А до тебя мне дела нет.

– Ладно, Белогор.

Добран ухмыльнулся и показал другу язык в спину. Белогору стало не по себе. Он прекрасно понимал, что ляпнул сгоряча, и знал, что Добран простит ему эту грубость. Но на душе скребли кошки, и Белогор уже собирался сказать, что сожалеет о сказанном и просит прощения у старого друга, как вдруг острая боль пронзила глазницу. Он резко остановился и полез в рюкзак.

– Добран, мне нужно время. – Белогор опустился на колени, достал пузырёк с жидкостью и закапал её в глаз. Добран с пониманием посмотрел на друга, потирая правую руку. – Я очень надеюсь, что это не сказки, и Осколок души действительно существует.

– Тебя до сих пор мучают сумеречные боли?

– С тех пор, как возле Твердынского кремля мой аватар лишился глаза, я стал намного хуже видеть им в реальной жизни. Да и твоя разорванная лапа, вижу, тоже даёт о себе знать, – жестом указал Белогор на руку, которую Добран продолжал потирать.

– Душа всё помнит. Да и я привык к этой боли. Она мне как родная стала. Каждый шрам на душе – часть моей истории.

– Так если мы разыщем камень, неужели ты, мой добрый друг, не захочешь вновь омолодить свою душу? – ехидно спросил Белогор, убирая пузырёк обратно в рюкзак.

– Ничего бы я не стал менять в своей жизни, каждый миг прожил бы так же.

Возможность омолодить душу – это сказки для детей…

– Заткнись! Ты слышишь? – перебил его Белогор. Неожиданно что-то быстро промелькнуло в темноте. Это был даже не силуэт, а просто какая-то тень. И вдруг стало тихо, хотя под звёздным небом сложно что-либо разглядеть. Гробовую тишину нарушил шёпот Добрана:

– Белогор, доставай арбалет. Очень надеюсь, что свойства твоих стрел нам сейчас пригодятся. Какие ты зарядил?

– Я взял отравленные. На всякий случай.

– Отлично, вот твой случай.

Друзья замерли, пытаясь что-то увидеть, но ни звука, ни силуэта, даже тени не было под звёздным небосклоном, среди цветов. Тишина звенела в ушах.

Арбалетный прицел медленно опускался к земле.

– Показалось, Белогор, – громко произнёс Добран, пытаясь рассеять гнетущую тишину цветочного леса. – Эх, похоже, ты прав, цветочная пыльца или семена, как тебе угодно, всё-таки ядовитые и вызывают галлюцинации. Но нет худа без добра.

Вроде бы, вот и выход.

– Не показалось нам обоим, Добран. А насчёт шуток – я серьёзно, наш мир всегда полон сюрпризов.

– Да, мой командир. Да, мой лидер.

– Ох, дурак!

Ребята вышли на поляну. Это был небольшой участок земли, окружённый всё теми же цветами. Добран взвыл.

– Всё, с меня хватит, Белогор! Разбиваем лагерь здесь. Я буду разводить костёр и готовить еду. А ты, если твоя светлость соизволит, можешь расставить ловушки по периметру. Да, кстати, дорогой мой друг, достаточно светошумовых. Пожалуйста, не ставь мины. В результате последнего привала я похудел на двести грамм после того, как голова зайца прилетела мне в лицо.

– С каких это пор ты стал таким ранимым, Добран?

– С тех пор, как связался с тобой, Белогор. Ты расшатал мою психику своей

непробиваемой безопасностью.

– Ладно, пусть будут светошумовые гранаты.

Белогор ушел на разведку, окидывая взглядом окрестности. Добран принялся разводить костер, собрав на полянке немного сухой травы. Чиркнул спичкой, и пляшущий огонек осветил его лицо. Изборожденное морщинками от частых улыбок, лицо, обрамленное темными волосами, и голубые глаза, в которых отразился отблеск пламени. Огонек медленно опустился к сухой траве, и та мгновенно вспыхнула. Парень улыбнулся и прошептал:

– Да, сухой травы надолго не хватит, а здесь, кроме этих быстрорастущих цветов, ничего и нет. – И, повысив голос, добавил: – Правда, Белогор?

– Ну чего ты разворчался?

– Да вот, на одной траве каши не сваришь. А как говорил один мой знакомый, ты его знаешь, Белогором зовут: "Мы не знаем, что это за цветы, поэтому жечь их нельзя, а вдруг ядовитые!"

– Это правда. Можем сегодня устроить разгрузочный день. Тем более вчера мы наелись от пуза. Если совсем приспичит, сухарик пососи.

– Что за невыносимые условия пребывания на этой поляне? Белогор, я человек ранимый и с испорченным желудком. А вдруг язва! Или еще какая хворь.

Голос Белогора стал тихим, почти неслышным, словно вокруг были чужие уши, и он хотел, чтобы только Добран расслышал его шепот.

– Помнишь, Добран, как мы сидели в окопе под Твердынским кремлем? Как есть было нечего, а пути снабжения отрезаны врагом. И мы ели все, что над нами пролетает и что в земле ползает. Мне до сих пор снятся те окопы, и я просыпаюсь в холодном поту.

– Я, врать не стану, дорогой друг, и отвечу честно: мне чаще снятся девицы! Что до войны… В нашем мире не было ни дня без войны и насилия. Даже сейчас, в эту самую минуту, совершается насилие над моей израненной душой и по-прежнему голодным желудком. Но раз тебе все равно на мои терзания, а ловушки уже расставлены, я буду спать с глубоким уважением к твоим воспоминаниям.

– Дежурим по три часа, Добран.

– Да, по три часа.

Ночь пролетела быстро. В посменном дежурстве есть свои плюсы.

– Доброе утро, сударь, с вашим лицом на конкурс красоты не заявишься.

– Помолчи, Добран. Все тихо?

– Да, ваше благородие, тишь да гладь. Болотники, бесы, прочая нечисть не тревожили?