Читать книгу: «Клоп», страница 2

Некоторые спрашивают⁹

Что я думаю о своих пьесах.

Мне рассказывали:

В трамвай сел человек, не бравший билета и старающийся обжулить дорогу. Заметивший кондуктор изругался:

– Эх ты, жулик, шантрапа, сволочь… клоп Маяковского…

Пригодившееся для жизни и вошедшее в жизнь определение было лучшей и приятнейшей рецензией на мою пьесу.

«Баня» бьет по бюрократизму, «Баня» агитирует за горизонт, за изобретательскую инициативу.

«Баня» – драма в 6 действиях с цирком и фейерверком.

Поэтому я дал «Баню» самому действенному, самому публицистическому Мейерхольду.

[1929]

Что такое «Баня»? Кого она моет?¹⁰

«Баня» – «драма в шести действиях с цирком и фейерверком».

«Баня» – моет (просто стирает) бюрократов.

«Баня» – вещь публицистическая, поэтому в ней не так называемые «живые люди», а оживленные тенденции.

Сделать агитацию, пропаганду, тенденцию – живой, – в этом трудность и смысл сегодняшнего театра.

Привычка театралов к «амплуа» (комик, «эженю» и еще чего-то), к «типам» («33 лет с бородой», или «высокий брюнет, после третьего действия уезжает в Воронеж, где и женится»), эта зашаблонившаяся привычка плюс бытовой разговорный тончик и есть архаический ужас сегодняшнего театра.

Театр забыл, что он зрелище.

Мы не знаем, как это зрелище использовать для нашей агитации.

Попытка вернуть театру зрелищность, попытка сделать подмостки трибуной – в этом суть моей театральной работы.

В общем перипетии «драмы» таковы:

1. Изобретатель Чудаков изобретает машину времени, могущую возить в будущее и обратно.

2. Изобретение никак не продвигается через канцелярские рогатки и через главную из них – через тов. Победоносикова, главначпупса – главного начальника по управлению согласованием.

3. Сам тов. Победоносиков приходит в театр, смотрит самого себя и утверждает, что в жизни так не бывает.

4. Из будущего по машине времени является фосфорическая женщина, уполномоченная по отбору лучших для переброски в будущий век.

5. Обрадованный Победоносиков заготовил себе и литеры, и мандаты, и выписывает суточные из среднего расчета за 100 лет.

6. Машина времени рванулась вперед пятилетними, удесятеренными шагами, унося рабочих и работающих и выплевывая Победоносикова и ему подобных.

Привожу отрывок последнего, VI действия.

Все это, вместе взятое, будет показано театром В. Э. Мейерхольда.

[1929]

В чем дело?¹¹

В том, что «Баня» – драма в шести действиях с цирком и фейерверком, направленная против бюрократизма, против узости, против покоя.

«Баня» чистит и моет.

«Баня» защищает горизонты, изобретательство, энтузиазм.

Главная линия – борьба изобретателя т. Чудакова, придумавшего машину времени, с неким главначпупсом (главным начальником по управлению согласований) т. Победоносиковым.

В пятом действии женщина, приехавшая из будущего времени, осматривает нас и удивляется. Привожу отрывок этого действия.

[1929]

На обсуждении «Бани» в клубе «Пролетарий», 4 декабря 1929 года¹²

Товарищи, здесь поступали записки и товарищи выступали в прениях, – одни говорят так, что бюрократизм выведен, но нет типов, которые противостояли бы ему, не дано положительных типов. Это – первое. Это, может быть, действительно недостаток моей вещи, но это потому, что хочется дать, особенно в эпоху пятилетнего строительства, дать не только критикующую вещь, но и бодрый, восторженный отчет, как строит социализм рабочий класс. Но это недостаток не только этой вещи, но и всей моей работы. Товарищи говорят, что здесь не указано, как бороться с бюрократизмом. Но ведь это указывают партия и советская власть: железной метлой чистки – чистки партии и советского аппарата, – выметая из наших рядов всех, кто забюрократился, замошенничался и т. д.

Моя пьеса – не новая вещь. Партия и сама знает это. Моя вещь – один из железных прутьев в той самой железной метле, которой мы выметаем этот мусор. На большее я и не рассчитывал.

Меня страшно растрогало собрание, потому что оно очень внимательно и хорошо подошло к моей вещи. В прошлом собрании я был в более квалифицированной аудитории по своему профессиональному составу – печатников: они постоянно имеют дело с книгами, и мне казалось, что сегодня я, может быть, попаду в среду, которая меня оттолкнет.

Я свое неверие десятки раз перекрещиваю внутри себя. Слово за слово, фраза за фразой, товарищи дали ценные указания и по-настоящему подходили к вещи. Мне остается только сказать, что я ободрен вашим к себе вниманием. Я вижу, что я дохожу действительно до самого рядового слушателя и читателя. Если я не смог дать то, что нужно в этой вещи, то сделаю в следующий раз. (Аплодисменты.) <…>

Некоторые говорят:

 
«Спектакль прекрасен,
Но он
    непонятен
                широкой массе»,
Барскую заносчивость
                        скорее донашивай, —
Масса
        разбирается
                не хуже вашего.
                        Удивительно интересно!¹³
 

1-ое действие. Чудаков изобретает «машину времени». Тов. Велосипедкин – легкий кавалерист – помогает продвинуть изобретение через бюрократические рогатки.

Во втором действии попытка добраться до главного бюрократа т. Победоносикова – Главначпупса – «главного начальника по управлению согласованием».

В марте «Баня» откроется в театре имени Мейерхольда, в постановке Всеволода Эмильевича Мейерхольда.

[1930]

Выступление на диспуте о «Бане» в Доме Печати 27 марта 1930¹⁴

Товарищи, я существую 35 лет физическим своим существованием и 20 лет – так называемым творческим, и все время своего существования я утверждаю свои взгляды силами собственных легких, мощностью, бодростью голоса. И не беспокоюсь, что вещь моя будет аннулирована. В последнее время стало складываться мнение, что я общепризнанный талант, и я рад, что «Баня» это мнение разбивает. Выходя из театра, я вытираю, говоря, конечно, в переносном смысле, плевки со своего могучего чела.

После просмотра «Бани» голоса делились на две части: одни говорили: «Как замечательно, никогда так весело не было»; другие говорили: «Какая гадость, отвратительный спектакль».

Мне было бы очень легко сказать, что моя вещь была прекрасна, но ее испортили постановкой. Это был бы чрезвычайно легкий путь, от которого я отказываюсь. Я принимаю на себя целиком ответственность за недостатки и достоинства этой вещи. Но есть моменты другого порядка. Нельзя, например, прийти и сказать: «Вот смотрите, избиение коммунистической демонстрации, скажем, в Нью-Йорке произошло лучше, чем забастовка углекопов в Англии». Подобная оценка не является действительным мерилом вещей. Прежде всего надо говорить о том, насколько та или другая вещь в наше время необходима. Если это наша вещь, то надо говорить: «Какое горе, что она плоха». Если она вредна, то надо радоваться тому, что она нехороша.

Основной интерес этого спектакля заключается не в психоложестве, а в разрешении революционных проблем. Оценивая театр как арену, отражающую политические лозунги, я пытаюсь найти оформление для разрешения подобных задач. Прежде всего я заявляю, что театр – это арена, а во-вторых, – это зрелищное предприятие, то есть опять-таки веселая публицистическая арена.

Кто-то сказал: «Провал „Бани“, неудача „Бани“». В чем неудача, в чем провал? В том, что какой-то человечишко из «Комсомольской правды» случайно пискнул фразочку о том, что ему не смешно, или в том, что кому-то не понравилось, что плакат не так нарисован? На это я ориентировался двадцать лет своей работы? Нет, я ориентировался на литературный и драматический материал действительной ценности, вложенный в ту или другую вещь. В чем для меня ценность этого материала? Ценность в том, что это прежде всего пропаганда, поданная в форме читки, в том, что в самом тексте с самого начала до конца разрешены все комичные рамки разговоров. Я знаю, что каждое слово, мною сделанное, начиная с самого первого и кончая заключительным, сделано с той добросовестностью, с которой я делал свои лучшие стихотворные вещи. Чаров в доказательство неостроумных моментов привел три фразочки, взяв актерскую отсебятину.

Со стороны драматургической. Разрешая постановочные моменты, мы наткнулись на недостаточность сценической площадки. Выломали ложу, выломали стены, если понадобится – выломим потолок: мы хотим из индивидуального действия, разворачивающегося в шести или семи картинах, сделать массовую сцену. Десять раз повторяю, – предвижу, что по этому поводу со смотрящими и со старым театром мне придется вступить в конфликт. Я знаю, – и думаю, что Мейерхольд это знает, – что если бы мы сделали сцену по точным авторским ремаркам, мы достигли бы большего театрального эффекта. Но вместо психологического театра мы выставляем зрелищный театр. Меня сегодня в «Вечерней Москве» критиковали рабочие. Один говорит: «Балаган», другой говорит: «Петрушка». Как раз я и хотел и балаган, и петрушку. Третий говорит: «Нехудожественно». Я радуюсь: я и не хотел художественно, я старался сделать нехудожественно.

Мы никогда не были беспочвенными авангардистами, но никогда не были и хвостистами. Мы всегда говорили, что идеи, выдвигаемые Советским Союзом, являются передовыми идеями. В области драматургии мы являемся ведущим театром. На этом пути мы делаем десятки и сотни ошибок, но эти ошибки нам важнее успехов старого адюльтерного театра.

Владимир Маяковский
Трагедия в двух действиях с прологом и эпилогом¹⁵

Действующие лица

1. Владимир Маяковский. Поэт 20–25 лет.

2. Его знакомая. Сажени две-три. Не разговаривает.

3. Старик с черными сухими кошками, несколько тысяч лет.

4. Человек без глаза и ноги.

5. Человек без уха.

6. Человек без головы.

7, 8, 9. Женщины со слезинками, слёзаньками, и слезищами.

10. Мужчина с двумя поцелуями.

11. Человек с растянутым лицом.

12. Обыкновенный молодой человек.

Газетчики, мальчики, девочки и др.

Пролог

В. Маяковский

 
Вам ли понять почему я спокойный
Насмешек грозою
Душу на блюде несу к обеду идущих лет
С небритой щеки площадей
Стекая ненужной слезою
Я быть может последний поэт
Замечали вы как качается в каменных аллеях
Полосатое лицо повешенной скуки
А у мчащихся рек на взмыленных шеях
Мосты заломили железные руки
И небо плачет безудержно и звонко
А у облачка гримаска на морщинке ротика
Как будто женщина ждала ребенка
А Бог ей кинул кривого идиотика
Пухлыми пальцами в рыжих волосиках
Солнце изласкало вас назойливостью овода
В ваших душах выцелован раб
Я бесстрашный ненависть к дневным лучам понес
                                                                                в веках
И с душой натянутой, как нервы провода
Я царь ламп
Придите все ко мне кто рвал молчание
Кто выл оттого что петли полдней туги
Я вам открою словами простыми как мычанье
Наши новые души гудящие как фонарные дуги
Я вам только головы пальцами трону
И у вас
Вырастут губы для огромных поцелуев
И язык родной всем народам
А я прихрамывая душонкой уйду к моему трону
С дырами звезд по истертым сводам
И лягу светлый
В одеждах из лени
На мягкое ложе из настоящего навоза
И тихим целующим шпал колени
Обнимет мне шею колесо паровоза
 

Первое действие

Весело. Сцена – город в паутине улиц. Праздник нищих. Один В. Маяковский. Проходящие приносят еду – железного сельдя с вывески, золотой огромный калач, складки желтого бархата.

В. Маяковский

 
Милостивые государи
Заштопайте мне душу
Пустота сочиться не могла бы
Я не знаю плевок обида или нет
Я сухой как каменная баба
Меня выдоили
Милостивые государи
хотите
сейчас перед вами будет танцевать замечательный
поэт
 

Входит Старик с черными сухими кошками. Гладит. Весь – борода.

В. Маяковский

 
Ищите жирных в домах-скорлупах
И в бубен брюха веселье бейте
Схватите за ноги глухих и глупых
И дуйте в уши им как в ноздри флейте
Разбейте днища у бочек злости
Ведь я горящий булыжник дум ем
Сегодня в вашем кричащем тосте
Я овенчаюсь моим безумием
 

Сцена постепенно наполняется. Человек без уха, Человек без головы и др. Тупые. Стали беспорядком, едят дальше.

В. Маяковский

 
Граненых строчек босой алмазник
Взметя перины в чужих жилищах
Зажгу сегодня всемирный праздник
Таких богатых и пестрых нищих.
 

Старик с кошками

 
Оставь
Зачем мудрецам погремушек потеха
Я тысячелетний старик
И вижу в тебе на кресте из смеха
Распят замученный крик
Легло на город громадное горе
И сотни махоньких горь
А свечи и лампы в галдящем споре
Покрыли шопоты зорь
Ведь мягкие луны не властны над нами
Огни фонарей и нарядней и хлеще
В земле городов нареклись господами
И лезут стереть нас бездушные вещи
А с неба на вой человечьей орды
Глядит обезумевший
И руки в отрепьях его бороды
Изъеденных пылью дорог
Он сам кричит о жестокой расплате
А в ваших душонках поношенный вздошек
Бросьте его идите и гладьте
И гладьте сухих и черных кошек
Громадные брюха возьмете хвастливо
Лоснящихся щек надуете пышки
Лишь в кошках где шерсти вороньей отливы
Наловите глаз электрических вспышки
Весь лов этих вспышек
Он будет обилен
Вольем в провода в эти мускулы тяги
Заскачут трамваи и пламя светилен
Зареет в ночах, как победные стяги
И мир зашевелится в радостном гриме
Цветы испавлинятся в каждом окошке
По рельсам потащат людей а за ними
Все кошки и кошки и черные кошки
Мы солнца приколем любимым на платья
Из звезд накуем серебрящихся брошек
О бросьте квартиры
Идите и гладьте
И гладьте сухих и черных кошек
 

Человек без уха

 
Это правда
Над городом где флюгеров древки
Женщина с черными пещерами век
Мечется и кидает на тротуары плевки
А плевки вырастают в огромных калек
Отмщалась над городом чья-то вина
Люди столпились и табуном бежали
А там в обоях меж тенями вина
Сморщенный старикашка плачет на рояли
 

Окружают его. Продолжает.

 
Над городом ширится легенда мук
Схватишься за ноту пальцы окровавишь
А музыкант не может вытащить рук
Из белых зубов разъяренных клавиш
 

Сцена в волнении. Дальше.

 
И вот сегодня
С утра мне в душу
Врезал матчиш губы
Я ходил подергиваясь руки растопыря
А везде по крышам танцевали трубы
И каждая коленями выкидывала 44
Господа
Остановитесь
Разве это можно
Даже переулки засучили рукава для драки
А тоска моя растет непонятно и тревожно
Как слеза на морде у плачущей собаки
 

Люди тревожнее.

Старик с кошками

 
Вот видите
Вещи надо губить
Недаром в их ласках провидел врага я
 

Человек с растянутым лицом

 
А может быть вещи надо любить
Может быть у вещей душа другая
 

Человек без уха

 
Ведь многие вещи сшиты наоборот
И сердце не сердится к злобе глухо
 

Человек с растянутым лицом

(радостно поддакивает)

 
И там, где у человека вырезан рот
Многим вещам пришито ухо
 

В. Маяковский

(выходит на середину города)

 
Злобой не мажьте сердец концы
Вас как детей моих
Буду учить непреклонно и строго
Ведь все вы люди лишь бубенцы
На колпаке у
Я ж с ногой распухшей от исканий
Обошел и вашу сушу
И еще какие-то другие страны
В домино и маске темноты
Я искал ее невиданную душу
Чтобы в губы раны
Положить ее целящие цветы
 

Пауза.

 
И опять как раб в кровавом поте
Тело безумием качаю
Впрочем
Раз нашел ее
Душу
Вышла в голубом капоте
Говорит садитесь я давно вас ждала
Не хотите ли стаканчик чаю
 

Пауза.

 
Я поэт разницу стер
Между лицами своих и чужих
В гное моргов искал сестер
Целовал узорно больных
А сегодня на желтый костер
Спрятав глубже слезы морей
Я взведу и стыд сестер
И морщины седых матерей
На тарелках зализанных зал
Будем жрать тебя мясо век
 

Сорвал покрывало. Громадная женщина около нее боязливо. Вбегает Обыкновенный молодой человек. Суетится.

В. Маяковский

(продолжает)

 
Милостивые государи
Говорят где-то
Кажется, в Бразилии
Есть один счастливый человек
 

Обыкновенный молодой человек

(подбегает к каждому и хватает за одежду)

 
Милостивые государи
Стойте
Милостивые государи
Господин господин
Скажите скорей
Это здесь хотят сжечь
Матерей
Господа
Ведь мозг людей остер
Но перед тайнами мира ник
А ведь вы зажигаете костер
Из сокровищ знаний и книг
Я придумал машинку для рубки котлет
Я умом вовсе не плох
А у меня есть знакомый он уже 25 лет
Работает над капканом для ловли блох
У меня жена есть
Скоро родит сына или дочку
А вы говорите гадости
Интеллигентные люди
Право как будто обидно
 

Человек без уха

 
Молодой человек
Станьте на коробочку
 

Из толпы

 
Лучше на бочку
 

Человек без уха

 
А то вас совсем не видно
 

Обыкновенный молодой человек

 
И нечего смеяться
У меня братец есть
Маленький
Вы придете и будете жевать его кости
Вы ведь все хотите съесть
 

Тревога. Гудок автомобиля. Слова: «Штаны, штаны!»

В. Маяковский

Бросьте

Обыкновенного молодого человека со всех сторон

 
Если б вы только как я голодали
Дали
Востока и Запада
Вы бы глодали
Как гложут кость небосвода
Заводов копченые рожи
 

Обыкновенный молодой человек

 
Что же
Значит ничто любовь
У меня есть Сонечка сестра
 

(На колени.)

 
Милые не лейте кровь
Дорогие не надо костра
 

Тревога выросла. Выстрел. Начинает медленно тянуть одну ноту водосточная труба. Железо крыш.

Человек с растянутым лицом

 
Если б вы так как я любили
Вы бы убили любовь
Или лобное место нашли
И растлили
Шершавое потное небо
И молочно-невинные звезды
 

Человек без уха

 
Ваши женщины не умеют любить
Они от поцелуев распухли как губки
 

Вступают удары тысячи ног в натянутое брюхо площади.

Человек с растянутым лицом

А ведь из моей души тоже можно сшить такие нарядные юбки

Волнение не помещается. Люди вокруг громадной женщины. Взваливают ее на плечи. Тащат к выходу. Кричат Все.

Вместе

 
Идем
Где за
Тела отдадим обнаженному плясу
На черном граните греха и порока
Поставим памятник красному мясу
 

Дотаскивают до дверей, но безумие надорвалось. Шаги. Калека в крови, радостный. Люди в углу женщину бросили.

Калека

 
Стойте
На улицах где лица как бремя
У всех одни и те ж
Сейчас родила старуха время
Огромный криворотый мятеж
Смех
Перед мордами вылезших годов
Онемели земель старожилы
А злоба вздувала на лбах городов
Реки тысячеверстые жилы
Медленно
В ужасе
Стрелки волос
Подымался на лысом темени времен
И вдруг все вещи кинулись раздирая голос
Скидывать лохмотья изношенных имен
Винные витрины как по пальцу сатаны
Сами плеснули в днища фляжек
У обмершего портного сбежали штаны
И пошли одни без человечьих ляжек
Пьяный разинув черную пасть
Вывалился из столовой комод
И корсеты слезали боясь упасть
Из вывесок платий мод
Каждая калоша недоступна и строга
Чулки как кокотки игриво щурятся
Я летел как ругань
Другая нога
Еще добегает в соседней улице
Что же вы кричащие что я калека
Жирные старые обрюзгшие враги
Ведь сегодня в целом мире не найдете человека
У которого две одинаковых ноги
 

Занавес

Второе действие

Скучно. Площадь в новом городе. В. Маяковский переоделся в тогу. Лавровый венок. Услужливо калека. За дверью многие ноги.

Калека

 
Поэт Поэт
Вас объявили князем
Покорные толпятся за дверью пальцы сосут
Перед каждым положен наземь
Какой-то смешной сосуд
 

Поэт

Что же пусть идут

Робко женщины с узлами. Много кланяются.

Первая

 
Вот это слезка моя
Возьмите
Мне не нужна она
Пусть
Вот она белая в шелке из нитей
Глаз посылающих грусть
 

В. Маяковский

(беспокоится)

Не нужна она зачем мне

(Следующей.)

И у вас глаза распухли

Вторая

(беспечно)

 
Пустяки
Сын умирает
Не тяжко
Вот еще слезинка
Можно на туфлю
Будет красивая пряжка
 

Маяковский испуган.

Третья

 
Вы не смотрите что я
Грязная
Помоюсь буду чище
Вот вам и моя слеза
Праздная
Большая слезища
 

Маяковский

 
Будет их уже гора
Да и мне пора
Кто этот очаровательный шатен
 

Крики

Фигаро Фигаро Матэн

Гуськом газетчики.

Пришедшая толпа

 
Смотрите
Какой дикий
Отойдите немного темно
Пустите
Молодой человек
Не икайте
 

Человек без головы

И и и-и и-и-и

Т э э э-э

Человек с двумя поцелуями

 
Тучи отдаются небу
Рыхлы и гадки
День гиб
Девушки воздуха тоже до золота падки
И им только деньги
 

Маяковский

Что

Человек с двумя поцелуями

Деньги и деньги б

Голоса

Тише тише

Человек с двумя поцелуями

(танец с дырявыми мячами)

 
Большому и грязному человеку
Подарили два поцелуя
Человек был неловкий
Не знал что с ними делать куда их деть
Город весь в празднике возносил в соборах аллилуи
Люди выходили красивое надеть
А у человека были
Холодно и в подошвах дырочек овальцы
Он выбрал поцелуй который побольше
И надел как калошу
Но мороз ходил злой укусил его за пальцы
Что же рассердился человек
Я эти ненужные поцелуи брошу
Бросил
И вдруг
у поцелуя выросли ушки
Он стал вертеться
И тоненьким голосочком крикнул
Мамочку
Испугался человек
Обернул лохмотьями души своей дрожащее тельце
И понес чтобы вставить в голубенькую рамочку
И пока он долго рылся в пыли по чемодану
Оглянулся
А поцелуй лежит на диване
Огромный жирный вырос бесится
Господи заплакал человек, —
Никогда не думал что я так устану
Надо повеситься
И пока висел он гадкий и жаленький
В будуарах женщины фабрики без дыма и труб
Миллионами выкидывали поцелуи
Всякие
И большие и маленькие
Мясистыми рычагами шлепающих губ
 

Дети как поцелуи

 
Да нас много выпустили
Возьмите
Сейчас остальные придут
Пока здесь кажется восемь
Я Митя
Просим
 

Слезы перед поэтом Маяковским

Маяковский

 
Господа
Послушайте я не могу
Вам хорошо
А мне с болью-то как
 

Крики

 
Вы поговорите еще там
Мы из вас сделаем рагу
Как из кролика
 

Старик с одной ощипанной кошкой

 
Ты один только умеешь песни петь
Отнеси это твоему красивому богу
 

(Показывает на груду слез.)

Маяковский

 
Хорошо
Пустите сесть
Дайте дорогу
Думал
Что радостный буду
Блестящий глазами
Сяду на трон как изнеженный телом грек
Нет
Век
Дорогие дороги
Я не забуду ваши ноги худые
И седые волосы северных рек
Вот и сегодня
выйду сквозь город
Душу на копьях домов
Оставляя как локон клок за клоком
Рядом луна пойдет
Туда где небосвод распорот
Поравняется
На секунду примерить мой котелок
Я с моей ношей
Иду спотыкаюсь ползу
Дальше на север
Туда
Где в тисках бесконечной тоски
Пальцами волн
вечно
Рвет свою грудь океан-изувер
Я добреду
И усталый
В последнем бреду
Брошу вашу слезу
Темному богу гроз
У истока звериных вер
 

Занавес