«Вдова»: Архив царского профессора

Глава 5
Барон фон Рунсдорф из Аненербе.

Харьков.

Улица Сумская.

Федьдкомендатура.

Апрель, 1942 год.

Резиденция военного коменданта полковника Лайденбаха.

Военный комендант полковник Лайденбах не понимал смысла пребывания в городе барона фон Рунсдорфа. Его предшественник полковник Вагнер предупредил Лайденбаха, что этот человек прибыл с предписанием от самого рейхсфюрера.

– Но какова цель его пребывания в городе? – спросил Лайденбах.

– Архив одного профессора, – ответил Вагнер. – Впрочем, в подробности меня никто не посвящал.

– Какого профессора?

– Я же сказал, что не вдавался в подробности, герр полковник. У меня своих дел было так много, что не знал с кем разделить эту ответственность. Но к счастью я сдаю дела вам. И теперь это ваша ноша.

– Все так плохо?

– В вашем непосредственном подчинении будут десять отделов, герр полковник. А порядка нет совсем. Я за свои два месяца так ни в чем толком и не разобрался. Желаю вам достичь на этом поприще успехов. А меня увольте. Уже завтра я убываю в Берлин!

– Но вы так и не сказали о миссии барона Рунсдорфа. Он важная персона?

– О драгоценном здоровье фон Рунсдорфа печется сам рейхсфюрер! А русские партизаны попытались замахнуться на это самое здоровье. И мне сразу звонок из Берлина!

– Вам?

– Я отвечал за город. Армейское командование не слишком желает лезть в это дерьмо. Они занимаются только проблемами войск. А город на мне.

– А начальник гестапо?

– Он, как и другие, не желает делить со мной ответственность. Но с завтрашнего дня с вами, полковник. Меня не посвятили ни во что! Просто пришел приказ помогать полковнику фон Рунсдорфу и обеспечить его безопасность.

– Рунсдорф давно в городе?

– Прибыл в город в январе 1942 года. Не стоит забывать, что он один из адъютантов рейхсфюрера. Ныне возглавляет отдел Аненербе. Хоть убейте, не могу вспомнить какой.

– И у вас были с ним проблемы?

– Еще какие, герр полковник. Это не просто проблемы. Все как посходили с ума из-за этого барона. Его уже дважды пытались похитить.

– Кто?

– Местные партизаны. Начальник гестапо перетряс полгорода! Ему позвонили из Берлина из канцелярии рейхсфюрера! Досталось тогда и мне.

– Вам?

– Начальник тылового обеспечения генерал Достлер лично звонил мне и грозил всеми карами, если хоть волос упадет с головы барона! Кричал, что я ни на что не годен, если не могу обеспечить простую охрану!

***

Лайденбах уже неделю как был в должности и позвонил на квартиру Рунсдорфа. Нужно было налаживать с ним контакты. Ибо зависело от этого барона многое.

– Господин барон? Это полковник Лайденбах!

– Вы новый военный комендант?

– Военный комендант Харькова.

– Чем обязан, герр полковник? – довольно грубо спросил голос из трубки.

– Я хотел выяснить все ли у вас в порядке?

– Моя работа, порученная мне рейхсфюрером, почти не движется. По-вашему это все в порядке?

– Простите меня, барон. Но я совершенно не знаю направления вашей работы.

Барон словно не слышал его:

–В этом городе нет никакого порядка, полковник. Даже простые вещи сделать крайне сложно.

–Я только недавно вступил в должность и всего не знаю. Потому и позвонил вам. Дабы оказать содействие в вашей миссии.

– Ваш предшественник этого не сделал.

– Но я хочу сделать, господин барон. Не удостоите ли вы меня чести посетить задние фельдкомендатуры?

– Охотно, господин полковник…

***

Харьков.

Улица Сумская.

Апрель, 1942 год.

Квартира барона Рунсдорфа.

Барон Фридрих фон Рунсдорф посмотрел на своего адъютанта молодого лейтенанта Ганса Рикслера. Рикслер совсем не был похож на солдата. Да им и не являлся. Из военного на нём был только нескладно мешковато сидящий мундир вермахта.

Барон спас молодого Рикслера от Восточного фронта, куда не завершившего курс историка должны были отправить в декабре 1941 года. Конечно, этого тщедушного и худого студента никто не призвал бы в пехоту, если бы не случай.

Рикслер был противником нацизма и даже состоял среди сочувствующих социал-демократической партии. И дома у него была запрещенная ныне в Германии литература. На Рикслера донесли, и его путь лежал прямо в концентрационный лагерь для перевоспитания. Но бургомистром его родного городка оказался друг отца Рикслера-страшего, который также был ранее социал-демократом. Бургомистр вовремя уловил «куда дует ветер» и объявил свое социал-демократическое прошлое заблуждениями молодости. Хотя на момент его вступления в партию ему было 39 лет. Возраст совсем не юношеский.

И бургомистр вместо лагеря отправил молодого Рикслера в пехотное офицерское училище для подготовки офицеров тыла. Молодой человек, учитывая его почти университетское образование закончил его с отличием, но назначения в тыловую комендатуру не получил. Его сочли недостаточно благонадежным. «Пусть на фронте проветрится и наберется настоящего немецкого духа», так сказал про Рикслера один полковник вермахта. И молодой лейтенант получил назначение в маршевую роту на передовую.

– Тебе повезло, парень, – сказали ему. – Скоро будешь среди тех, кто войдет в Москву!

Но молодой человек совсем не рвался совершать подвиги во имя Адольфа Гитлера. И судьба свела его с бароном Рунсдорфом.

– Вы будущий историк, Ганс?

– Был им, герр полковник!

– Вы учились в Гейдельберге?

– Так точно, герр полковник! Но курса не завершил и степени не защитил!

– Какие ваши годы, Ганс. Вы готовитесь к отправке на фронт?

– Так точно, герр полковник.

– И я не смогу убедить вас остаться? Вы, как и другие молодые, люди хотите стать героем?

– Никак нет, герр полковник, – откровенно ответил Ганс.

– Но на вас мундир офицера. Зачем же вы тогда ушли из университета?

– Меня вынудили это сделать.

– И каким образом?

– Я был арестован, – признался лейтенант.

– За что?

– Пропаганда, герр полковник. Но я ничего такого не делал. Просто читал книги.

– Запрещенные книги? И что у вас нашли?

– Книгу Франца Оппенгеймера «Государство: переосмысление». А эта книга входит в список запрещенной литературы.

– И это весь ваш грех?

– Ещё разговоры, герр полковник, – Ганс покраснел. – Я вел неосторожные разговоры. Хвалил Веймарскую республику и сказал что время когда действовала Веймарская конституция – лучшее время в истории Германии.

– Понятно, ведь фюрер спас нас от этой конституции. За подобное могли в лагерь отправить.

– Хотели, герр полковник. Но вместо лагеря я оказался в военном училище.

– Понятно, лейтенант. Хотите стать мои личным секретарем? Другими словами моим адъютантом.

– Вы не шутите, герр полковник?

– Вы готовы принять мое предложение?

– Так точно, герр полковник. Но меня могут не отпустить к вам.

– Если я попрошу, то мою просьбу ваше начальство удовлетворит. До недавнего времени я состоял адъютантом рейхсфюрера СС.

***

И вот молодой Рикслер сидит рядом с ним в Харькове.

– Вы выполнили мой приказ, Ганс?

– Так точно, господин барон. Но в указанном вами месте интересующих вас бумаг нет.

– Вы ничего не пропустили?

– Как можно, господин барон.

– И там ничего нет относительно профессора Пильчикова? Но меня убеждали в обратном.

– Господин барон, это часть архива охранного отделения, которое работало в России еще при царе. Там есть документы по Харьковскому университету.

– Охранное отделение? Тайная полиция?

– Именно так, господин барон. И харьковскому университету эта тайная полиция уделяла много внимания. Дело в том, что там было весьма много неблагонадежных среди студентов и преподавателей.

– А профессор Пильчиков?

– О нем есть только донесение от 13 марта 1908 года. Составлено донесение на имя начальника харьковского охранного отделения. Также имеется копия этого документа на имя начальника департамента полиции города Харьков. Но эти донесения касаются только смерти профессора Пильчикова. В графе «Причина смерти» написано: «Самоубийство».

– Это все?

– Большего в указанном вами архиве нет, господин барон. Там не указано даже место жительства профессора в Харькове.

– Его адрес мне известен, но там больше 20 лет располагалась какая-то советская организация. Для меня отыскали бывшего счетовода этой конторы. Но он ничего про профессора Пильчикова даже не слышал. Все что мы с вами узнали, Ганс это пустышка! Два месяца работы и ничего!

– Но многие документы были вывезены русским. Возможно, что и бумаги Пильчикова были среди них.

– Не думаю, что это так, Ганс. Бумагами Пильчикова никто не интересовался. Ни один опрошенный нами сотрудник университета даже не слышал про архив профессора.

– Многие не слышали и про самого профессора, господин барон.

– Ученик профессора инженер Бекаури был в Харькове в 1920 году. Это ведь вы нашли эту запись, Ганс.

– Да. И меня привлек факт, что Бекаури был учеником Пильчикова. Но что это нам дает? Бекаури давно умер.

– Мне прислали из Берлина интересную папку, Ганс.

– Это та самая, что была доставлена в пакете специальным курьером?

– Да.

– Но на ней гриф «Секретно».

– Это совсем старые секреты, Ганс. Я могу открыть их вам. Инженер Бекаури возглавлял Особое техническое бюро, которое занималась разработкой военной техники для Красной Армии. В 1925 году агент донес, что русские провели испытание прибора под названием «Беми» в Балтийском море. И на испытаниях был их тогдашний военный и морской министр²⁶ Фрунзе²⁷! Пять фугасов уложили в отдаленном уголке Ленинградского порта. Там же зарыли в землю приемное устройство для подрыва фугасов. В море на расстоянии 40 км от места положения фугасов с радиостанции тральщика был передан сигнал для взрыва. И эти испытания прошли успешно.

– Вы хотите сказать, что Бекаури использовал разработки профессора Пильчикова?

– Думаю, что это так. Мы выяснили, что Бекаури приезжал в Харьков в 1920 году! И сюда он приезжал за разработками профессора.

– Забрал архив?

– Не думаю, что ему отдали архив, но покопаться в нем он смог. И доказательством служит еще один документ, присланный мне в той самой секретной папке.

– И что это за документ? Донесение агента?

– На этот раз нет. Это выписка из отчета Комитета по делам изобретений за год 1920-й. И пункт 40 отчета говорит нам: «Бекаури. Мина заграждения. За отчуждение в собственность республики – 10 миллионов рублей. За полное отчуждение изобретения в собственность РСФСР с обязательством изготовления образца в 6-месячный срок со дня выдачи этой суммы – 5 миллионов рублей дополнительно за испытание образца».

–Значит, этот самый Бекаури продал разработку своего профессора?

– Но сам Пильчиков был к тому времени уже мертв. Бекаури присвоил себе его разработку. А что это нам говорит?

Лейтенант пожал плечами.

– Это говорит о том, что архив профессора все еще здесь! Бекаури не стал обнародовать документы, которые взял с 1920 году. Он выдал все это за свою собственную разработку. А Бекаури был у красных важной фигурой. С 1921 года он возглавил Особое техническое бюро! И в 1925 году они испытали беспроводную мину.

– Вы правы, господин барон. Но что нам делать дальше?

– Искать! Мой отец не зря обратил в своих записях внимание на этот Архив. Его никто не пожелал слушать. Но архив Пильчикова в Харькове!

– Что вы прикажете мне, господин барон?

– Отдыхай, Ганс. Ты слишком много работал в последние шесть дней. А я должен навестить этого надутого индюка полковника Лайденбаха.

– Нового коменданта? Думаете, он будет лучше полковника Вагнера?

– Не думаю, но визит ему нанести стоит…

***

Харьков.

Улица Сумская.

Федьдкомендатура.

Апрель, 1942 год.

Резиденция военного коменданта полковника Лайденбаха.

И вот полковник барон Фридрих фон Рунсдорф удостоил Лайденбаха своим посещением.

– Господин барон фон Рунсдорф, рад знакомству.

– И я рад, полковник Лайденбах.

– Надеюсь, ваше пребывание в городе ничем не омрачено?

– Какое там, полковник. Я уже два месяца в Харькове и не нашёл то, что найти должен. Что мне докладывать в Берлин? Местная полиция мне совершенно не помогает! Местное гестапо занимается своими делами и не может выделить мне толковых помощников. У меня хороший адъютант, но что он может один? Он потратил на уцелевший архив охранного отделения почти неделю. Я топчусь на месте. Ваш предшественник ссылался на то, что работа тыловых служб еще не налажена. Но сколько мне ждать?

– Я охотно помог бы вам, барон, если бы знал, что вы ищете в Харькове?

– Архив одного местного профессора.

– С этим проблем быть не должно, – удивился Лайденбах. – У меня имеется список профессуры города Харькова. И тех, кто уехал с большевиками, и тех, кто остался.

– Но меня не интересует список советской профессуры, герр полковник. Профессор Пильчиков был ученым еще в царской России.

– Это до большевиков? О! Тогда сведений у меня в настоящее время нет. С этим будет сложнее. Но можно привлечь гестапо. У них есть специальная картотека.

– Я уже пробовал идти этим путем. Ничего. Да и что им мои поиски? Разве они способны понять? Но я узнал что вы, герр полковник, человек весьма образованный.

Барон польстил самолюбию Лайденбаха.

– Это так, но я совсем недавно в своей должности. Хотя я думаю, что смогу вам помочь.

– Вот как? – барон оживился. – Был бы вам весьма благодарен.

– В нашем распоряжении есть областной архив.

Барон махнул рукой:

– Я половину своей жизни провел в архивах, герр полковник. Но в здешнем архиве после большевистской эвакуации ничего найти нельзя. Я пробовал. Варварское отношение к историческому прошлому.

– Вы возможно ничего и не нашли, барон. Но в комендатуре есть один сотрудник по фамилии Лимоненко. Работает письмоводителем. Отлично печатает на машинке.

– И чем он сможет мне помочь?

– Он был архивариусом.

– В здешнем архиве?

– А вот этого я не помню, герр полковник. Я только знаю что он архивариус.

–А вам был нужен архивариус?

– Нет. Мне нужен человек, который грамотно печатает на машинке. Вы не поверите. Но такого найти оказалось сложно.

– Где он сейчас? – спросил барон.

– Архивариус? На работе. На своем месте.

– Здесь?

– Именно так в этом здании. Вы даже можете слышать, как стучит его пишущая машинка.

– Я хочу говорить с ним немедленно! Вы позволите, герр Лайденбах?

– Он в вашем распоряжении, господин барон. Я пришлю господина Лимоненко сюда. Но вам придется немного подождать, барон. И ещё одно – Лимоненко весьма плохо говорит по-немецки.

– С этим нет проблем. Я говорю на шести языках, герр Лайденбах. А мой отец говорил на восьми…

***

Лимоненко мужчина лет пятидесяти-пяти, худощавый с землистого цвета лицом и круглыми очками на носу, сразу барону понравился. Это настоящий архивариус. Он вы глядел так, словно всю жизнь провел в пыли старых документов.

– Здравствуйте, герр Лимоненко. Моё имя барон фон Рунсдорф.

– Рад познакомиться, герр барон!

– О, прошу вас не утруждаться, – Рунсдорф перешел на русский.

– Вы словно родились в России, герр барон. У вас такой выговор словно, вы учились русскому языку в петербургском университете.

– А вы сами, господин Лимоненко?

– Я выпускник харьковского императорского университета. Но это было давно. Еще в той жизни.

– И вы работали в архиве?

– И в городском архиве также, герр барон. Но по большей части я занимал должность счетовода. Это оказалось важнее архивной работы при Советской власти.

– А сейчас вы сотрудник городской управы?

– Именно так, герр барон. Имею паек и тем содержу хворую жену и двух внучек. Они остались сиротами после смерти своих отца и матери.

– Сочувствую вам, герр Лимоненко. И готов обещать вам деньги и продукты, если вы сможете мне помочь.

– В чем?

– Мне нужен один человек. Вернее, если правильно сказать по-русски, мне нужны сведения про одного человека. Ныне покойного.

– Кто вам нужен? Если это человек известный, то…

– Профессор Пильчиков.

– Николай Дмитриевич Пильчиков? Приват-доцент Харьковского университета?

Рунсдорф даже не поверил сначала своему счастью. Неужели его мытарства в Харькове завершились?

– Вы знали профессора Пильчикова?

– Нет, герр барон. Самого Пильчикова я не знал. В харьковском университете он преподавал до 1894 или 1898 года. В начале века, в 1902-1908 годах, он работал в харьковском технологическом институте. Хороший ученый! Блестящий! Был удостоен золотой медали русского географического общества. Ведь его даже приглашали во Францию, и он был избран почетным членом Тулузской академии, если память мне не изменяет.

– Как мне повезло, что вы это знаете!

– Как можно этого не знать, барон. Это один из самых известных ученых в России прошлого века.

– Но ваши коллеги, с которыми я говорил до сих пор, его не знают.

– Это так, господин барон. Но я не стал бы винить их в этом. Старые царские архивы в университетах при Советах хранились плохо. Но в городском архиве сведения быть должны. Пильчиков опубликовал больше 100 научных работ.

– А вы не помните основные направления в которых работал Пильчиков?

– Я знаю, что профессор Пильчиков предложил российскому военному министерству разработанный им прибор, который позволял взрывать заложенные мины на значительном расстоянии, не имея с ними никакого сообщения кабелем или проволокою. Также Пильчиков предлагал модель минной подлодки, которая без экипажа могла подрывать вражеские корабли большого класса, – сказал архивариус. – У Пильчикова были работы по оптике, электротехнике, радиотехнике. Да и много еще чего. Как я уже сказал, талантливый был человек. Но его работами давно никто не интересовался. Разве один из его студентов по фамилии Бекаури. Но это было давно. Году этак в 1920 или 21-ом.

– Бекаури?

– Да. Я даже знавал его в прошлые годы. Но ныне он умер. Еще до войны.

– Я хочу передоложить вам работу, герр Лимоненко. Я стану вам хорошо платить.

– Кто же откажется в такое тяжелое время от работы, господин барон. Я уже не так молод и обременен семьей. А детей нужно кормить.

– И кормить хорошо, герр Лимоненко. Я вас понимаю. Уже сегодня к вам домой доставят продукты питания по моему приказу. Голодать вы не будете.

– Сердечная благодарность, господин барон…

Глава 6
Разведшкола Абвера Брайтенфурт.

Разведшкола Абвера Брайтенфурт.

Апрель, 1942 год.

Инструктор Роман Лавров.

Инструктор Лавров внимательно изучал дела женщин из отряда радисток. Их было 20. Почти все из военнопленных военнослужащих Красной Армии. Все они имели отношение к радиоделу. Большая их часть прошла школу радиолюбительства в организациях Осоавиахима.

Лавров листал дела и видел, что эти девушки пошли в армию добровольцами. Некоторых приняли не сразу. И им пришлось проявить настойчивость для того чтобы надеть военную форму. Затем последовал плен и уже немецкая радиошкола.

На кого из них он сможет сделать ставку? Ведь в немецкую школу они также пришли добровольно. Сами изъявили согласие воевать на стороне Германии. Хотя разве у них был выбор? Говорят, что он всегда есть. Но так ли это? Сам Лавров часто задавал себе самому этот вопрос.

Он вспомнил, как попал к немцам. В Харькове его, лейтенанта НКГБ, присоединили к группе старшего майора Нольмана из Москвы. Нольман возглавил группу по поимке немецкого агента Вдовы. Лавров сделал ошибку. Решил действовать самостоятельно и взять немецкого резидента самому, а Нольману «утереть нос». Но все пошло не так. Он провалил операцию и из-за него погорел важный агент НКГБ²⁸.

Нольман тогда предложил ему выход.

Лаврова «арестовали» и дали возможность сбежать. По плану Нольмана он должен был внедриться в Абвер. И это у него получилось. Но его перебросили в Варшаву, а затем он, вслед за Лайдеюсером, отправился в Брайтенфурт. Никакой связи со своими у него за это время не было.

Знают ли в Москве, где он? Сказал ли Нольман о его задании? Ведь кроме Нольмана про это никто не знает. А если он ничего не сказал? Тогда его товарищи уже записали его в предатели. В Москве по лини агентурной разведки могли узнать о его работе в Варшаве.

А в Брайтенфурт, в абвершколе, получается, что он работает на врага. Роман Лавров учит агентов немецкой разведки избегать ловушек советской контрразведки. Он знает многие имена и структуру Брайтейнфурт. Но что толку, если он никому не может передать эти сведения. У него появилась надежда после предложения Лайдеюсера. Его могут оправить в Харьков. А там можно нащупать контакты с советской разведкой, если постараться. Но Лайдеюсер хитрая лиса. Просто так он ничего не сделает, и ему, Лаврову, майор Абвера не верит.

***

Через два часа в комнату вошла начальник женского отделения лейтенант Ингрид Герзе.

– Вы познакомились с делами курсанток? – спросила она.

– Да, – ответил Лавров.

– Кого-то отобрали?

– Нет.

– У вас возникли сложности? Я могу помочь.

– Мне поручено отобрать агента для выполнения задания, фрау Герзе.

– Это я уже знаю, от майора Лайдеюсера. И я получила приказ помочь вам. Своих девушек я знаю лучше.

– И вы знаете о цели задания?

– Нет. Мне и не нужно знать подробностей. Только общее направление дабы отобрать агента.

– Я прочитал все дела. Но эти женщины достаточно сырой материал.

– Сырой? Свое дело они знают.

– Я сейчас не о навыках радистов.

– Но эти девушки радисты! – заявила Герзе.

– Обстоятельства их перехода на сторону Германии не позволяют надеяться, что они станут служить Германии.

– Вы хотите сказать, что мои курсантки сразу, попав на ту сторону, сдадутся красной контрразведке?

– Это возможный вариант, фрау Герзе.

– А почему вы так думаете?

– Все это просто случайные люди. Они пришли к вам в школу только потому, что хотели жить.

– И именно поэтому они и станут служить верно, господин Лавров. Потому что хотят жить. И все они, увидев немецкий город, захотят жить здесь. Но оставим философский спор на потом. Вам нужна она!

Герзе подала Лаврову одно фото.

Девушка в серой форме курсанта разведшколы. Ничего примечательного.

– Вам не понравилась?

– Что я могу сказать по фото, фрау Герзе?

– Я спросила о внешности.

– Обычная.

– А вы хотели какую? От красавицы могут быть одни неприятности, герр Лавров.

– Но некоторые задания под силу только красивой женщине.

– А с чего вы решили, что она дурнушка?

– Я этого не сказал.

– Эта девушка создана для разведки. Она одна из первых в своей группе по радиоделу. Но даже не это главное, господин Лавров.

– А что главное, по-вашему?

– Вы сотрудник красной разведки, как я знаю.

– Бывший сотрудник, фрау Герзе. Бывший. Теперь я служу инструктором в Абвере.

–Но вы знаете методы советской разведки, господин Лавров. Цель в вашем ведомстве, как и у нас всегда оправдывает средства. Так вот, эта девушка не остановится ни перед чем.

– Для такого утверждения нужны веские доводы, фрау Герзе.

– Они есть.

Лавров еще раз посмотрел на фото. Ничего в этой девице нет. Хотя если поговорить с ней лично, может быть, его мнение изменится.

Впоследствии Лавров вспомнил этот разговор и пожалел, что не придал словам Ингрид Герзе большого значения…

***

Лавров прочитал дело курсантки еще раз. Ольга Дроздова. 22 года. Родилась в Воронеже. С первых дней войны сама записалась на курсы радисток. Окончила курсы с отличием и отправилась на фронт. Взята в плен в сентябре 1941 года. Месяц содержалась в лагере для военнопленных, а затем попала в офицерский бордель в Варшаве. Там пробыла до января 1941 года. И вот она здесь в Абвершколе.

Лавров добился личной встречи с Дроздовой. Ингрид Герзе спросила его:

– В какой обстановке вы желаете говорить с курсанткой?

– Что значит, в какой обстановке? В кабинете.

– Значит, вам нужен только разговор?

– Но я выбираю агента, а не проститутку.

Герзе усмехнулась и больше ничего не сказала Лаврову. Пусть этот русский делает что пожелает, раз сам Лайдеюсер дал ему такое право.

Курсантка Дроздова прибыла к нему.

– Садитесь, – после приветствия Лавров указал на стул.

– Вы русский? – спросила она.

– Моя фамилия Лавров. Имя Роман Романович. Можете обращаться по имени отчеству.

– Вы эмигрант? – снова задала вопрос Дроздова.

– Ольга, вопросы здесь должен задавать я. Но на этот раз я отвечу. Я не эмигрант.

– Значит, вы были гражданином СССР?

– Именно так. Как и вы. И меня, как и вас, судьба привела сюда. Теперь мы с вами служим делу Великой Германии. И вы, Ольга, избрали этот путь добровольно.

– Добровольно?

– Но вы сами выразили желание поступить в абвершколу.

– Но вы читали, откуда я попала в абвершколу, Роман Романович?

– Читал ваше дело, Ольга.

– Меня за молодость и внешний вид определи в офицерский бордель в Варшаве. И у меня был выбор там остаться. Или пойти в абвершколу.

– Но ведь был еще один путь, не так ли?

– Это какой же? – спросила она.

– Смерть.

– А вы сами почему не выбрали смерть, Роман Романович?

– По весьма простой причине. Если бы я умер, а не перешел к немцам, то меня все равно объявили бы предателем. Они с той стороны сделали все возможное, чтобы я стал сотрудничать с Абвером.

– Со мной случилась похожая история. Вы же знаете, что советский солдат в плен не сдается. Для них я умерла!

– И вы пошли в бордель?

– Меня никто не спрашивал, но скажу вам правду, там многому могут научить.

– В борделе?

– Да. И меня, несмотря на мою просьбу и желание поступить в абвершколу, пожалуй, оставили бы в борделе, но немцам нужны специалисты по радиоделу.

– Ольга, я не могу вас понять. Что вы желаете мне сообщить? Вы жалеете о принятом решении?

– Нет. Я хотела лучше узнать вас, Роман Романович.

– Зачем?

– Но я ведь стану работать под вашим началом.

– Пока я лишь отбираю группу, Ольга. Возможно, мне не доверят её возглавить.

– Почему же?

– Так сложились внешние обстоятельства, Ольга. Да и по вам еще решение не принято.

– Для этого вы и пригласили меня?

– Да. Я должен знать, чего ждать от агента. И потому я хочу задать вам ряд вопросов, Ольга.

– Готова отвечать.

– Вы из Воронежа?

– Да. Я родилась в Воронеже. Но перед вами папка с моим делом и там все написано. Большего я не скажу. Дала о себе исчерпывающую информацию.

– И ваш отец учитель? – Лавров оставил без внимания её последнее замечание.

– И отец и мать работали в школе.

– Ваш отец преподавал историю, а мать русский язык и литературу? Так?

– Там все написано.

Лавров снова не обратил внимания на замечание и продолжил:

– В вашем доме были книги?

– Естественно.

– Какие?

– Это имеет отношение к делу?

– Какие книги были в вашем доме? – настаивал Лавров.

– Русская классика, подборки приключений, которые издавались издательством Сойкина еще до революции. Что вас интересует конкретно?

– Что вы читали в детстве?

– Я? Толстого, Пушкина, Майн Рида, Фенимора Купера. Да много кого.

Лавров что-то написал на листке и сложил его. Затем задал вопрос:

– Любимая книга из Майн Рида?

– «Всадник без головы».

– Купера?

– «Зверобой».

– Толстого?

– «Война и мир».

– Пушкина?

– «Капитанская дочка».

Лавров развернул лист и показал ей. Там были записаны названные ей книги.

– И что это значит? – спросила Дроздова.

– Вы предсказуемы, Ольга. Я в последние месяцы много читаю и думаю. И если бы я занимался этим раньше, то не сидел бы сейчас здесь.

– Я всё ещё вас не понимаю.

– Ваша биография вами словно выучена наизусть. Никаких лишних воспоминаний. Я прочитал все это в вашем деле. Четкие и ясные ответы на вопросы. Вы в первый раз учитесь в разведшколе?

– Вы намекаете на то, что я соврала?

– Пересказали «легенду». Вам знакомо слово «легенда». Это личность, которую агент «надевает» на себя. Но стать другим человеком довольно трудно, Ольга. Поэтому лучше всего, если легенда будет немного походить на твою собственную жизнь. У немцев так много хорошей литературы по этому поводу.

Дроздова ничего не ответила Лаврову. Тот внимательно смотрел на её реакцию. Девушка покраснела и с трудом сдерживалась от резкой отповеди. Лавров задал новый вопрос.

– А сколько зарабатывал ваш отец, Ольга? Он был учителем в восьмилетке?

– Я не могу сказать точно. Что-то около 200 рублей. В моей семье дети не задавали такие вопросы родителям.

– Но ваши родители наверняка разговаривали при вас о средствах к жизни.

– Пусть будет 200 рублей.

– А сколько получал учитель гимназии в городе Воронеж до революции?

– Этого я не знаю. Тогда я еще не родилась.

– Но ваш отец должен был это знать, Ольга.

– Мой отец после окончания Гражданской войны закончил ИНО²⁹ как и моя мать. Так они стали учителями.

– Но ведь не мог ваш отец не сравнивать заработную плату при царе и при советской власти.

– Зачем?

– Да чтобы узнать, что изменилось в жизни после той крови, что пролилась в революцию. Учитель Ростовской гимназии в 1913 голу получал жалование в размере 85 рублей. Думаю, в Воронеже было также. Если по покупательной способности приравнять это к советским заработным платам, то получится, что жалование учителя вследствие революции снизилось почти в пять раз.

– И что?

– Заработная плата учителя в Ростове в 1936 году равнялась 165 советским рублям. Меня научили обращать внимание на мелочи. И я стал изучать эту информацию. Когда готовят «легенды» на такое внимания никто не обращает.

– Что вы хотите сказать, господин инструктор?

– Ничего. Просто веду беседу и задаю вопросы.

– И на основании ответов вы станет делать выводы?

– А зачем же я задаю вопросы, если не стану делать выводов, Ольга. Тогда наша беседа станет напрасной тратой времени. А вот времени у меня как раз мало…

***

Разведшкола Абвера Брайтенфурт.

Апрель, 1942 год.

Майор Лайдеюсер.

Лайдеюсер поднял трубку. На лини был полковник Штольце.

– Лайдеюсер у аппарата! Рад слышать вас, господин полковник.

– Как двигаются нашит дела?

– Я отобрал людей для выполнения задания.

– Вот как?

– И готов предоставить вам список!

– Кто во главе группы?

– Инструктор Лавров.

– Все-таки он? А вот у меня большие сомнения по Лаврову.

– Господин полковник, чего вы опасаетесь? Того что Лавров станет работать на другую сторону? Я не исключаю такой возможности.

– Что вы задумали, Лайдеюсер?

– Об этом я доложу вам в своем отчете, господин полковник. Но дайте мне самому принимать решения.

– Хорошо. Я жду вашего отчета!

Штольце бросил трубку.

Рядом с Лайдеюсером был полковник Аренберг, начальник абвершколы.

– Что он сказал?

– Мы сами станем принимать решения, полковник.

– Штольце не станет вмешиваться?

– Не в этот раз.

– Но Штольце не такой человек, чтобы не вмешиваться. А он на хорошем счету у адмирала.

– В этот раз, полковник, он не захочет слишком приближаться к делу. Штольце станет в первые ряды только после того, как мы успешно все завершим.

Аренберг хорошо понимал Лайдеюсера. Он сам был в таком же положении, как и его заместитель. Он подбирал только крошки со стола победителей.

– Вы думаете, что операция согласована? – спросил Аренберг.

– Я знаю Штольце давно. Он все проведет как плановую обычную заброску агентов. Разве не для этого существует наша школа? Он говорил со мной об операции по телефону. А это значит, что он не намерен ничего скрывать. Но как он говорил? Одни неопределенные намеки. Прозвучала только фамилия Лаврова. И в случае чего сам Штольце скажет, что предупреждал меня об этом человеке.