Читать книгу: «На мягких лапах», страница 2

–– Да вот предварительно надо ещё два с половиной миллиона кредиток! – выпалил Гайдук и даже опасливо посмотрел на Маневича. – Сам ведь знаешь, что основные мои миллионы в деле и в двойном аспекте задействовать их невозможно.

–– На доброе дело, Боря, я денег дам! Эта Анжелика и в сам деле «зарапортовалась», обнаглела и стала хуже клопа-кровососа, ты уж прости. Давно, брат, замечено, что жёны миллионеров в большинстве своём теряют последние крохи разума, редко кто из них остаётся доброй и скромной половиной, на которую можно без опаски положиться во всех смыслах. Добро, деньги завтра же переведу на твой счёт, давай, затевай развод со своей прошмандовкой.

–– Она давно уж не моя, – огрызнулся Гайдук. – Она скорей всехняя.

Маневич налил по рюмке коньяка и предложил:

–– Давай выпьем, Боря, за твоё прекрасное и непреклонное решенье получить настоящую жену.

Не дожидаясь, когда друг отреагирует, Маневич слегка брякнул своей рюмкой по посудинке Гайдука, выпил и пожевав земляничку, заговорил:

–– Мне мать ещё рассказывала, – откинулся на спинку кресла Маневич, – а она жила при советской власти и хорошо знает прежние порядки, в те времена, друг мой, миллионеров как сейчас не было, парни и девушки честно зарабатывали свои скромные денежки, сходились по любви, создавая крепкие семьи, отдыхали, брат, в походах по своей огромной стране. Разводы, конечно, были, но гораздо меньше, чем сейчас, жена понимала, что муж при всём желании заработать на дорогущие украшения, дорогую яхту и путешествие на Мальдивы не в состоянии, а потому и не «грызла» его, соблазна не было. Наш российский капитализм девушек быстро испортил, психика у них перевёрнута, возвышенные чувства им неведомы, они нацелены на миллионеров изначально, им наплевать на возраст мужика, будь жениху хоть сто лет. Вот, Боря, потому и пошла мода на жён-киборгов, поведение которых запрограммировано под характер конкретного мужа. Такая жена не изменит, любит искренне, создаёт надёжный тыл, уют в доме, отлично владеет единоборствами, ударом ребра ладони может сломать шейные позвонки у любого киллера, да она его просчитает на дальних подступах, а потому, брат, может отлично выполнять охранные функции при своём муже. Кстати, и по ресторанам она таскаться не будет, они ей не нужны, она ничего не ест, и ухажёры ей тоже не нужны, она в них не нуждается. И учти, заложенная в неё программа основана на базе общечеловеческих ценностей, наработанных земным человечеством за многие тысячелетия.

–– Как это ничего не ест? – округлил глаза Гайдук.

–– Ну чего ты на меня вытаращился, Боря? Ей не нужна пища в общепринятом смысле, она только изредка пьёт воду, ну для поддержки компании может выпить бокал шампани. Да и зачем ей ухажёры, коли, она запрограммирована только на тебя.

–– Так великолепно же! – воскликнул, наконец, Гайдук, пригубив вина из своей рюмки.

–– Повторяю, недоброжелателя или киллера, – продолжил Маневич, – такая жена просчитает ещё на дальних подступах и обезвредит его, даже не докладывая мужу, если он не спросит специально.

–– Ну так ведь и отлично! – продолжал восторгаться Гайдук.

–– Но должен тебя предупредить, Борис, – Маневич наклонился к другу, опасливо глянув на закрытую дверь, – имея такую жену, ты уже на сторону сходить не сможешь.

–– Чего так? – растерялся гость.

–– Что, не догадываешься? – тихо бросил Маневич.

–– А-а-а, – так же тихо протянул Гайдук. – Понимаю, понимаю, да она меня моментально вычислит и из ревности, чего доброго, прикончит, сотрёт в порошок. А что, Веня, им, киборгам, присуща такая сложная психическая вещь как человеческая ревность?

–– Им присуще всё и даже гораздо больше, чем обычным женщинам, да и могут они неизмеримо больше, так что налево тебе ходить не придётся, сам не захочешь. Ну, а уж, если какая-нибудь цаца на тебя глаз свой положит, так жена-киборг мигом эту прошмандовку косоглазой сделает.

Слушай, Веня, – покривился Гайдук, – ты же знаешь, меня едва ли можно отнести к категории дамских угодников. За исключением немногих, нам, деловым людям, некогда волочиться за бабами, дело наше, само производство не позволяет, времени на это нет. Что я тебе разъясняю?

–– Я понимаю, Боря! – быстро согласился Маневич и вынув визитку из нагрудного кармана рубашки, подал гостю. – Вот тебе телефоны и факсы дилера «Мицубиси», давай, договаривайся с ним. Дело это хлопотное, требует немалого времени, пока разводишься тебе новую жену подготовят.

Гость, глотнув остывшего кофе, тупо уставился на белеющие соцветия кустиков жасмина за стёклами веранды и, пришедшую на ум идиотскую мысль как-то равнодушно выложил:

–– Интересно, а нашим бизнес-дамам фирма «Мицубиси» мужей-киборгов делает?

–– Не беспокойся, делает! – криво усмехнувшись, зло бросил Маневич. – Да уж лучше бы не делала, пусть бы они попсиховали без нас…

*****

На следующий день Артур Иродов получил в проходной завода временный пропуск на территорию, а провожатым до лаборатории оказалась симпатичная девушка в халатике салатного цвета. В прихожей небольшого одноэтажного здания из бетонных панелей, куда они пришли, девушка указала Артуру на специальный коврик и ступила на него сама, предварительно включив вентилятор. Артур сразу понял, что коврик смочен раствором перманганата калия, а мощный вентилятор обдал пришедших струёй антибактериального воздуха. Артур этой процедуре не удивился, в принципе, примерно такое правило существует во всех лабораториях мира, мало ли какие работы ведутся в них.

–– Проходи, проходи! – крикнул Гулов входящему Артуру.

Хозяин лаборатории сидел на вращающемся табурете возле узкого стола, над которым возвышалась небольшая панель с рубильниками, экранами и разноцветьем неонок. Неподалеку, за небольшим столиком сидела молодая лаборантка и записывала какие-то показания приборов в журнал. Гулов повернул один из рубильников на панели, видимо, что-то выключив, и, встав с табурета, протянул Артуру руку.

–– Девочки, можете быть свободны! – объявил Гулов двум лаборанткам. – Отдыхайте и идите на обед.

Девушки, с любопытством посматривая на Артура, сняли с себя халатики и вышли. Гулов, проводив выходящих лаборанток взглядом, открыл сейф, вынул оттуда свёрток и, развернув его, заговорил:

–– Вот то, о чём я тебе вчера рассказывал.

Артур впился глазами в прибор и показалось ему, что, какой-то уж древней вещью он совсем не выглядел, наоборот, предмет смотрелся только что изготовленным на каком-нибудь известном производстве. Мало того, на матово-золотистой поверхности прибора, вдруг, засветился экран дисплея, на нём обозначился ряд цифр.

–– Ну вот, выдал температуру окружающей среды, атмосферное давление, плотность и состав воздуха, – заметил с улыбкой физик, – запылённость одного кубического метра воздуха, количество вирусов и бактерий в нём, молекул воды и вот даже степень радиоактивности, наличие углекислого газа и свободных радикалов. Из этого, друг мой, я и делаю вывод, что наши далёкие предки обладали высочайшими технологиями, которые нам, их потомкам и не снились, они, думаю, были весьма изобретательными людьми. Это, брат, была страна гениев!

–– С чего ты взял, господин Гулов, что именно наши древние предки изготовили столь сложный прибор? – тут же ввязался в полемику Иродов.

–– Да, пожалуй, ты прав, Артур, – сразу засомневался Гулов и выдвинул новую версию. – Скорей всего, этот прибор сделали пришельцы со звёзд, которых наши предки называли богами. Прибору около двух миллионов лет, но на Земле этих приборов, или подобных ему, может быть всего несколько штук и наши предки с каменными топорами пользоваться ими не могли. Прибор может работать неопределённо долго, в нём нет трущихся частей, в нём ядерный микропроцессор и подзаряжается он, думаю, самостоятельно, от энергетического поля планеты.

–– Ты что сканировал его? – удивился Артур. – И он позволил тебе это?

–– Да, нет! Он сам сообщил, – заметил хозяин лаборатории. – Кстати, с помощью этого древнего прибора мы можем попасть в любой, расчётный отрезок прошлого времени.

–– Так уж прямо и попасть в нужное время? – недоверчиво произнёс историк Иродов.

–– И вернуться обратно в зафиксированную этим прибором точку старта! – добавил Гулов, уверенно взглянув в глаза Артуру. – Пошли вон туда к столу с нейтральным покрытием.

Молодые экспериментаторы подошли к специальному столу с эбонитовой столешницей. Гулов надел на левое запястье древний прибор, вынул из коробка спичку и, протянув её Артуру, сказал:

–– Вот пометь эту спичку как тебе угодно.

–– Зачем?

–– Мы отправим её в прошлое время и вернём обратно, – пояснил Гулов.

Артур своей шариковой ручкой нанёс два с половиной кольца на спичку и положил её на стол. Гулов прикосновением указательного пальца включил аппарат и прямо на экране дисплея произвёл кодировку расчётного времени. После этой манипуляции на посветлевшем экранчике обозначилась красным цветом кнопка, к которой Гулов уверенно и даже уже привычно прикоснулся указательным пальцем. Как и ожидал Артур, произошла очень короткая световая вспышка и гулкий, словно из винтовки, звук выстрела – спичка исчезла. Звук выстрела Артура не привлёк, он знал, что так реагируют атомы водорода при переходе их в другое физическое состояние, а вот что спичка исчезла прямо у него на глазах – вот это уже действительно диво.

–– Может она сгорела! – выразил сомнение Артур.

–– Остался бы угольный стерженёк, вот смотри сюда! – заметил Гулов.

Историк взглянул на экран, где чётко обозначился ряд из десяти ровных зубцов, в начале ряда стоял ноль. Гулов объяснил:

–– Ноль означает наше время, от которого идёт отсчёт в глубину ближайшего тысячелетия. Видишь, друг мой, почти на середине четвёртого зубца красную точку? Это наша спичка, она на три и семь десятых века в глубине, то-есть это, примерно, середина семнадцатого века. Можно определить более точное время, но не обязательно, Определяем место – так Москва, пивной кабак спичка на столе у кабатчика, которую он не замечает. Очень хорошо, а теперь вернём эту спичку обратно, сюда на стол.

Гулов, по подсказке прибора, обозначил код возврата материального объекта обратно, в своё время, и смело прикоснулся к появившейся красной кнопке на экране. Опять произошла вспышка света в сопровождении гулкого звука очень похожего на винтовочный выстрел – на поверхности стола лежала спичка с обозначениями, сделанными рукой Артура. Историк тупо смотрел на неё пока Гулов не тронул его за плечо.

–– Странно, что серная головка на спичке не сгорела, да и сама она в полной сохранности, – задумчиво произнёс Артур. – Ведь температура взрыва, как я понимаю, должна была её испепелить.

–– Забудь! Это не взрыв! Материальный объект не успевает сгореть! – произнёс Гулов. – Энергия превращения вещества распыляет его на атомы, переносит в расчётное время и собирает обратно. Собирает очень точно – это физический закон сохранения вещества. Мы пока не понимаем механизма переноса вещества во времени, мой друг.

–– А ну, давай я буду на месте спички! – решительно заявил молодой историк.

Гулов не удивился такому желанию своего друга, молодые люди часто не задумываются о последствиях своих поступков, но всё же заведующий лабораторией не поддался искушению.

–– Погоди! Куды торопишься милай? – съёрничал он. – Садись вот пиши заявление о приёме на работу в качестве младшего научного сотрудника. Надо оформить всё как положено, чтоб зарплата тебе шла, трудовой стаж, а уж потом эксперименты ставить, девчонок придётся познакомить с условиями опыта. Без этого нельзя, мы же не где-нибудь дома, а на официальном производстве и опыт ставим тоже официальный, потому всё должно быть зафиксировано в лабораторных документах.

–– Ты же говорил, что твой проект секретный.

–– Был секретный, друг мой, а теперь придётся частично рассекретить, хотя бы в условиях лаборатории, закодировать и занести в журнал, ну и так далее. В общем, посмотрим, друг мой.

–– Но ведь лаборанты смогут записать только то, что я им расскажу.

–– Совершенно верно!

–– Но вот расскажу-то я им не всё, друг мой Гулов, а только то, что посчитаю нужным.

–– В науке нужно быть честным даже в мелочах, Иродов, – назидательно заявил Гулов. – Тебе ли, начинающему учёному, не знать. Выкладывать все подробности, всё, что увидел и услышал, и даже унюхал, иначе коллективной и объективной оценки не сделать. Из мельчайших подробностей складывается яркая картина прошлого, учти, я тебе повторяю, хотя в университете тебе ещё на первом курсе эту истину вдалбливали.

–– Да я хотел бы, чтобы о наших экспериментах на первых порах вообще никто и ничего не знал, – решительно заявил Артур. – Оконфузиться боюсь, а общественность мои поступки может понять не совсем верно, необъективно. Предлагаю отчёт закодировать.

Вместо ответа Гулов деловито спросил:

–– Назови точное время и место, например, в семнадцатом веке, где тебе, как историку, особенно хотелось бы быть, и, кто тебя конкретно интересует? Я имею ввиду историческое лицо.

Мне очень хотелось бы, – мечтательно заговорил историк, – встретиться в городе Томске с Юрием Трапезундским, поручиком и ротмистром греческой роты Большого московского полка стрельцов на государевой службе времени российских государей Михаила и Алексея Романовых. Очень уж странная судьба у этого средневекового наёмника. Подобных людей в России того времени было немало, их царские чиновники по указу государя приглашали и нанимали на государственную службу как специалистов, да и сами они слетались в Россию словно вороны, почуявшие хорошую добычу. Но вот что странно: современники считали Юрия Трапезундского прохвостом, везде этому, якобы, проходимцу почему-то доверяли, но на мой взгляд, что-то тут не так, всё гораздо сложнее. Должен тебе сказать, Николай, что этот Юрий Трапезундский, судя по скудным документам, отчаянной храбрости человек, а проходимцем, вором и приспособленцем его сделала жизнь, люди, хотя и добрых дел для простых людей за ним числится немало. Сложный он человек, как и все мы люди и я бы хотел на его примере понять глубину наёмничества в России того времени. Ну, а насчёт эксперимента, то пусть время будет полуденное, июнь тысяча шестьсот пятьдесят восьмого года, а место – городская харчевня в городе Томске. Начну с того, что опрошу людей о деятельности и характере Трапезундского. Известно ведь, что именно в это время он был исполняющим обязанности губернатора в Томском крае.

–– Хорошо, Артур! Так и зафиксируем.

Одной из вернувшихся девушек Гулов приказал:

–– Таня! Сопроводи вот нового сотрудника в отдел кадров завода, пусть оформится на работу как положено…

Вечером Артур сообщил родителям, что устроился на работу, но она связана с командировками. Спал плохо, часто просыпался, продумывал своё поведение в семнадцатом веке, время которое знал вроде бы хорошо, но всё равно его мучила неизвестность. Утром, явившись в лабораторию, Артур увидел висящие на плечиках в двух экземплярах средневековые кафтаны тёмно-красного цвета из хорошей шерсти, две шапки с оторочкой из куньего меха и две пары новых сапог из добротной жёлтой кожи. Озабоченному Гулову Артур весело заметил:

–– Запасную одежду мне приготовил? Где взял-то?

Гулов мрачновато взглянул на нового сотрудника лаборатории.

–– В гардеробе городского театра, пришлось расписку писать, да за аренду одежды заплатить.

–– Мог бы один комплект взять, всё дешевле, – заметил Артур.

–– А ты что, не догадываешься?

–– О чём? Чего мне гадать? Даже и не думал.

–– Плохо, что не подумал, – строго бросил Гулов. – Одного тебя не отпущу! Придётся с тобой идти.

–– Подожди! А навигатор, прибор этот, девчонкам вручишь? Кому-то же надо с прибором работать.

–– Я и буду работать! – бросил Гулов.

–– Вот те на! Так ведь всё-таки атомный взрыв, переход атомов водорода в иное качество, с навигатором этим может что-то случиться непредвиденное? – опасливо заметил Артур.

–– Ничего с ним не случится, коли, он выдерживает температуру в шесть тысяч градусов, у меня на руке и будет, – пояснил Гулов.

–– Ну хорошо! – быстро согласился Артур. – Вдвоём-то даже надёжнее и веселей.

–– Да уж какая там весёлость? – строго заметил Гулов. – Давай одеваться, да к делу…

Глава 2. НА СЛУЖБЕ ГОСУДАРЕВОЙ

Время в городе Томске наступило обеденное и люди, приостановив текущие дела, в основном строительные, степенно расходились на обед. Город, заложенный полсотни лет назад, в тысяча шестьсот четвёртом году, по указу царя Бориса Годунова всё ещё продолжал строиться. А родился указ Годунова по просьбе эуштинских татар, что жили по берегам реки Томь и очень уж страдали от набегов енисейских кыргызов, а особенно от притеснений южных джунгар, которые требовали большую дань в виде меховой рухляди, а потому и просили эуштинцы защиты у московского царя. Вскоре пришли в эти места со своими людьми стрелецкий голова Гавриил Писемский из Сургута и стрелецкий голова Василий Тырков из Тобольска. На Воскресенской горе возле реки Томь стрельцы и заложили острог и с тех пор, вот уже полсотни лет, сибирский город прирастал новыми людьми и рублеными из лиственницы избами.

Юрий Иванович Трапезундский, казачий голова, грек пятидесяти семи лет, имея высокое воинское звание боярского сына и административную должность исполняющего обязанности губернатора города Томска с обширным округом по рекам Томи и Оби, не брезговал в обеденное время заходить в городскую харчевню. Вот и в этот летний день он, одетый в будничный зелёный, из хорошего, английского сукна, кафтан, сидел на широкой, малой скамейке в торце одного из длинных столов в харчевне. Он, молча и мрачно смотрел в противоположную стену харчевни поверх голов обедающих казаков и строителей за соседним столом и тупо размышлял. Место за столом считалось почётным, да и сам Юрий был в некоторой степени совладельцем этой харчевни, тем более, что в ней было разрешено торговать винным товаром. Ещё за двумя столами в просторной избе шумно обедал и угощался дешёвым пивом городской люд.

На столе перед городским и окружным начальником стояла литровая, глиняная кружка с пивом, малая кружка с водкой, а для закуси в деревянном, резном блюде лежал копчёный, жирный сом и свежеиспечённый, пшеничный калач. Обеденный зал городской харчевни в это время, как и водится, был наполнен привычными запахами подгорелого мяса и свежеиспечённых лепёшек, пахло квашеной капустой и редькой, чесноком и жареным луком, а ещё человеческим потом и шумом.

Думы одолели местного управителя, да и было отчего ломать голову Юрию Ивановичу: Ачинский острог его казаки совместно с эуштинцами построили за два года, и это уже не так далеко от Енисея и Красноярского острога. Москва на строительство именно этого острога денег не давала и со строителями казачий начальник в звании боярского сына расплачивался самогонной водкой и продовольствием из казны томского гарнизона. Водку Юрию Ивановичу делал местный винокур, с которым Трапезундский был в доле. Но этой водки было мало, приходилось закупать бочками на стороне, в основном у джунгарских торговцев, а платить за водку пришлось мехами, которые ему несли томские татары и другие местные народы в качестве ясачной обязанности, и за эту пушнину надо ещё отчитаться перед Сибирским приказом. А вот с продовольствием было ещё сложнее: людей в Ачинске кормить как-то надо, а средств на это Сибирский приказ всё ещё не выделил и как быть? Теперь вот сидел Юрий Иванович и думал, чего бы такого изобразить на бумаге для отчёта в Москву через канцелярию тобольского губернатора. Новый ачинский гарнизон надо ведь на что-то содержать, так пусть уж дьяки Сибирского приказа об этом думают.

К казачьему голове подсел старшина томского гарнизона Зимовей Пехтин с кружкой пива в руке и заговорил об очередном походе в джунгарские степи с целью обмена неучтённых мехов на шёлковые ткани у тамошних, китайских торговцев.

–– Да иди ты ко всем чертям, Зимовеюшко! – взвыл Юрий Иванович. – Тут не ведаешь как за продовольствие отчитаться, что истратили на ачинцев, а он про поход, про тряпки! Тьфу на тебя!

Старшина, убедившись, что начальнику не до него, тихо убрался, зато его место заняли два молодца в тёмно-красных кафтанах. Расторопный кабатчик тут же поставил перед новыми гостями по баклаге пива и положил связку жирных, вяленых голавлей. Юрий Иванович от думы своей оторвался и оторопело уставился на молодцов. Поочерёдно посмотрев на одного, на другого, хрипло с опаской заговорил:

–– Вы кто, гостюшки? Откуль прибыли? Уж не из Тобольска ли? Аль из самой Москвы? За мехами что ль? Тако рано ещё.

Один из молодцев отхлебнул пива и, с любопытством уставившись на Юрия Ивановича, заговорил:

–– Мы вообще-то из Центра, с тобой вот захотелось познакомиться. Моё имя Артур, а друга моего зовут Николай.

–– А чего со мной знакомиться? – медленно заговорил городской голова, тупо соображая. Он подозрительно взглянул на молодцов и по сторонам, где за соседним столами обедали строители. – Меня здесь каждая собака знает, я Юрий, сын Иоаннов из Трапезунда, назначен указом государя всея Руси Алексеем Романовым, здесь в Томске, воинским начальником и губернатором округа.

–– Это нам известно! – добродушно улыбнулся Иродов.

У Трапезундского всплыла мысль, что эти молодцы не зря тут появились, да ещё втихаря. Чёрт их разберёт, может, подосланы эти люди дьяками Сибирского приказу его проверить, мол, много ли наворовал? Тако Томский край мне в кормление отдан, хоша бы и временно и весь ясак я в Москву через Тобольск отсылаю, а, ежли что и взял себе, тако то сверх налога государева. Ну, вот принесла же нечистая сила этих обормотов, да совсем не ко времени, тут с ачинцами не знаешь как разобраться, а теперь вот ещё и с этими вожгайся…

–– Артур, имя ливонское, – начал ни с того, ни с сего гадать Юрий Иванович, – да и по говору вашему, ребятки, вы скорей из немцев будете, по-русски-то говорите коряво.

–– Ничего! – успокоил гость. – Говорить ты будешь, а мы послушаем. Давай, выкладывай нам свою личную жизнь от самого рождения о до сего дня.

–– А кто вы такие, дабы я вам вот так запросто свою подноготную выкладывал? Добром пока спрашиваю?

Трапезундский поднял руку, чтобы позвать казачий караул, что тоже обедали за соседним столом, но под строгим взглядом гостя, что назвал себя Артуром, руку почему-то опустил, поспешно взял кружку с водкой, глотнул, не поморщившись, и, вдруг, его понесло, против собственной воли язык, будто сам по себе, повёл длинный, с подробностями, рассказ…

*****

Родился Юрий в самом начале семнадцатого века в городе Трапезунде Османской империи в православной семье грека Иоанна. Был он в семье третьим сыном и крещён был под именем Георгий. Мальчишка рос бойким, помогал отцу в мелкой торговле, и в многонациональном портовом городе быстро выучил кроме своего греческого турецкий язык, а ещё итальянский, потому как в городе много было генуэзских торговцев. Кроме этих языков талантливый парень освоил испанский, потому как он по произношению близок к итальянскому, и, хотя хуже – голландский, потому как в городе было немало выходцев из Нидерландов. А ещё в городе было немало армян, грузин и горцев с Северного Кавказа, были болгары, сербы и русичи. Мальчишка, с утра до ночи вертясь среди этого разношёрстного народа, нахватался от людей разных национальностей всего понемногу и даже того, чего бы и не надо.

Но, главное, что усвоил молодой грек, так это заповедь греческих мудрецов, которые прямо указывали дорогу в жизни: «не можешь изменить сложившиеся обстоятельства, приспособься к ним». Изречение верное, ну парень и приспосабливался. Вот уж к Георгию и двадцать лет подкатило, а молодой человек всё ещё не обзавёлся своей семьёй, нищета не позволяла, да и отец ничем помочь не мог. Соседская девчонка Меримэ по утрам кормила верблюдицу и, завидев молодого Георгия шутливо, но с прозрачным намёком спрашивала:

–– Эй, сосед! Когда меня замуж возьмешь? Или тебе больше по нраву моя сестра Зульхаят?

Парень, немного смущаясь, на полном серьёзе отвечал:

–– Да я бы хоть завтра, севгелим (моя дорогая) Меримэ, но ещё не заработал на калым твоему отцу, уважаемому Керимоглу.

–– Ха-ха-ха! – посмеивалась девушка. – Шёл бы в корсары гребцом, у них за один год можно заработать на калым не только за меня, но и даже ещё за сестру Зульхаят.

–– Тешеккюр мерим (спасибо) за совет, надо подумать, – отвечал Георгий.

–– Пока раздумываешь нас с сестрой отец продаст какому-нибудь молодцу с кошелём полным серебряных акче, – веселилась юная красавица.

Беспощадное время, так казалось Георгию, неумолимо двигалось куда-то в неопределённое будущее, а он всё никак не мог устроиться в этой жизни. Но вот в одно прекрасное утро в шумном порту парня окликнул знакомый торговец зерном, генуэзец Корнелий:

–– Эй, Георгий! Хочешь подзаработать?

–– Хочу! – быстро согласился парень, тут же вспомнив про калым и весёлую соседку Меримэ.

–– Ну, айда на мою приватиру рядовым матросом, а на стоянках в портах будешь помогать вести торг с иноземным покупателем. Учти, я мог бы любого босяка взять в матросы, но беру тебя за знание языков, мне сказали, что ты кроме своего родного греческого владеешь итальянским и испанским, а ещё голландским и тюркским.

–– Мал-мала балакаю, Корнелий, – живо откликнулся парень.

–– Иди, предупреди отца, возьми с собой ложку, чашку и кружку, да шпарь на мой корабль.

–– А, куда пойдём, уважаемый Корнелий?

–– Ишь ты! Это не твоё дело! – отрубил владелец приватиры. – Ну, да ладно, тебе скажу: в Александрию пойдём за зерном, а потом посмотрим. Всё, поторопись, парень!

Хорошо началась служба у Георгия на торговом корабле. В Александрии загрузились зерном под самую завязку, зашли на остров Карпатос в архипелаге Южные Спорады, да зерно там и продали. Хозяин Корнелий получил огромную прибыль и как водится его обуяла великая жадность, островные чиновники пожалели, что мало привёз и, мол, они готовы принять ещё две-три таких приватиры с зерном. Корнелий решил сделать ещё два рейса за таким нужным товаром. Пошли опять в Александрию и в море, средь бела дня на их парусно-гребной корабль напали алжирские пираты. Незагруженная ещё товаром, лёгкая приватира имела быстрый ход и смогла бы избежать захвата, но пиратская галера была вооружена десятком фальконетов, а потому произвела залп из трёх орудий по носу торговца. Пришлось остановиться и лечь в дрейф. Пираты взяли приватиру на абордаж, обшарили корабль, забрали всю выручку у Корнелия, но никого убивать не стали. У них оказалась нужда в людях для обслуживании такелажа и парусов, да и гребцы были нужны – вот они и взяли с собой два десятка матросов с ограбленной приватиры, среди которых как назло оказался и Георгий.

Приватиру с остатками людей и растерянным хозяином налётчики отпустили. Пираты действовали на море очень даже по-хозяйски: живой хозяин торгового корабля с людьми им был гораздо нужней, выгодней. Хозяин приватиры в ближайшем порту новых матросов наймёт, денег наживёт быстро: корабль свой предоставит в аренду александрийским купцам, сделает два-три рейса с нужным товаром в ближайший архипелаг, а с нажитыми деньгами сам закупит, например, хлеб, отвезёт на острова и уже снова будет при хорошей прибыли, грабь его опять, а таких торговых кораблей в Средиземном море даже не сотни – тысячи. Грозы пиратов, турецких военных галеасов с пушками, Османская империя для всех торговцев предоставить, естественно, не могла, Средиземное море с Эгейским большие, островов во множестве, есть где укрыться, а потому алжирские пираты чувствовали себя на морях более, чем вольготно.

Так началась служба Георгия у пиратов и опять его выручило знание языков, хозяину, известному всем корсару Джафар-бею, такой толмач очень даже понравился и пригодился. Через несколько месяцев грабежей торговых галер и более грузных приватир Георгий имел уже толстый кошель, набитый золотыми пиастрами, серебряными акче и дирхемами, он мог уже легко заплатить калым скупому соседу Керимоглу за обеих его дочерей. Георгий уже заподумывал как бы смыться с пиратского корабля, уйти из-под неусыпного ока воинственного Джафар-бея, но осторожничал, если поймает, то всё – секир-башка.

Сам Джафар-бей не всегда участвовал в морских, грабительских походах, часто сидел на пиратской базе на берегу и подсчитывал доходы, нажитые неправедным путём, а на быстроходной галере чаще хозяйничал заместитель Джафара Мустафа-ага, тоже головорез тот ещё. Но вот, наконец, представился удобный случай, когда можно было сменить пиратское, беспокойное сообщество и существование на мирную жизнь простого торговца. Естественно, с гаремом из двух хотя бы жён, меньше нельзя, будешь считаться нищим и никто не захочет иметь с тобой серьёзных дел. Случай-то Георгию представился, да шаловливая судьба повернулась к нему не тем боком.

Не менее жадный до чужого добра пират Мустафа решил прощупать новые международные торговые линии, для чего перебросил разбойничью галеру за Геркулесовы столбы, где с юга, из Африки, на север, и наоборот, без устали сновали торговые галеасы и приватиры испанцев, португальцев, голландцев, французов и англичан. Не подумал, казалось бы, опытный корсар, что на этой торговой линии военные корабли перечисленных стран курсируют тоже часто, а островов и мысов в Атлантике, за которыми можно спрятаться от погони военного корабля мало или совсем нет. Погнавшись за лёгкой добычей, неповоротливым испанским галеасом, Мустафа со своими людьми не заметил появившийся из ниоткуда испанский военный фрегат при пятидесяти пушках, шесть из которых были тяжёлыми и дальнобойными кулевринами. Испанец на полном ходу дал залп из тяжёлых орудий по галере Мустафы и двадцатичетырёхфунтовое ядро разворотило нос пиратской посудины. Пришлось спешно сдаться, потому как следующий орудийный залп отправил бы всех джентльменов удачи на дно Атлантики.

Капитан фрегата Себастьян Очоа де ла Майор мог бы повесить на реях мачт своего корабля всех кто был на пиратской галере, да Георгий, знавший итальянский и испанский языки, успел крикнуть, что здесь более сорока человек являются гребцами-невольниками, по сути рабами. Капитан решил не брать греха на душу и привёз всех захваченных на галере в испанский порт Кадис, пусть с разбойниками и их рабами разбираются королевские власти. Пленников временно поместили в портовый загон для скота, дали воды для питья, а больше ничего.

На следующее утро с пленниками решил разобраться сам глава города Кадиса Хуан Альваро Рибера. Пятидесятилетний, солидный на вид, хозяин города с секретарём и писарями расположились за большим, тяжёлым столом в портовой канцелярии. Глава города был одет в коричневый бархатный камзол и широкополую шляпу, сидел в просторном кресле, на пленников поглядывал презрительно. Охранники приводили задержанных по одному, где суд над ними происходил довольно коротко: был, участвовал, всё – на серебряные рудники, на тяжёлые, горные работы. Очередь дошла до Георгия и он на ходу переобулся: с порога заявил, что он итальянец, да ещё и католик, и сам, якобы, попал в неволю к алжирским пиратам. Глава города сразу оживился, Георгия освободили от ручных оков, усадили на скамью и глава города, а он приходился какой-то там роднёй королю Филиппу 1У, а потому тоже считал себя ревностным католиком и уж, конечно, справедливым судьёй.