Читать книгу: «Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло», страница 16

Валерий еще не представлял, насколько.

1980: Сильные ходы

Вашингтон, 18 октября

Двери в ресторан «The Oval Room» были широко открыты. Джейн и Фрэнк Картано встречали гостей. Стоял дивный октябрьский денек, деревья в Лафайетт-сквере напротив переливались всеми возможными красками «индейского лета» – зеленые, желтые, красные, бордовые – как на палитре у художника, вознамерившегося изобразить золотую осень. Паутинки летали в воздухе.

Гостей действительно было много, они были из довольно разных общественных слоев, что для Штатов было необычно. Среди гостей были бизнесмены, промышленники, военные, люди искусства, в конце концов, его дед был очень известным архитектором. Но Фрэнк Картано III, потомок итальянских иммигрантов, никогда не забывал и о корнях.

Жена стояла рядом с ним, здороваясь с гостями и попутно переживая за организацию – все ли стоит на столах, кто придет, не придет, не останется ли слишком много свободных мест? Положение гостей было размечено расставленными табличками, и что делать, если образуются дыры? Но все шло хорошо, гости подходили вовремя, для каждого находились свои слова приветствия, камерный квартет тихо играл попурри из Вивальди, Скарлатти и Монтеверди. Все было хорошо

Фрэнк размышлял о своем. Пятидесятилетие – рубеж. Все годы он вертелся, как белка в колесе. Не зря – политики говорят, журналисты пишут, а он делает. Конго, Бразилия, Португалия – это то, что попалось на глаза «общественности», а сколько было того, что осталось в тени…. Вот и неделю назад он буквально продавил Президента, убедив его начать советско-американские переговоры об ограничении ядерных вооружений в Европе. Уговорить его на них было очень сложно – после Афганистана Джимми Баркер, необычайно чувствительный к любым посягательствам на личную свободу, и слышать не хотел о том, чтобы сесть с Советами за один стол. Спасло только большое благоразумие Джимми – он был уверен, что проиграет на выборах, поэтому свое лицо он уж точно не потеряет….

Умный, проницательный и энергичный, Картано всегда был разумным оптимистом, он твердо верил в свои силы. Вера дополнялась поддержкой, которые оказывали люди, единожды поверившие ему, и не обманувшиеся… Конечно, ресторан «Овальный кабинет» был чересчур претенциозным, но, с другой стороны, позволял показать кошелек и амбиции хозяина – как бы прицел на Овальный кабинет Белого дома. Однако те из гостей, кто был чувствителен к подобным вещам, были бы в высшей степени разочарованы, если бы узнали, что у Фрэнка и в мыслях не было когда-либо бороться за президентский пост. Быть все время на виду, лавировать между группировками, давать интервью журналистам, способным на совершенно законном основании извратить все сказанное, и, главное, обещать то, что никогда не выполнишь – нет уж, увольте! Его сила – твердое слово, обязательность даже в мелочах и свобода рук. Пусть те, кто ничего больше не умеет, рвутся под объективы телекамер и на газетные полосы, Картано же много раз видел, как за минуту мимолетной славы приходится расплачиваться всю жизнь. Что, кто-то не подглядывает или не подслушивает конкурентов? А когда засекли за этим делом команду Ричарда Никсона – даже не его самого! – он тут же слетел с поста Президента, ни сном ни духом не ведая о действиях своих людей… Нет, спасибо, publicity – в следующей жизни…

Появился новый гость – мужчина лет шестидесяти пяти, худой и седоусый, в прекрасно сшитом костюме. Его сопровождал какой-то чернявый парень невысокого роста, точь в точь из фильма «Крестный отец» – смуглый, черные курчавые волосы над низким лбом, черные глаза угольками, держится так, как будто внутри тысячи чертей не дают ему покоя, одет с иголочки....

Жена удивилась реакции Фрэнка.

– Добро пожаловать, какая честь, что нашли время! – хозяин демонстрировал искреннюю почтительность. – Проходите, присаживайтесь – он подмигнул жене, что означало – пригляди сама за почетными гостями

Вечер шел своим чередом. Гости веселились.

Картано уединился с седоусым. Его сопровождающий был тут как тут, Фрэнк предпочел бы обойтись без него, но у гостя было, судя по всему, другое мнение.

– Фрэнк, дорогой, как я рад тебя видеть! Ты стал действительно большим человеком, и я просто горжусь дружбой с тобой.

Картано слишком хорошо знал седоусого, чтобы поверить хотя бы одному его слову, хотя середина высказывания и была правдой. Все-таки, что стоит за визитом этого деятеля?

Седоусый тем временем продолжал:

– Фрэнк, все мы очень ценим твою работу. Везде, на всех постах, ты был настоящим другом, настоящим итальянцем, и никогда и никого не оставил в беде.

Картано, не подавая виду, начинал раздражаться – хорошо было бы от дифирамбов перейти к делу. Он и сам знал, какой он великий. Притащиться с Западного побережья, чтобы это сказать еще раз, было, как минимум, глупо. Глупцом собеседник не был.

Седоусый почувствовал настроение юбиляра.

– Фрэнк, не буду утомлять тебя разговорами. Мы – вся семья – хотели бы выяснить, как нам жить дальше. Ты нас поднял. Именно по твоему совету мы вложились в военно-промышленные корпорации, хорошо заработали, а теперь смотри, что происходит – опять разрядка, да? Наши компании падают в цене, семья волнуется…

Раздражение Фрэнка усилилось, это бывало каждый раз, когда он встречался с умом, менее изощренным, чем его собственный. Иными словами, нервничать приходилось все время.

– Дон,

– Да какой я дон? Просто бизнесмен, не называй меня этим словом. Хорошие времена ушли в прошлое… Какое было время!

– И все-таки выслушайте меня. Я вам давал когда-нибудь плохой совет?

– Нет. Ты молодец и настоящий сицилиец.

– Наверное, он считает это комплиментом, Марио Пьюзо начитался, – подумал циничный Картано, но предпочел продолжить свою мысль:

– Так вот, подумайте сами, что было бы, если бы отношения с советским блоком все время ухудшались бы?

– А что, люди бы объединились и больше бы думали о пушках, а не о масле!

– Вот уж нет! Как раз с определенного момента вопрос масла становится первичным – его надо кушать каждый день, а пушки кушать не будешь! Помните Карибский кризис в 62-м году? Население запаниковало и стало запасать все на черный день в преддверии войны! Что стало с фондовым рынком? Он просто рухнул!

– Может, ты и прав, – задумчиво произнес собеседник.

– Да неужели трудно сообразить – сейчас начнутся переговоры, акции упадут еще, и вы их купите задешево, зная наверняка, что это толковище в Женеве не закончится ничем! Хороший финал никому не интересен – русская система живет только за счет военных заказов, а мы, со своей стороны, тоже постараемся… И тогда все в шоколаде – вы купили по дешевке дорогущие активы, а потом они поднялись в цене. Дон, мне сегодня – пятьдесят. Я тут посчитал ваши доходы – все-таки не забывайте, какие возможности дает мое кресло…. Так вот. Ваш легальный бизнес в прошлом году превзошел по прибыльности то, что вы имеете, так сказать, от не совсем легальных операций. Ведь так?

– Так, Фрэнки, и именно поэтому ты – Великий Строитель в ложе, и мы тебя ценим. Я, собственно и приехал тебе это сказать. Одновременно хочу спросить – какую бы помощь мы могли тебе оказать для развития этого очень хорошего бизнеса? -

Картано задумался. Бросив взгляд на молодого парня, он увидел, что тому все, что говорится – что называется, по барабану. Он даже не пытался вникнуть в суть разговора, мысли его витали совершенно в другом месте.

– Дон, наверное, мне не помешала бы команда. Я пока один. Вместе с компетентными людьми на нужных постах мы добились бы большего.

– Так вот тебе первый из команды – молодой Альфредо, Фред по-американски. Устрой его каким-нибудь клерком, пусть поучится, а, в случае чего – на него смело можно положиться. Он предан и честен. Его отец, Сильвио Тарантелло, нам хорошо помогает, и мы его ценим.

Картано насторожился – такая команда ему была не нужна.

– Дон, это как понимать – при мне будут ваши уши? Мы так не договаривались! Я больше буду думать о нем, чем о деле. Мне это не подходит, так что решайте.

– Фрэнк, я сказал только то, что хотел. Он – твой, я прошу его чему-нибудь научить, но если ты скажешь, что ему надо прыгнуть из окна твоего кабинета на пятом этаже, он прыгнет. Фред, прыгнешь? – обратился он к чернявому.

– Конечно! – был ответ без колебаний.

– Так вот, Фред, тебе первое задание. Пригони Фрэнку наш подарок! Посигналишь три раза.

Чернявый скрылся.

– Фрэнк, а кто тебе бы помог?

– Дон, знаете, мне не хватает политика. Такого, чтобы был конгрессменом или сенатором, важным, произносил правильные слова и одновременно правильно действовал. В рамках Администрации много не сделаешь. Наша задача – не выкраивать крохи из запланированных расходов, а планировать сами расходы. Вот тогда дело продвигалось бы куда быстрее!

– Фрэнк, ты знаешь Пита Джованичи? Он из наших.

– В общем, да. Адвокат, с хорошим образованием, опытный, респектабельный…

– У меня мысль – его надо сделать сенатором.

– Да ну! – удивление Фрэнка было непритворным.

– Можно. Нынешние избранники от штата Нью-Мексико– просто никакие. Пит может их победить на выборах, а мы ему поможем. Он умный и сообразительный. Можно, я дам ему твой телефон с рекомендацией? Поговорите, вдруг найдете что-то общее?

– Хорошо, было бы интересно, – сказал Картано и подумал, что, имея сенатора в союзниках, можно было бы размахнуться куда круче.

За окном трижды прогудел двухтоновый клаксон. Высунувшись, Фрэнк увидел шикарный BMW восьмой серии. Автомобиль с хищным силуэтом, тихо порыкивая всеми своими тремястами силами, медленно плыл на стоянку ресторана.

– Я тронут, Дон, привет всей нашей семье, – с чувством произнес Картано.

Институт, в это же время

Испытания должны начаться вот-вот, график был утвержден, и ничто не могло его изменить. Если кто-то не успел, то опоздал навсегда.

Стенд работал круглые сутки. Рогатину приходилось подстраиваться под график нужных ему людей, организовывать короткие совещания, что-то предлагать и писать все новые и новые бумаги. Он запасся несвойственным ему терпением – шанс был только один, второго не было бы. Вдобавок он чувствовал, что сейчас своими руками он создает прецедент, и если эксперименты закончатся более или менее успешно, то откроется дорога для повторения всего этого совсем в других масштабах.

Там же, двумя неделями спустя

На столе Рогатина раздался телефонный звонок.

– Николай Николаевич подписал ваши бумаги, заходите!

Задерганный Рогатин побежал в соседнее здание. Все как-то сложилось этим пятничным вечером – с утра пораньше программа впервые прошла все тесты и с любого места, проверили аппаратуру, утвердили, на всякий случай, программу работ на вторую смену. И вот теперь, как завершение – начальник утвердил последний комплект бумаг. В общем, именно сейчас «последняя пуговица пришита к мундиру последнего солдата» как говорил Черчилль.

Всем уже было невтерпеж. Валерий, естественно, нервничал больше всех.

И не зря.

Везенье внезапно кончилось. При первичных проверках стержни двигались не в ту сторону. Упорно не выдавались сигналы готовности. Все время что-то было не так – отказывало даже то, что испытывалось пару дней назад.

Все бегали и что-то исправляли.

Рогатин нервничал. Начальство незаметно, но очень внимательно, наблюдало за происходящим.

Стряпухин, задержавшийся на стенде сверх всякой меры, преисполнялся уверенности, что все идет так, как надо. Он чувствовал, что команда Рогатина на верном пути, это было видно хотя бы по тому, что система сопротивляется из последних сил и ищет самые немыслимые поводы для того, чтобы не работать прямо сразу – по первому свистку. Не то, чтобы механическая душа, зародившаяся и обитавшая внутри этого нагромождения микросхем, моторов, кабелей и прочих созданий человеческого разума, была особенно злобной – нет, для нее был важен принцип: этот суетящийся двуногий мусор, вообразивший себя хозяином положения, должен осознать свое место и получше понял, кто здесь главный. Точка.

Николай Евгеньевич, который был намного старше Рогатина, подобное видел не первый раз, и узнавал ситуацию – это был типичный синдром последнего рывка. Надо немного потерпеть, покланяться, пошаманить, сделать все подобающие пассы конечностями и так далее. Гордыня железины будет задобрена, и она начнет работать. Как миленькая, деваться ей некуда!

Наконец, все было готово.

– Ну что, начинаем – с надеждой спросил Рогатин.

Как бы в порядке насмешки на пульте зажглись сигналы «Ошибка АСУ», «АСУ заблокирована», «Операции с АСУ невозможны».

– Японский городовой!!!, – отреагировал Валерий. – Ну что за черт!

– Не поминай черта всуе, – отозвался Стряпухин. – все идет нормально. Пусть ребята занимаются машиной, а вы поезжайте. Завтра с утра продолжим. Все же знают – пускаться можно только в выходные …

Нижнеокск, тремя часами позже

Начальник службы СУЗ тоже знал, что решающие эксперименты проводятся только в выходные. Он нервничал поскольку назавтра предстояла холодная опрессовка – проверка на герметичность всех контуров подводного корабля, Многие месяцы заводчане готовились к этому событию. И завтра оно произойдет. Все было готово.

Или не все???

Он проснулся среди ночи, когда перед глазами вдруг возникла электросхема. Команда на ввод всех регулирующих стержней в реактор давалось оператором с ключа. Тут же положение ключа на пульте нарисовалось в памяти. Вот оператор поворачивает ключ и …

Дьявольщина! При этом расположении ключа стержни регулирования подастся сигнал на вывод!!!

Это еще можно исправить!

Он наспех оделся, стараясь не разбудить домашних, проверил карманы – не забыты ли документы – и выбежал на пустынную улицу. До завода можно было добежать минут за двадцать – где искать машину в три часа ночи? – и перепаять контакты. Дело десяти минут.

Там же, через пять часов

Все было готово. Осталось только дать команду – ту самую, которая, как шлагбаум, откроет прямую дорогу кораблю в океан. И начнется все здесь.

Анатолий Петрович Алексанов расположился с левой стороны пульта. Рядом с ним – Владимир Иванович Акименко, заместитель главного конструктора. Монотонно щелкал динамик, считая частицы ионизирующего излучения. Щелчки были редкими – мощность реактора была нулевой.

Они особенно не волновались, это было не первое и не последнее испытание подобного рода. Компоненты были довольно хорошо отработаны.

Испытания начинались с погружения всех регулирующих стержней в реактор – безопасность должна быть гарантирована при любом течении гидродинамических процессов.

Руководитель дал команду. Оператор повернул ключ. Ничего не изменилось.

Анатолий Петрович Алексанов опытным взглядом углядел какую-то несообразность. Пока он пытался разобраться в ощущениях, вытащив легендарную расческу для укладки всех четырех оставшихся волос, щелчки в динамиках вдруг стали чаще

– Что за дьявольщина, этого не может быть! Реактор ведь в подкритике! – успел подумать академик перед тем как из динамиков грохнула барабанная дробь, мгновенно затрещал зуммер предварительной сигнализации, менее, чем через секунду – сирена аварийной, тут же – сильнейший удар по корпусу, еще один, еще, как будто заколотили гигантскими молотами прямо по головам собравшихся -

– Ключ в нейтральное положение- раздался голос Алексанова – он начал говорить до того, как осознал случившееся –сброс АЗ от кнопок.

Что было исполнено с похвальной быстротой, а аварийная защита уже сработала автоматически....

Как по мановению волшебной палочки кошмар прекратился.

Через полчаса все стало на свои места. Все объяснил поседевший на глазах начальник службы СУЗ, он-то понял все сразу, просто перепутал направление движения ключа на схеме и.....

– Таким образом, – читал руководитель испытаний, – в результате изменения полярности питания направление движения стержней было изменено на противоположное, и в момент включения питания все стержни с рабочей скоростью начали извлекаться из реактора. Мощность в короткий срок возросла до трех номиналов, а потом начались пульсации с частотой примерно два герца, давление в пике достигало двух номиналов. После сброса аварийной защиты и заглушения реактора процесс прекратился. Внешним осмотром и инструментальным контролем было установлено – первый контур сохранил герметичность. – Он встал с места и продолжил -

– Нам надо решить, что дальше, надо сбрасывать давление, демонтировать СУЗ, снимать крышку реактора, хотя бы выборочно осмотреть топливные сборки, короче, это дело двух-трех месяцев....

Алексанов и Акименко переглянулись

– А зачем? Ведь контур герметичен, так? А давление было вдвое больше номинального.... Мощность вообще улетела черт знает куда… Активность теплоносителя на нуле – топливныесборки в порядке, так почему не подписывать акт об успехе гидроиспытаний, и вперед, к энергопуску!

Решение было неожиданным – в стиле АП.

Но позволяло сэкономить кучу времени и сил.

Одно только оставалось непонятным – почему же установка так повела себя?

Институт, в это же время

Молодой человек вбегал в пультовую серого двухэтажного здания в юго-восточном углу территории ИИП. О том, что именно ему будет суждено ответить на этот вопрос, он узнал только через много лет.

Ноябрь – первая среда после первого вторника

Вчера – в тот самый первый вторник после первого понедельника – Рональд Рейден был избран 40-м Президентом Соединенных Штатов Америки. Джимми Баркер потерпел сокрушительное поражение. Экономического курса ему так и не простили…

А сегодня исполнительный директор, член правления и т.д….. Джордж Бушман принимал поздравления. С января месяца он будет вице-президентом. Должность в Штатах скорее представительская, означающая для большинства конец карьеры.

Но не для Бушмана.

Талантливый и расчетливый предприниматель, Джордж Уокер Бушман, мужчина в самом расцвете, добился жизненного успеха, планируя жизнь на длительное время.

Рональд значительно старше. Он уйдет. Не через четыре года, так через восемь – обязательно. Так почему бы ему, Бушману, не стать следующим Президентом США? Нефтяная фирма и небольшой банк позволяют не сильно беспокоиться о завтрашнем дне, в 88 году ему будет всего 64. Отличный возраст для президента.

Но надо набраться опыта и знаний, чтобы принести стране максимальную пользу. Важен и аппаратный опыт, и знание обстановки в стране и в мире.

В мире было даже проще – несколько лет работы на должности Директора ЦРУ помогли обзавестись связями в профессиональной среде. ЦРУ не имело права работать внутри Штатов – не беда. Специалисты помогут ( и уже помогли) создать собственную службу безопасности, это было не так уж дорого. Частные специалисты не были связаны ограничениями и запретами Дяди Сэма.

Сведения о различных общественных объединениях особенно интересовали будущего Вице-президента США – он ненавидел сюрпризы, а любое сборище организованных людей могло стать их источником. Тем более, если таковое сообщество, большинство из которых итальянцы, почему-то ведет себя очень тихо. В тихом омуте черти водятся.

Институт, через три дня

На пульте было непривычно малолюдно.

– Анна, как у вас дела? – сказал Стряпухин в микрофон. Он нервничал – Рогатин не вышел на работу этим решающим субботним днем, мотивируя это необходимостью сидения с малолетней дочкой. Истинная причина тоже была понятна – таким образом Валерий демонстрировал абсолютную уверенность в себе и в системе. И это впечатляло!

– У нас все в порядке, система работает нормально, программа АСУ идет в нормальном фоновом режиме.

– Внимание, – произнес Стряпухин, – выполняем работы по Программе-методике 117 (из суеверия слово «пуск» произнесено не было). Единственное отличие – давайте выскочим на самообеспечение, а там посмотрим по ситуации. Службы, доложите готовность!

– СУЗ-КИП – готово. АЗ – Сафоновская, уставка – полторы секунды

– ЭВМ – готово, телеметрия запущена, регистрация – тоже.

– Стендовые системы – готово

– Пожалуйста, ключ в положение АСУ.

– Есть АСУ.

– Выдать команду «Деблокировка».

– Есть деблокировка.

– Сделать отметку времени на самописцах.

– Сделано, – раздалось через минуту.

– Выдать команду «Пуск» по счету «ноль». Пять, четыре, три, два, один, НОЛЬ!!

Наступила тишина, нарушаемая редкими щелчками, казалось, что стрелка секундомера вообще остановилась – пять, десять секунд… двадцать…. Сорок… те же щелчки

И вдруг…

… Как будто кто-то высыпал на большой барабан мешок шариков для подшипника–так все загрохотало вдруг, стрелка самописца пока что покоилась, но грохот слился в громкий непрекращающийся рокот, зайчик гальванометра странно колебался около середины шкалы….Только потом стало понятно, что электроника просто не успевала переключать декады усилителя…

– Период- шесть, четыре, три, две с половиной, две с половиной, две с половиной, три, пять, десять, двадцать…

Выскочила телеметрия. 14 порядков было пройдено за две с половиной минуты! Горизонтально побежала стрелка главного самописца мощности, изломалась и ровненько пошла под углом…

Тут же заговорили все одновременно. Процесс развивался, как и положено, очень быстро; зашевелилась стрелка самописца температуры.… Установка дышала, все шло хорошо.

На пульте царило необычайное спокойствие.

Вдруг раздался голос

– Видим рост тока и напряжения!

– Приготовиться к выдаче команд на стабилизацию исходного тока. Форсировать нам не надо!

И команда была выдана вовремя – питание перешло к реактору. Он уже обеспечивал себя сам.

Стряпухин взял микрофон.

– 38 минут. Поздравляю. Подождем, посмотрим, потом уже будем потихонечку увеличивать до номинала.

Вдруг дверь пультовой открылась, вошел Директор Института, Президент Академии наук СССР, Трижды Герой и т.д. А.П.Алексанов в сопровождении Звонарева. Народ ахнул и начал здороваться. АП, не останавливаясь, прошел к пульту.

– Николай Евгеньевич, докладывай, что у вас происходит.

– Пускаемся с машиной вместо САУ.

– И как? А ну-ка, дайте посмотреть! Да, помню, были безобразные горбы, а теперь нет. Объясни!

– Помните наше обсуждение полтора года назад? Рогатин сделал автомат, вот результат – горбов нет, время сократили, а все остальное – как в штате….

– И что, работает?

– Как зверь! – отозвался Котовский.

– А проверить можно?

– Конечно.

– Ну что можно сделать? Мощность можно увеличить?

– Легко.

– Николай Евгеньевич, не возражаешь?

– Можем поднимать только по аналогии со штатным режимом – по радиокомандам, другого обращения она не понимает.

– Ну давайте! Пойдем до номинала, потихонечку.

– Хорошо! АВ, давай команду «увеличение мощности»

В динамиках незамедлительно отозвались

– Прошла команда «Увеличение». Видим квитанцию.

Стрелка мощности скачком перешла на другой уровень и встала.

– Неплохо. Ну а если какое-то возмущение?

– Можно попробовать. – отозвался Котовский. – Дадим пол-стержня вверх! -

Два параметра – положение стержня и реактивность – двигались как бы не видя друг друга, последняя почти сразу успокоилась на нуле. Мощность и ток нагрузки продолжали стоять, как ни в чем не бывало.

Картина была сюрреалистической и противоречащей элементарному здравому смыслу.

– Да что за черт! – возмутился Алексанов.

– Нет, но ведь так не бывает, чтобы ничего нельзя было сделать, – поддержал Звонарев – Давай весь стержень, до концевика – по ПМ-116!

Стержень пошел вниз, реактивность дернулать и…описав синусоиду, вернулась к нулю. Мощность и ток остались постоянными.

– Знаете, как-то не по себе, – задумчиво произнес Котовский. – В этой непреклонности есть что-то нечеловеческое, во всяком случае, я сейчас начинаю понимать авторов фантастических романов о бунте роботов и прочем – ….

– А где Рогатин? – поинтересовался АП.

Звонарев моментально понял суть происходящего и принял подачу.

– Анатолий Петрович, а зачем он нужен? Управление осуществляет ЭВМ, оператор здесь не предусмотрен, люди – только для того, чтобы бегали вокруг и охали, главное, чтобы руками не трогали….

АП довольно хмыкнул

– Ну и жуки, чего удумали!

Юго-Восток Москвы, в это же время

В это время Валерий Рогатин, уложив спать маленькую Наталью, готовился начать работу, всегда доставлявшую удовольствие- вписывание формул в финальный вариант большой статьи. Это была его первая открытая работа в серьезном журнале – секретных к тому времени было десятка два, – и ему хотелось сделать все в лучшем виде. В квартире было тихо – соседка куда-то делась по причине выходного дня.

Он уже проверил и вписал формулы примерно в половину статьи, сейчас оставалась самая приятная часть – анализ случая, доставлявшего ему наибольшее удовольствие. Полный объем выкладок, изобиловавших нетривиальными поворотами и неожиданными математическими средствами, не только дали короткое и ясное решение, но и позволяли продемонстрировать лучшие качества автора (Рогатина В.В.). Он в свое время долго мучился, прежде чем догадаться. Сейчас можно было блеснуть эрудицией.

Он достал оригинал-макет с огромными полями для правок, заветную ручку с тонким чертежным пером, открыл тушь, взял свои черновики и приготовился вписывать длинные и красивые формулы.

Взглянув еще раз в текст, потом в лист бумаги перед собой с пробелами для формул, потом опять в черновики, он просто потерял дар речи… Потом длинно выругался про себя, тяжело задумался, взял ручку и быстро написал несколько строчек, после чего выругался опять. «Баран» было самым мягким из произносимых в уме выражений.

Откуда-то возникшая в уме подстановка – правда, не очень простая – вела к тому, что решение, вместо длинного и красивого, становилось абсолютно тривиальным.

Валерий колебался – оставить как было, или использовать подстановку и упростить все до изумления. Тогда эрудицией не блеснешь…

Но если догадался он – то найдется кто-то еще, кто догадается…. Ведь смеяться будут – из такой большой пушки пальнул по такому маленькому воробью! «От него кровопролитиев ждали, а он… чижика съел!», Очень расстроенный Валерий с тяжелым вздохом начал вписывать три строчки вместо зарезервированных в издательстве двух страниц…. Публично показать собственное величие опять не получилось. Жаль!

Куйбышев, декабрь

Здоровенный молодой человек, одетый в футболку и тренировочные штаны, взирал на бумаги, разложенные по полу и кухонному столу. Квартира с закопченными высокими потолками в центре Куйбышева была большой – бывшей коммуналкой, неотремонтированной, с очень скудной мебелишкой, но и на том гигантское человеческое спасибо Геннадию Петровичу Иншакову и Дмитрию Ильичу Баранову. Квартира была выделена руководителю группы Георгию Чепурнову в перспективе прибавления семейства.

В настоящий момент жена с двумя детьми, один из которых пока что обитал внутри жены, мирно спали в соседней комнате. Жора сидел на кухне и читал взятый на пару дней журнал «Успехи физических наук».

Жора руководил группой, подчинявшейся непосредственно Иншакову в качестве его личного интеллектуального резерва. Группа была маленькой – всего трое, – но очень эффективной. В штатном расписании они назывались «группой поддержки управленческих решений», под этим могло подразумеваться все, что угодно. За пару лет работы группа Жоры стала весьма уважаемой на Фирме.

Но сам Жора счастья не ощущал. Ему было приятно, что семья в порядке, что его ценят, что его работа нужна, но не более того.

Жора был одержим идеей управляемого термоядерного синтеза, и его необычайно расстраивало отсутствие собственных успехов в этом направлении.

Все началось в 1963 году. В их сельскую библиотеку попала книга Стругацких «Полдень. 22 век».

Жора страшно воодушевился фантастическими картинами, описанными талантливыми молодыми людьми в самое подходящее время – время великих свершений начала 60-х. Зрелище чистых и светлых домов для парня, проводившего много времени при керосиновой лампе – с электричеством было довольно худо – было воодушевляющим. Без термоядерных станций жизнь была немыслимой. Жора понял, что именно он и создаст такое будущее

Жора жил в среднеуральской деревне, до райцентра было 80 километров. Как-то раз он нашел в газете объявление об открытии Заочной Математической школы МГУ и подал туда документы. Он был абсолютно уверен, что его примут, и его приняли. Учился он так, что почетный шеф школы, академик Колмогоров, присылал ему учебники и приглашл на мехмат.

Но целью Жоры была термоядерная энергетика. Поэтому он поступил в Московский энергетический институт.

Учеба не отнимала времени у Жоры. Он сдавал экзамены на пятерки, никогда не готовясь к ним. Подрабатывал на овощной базе – силищи Жорж, как его называли в группе, был неимоверной.

Спустя два курса Жора понял, что МФТИ ему ближе и ушел туда – с той же легкостью; учиться, конечно, было значительно труднее, но и там Жора был первым. Академический институт, в который он попал после окончания, был не лучшим на земле местом для высокоодаренного парня, к тому же, сподобившегося жениться. Пришлось идти в Институт электромашин за зарплатой и бронью, там он познакомился с Куйбышевскими ребятами, сделал с ними две очень хороших работы, после чего попался на глаза Иншакову. Тот и вытащил его в Куйбышев. Жора нашел все – отличную работу, уважение, жилье, но страстью был УТС.

Жора читал все, что выходило по этому поводу в Союзе и что можно было достать переведенного из-за рубежа; в углу кухни ровной полутораметровой стопой были сложены распечатки с БЭСМ – Жора использовал их в качестве черновиков. Он исписал выкладками уже гектар бумаги, но решение было очень далеко.

Жора прихлебывал чай из чашки, бывшей когда-то белой, а таперь желтой (жена ее периодически мыла, но это мало помогало) и рассматривал изображения зашумленных спектров, походившие на холмы, покрытые лесом, внимательно отслеживая выкладки авторов. У них выглядело все очень пристойно, придумывались экономные методы анализа, включающие хитроумную аппаратуру для преобразования…

Для преобразования.

Для преобразования!!!

Для преобразования рельефа –

РЕЛЬЕФА МЕСТНОСТИ, С СОПУТСТВУЮЩЕЙ РАСТИТЕЛЬНОСТЬЮ, ЗДАНИЯМИ И ПРОЧИМ В…. !!!

Жора вскочил от озарившей его идеи. Табуретка упала, отброшенная движением массивного тела. Жена завозилась в соседней комнате, открыла дверь, вышла, щурясь от света после тьмы и привычно придерживая живот руками.

– У тебя все в порядке?

– Да, все, спи, пожалуйста!

Он прикрыл дверь и задумался. Спустя минут пять взял чистый лист бумаги и стал рисовать схему.

Через полчаса он, прикрыв дверь поплотнее, набрал номер телефона.

– Геннадий Петрович, извините за поздний звонок. Мне надо с вами встретиться завтра, где угодно, на вашу свежую голову. Поверьте, это очень важно! Не могли бы меня принять первым в любое время, чем раньше, тем лучше?