Дрозды: Белая Валькирия

– В какой? – не поняла Анна.

– А ты не знаешь?

– Не знаю чего?

– У них баронесса фон Виллов!

– В Котылызе?

– Именно.

–А что она здесь делает?

– Её захватил разъезд местного царька.

– И зачем она им? Она прапорщик, а не генерал. Она не имеет опыта войны.

– Но она баронесса. Ты не понимаешь?

– Нет. Причем здесь её титул? – спросила Анна.

– Царь Глинский желает себе завести благородную жену. И когда узнал что у него баронесса и дочь генерала, то решил завести себе новую царицу.

– Чушь какая!

– Царь Глинский и всея Западныя Ворсклы считает иначе.

– И ты пришел вызволить баронессу

– Да. Это моя первая цель.

– И не главная. Ваша контрразведка не послала бы тебя только за баронессой. Вас беспокоит здешнее «царство». И это верно. Нас оно тоже беспокоит.

– Ты прибыла ликвидировать царя?

– А ты нет?

– Есть такое задание. Самые опасные на наш взгляд сам царь, и его атаманы Хо…

– Тише. Хоть мы и говорим по-английски, не стоит упоминать фамилии. Но ты прав. В этом деле мы с тобой союзники.

– Почти.

– Что это значит?

– Сюда придут белые части.

– Ах вот как? Плацдарм для наступления на город Зиньков? Но это не так страшно для нашей армии, Пётр. Какой у тебя план?

– План? Его еще нет.

– Но тебя взяли в штаб, царя?

– Да…

***

Хотиненко мог слышать каждое слово из-за тайного слухового окна. Атаман узнал про это от самого «царька», который подслушивал здесь что о нем говорят подруги царицы Степаниды.

– Чего говорят? – спросил Сидорка.

Хотиненко оторвал ухо от слухового окна.

– Не слышно? – снова задал вопрос Сидорка. – Тихо говорят?

– Не по-нашему говорят.

– А по какому?

– А я знаю? Черт разберет, чирикают чего то. Но на немецкий не похоже. Я на фронте немецкую речь слыхал.

–Дак мужик и баба вместе. Чего слухать-то? Я когда к бабе прихожу ночью. Рази для разговору?

–А они гутарят!

– Дак еще все впереди. Погутарят и приступят к делу.

***

Лабунский спросил:

– Анна ведь у тебя есть план устранения царька? Я вижу это по твоим глазам.

– Я возьму на себя царя, а начальник его конвоя твой.

– А есть еще третий, фамилию которого ты не дала мне назвать.

– Это тоже мой.

– Ты его не знаешь. Он мне устроил проверку при нашем знакомстве. И я, если бы не владел шашкой, уже лежал бы в свежей могиле.

– Что это значит?

– Атаман устроил нечто потешной дуэли на шашках. Но владей я клинком хуже, он бы меня зарубил не задумываясь. Сила у него большая.

– Ты одолел его?

– Я служил в конной гвардии. Анна. Но нам стоит перейти к делу.

– К делу?

– Те, кто нас слушает, задаются вопросом, зачем я пришел к тебе.

– Думаешь, они все еще нас слушают?

– Уверен в этом. И они просто так разметили нас с тобой? Нет. Они ни слова не понимают по-английски, но думать умеют. И зададут главный вопрос. Зачем я пришел к тебе ночью. Они знают, что мы с тобой знакомы. И нам пора возобновить знакомство.

Она все поняла.

– Тогда нам стоит прейти к делу. А иначе, зачем ты пришел в мою комнату, Петр?

– Ты не против, Анна? Мы могли бы…

– А как твоя баронесса? – перебила она его. – Её не обидит это?

– Она не моя жена, Анна. И не думаю, что она ей станет. Эта война наверняка разведет нас в стороны. Для меня она закончиться могильным холмом.

– Сейчас не время думать о могиле, Пётр…

***

– Пошло поехало, – усмехнулся Сидорка.

– Чего поехало. По-русски говорят?

– Точно, что по-русски. Сказал я тебе, что для блуда огни сошлись. Так и вышло. Дак сам послухай.

Хотиненко прислушался.

– У твоего офицера бабы то видать, давно не было. Это не то, что у нашего батьки. У них с этим плохо.

– Да и комиссарша видать соскучилась по мужику. Хоть и партийная, а бабье нутро она такое.

***

Котылыза.

«Царь» и Хотиненко.

Июль 1919 год.

Царь узнал про хитрость Хотиненко от Сидорки и пожелал узнать, что было ночью.

– Позвать сюды Хотиненко.

–З деся он, батька, – ответил казачок, который по привычке именовал «царя» «батькой».

– Так тащи его сюды!

Хотиненко вошел, и, не дожидаясь приглашения «царя» сел к одно из кресел.

– Столковались комиссарша и твой офицерик? – спросил царь с ухмылкой.

– Столковались, батька. Да так столковались, что только пыль летела.

– Давно офицер видать без бабы-то. А она девка ладная. Но что нам делать? Послухаем чего большевики нам сулят?

– Не верю я им, – сказал атаман. – Что-то нечистое здесь, батька.

– А офицеру веришь?

– Дак кто его знает, батька? Сперва он мне сильно приглянулся. А вот ныне не знаю!

– Дак сам ты его сюда приволок! – сказал «царь». – Сам вчера только сказал, что веришь ему. И польза от него будет.

–От него може и будет. А вот от девки навряд. Ты сам смекай, коли тебя царем поставили. Красным ты поперек горла! Ты им грабить села не давал. А то вымели бы выгребатели все зерно из закромов крестьянских. Народ к тебе прет – не остановишь. А ныне красные тебя натравят на беляков. Ты половину армии в бою положишь. А краснопузым того и надо! И врагу убыток, и тебя ослабят.

– Дак это коли красные верх возьмут. Пока драпают красные-то! Но ведь и белым того надобно, атаман. Стравить нас с красными. И хорошо коли твой офицер не белыми подослан. И потому порешил я тако сделать – в расход и бабу и офицера твоего.

– В расход?

– В расход. Но вешать не надобно. Тайно вывести за околицу и пристрелить. Пусть хлопцы могилу спроворят, и положим туда обоих.

– Ты же сам просил офицеров тебе сыскать! А здесь такой и попался.

– Молод офицерик больно, атаман. Иного сыщем. А этого от греха подальше к ангелам.

– Пристрелить дело не долгое, батька. Но не выйдет ли это нам боком?

– Сделать это надобно так, чтобы ни одна собака про их судьбу не прознала. Пропали и все тут. Мало ли людишек ныне пропадает?

– Може и так оно, батька. Но торопиться не след.

– То верно, атаман! Опосля моей свадьбы дело спроворишь. Пусть погуляют напоследок. Все мы люди, не звери. Но смотри, чтобы не утекли.

– Можно офицера пока в холодную закрыть, батька.

– Закрой. Попа Афанасия еще не доставили в столицу. Кто венчать меня с барыней станет?

– Дак поп-то пьян третий день, батька.

– Как пьян? – возмутился «царь».

– Ординарец мой Егорка на днях у матери своей гостил в деревне у Афанасия. Он и сказал, что не просыхает поп-то.

– Ах, ты рыло немытое! Ведь два дни назад я ему поганцу эстафет посылал – прибыть в Котылызу! А он вон чего!

– Али ты попа нашего не знаешь, батька?

– Знаю. Потому сам за ним поеду. А то его раньше недели и не жди сюда!

Глава 3
Гибель «царя Глинского и всея правобережной Ворсклы»

Котылыза.

Баронесса фон Виллов.

Июль 1919 год.

Прапорщик София фон Виллов содержалась во «дворце царя» хорошо. Царь не надоедал ей своим присутствием. Вот только покидать покои она не могла. Баронесса обдумывала свое положение и никак не могла решиться на что-нибудь. Да и наблюдать за жизнью этого «царства» было интересно.

Недавно к «царю» прибыло посольство от атамана батьки Бурлака. Тот явился с отрядом конницы человек в сто. Войском этот отряд было назвать нельзя. Бурлак захотел пойти по стопам Гордиенко и тоже завести свое «царство». Но вот людей у него было мало, и средств почти никаких. И решил он одолжиться у «царя Глинского».

Гордиенко принял Бурлака высокомерно. Вышел на крыльцо в сопровождении охраны и спросил прибывшего атамана:

– Кто таков?

Хотя «царь» отлично знал и имя и самого прибывшего. Несколько лет назад Бурлак работал на Гордиенко в качестве батрака.

– Атаман крестьянских и партизанских отрядов батька Бурлак! – ответил тот.

– Вона как! Ватаман! Видали? – он обрался к телохранителям и те дружно рассмеялись. – А ведь я вспомнил тебя! – Гордиенко стукнул себя по лбу. – Собачий ты сын!

– Я атаман Бурлак, а не Собачий сын!

– А не был ли ты, ватаман, при моем хозяйстве конюхом? Али я позабыл чего?

– То дело давнее. Ныне я атаман.

– И кто же тебя ватаманом сделал?

– Революция дала мне такое право. Ныне всяк всякому равен! – громко произнес Бурлак.

– Стало революция тебе ватаманство дала? Так? И твоя революция царя нашего батюшку с трона скинула? Так?

Бурлак кивнул в ответ, хоть и почувствовал подвох в вопросе Гордиенко.

– А мы здеся ныне новое царство сробили. А царем меня избрали. А стало быть, здесь я назначаю, кому кем быть, и кто кому равен! Вот Сидорка ватаман. Я его ватаманом сделал. А ты кто? Всяк конюх беспортошный в ватаманы лезет!

– Я, твое величество, не ругаться приехал.

– Дак я и не буду ругаться с тобой. Ты самочинно назвал себя ватаманом села Воздвиженское. А это мое царство-государство! С самозванцами я больно крут!

– Я громадой поставлен! – закричал Бурлак, хватаясь за кобуру маузера. Но телохранители прикрыли собой «царя».

– Я здесь громада! – сказал Гордиенко. – Взять сего самозванца и повесить на площади.

– К оружию! – кирнул Бурлак своим.

Но Гордиенко поднял руку и растолкал телохранителей. Он вышел вперед к казакам Бурлака.

– Хлопцы! Не след вам на царя руку поднимать. Я царь мужицкий и беру вас под свою руку! Жалую вас лугами и нивами! Землями и реками! Только мне присягу дайте. Креститесь на церкву и служите верно!

Казаки Бурлака все как один пали на колени перед «царем» и стали креститься на купол местной церкви. Бурлака схватили и разоружили царские конвойцы. Гордиенко взял его маузер и шашку в руки.

– Молодцы, казаки! Верно, сделали! А кому быть промеж вас ватаманом? Кого хотите над собой?

Казаки закричали:

– Ивана хотим!

– Ванюшева Ивана!

– Ивана!

«Царь спросил» кто есть Иван Ванюшев?

– Я, батька.

– Подь сюды.

Тот подошёл.

– Держи, – Гордиенко вручил ему саблю и кобуру с маузером. – Будь моим ватаманом в селе Воздвиженское!

Все хором закричали славу царю Ивану Глинскому. А Бурлак тем временем дёргался на виселице. Впрочем, долго висеть телу «царь» не дал. Приказал «вида не портить и население не смущать». Мертвеца сняли, вывезли в степь и быстро закопали.

Баронесса поняла что «царю» не откажешь в лидерских качествах. Он умел привлекать к себе сердца мужиков. Такой может стать новым батькой Махно…

***

Но тем утром обстоятельства заставили баронессу действовать. София Николаевна увидела в окно, как казаки Хотиненко куда-то вели человека в офицерском френче без погон. Она присмотрелась и узнала поручика Лабунского!

– Пётр? Не может быть! Это Лабунский! Откуда он здесь? И куда его ведут?

Оказалось что в холодную. Это была хозяйственная пристройка в доме помещика. «Царь» приспособил её под тюрьму и сажал туда своих казаков за сон на посту или за пьянство. Более суровых наказаний в войске «его величество» не применял.

Баронесса вызвала девушку Ульяну, которую ей приставили для услуг.

– Скажи мне, кто этот человек?

Служанка выглянула в окно. Но там уже никого не было.

– Вы про кого толкуете, барыня?

София снова выглянула в окно.

– Его уже увели! Поди, узнай, кого они только что увели в Холодную.

– Как прикажете барыня…

***

Но сюрпризы на этом не кончились. Вскоре из дома вышел «царь». Он был в сопровождении пышной «маскарадной» свиты. А, значит, куда-то срочно выдвигался.

На царе была белый мундир кавалергарда с золотым шитьем. На груди ордена, которые для «царя» собирали отовсюду. Знали, как любил батька Гордиенко такие «цацки». А с неделю тому Сидорка расстарался и реквизировал у одного коллекционера в Котылызе три редких награды: прусский орден Черного орла, российский орден Белого орла и даже редкий датский орден Слона. Последний особенно понравился царю. Орден Слона совсем не похож на другие ордена которые были плоскими. Это один из самых оригинальных орденов Европы и представляет собой объемную фигурку слона, покрытую белой эмалью. Правда, положенных к этой награде бриллиантов в ордене уже не было. Их лично выковырял кинжалом Сидорка и спрятал про запас.

«Царь» вчера показал его Лабунскому и спросил:

– Ты вот в столице жил, и видать много чего знаешь. Так скажи мне чего это такое? Мой Сидорка молвил, что это орден. Но чудной больно.

Царь показал фигурку. Лабунский слышал про этот орден, но в руках никогда не держал.

– Все верно. Это орден из Дании.

– Во как! Не соврал Сидорка-то! А чего за орден такой?

– Называется орден Слона. Символизирует мудрость, справедливость и великодушие.

– Ишь ты! Как для меня делан! И кто дает такие?

– Король Дании. За особые заслуги.

– Король. Но и я стало теперь царь. Мне и носить орден-то.

И вот сейчас на груди «царя» на черной ленте (какую смогли достать) в самом центре был орден Слона. На царском поясе кинжал и конвойская шашка. Сапоги царя были высокие с длинными шпорами. На голове офицерская фуражка преображенского полка.

– Подать мою карету! – заорал царь.

Кучера засуетились.

– Лошадей царю!

– Живо!

– Иван, белых запрягай в царскую повозку! Слышь? Только белых!

– Сделаю!

Каретой оказалась старая пролетка, украшенная лентами. На двери был намалёван двуглавый орел.

– Со всем конвоем поеду! – сказал «царь» – Тачанки и конная сотня из тех кто одет получше. Свита, чтобы не подкачала! Сидорка!

– Здесь, государь.

– Ты казачков посправнее подбери. И сам орден-то надень. Чего без ордена?

Сидорка потупил голову. Данный царем орден, он несколько дней назад проиграл в карты. И чтобы отвлечь батьку он спросил:

– Стало не все три сотни поедут, государь.

– Сотня. А другие две пущай в Сосновку скачут! Головою я Никанора назначаю. Он знает чего делать-то.

– Сполню, батька!

– Сполняй и доганяй меня дорогой! Эй! Трога-а-а-й!

Казаки конвоя запрягли тачанки и «монарх» укатил прочь…

***

Баронесса снова вызвала к себе Ульяну.

– Я все разузнала, барыня. По царскому велению был заарестован пойманный офицер.

– Что за офицер? Откуда он взялся?

– Дак, сказывают, что атаман Хотиненко его в степи нашел. Он его и к царю привез. Но затем было приказано сего офицера посадить под замок.

– Почему же?

– Пропала его головушка ныне, барыня.

– Почему пропала? Да ты говори толком, Ульяна.

– Виновата я барыня.

– Ты? В чем виновата?

– Подслухала я как царь батюшка да ватамн балакали.

– Какой атаман? Ты говори толком.

– Я и говорю, барыня. Ватаман Хотитенко Иван, здоровый такой мордатый. Он поутру к царю пришел. Они и говорить стали, что делать в офицером и с девкой комиссаршей.

– Комиссарша? Кто такая?

– Дак вчерась только приехала в Котылызу к царю нашему. Сказывают от большевиков.

– И что?

– А ныне и её и офицера батюшка тайно приказал в расход.

– В расход?

– Постреляют сердешных. А офицерик-то молодой и красивенький.

– И когда же?

– А сразу опосля после свадьбы. Как поженит вас поп, так и хлопцы наши могилку за околицей и спроворят.

– Куда уехал «царь»? – спросила баронесса.

– Известно куда. За попом оне поехали. Поп-то загулял сказывают. Сильно пьет батюшка. Вот царь и поехал его в трезвость привесть. И мне с той поры быть при тебе барыня… Вот снова запамятовала. Не могу слово-то запомнить. Дак слово такое мудрёное царь сказал. Запамятовала я, барыня.

– Фрейлиной быть тебе Ульяна? – догадалась баронесса.

– Вот это самое и есть, барыня. Мне сказано быть подле ваших покоев и делать чего скажете. Ведь выпущать вас отсюда не велено. Я вам в услужении. Может молочка с утра желаете? Принесу парного.

– Снимай свое платье! – приказала баронесса девушке. – Ты со мной одной комплекции. Столько лет?

– Мне? 14-ть исполнилось. Но как мне снимать платье?

– Приказ мой ясен?

– Мне того не велено, барыня.

– Кем не велено? Ты сказала, что тебя приставили исполнять мои приказы. Ты фрейлина. А это обязанность фрейлины. Мой приказ – раздевайся!

Крестьянская девушка испугалась и стала выполнять приказ баронессы.

– А как мне ныне ходить в исподнем? – спросила девушка.

– Оденешь любое платье из тех, что есть в этом сундуке, Ульяна.

– Дак, барыня, это сундук царской жены, – испугалась Ульяна.

– Вот и распоряжайся им по своему усмотрению. Выбирай все что хочешь. Я разрешаю.

Девушка сразу кинулась к сундуку. Он представлял большую ценность для всех деревенских девок, которых нагнали в «царский» дом. Они рассказывали друг другу, какие богатства там хранятся, и какая жизнь ждет новую царицу. А здесь сама будущая царица не только разрешает посмотреть на «сокровища» но и взять то, что тебе нравится. Какая девушка могла устоять?

Улька сразу бросилась к сундуку. Она откинула крышку и увидела платья! И какие! Это совсем не тот домотканый сарафан с выцветшим рисунком и простая рубаха, что были на ней. Там был настоящий шелк с таким красивым узором на ткани.

– Красота-то какая писанная!

– Бери, бери, Ульяна! Всё бери! – поощряла её баронесса, одевая платье крестьянки.

Девушка вытащила из сундука кружевные панталоны. Такого она еще никогда не видела.

– А это чего такое? Вроде мужицких подштанников, но чудные какие.

– Это женские вещи, Ульяна. Только женские. Нижнее белье что под платье надевают.

– Чудно!

Баронессе вдруг захотелось принарядить эту молодую крестьянскую девушку. Интересно, что из неё может получиться в господском наряде?

Пока она этим занималась, в покои к царской невесте заявилась старуха Пелагея Романовна, состоявшая при «царском дворе» ключницей.

– Чего это? Улька в господском уборе?

– Я велела Ульяне нарядиться.

– С чего это? – спросила Романовна.

– Царь назначил её моей фрейлиной. А ты знаешь, Романовна, что такое фрейлина?

– Слово то какое. И знать не знаю. У нас чай не содом с гоморой!

– Фрейлина всегда должна быть хорошо одета. Это вам не девка для мытья полов. Вот я и наряжаю Ульяну, согласно царского приказа!

– Ну, коли так, то ладно. Но все же чудно! Улька-то ране полы мыла. Она мастерица полы мыть. И как их мыть в господском уборе? Сама подумай, касатка.

– Фрейлины полы не моют, бабка Пелагея.

– А я вот чего пришла, голубка моя. С радостью тебя поздравить. Царь убыл со своими казаками в соседнее село. Токмо не в ближнее, а в дальнее село Опошня, где поп наш в церкви тамошней служит.

–И чего поп ваш столь далеко от Котылызы живет? – спросила баронесса бабку Пелегею.

–Дак ранее у нас и здеся и в селах попы-то были. Затем разбежались кто куда. И вот ныне токмо один батюшка и остался в Опошне. Поп он славный. И голос хороший. Читает как надобно. Только пьянству подвержен. И поп не без греха. Ныне «царь» в трезвость его вернет и сюда примчит. Обвенчают вас ныне.

– Когда это случиться?

– Дак завтра поутру к венцу честному и пойдете.

– Так скоро?

– Дак царь не пешкой чай пошел, на конях поскакал.

– Спасибо вам на новость, бабка Пелегея. Идите. Оставьте нас с Ульяной.

– Ты уж, голубка моя, не позабудь старуху, когда царицей будешь.

– Не позабуду. Идите Пелагея Романовна. Быть вам в большом почете при царском дворе!

– Вот спасибо, голубка моя. А я уж отслужу тебе верой и правдой.

– Хорошо. Идите!

После этого Романовна удалилась.

– Так скоро? – пробормотала баронесса. – Я, пожалуй, еще не готова идти под венец.

– Что говорите, барыня? – спросила Ульяна.

– Ничего. Это я о своем. Радуюсь своему счастью Приказываю тебе, фрейлина Ульяна, сидеть в этой комнате!

– А вы барыня?

– Мне к свадьбе готовиться нужно.

– А орехов мне можно ли?

– Орехов?

– И кофектов. Слыхала вчерась, Пашка Толбов цельный куль доставил в царскую ставку.

– Прикажу принести! – обещала баронесса. – И орехи будут и конфеты…

***

Баронесса покинула комнату в платье крестьянки. Она зашла на кухню и отдала строгий приказ принести блюдо с орехами и конфетам в свою комнату. Кухонные девки поклонились до земли и обещали вскорости все сделать.

Ульяна рассказала баронессе, как попасть в «царскую» тюрьму. Это оказалось делом простым. Охранником там числился мужик, по имени Лукьян. Он постоянно околачивался у двери со связкой ключей. Но так было только, когда царек был в своем «дворце». А когда он уезжал, Лукьян уходил на кухни и «играл в амуры», ибо имел давнее знакомство с «придворной» толстой поварихой Клавдией.

– А он не может вернуться? – спросила баронесса.

– Это Лукьян-то? Когда царя нету? Не. Он с поварихой задержится.

– Но мне нужны его ключи от холодной.

– Дак чего проще, барыня? Он для срамного дела с Клавкой в каморку запирается. Ведь Клавка вдовая там не одна. Там при ней девушки на кухне есть. Вот они с Лукьяном и запираются. А ключи на столе Лукьян завсегда оставляет. На кой они ему там?

Караулы с оружием у «холодной» выставлялись лишь ночью.

Баронесса без труда пробралась на кухню, отдала приказы насчет конфет, и дождалась когда девки понесут блюдо. Как раз в это время повариха с Лукьяном уединилась в небольшой коморке. Связка его ключей была на кухонном столе, и завладеть ею труда никакого не составило…

***

Щёлкнул ключ в замке и двери отворились. Лабунский увидел в полумраке крестьянскую женщину в платке.

– Ты кто, девушка?

– Вы снова не узнали меня, поручик.

– Кто вы? – еще больше удивился Лабунский.

– София фон Виллов.

– София Николаевна?

– Это еще не мой призрак, поручик.

– Не могу в это поверить! Как вы здесь?

– Могу задать вам тот же вопрос, поручик.

– Прибыл за вами.

– За мной? Только за мной?

– Вашей судьбой обеспокоились в штабе первого армейского корпуса, баронесса.

– С чего это? Я еще не генерал.

– Сам полковник Миклашевский прибыл за мной на позиции Самурского пехотного полка, дабы послать меня сюда.

– Неужели не было иного задания, поручик?

– Основная цель моего задания – спасти баронессу фон Виллов. А вторая цель, спасти этот регион от «царя». Хотя здесь «его величество» всех, по-моему, устраивает.

– Мне пока грозит только замужество, поручик. Поскольку моё тело будущего мужа привлекает мало, то докучать он мне не станет. И будет развлекаться с прежней «царицей», которую ради меня хотят лишить «титула».

– Может ли мужчина пренебречь вами, баронесса?

– У местного «монарха» свой вкус. Я для него слишком худа. Но нам стоит торопиться. Ибо царек уехал в село, дабы отыскать священника для таинства брака. А я не собираюсь соединять с ним свою судьбу. А в «столице» остались войска местного «придворного» атамана Хотиненко. Хотя, по словам, девушки Ульяны, чье платье вы видите на мне, поручик, казаки Хотиненко имеют квартиры на окраине городка. Только он сам имеет комнату во «дворце», как ближний человек царька. Так что у нас есть шанс сбежать отсюда.

– А охрана?

– Мы сможем пройти к коновязи, поручик. И возьмем двух лошадей из десятка, что там ныне стоят.

– Но моя миссия не выполнена, баронесса!

– Вас арестовали по «царскому» приказу, поручик. Не стоит думать о миссии.

– Арестовали? Но мне сказал атаман Хотиненко, что это временно.

– Соврал.

– А вам откуда это известно, София Николаевна?

– От моей фрейлины по имени Ульяна. Она девушка страшно любопытная и потому подслушала разговор царя и атамана. И приказал царь и вас и некую женщину в кожаной куртке расстрелять.

– Как же так?

– А вот так, поручик. И стоит вам подумать о спасении жизни. Для того чтобы спасти вашу, я сейчас рискую своей. Сейчас атаман Хотиненко куда-то запропастился. Не станем терять времени.

– И как нам выбраться?

– Пойдем на конюшни. Похитим лошадей и постараемся отсюда убраться.

– А что буде с Анной?

– С Анной? – не поняла баронесса.

– Вы же сами упомянули, София Николаевна, о женщине в кожаной куртке.

– И это Анна Губельман?

– Она самая, баронесса.

– Судьба слишком часто сводит вас вместе, Поручик. Вам так не кажется?

– Возможно, но мне стоит спасти и её, а не только бежать самому.

– И как вы собрались это делать? Где её искать?

– Может быть…

– В доме вашей комиссарши нет, поручик. За это могу поручиться. Ульяна бы знала. Эта девушка здесь знает все. Так, что нам стоит поспешить, поручик.

Они спокойно вышли из «холодной» и направились к коновязи. И снова судьба улыбнулась им. Часовой покинул свой пост и отправился поболтать с приятелем, который чинил колеса тачанки у конюшни.

Баронесса и поручик спокойно выбрали коней и вскочили в седла и ускакали прочь. При этом никто бегства даже не заметил. Дисциплина в «царском дворце» оставляла желать лучшего…

***

Котылыза.

Анна Губельман.

Июль 1919 год.

Анна увидела на пороге своей комнаты атамана Хотиненко. Она сразу поняла, что судьба её и Лабунского уже решена. Разговор по-английски и бурная ночь любви не помогли убедить атамана.

– Пришел поставить точку, товарищ Хотиненко? – спросила она.

– Чего? Какую точку?

– Ты ведь не просто пришел пожелать мне доброго утра?

Хотиненко плотно прикрыл двери за собой.

– Верно, все поняла, девка! Верно. Чутье у тебя звериное. Чуешь смерть свою. Сгинешь, и никто не узнает, где ты и что с тобой.

– Значит, уже решили, что с нами делать?

– Царь Глинский повелел казнить вас. Тебя и того офицера никак его фамилию не запомню.

– Значит, расстрелять приказал? И когда?

– Сразу после свадьбы царя. Стало жить тебе два дня не более, девка. Но как иначе? Ты к нам от большевиков пришла. А большевики нам враги лютые.

– А если я скажу тебе правду, атаман? – спросила Губельман.

– Правду? – не понял Хотиненко.

– Кто я и зачем здесь.

– И с чего ты мне говорить её станешь? Али жизнь выторговать желаешь? Дак я ведь не царь. Я только атаман вольных казаков.

– Вольных, атаман? Да разве есть у вас воля, Хотиненко? Революция вас от царского ярма освободила. А такие как ты снова под ярмо лезут!

– Ты про что, девка?

– А про то, что тебя в будущем ждёт, Хотиненко? Или веришь, что царство ваше долго продлится? Месяца два, пусть полгода, и конец. Ни красные, ни белые терпеть вас не станут.

– Энто мы еще поглядим. У нас тут армия!

– Армия? Полк без должного управления. И при первом хорошем ударе Красной армии половина этого пока сразу разбежится. Или они станут выполнять твои приказы? У вас есть уставы, и вы понимаете слово дисциплина? Ты вот служил в царской армии.

– Вахмистр Астраханского полка! – сказал Хотинено с гордостью.

– Вот и подумай, кем ты был, кем стал, и кем можешь стать, Хотиненко!

– Но от большевиков мы с батькой губернию оградили, при всей нашей «слабости».

– Вы разбили два-три продотряда. Это не Красная армия, атаман. И сейчас я не свою жизнь пытаюсь спасти. Я готова умереть за революцию. А что станет с тобой? Как закончишь ты дни свои, вахмистр Хотиненко?

– Батька обещал в генералы меня произвести.

Анна засмеялась.

– В Красной армии генералов нет. Но пост командира полка я тебе обещаю. Твоего полка червонных казаков товарища Хотиненко. В настоящей армии. Не в банде! Сейчас у тебя есть шанс. Лично у тебя есть шанс все изменить.

– И чего менять-то?

– Ты можешь перейти на нашу сторону. На сторону Революции!

– Чего?

Анна повторила свои слова.

– Мне?

– Тебе, Хотиненко. Сейчас ты нужен и потому можешь получить выгодные условия при переходе в Красную армию. Потом разговор будет иным. Подумай.

– И чего за условия такие?

– Я сама стану рекомендовать тебя и твоих казаков как новый полк красных казаков в 8-ю армию. И ты станешь командиром полка. Командиром полка в Красной армии. В настоящей армии, Хотиненко.

– А нужно это мне?

– Неужели не видишь? Ты ведь крестьянин, Хотиненко. Большевики вам дали землю.

– Но большевики забрали наш урожай! Чего нам с той земли, коли вы все, что мы вырастили, отбираете вчистую?

– Это временно, Хотиненко. Временно пока идет Гражданская война! Сам понимаешь, что Красная армия растет и её нужно кормить. Потому большевики и объявили такую политику, атаман. А что несут белые, которым ты ныне стал помогать вместе с твоим царем? Возвращение старого. А в той жизни кто ты был, крестьянин Хотиненко?

Атаман опустил голову. Он был из бедной многодетной крестьянской семьи. Отец всю жизнь батрачил на кулаков из семейства Гордиенко.

– Ты был богат и счастлив? Твои родители были счастливы? Большевики хотят все изменить. Для того и царя свергли и республику установили. Республику для рабочих и крестьян! А вы здесь снова «царя» на шею свою садите.

– Дак как жить без царя? Как только царь появился, то и покой наступил.

– Покой? Белые вам своего офицера заслали! Того самого с кем я была этой ночью. Я ведь хорошо знаю его по прошлой жизни. Да ты хоть знаешь кто такой фон дер Лауниц? Это бывший губернатор Петербурга убитый революционерами лет пятнадцать назад.

– А этот чего?

– Он такой же Лауниц, как я императрица Германии.

– Он не полковник?

– Ему 27 лет. Какой полковник? Поручик Деникинской армии. И прибыл сюда не просто так. Но ты и сам это уже понял, Хотиненко.

– Его доля решенная. По приказу батьки в расход пустят.

– А вот расстреливать его не советую.

– Почему? Ты ж сказала, что он враг. Беляк!

– Я надеюсь сделать его другом в будущем. Он просто запутался. Как запутался ты и крестьяне-бедняки, что служат у вашего царька богатея Гордиенко.

– И что же ты, девка, посоветуешь с ним сделать?

– Ты более девкой меня не называй, Хотиненко. Для тебя я товарищ комиссар. Или товарищ Губельман, если тебе так проще!

– Хорошо, товарищ Губельман. Что мне делать с офицером?

– Отпустить восвояси.

– Отпустить?

– Именно так. А сам ты со своими казаками пойдешь со мной. Я покажу тебе брод через Псел и мы уйдем в расположение 8-й армии. Как думаешь, товарищ Хотиненко, сколько казаков пойдет за тобой?

– Из моих почитай, что все пойдут. У меня богатеев среди казаков нет. Да и казаками он стали называться недавно. В прошлом все хлеборобы.

– Революция, товарищ Хотиненко, предлагает тебе и твоим казакам, перейти на сторону народа из контрреволюционной банды. Ты можешь не принять моего предложения и убить меня. Я не боюсь смерти. Мне есть за что умирать. Но вот что будет с тобой? Подумай над моими словами, товарищ Хотиненко…

***

Анна понимала как хрупко равновесие, которое установилось. Хотиненко почти «сломался». Но «бой» ещё не выигран. Местные крестьяне были благодарны своему вождю Гордиенко. Он спас их от красных продотрядов и белых реквизиций. Но помнили они и прошлое Гордиенко. Был он богатеем из богатеев и многие гнули спины у него в хозяйстве за гроши и не сильно жаловали кулака.

Сам Иван Гордиенко вначале назвался верховным комиссаром Глинска, подчеркивая свою связь с революцией, и только потом переименовался в цари.

– Надобно с казаками переговорить, – сказал Хотиненко.

– Не сейчас!

– Но вы сами сказали, товарищ Губельман!

– Ныне слишком рано с ними говорить. Могут не понять. А ты мне нужен живым, товарищ Хотиненко. Я вижу, что в будущем станешь хорошим командиром Красной армии.

– Дак казакам-то сказать нужно!

– Нужно. Но сейчас время неподходящее. Крестьяне ваши темные и Гордиенко смог их обмануть. Нужно для начала убрать с дороги вашего «царя».

– Убрать?

– Убрать как врага революции!

– Да кто его уберет?

– Я! – сказала Анна. – Сделаю это сама без посторонней помощи.

– Но, товарищ Губельман! У царя охрана триста сабель. И Сидорка стоит над ними. А он пес верный.

– И ныне все триста с ним? – спросила Анна.

– Ныне нет. С ним сотня. Остальных батька в Сосновку услал. Но и этого достаточно.

– Сколько сейчас с тобой казаков, Хотиненко?