Читать книгу: «Психополитика: великая комедия бесполезных идиотов», страница 4

28. Никотиновая зависимость

Моя личная история приобретала все более грандиозный размах на фоне суживающихся понятий и представлений, бесцеремонно насилующих публичный дискурс. В апреле 2015 произошло эпохальное событие этой истории. После 15-ти лет рабства и последовавшей вслед за ним 8-ми летней борьбы с никотиновой зависимостью, я, на 30-м году своей жизни, одержал решительную и безоговорочную победу над привычкой курить. Каждый раз, когда я прерывал дневник и впадал в ребячество, начиналось это, как правило, с пачки сигарет. У меня были все основания считать, что бросив курить, я отныне буду вести дневник без перерывов. На деле вышло иначе. Уже через месяц, не выдержав темпа физических и интеллектуальных нагрузок, я сорвался на видео игры и целую неделю ничего не писал. Теперь я буквально сидел по пять часов подряд за компом, т.к. не нужно было ходить на перекур между играми.

29. Прокачка силы, ловкости, интеллекта

Тем не менее, довольно быстро преодолев желание играть, я собрался с мыслями, провозгласил наращивание силы определяющим курсом своей психополитики и с мая по август достиг беспрецедентных в своей личной истории результатов. За это время я прочел китайскую книгу перемен, пятитомное собрание сочинений Герцена, познакомился с творчеством Гейне, Данте, Беранже, Кроули, Мопассана, перечитал ряд критических статей Белинского и разобрал «Структуру научных революций» Куна. Кроме того, я съездил на несколько семинаров по ушу, послушав лекции Маслова о буддизме. Интернет я использовал почти исключительно для просмотра научных лекций и занятий английским. Переведя с десяток выступлений на TED, я взялся за перевод видео с ютуб каналов Vsause и CrashCourse. Во время прогулок и пробежек я учил наизусть английские песни, удивляясь тому, как легко мне это дается. Я вновь стал вести учет времени, расписывая сколько было потрачено на тот или иной вид деятельности, подводя итоги в конце каждого месяца и выстраивая реалистические модели будущего развития. Я считал все подряд: сколько времени делаю упражнения утром, сколько – вечером, сколько читаю, пишу, хожу, бегаю, смотрю лекции, отжимаюсь, приседаю, подтягиваюсь и т.д. Я рассматривал себя в качестве персонажа из компьютерной игры «дота», оценивая каждое действие в терминах прокачки либо силы, либо ловкости, либо интеллекта.

30. Безграничная глупость

С одной стороны, я совершенно перестал обращать внимание на то, что происходит за пределами моего собственного восприятия, и, следовательно, упускал из виду ставшую на тот момент уже вполне очевидной трансформацию структуры международных отношений и порождаемые этой трансформацией проблемы. С другой – я проник в такие глубины самопознания и достиг таких результатов в самоорганизации, что мое самомнение совершенно утратило представления о каких-либо границах. Можно ли назвать это безграничной глупостью? Что ж, во всяком случае я отдавал себе отчет в том, что делаю каждый день, и находил понимание среди выдающихся представителей различных культур, времен и народов.

Характерным было бы здесь следующее замечание, сделанное в конце июля под влиянием вспышки тщеславия:

«Философы, художники, поэты – это пчелы, собирающие нектар с цветов, называющихся культурами. Гении среди них производят мед познания и хранят его в своих ульях, именуемых школами. Мы, могучие медведи духа, порой выходим из глубин сказочного леса и, не обращая внимания на острые жала, пронзающие наши мохнатые лапы, объедаемся до безумия. Газетчики, беллетристы, репортеры и прочие торговцы пафосом, мастера напыщенности и плясуны, танцующие на фразе, – это навозные мухи, копошащиеся в цивилизационных и прочих нечистотах; они ничего не производят кроме раздражающего шума, отупляюще действующего на любые чувствительные уши; они так назойливы, что скрыться от них можно разве что в подземной берлоге, предварительно натаскав туда медовые запасы. Или, быть может, вы считаете, что медведи духа высасывают пищу из собственной лапы? Ну что ж, в таком случае мы оставляем вас наедине с вашими предрассудками».

И далее:

«Действительный мир – это корабль, где гениев принимают за безумцев и запирают в каюты для умалишенных, построенные умалишенными, которых приняли за гениев. Удивительно, что это ветхое судно, вопреки бесчисленным предсказаниям последних двадцати пяти столетий, никак не потонет. Приходится выбирать между тем, чтобы натянуть на себя маску безумца и быть как все или прыгать за борт в метафизическое море, предварительно оставив все надежды. А может есть еще и третий путь? Или даже (страшно подумать) четвертый? Эй вы, капитаны печального образа, а ну сказывайте, есть ли четвертый путь?»

31. Крупное литературное произведение

Изолировав себя насколько это было возможно от влияния накалявшегося информационного климата, не желая говорить ни о чем, кроме великих умов и всемирно-исторических тем, я все более проникался презрением к суете из-за денег, баб и власти, наблюдавшейся повсеместно и принимающей самые нелепые формы.

Кульминацией этого периода стала попытка создать крупное литературное произведение, в основу которого была положена история моей семьи. Я начал работать над этим произведением в конце августа и меньше чем за неделю довел себя до состояния близкого к помешательству. Работая день и ночь напролет, изучая и сопоставляя письма и другие материалы, оставленные моим прадедом, двумя дедами, бабкой и прочими родственниками, я многократно испытывал приступы сильных эмоций, будучи не в силах сдержать захватывающих меня озарений. Порой мне казалось, что я пишу произведение, которому в русской литературе суждено встать в один ряд с произведением «Война и мир». Подобно тому, как Толстой, намеревавшийся писать о современных ему событиях, под впечатлением от изучения архивов своей семьи, написал о войне, имевшей место полвека назад, так и я, изучая архивы своей семьи довоенного, военного и послевоенного периодов, проникся идей художественного описания Второй Мировой.

32. История семьи

Мой прадед, Кондрат, был из народа. Он родился в 1907 в Винницкой области. Во время Первой Мировой его семья переехала в г. Купино в Новосибирской области. При большевиках он получил семь классов образования и работал счетоводом. Прабабка была на пять лет его младше. В 1929, когда ей было 16-ть, она родила первого сына Васю. Затем, в 1931, появилась на свет моя бабка – Лида, и в 1933 родилась еще одна девочка Женя. В 1941 прадед ушел на фронт и через четыре года праздновал 9 мая в Берлине. Впоследствии его сын, Вася, уехал учиться в Москву и стал авиаконструктором. Женя тоже решила учиться в Москве, вышла там замуж, родила сына и благополучно состарилась. Лида, моя бабка, поступила в институт в Томске, там же познакомилась с моим дедом Юрой, они в один год закончили учебу, поженились и уехали работать в Воркуту. В 1955 у них родилась первая дочь Валера; спустя три года – моя мать – Люда. Из Воркуты в конце 50-х они переехали в Свердловск. Через несколько лет у моей бабки закрутился роман на стороне, который в 1968 году привел к разводу. Ее любовник обещал бросить свою жену и уехать с моей бабкой на «край света». У него получалось писать неплохие стишки:

«Лидочка!

В сердце моем зажгла ты свет,

Яркий, как вспышка ракеты,

Краше тебя – и любимее нет

Больше нигде на свете!

Ты богиня, а я, допустим, бог.

Унесемся на трассу с тобой,

Где никто нас догнать бы не мог!

Я молился тебе бы одной…»

Однако в решающий момент, когда моя бабка была уже беременна и они выбрали Калугу, чтобы «унестись» туда и свить там новое семейное гнездышко, он поддался на уговоры своей жены, угрожавшей наложить на себя руки, и дал задний ход. В итоге, в 1970, моя бабка уехала в Калугу с двумя дочерями и новорожденным младенцем, тогда как ее любовник со своей женой поселился в Туле. Какое-то время они продолжали общаться, но затем Лида встретила другого мужчину и вышла за него замуж. Тем не менее и этот брак был недолгим: новый муж скончался через пять лет. Вскоре после этого у нее стали появляться внуки, и она вполне сносно играла роль бабушки вплоть до своей смерти в 2011 году. В детстве я довольно тесно с ней общался: регулярно ездил с ней на дачу, ходил к ней ужинать, смотреть тв и играть в шахматы. Ее симпатии были на стороне коммунистов; в середине 90-х она всерьез верила, что Зюганов представляет оппозицию власти, и была расстроена, когда он проиграл на выборах Ельцину. Впрочем, ее интерес политикой ограничивался просмотром новостей и чтением газет, не выходя за рамки общеобывательского уровня.

Дед, после развода, уехал в Чебоксары, второй раз женился и воспитал сына и дочку. Сын впоследствии обосновался в Москве; дочка – вышла замуж за англичанина и переехала в Лондон. В начале 90-х, когда стремительно рушился мой детский мирок и я добровольно, вприпрыжку, шел в рабство к никотиновой, игровой и прочим зависимостям, в то время как мой язык деградировал до уровня базарного диалекта, мне довелось неделю погостить у деда в Чебоксарах. Помню он все хотел «сделать из меня человека» и даже предлагал мне остаться у него для перевоспитания. Несмотря на его статный вид, огромной рост и аристократические манеры, какого-либо серьезно влияния на меня он за эту неделю не оказал. Позднее, в начале 2000-х, он пару раз приезжал в Калугу. Мы играли в шахматы и бильярд, разговаривая преимущественно на поверхностные темы. Смерть настигла его в 2008. По плану я должен был объединить истории четырех поколений, создав яркие персонажи на основе жизненного опыта Кондрата, Петра (дед по отцовской линии), Юры, Лиды и т.д., связав их своей личной историей и показав, как эта история перекликается с их убеждениями, надеждами, стремлениями, достижениями, ошибками, разочарованиями, страхами, предрассудками… В моем распоряжении были сотни писем; многие из прототипов предполагаемых персонажей были живы и потенциально могли бы снабдить меня массой необходимых сведений. Мне не нужно было ничего выдумывать – лишь грамотно организовать материал, применяя свои навыки художественного описания. В качестве завязки я решил использовать вымышленную ситуацию, в которой предполагаемый автор случайно находит один из моих дневников, оставленный на скамейке в парке, и, в процессе чтения, оказывается втянут в историю, приводящую его впоследствии в дурдом.

Я был довольно близок к тому, чтобы выйти из своего аскетизма. Планируя ездить из города в город, собирая нужные сведения и общаясь с людьми, знания о которых ограничивались у меня рассказами из детства, я настолько проникся масштабом всего этого предприятия, что фантазия чуть было не превратилась в реальность. В сущности, все, что мне нужно было сделать, сводилось к тому, чтобы заменить ежедневную работу по написанию дневника работой по написанию книги, а вместо чтения всех этих добролюбовых и герценых, шопенгауэров и ницшей – начать общаться с живыми людьми. Вначале все пошло хорошо: я перепечатал на комп выбранные места из своих дневников, проработал несколько сюжетных линий на материале писем, выяснил у матери подробности жизни в Свердловске, переезда в Калугу и того, что происходило далее, вплоть до моего рождения. Чем больше я работал, тем сильнее меня это увлекало. Мой уровень общительности повысился до того, что я начал болтать чуть-ли ни со всеми подряд (особенно в бане), выясняя какой была Калуга в 70-х и 80-х.

Продлилось все это чуть больше недели, после чего последовал очередной бунт страстей, на подавление которого ушло почти четыре месяца.

33. Понятий сверкавший салют

С сентября 2015 по январь 2016 я дважды пытался возобновить дневник и вернуть себе хотя бы то, что было до помешательства на идее написания «великого художественного произведения»: адекватный баланс между волей к знанию и волей к силе, поддерживаемый ежедневным описанием происходящего. Обе попытки не вышли за рамки десяти дней, однако весь этот период был отмечен мощнейшим всплеском творческой активности. Прежде всего эта активность выразилась в стихах сатирического толка, где я высмеивал всех подряд без разбора. Больше всего досталось моим прежним идолам:

Эх, Гегель! Георг!

Разумная действительность привела тебя в морг,

А также излишняя мнительность…

Ты думал, достиг вершин духа?

И покорил абсолют?

Была то иллюзия брюха,

Понятий сверкавший салют,

Простое расстройство желудка,

Страдания толстой кишки,

А вовсе не чудо рассудка

Твоей заурядной башки.

34. Сказки

Помимо стихов я открыл для себя новый жанр, который можно было бы назвать «метафорической интерпретацией повседневных событий», где я превращал банальные эпизоды из своей жизни в короткие сказочные истории, полные пафоса, абсурда, сарказма, иронии, философского юмора. Для примера приведу одну из таких историй, характеризующую мое знакомство с Кантом, Гегелем, Шопенгауэром и Ницше:

Турнир

Волибор Заставкин сидел на зрительской трибуне и наблюдал как стадион постепенно заполняется участниками турнира. Площадь стадиона была бесконечна, а количество зрительских мест неограниченно.

Поистине это был самый захватывающий турнир во всей человеческой истории, но посмотреть его, кроме Волибора, явились разве что пара случайных зевак; все остальные заперлись в кирпичных коробках и смотрели на черный ящик, который показывал comedy club.

Волибор Заставкин и сам был бы не прочь посмотреть comedy club, но с тех пор как в крышу его дома врезалось несколько метафизических астероидов и сбило все антенны – черный ящик в его кирпичной коробке разучился принимать какие-либо внешние сигналы.

Итак, первым въехал на стадион кенигсбергский затворник; он прискакал на кобыле, зовущейся Критика, которая была уникальна в своем роде и имела три хвоста.

Кенигсбергский затворник держал в правой руке длинное тупое копье, а щит его был похож на звездное небо, в центре которого золотыми буквами было выгравировано: «Der Kategorische Imperativ».

Следом за ним явился берлинский профессор, а коня его звали Абсолютный дух; вместо копья у него была длинная веревка, и называлась она «диалектика». Берлинский профессор был мастером набрасывать ее на шеи своих противников и резким движением сдергивать их со своих коней. Щит у берлинского профессора был темного цвета и на нем девизом сверкала надпись: «Was vernunftig ist, das ist wirklich».

Почти одновременно с ним на стадион прискакал франкфуртский злоязычник на жеребце по кличке Платон. У этого всадника было чересчур острое копье, но очень уныло разукрашенный щит с девизом: «tat tvam asi».

Наконец, одним из последних, прибыл какой-то взрослый ребенок. Лошадью ему служил лев, а боевое снаряжение было навьючено на верблюде, шедшем сзади; на плече у ребенка сидел орел, вокруг шеи которого обвилась змея. Поистине этот загадочный боец приволок на стадион целый зоопарк.

Рыцари бросили жребий и выпало: bellum omnium contra omnes.

То, что стало происходить дальше, невозможно не только описать, но и даже представить. Волибор Заставкин вылупил глаза, и несколько лет для него пролетели как пара минут.

Поистине это было не рыцарское сражение, а какой-то метафизический футбол, только вместо ball здесь поочередно пинали головы всех семидесяти семи мудрецов.

В конце концов Волибор Заставкин не удержался и сам выбежал на поле и довольно долго носился от ворот до ворот, но никто не хотел давать ему пас.

Тогда Волибор пнул несколько раз по собственной голове, с грустью посмотрел на пустые трибуны, бросил усталый взгляд на увлеченных рыцарей, махнул на все рукой и провалился сквозь землю.

35. Союз с сомнительными побуждениями

Такие сказочки я выдумывал без особого труда на основе всего, что попадалось мне под руку.

Я принялся активно использовать социальные сети, наполняя свою страницу в vk размышлениями, сказками и стихами. Заметно усилилась «потребность в любви», внося заметный вклад в направление моих мыслей. С одной стороны, я читал серьезную философскую литературу, разбавляя ее классическими, художественными произведениями и их критикой; с другой – искал в интернете образованных девиц, способных по достоинству оценить мой литературный талант. Мне хотелось полностью посвятить себя литературе, вкладывая все свое время в письмо, чтение и развитие физической силы; и в то же время – существовала известная потребность, которой я шел на уступки, допуская возможность поиска ни к чему не обязывающих отношений на основе обоюдного увлечения все той же литературой, наукой, психологией, философией, и т.д.

Пока я каждый день вел дневник и отдавал себе отчет во всех своих действиях, меня постоянно наполняло чувство неуклонного прогресса, сопровождаемого отличным настроением. Периоды, когда по тем или иным причинам я вынужден был прекращать дневник, отмечались хаосом и дезинтеграцией. Десять тысяч желаний получали свободу, создавая всевозможные блоки в борьбе за контроль над вниманием. При этом ни один из этих блоков не был достаточно силен, чтобы удержаться у власти на какое-либо продолжительное время, убедив все прочие блоки в своем превосходстве и необходимости занять по отношению к себе подчиненную позицию. Лишь воле к знанию удавались такие подвиги, но и она периодически дискредитировала себя, выдвигая какую-нибудь сверхчеловеческую задачу или вступая в союз с сомнительными побуждениями.

36. Погоня за призраками

Мои исследования в области физики, биологии и нейрофизиологии, не говоря уже о философии и психологии, за несколько лет превратили меня в убежденного детерминиста. Прочитав в 2012 году «О свободе воли» Шопенгауэра, я тщетно искал в современной научной и философской литературе внятных, хорошо аргументированных попыток опровержения детерминизма. Шум, поднятый популяризаторами науки вокруг корпускулярно-волнового дуализма и многомировой интерпретации квантовой теории, несмотря на его оглушительный эффект, выводящий из строя критическое мышление толпы, при тщательном анализе оказывался надменным, проплаченным пустозвонством.

Идея о том, что существует множество вариантов развития событий, зависящих от неизвестно кем делаемого выбора на основании возникающих в определенных условиях квантовых скачков, построена на логике, в соответствии с которой нет оснований сомневаться в способности Мюнхгаузена вытащить себя за волосы из болота. То, что называется свободой воли, должно позволить нам выбирать что-то, что мы хотим, из предполагаемого множества возможностей. В таком случае это либо определено тем, что мы хотим, следовательно – не свободно и зависит как от самого хотения, так и от множества других факторов; либо – случайно и поэтому не имеет отношения к воле.

«Я», «воля» и «необходимость» слились в моем сознании в одно неотделимое от этого сознания целое.

Убежденность в детерминизме прекрасно соотносилась с буддийскими взглядами на представление о «я». Все, что происходило, происходит и будет происходить, обусловлено взаимодействием, сотрудничеством и борьбой нужд, желаний, убеждений, принципов, суеверий, фантазий и прочих движущих факторов, сражающихся и вступающих в альянсы как в сознании отдельного человека, так и в мире природы. Можно, конечно, высосать из пальца какое-нибудь понятие вроде «трансцендентального единства апперцепции», прировнять его к «я» и посредством натянутых умозаключений доказать, что то, что скрывается за этим понятием, всегда неизменно и равно самому себе, однако такая психополитика есть не что иное как погоня за призраками.

37. Курс на познание

Незадолго до того, как я словил очередной когнитивный передоз в результате империалистических амбиций идеи написания «великого художественного произведения», мне довелось посмотреть фильм «Memento». Мужик, который каждые пять минут записывает все, что с ним происходит, и вынужден вновь и вновь восстанавливать общий смысл всей своей деятельности по многочисленным запискам самому себе, оставленным также в качестве татуировок на своем собственном теле, – служит прекрасной аналогий для понимания ситуации человека в этом мире. Едва разобравшись в самих себе и выяснив общий курс истории последних лет, мы делаем поверхностные заключения о смысле жизни, цепляемся за какую-нибудь современную идею, пишем о том, что нужно сделать в будущем и, не успев толком ничего выполнить, отправляемся на тот свет. С точки зрения вечности, пять минут или сто лет – кажутся одинаково ничтожными. Я родился, поиграл в кубики, поиграл в школу, поиграл в семью, поиграл в работу, поиграл в философию, поиграл в политику, познакомился с текстами таких же «я», которых история выделила из массы в качестве примеров для подражания и порицания, написал отчет о своей собственной игре и досвидос. А потом опять все сначала. Какова вероятность того, что в следующий раз я восстановлю схожую с нынешний картину мира, заведу дневник и за несколько тысяч дней разберусь в каком направлении следует двигаться, взяв курс на познание? Впрочем, все это не имеет значения, поскольку никакого «я» тут нет, а есть лишь бесконечно меняющаяся конфигурация проживаемого опыта, где самое худшее состояние является одновременно и самым лучшим, так как предполагает неизбежность дальнейшего улучшения, тогда как самое лучшее – является в то же время самым худшим, поскольку вслед за ним возможно только ухудшение.