Дрозды: Белая Валькирия

– Со мной пятьдесят хлопцев. Остальные из моего полка в Глинске. Всех услали еще с вечера! Да и кто из них поднимет руку на батьку Гордиенко? С огнем играешь, товарищ Губельман!

– Предоставьте все мне, товарищ Хотиненко. А сейчас приведите мне вашу будущую царицу. Это возможно?

– Нет ничего легче, – сказал Хотиненко.

Он поднялся до покоев баронессы во «дворце» и нашел там только местную девушку и господском платье.

– Девка где? – спросил он.

– Барыня-то? Ушли.

– Как ушли?

– Вот приказали мне платье одеть. Все на мне расправили и ушли.

– Но кто посмел её выпустить? – спросил атаман. – Есть приказ держать будущую царицу под замком.

– А я знаю? – ответила Ульяна.

Хотиненко вернулся и все рассказал Губельман.

Анна ответила:

– Сбежала баронесса. И могу поручиться, что и поручика в холодной уже нет.

Хотиненко отправил двух казаков искать Лукьяна. Того нашли и он открыл «темницу», но офицера там и правда не было. И никто не знал, куда он делся.

– Сбег он, Лукьян.

– Как сбег?

– А так. Выпустила его баба царская, и они сбежали.

– А чего ныне будет-то? – спросил перепуганный Лукьян.

– Приедет царь и голову тебе снимет!

– Да как же так? Заступись, атаман!

– Бери коня, Лукьян, и присоединяйся ко мне. Казаком станешь.

– Я готов, атаман. Хош на край света.

– И к красным пойдешь за мной?

– Пойду. А чего мне здеся? Помирать? Эх и жизнь моя проклятущая…

***

Хотиненко вернулся к Анне:

– Во всем вы правы, товарищ Губельман. Сбежал офицер-то.

– Дерьмо дисциплина у твоего «царя», – сказала Анна. – Но я от слова своего не отказываюсь! Пусть без баронессы, но я сделаю, дело. Где ваша прежняя «царица» обитает?

– Дак совсем рядом. В домике бывшего урядника «царь» поселил её. Я покажу.

– Веди!

– К Степаниде? Да на кой она надобна?

– А она половину дела сделает, Хотинеко. А вторая половина на мне. И избавлю я уезд от «царя Глинского в сея Ворсклы». Ты сам поймешь чего я стою, атаман…

***

Вскоре Анна переступила порог дома «царицы» Степаниды Павловны. Хотиненко вошёл в дом за ней.

– Чего надо? – строго спросила Степанидина сестра Лукерья.

– Мне до Степаниды, Лушка.

– А чего тебе от Степаниды, Иван? Али посмеяться пришли с новой царицкой-то? – Лукерья уставилась на Анну, приняв её за новую пассию «царя».

– Эта женщина не «царица», Лушка. Царица новая во дворце под присмотром.

– А это кто такая? Полюбовница?

– Мне нужно поговорить со Степанидой, – строго сказала Анна. – Я комиссар Губельман и не привыкла к такому обращению! Так что, Лукерья, не стоит вам браниться. А стоит провести к Степаниде. У меня важное дело.

– Дак там она, – Лукерья указала на комнату. – Ревет постоянно!

– Хотиненко! Вы останетесь здесь. Говорить со Степанидой Павловной стану я сама…

***

– Здравствуй, Степанида.

Женщина подняла глаза на Анну:

– Кто такая? Чего здесь?

– Комиссар Губельман, – представилась Анна.

– Комиссар? Из красных будешь?

– Из большевиков.

– И чего заявилась? Тебе чего надо?

– Помочь тебе хочу, Степанида.

– Помочь? Уговоришь батьку царицей меня оставить?

– Нет. Хочу избавить тебя и всех вас от «царя».

Степанида не могла понять чего нужно этой женщине.

– Царек-то бросил тебя. Молодую предпочел. А ты с чем осталась?

– Молодуха его и не давка вовсе! – сказала бывшая «царица». – Кто на такую позариться? Не девка – вобла сушеная. Батьке лестно дворянством себя облагородить.

– Соврал тебе батька Гордиенко, Степанида. Приглянулась ему девка эта. И даже не потому, что она моложе. Такие вот в столицах цацы и сидят в царицах. А тебя он успокоил для вида.

– А ты чего?! Тебе больно надо?

– Ты образованная женщина, Степанида. Детей учила. С чего из себя нынче крестьянку изображаешь?

– Да я и есть крестьянка. Батя мой крестьянином был. Меня в город отправил, и я в гимназии училась. Вот так и стала учительшей. Но тебя никак понять не могу, комиссарша. Ты чего лезешь?

– А мне, как и тебе, царек здешний как кость поперек горла.

– Батьку здешние мужички любят!

– Это покуда батька ваш живой. А как мертвяком станет, то и любить его престанут.

– И кто ж его укокошит? – спросила Степанида. – У него поди охрана какая! Сразу саблями покрошат в капусту!

– Я попробую, – сказала Анна.

– Ты?

– Я. Мне только помощь твоя нужна.

–Не стану я голову в петлю совать, комиссарша.

– А тебе и не нужно. Ты только замани его туда, куда я скажу. И все. Мне нужно чтобы батька Гордиенко ныне вернулся не в свой дворец, а сюда в эту вот хату! Здесь я его и встречу.

– И мне это на кой?

– Но пока ты еще «царица»? Верно?

Степанида согласилась с Анной.

– Пока батька ваш тебя здесь искать станет, ты ступай в его дворец и бери себе все, чего пожелаешь. Вся казна его твоя. Забирай и уходи куда пожелаешь.

– А меня потом казаки нагонят и шашками порубят! Не такая дура!

– А ты послушай меня, Степанида. Твой муженек обратно уже не воротится. И пока никто не знает, что его нет, на казну посягнуть никто не посмеет. Так?

В комнату вошла Лукерья

– Она дело говорит, Степанида!

– И чего? – Степанида посмотрел на сестру.

– Казна-то его наша будет! А там под две тысячи золотых червонцев царской чеканки!

– Она все верно говорит, Степанида, – сказала Анна. – Она быстрее тебя все поняла. Сестра твоя поумнее будет. И второго такого шанса у тебя не будет.

– И как мне заманить батьку-то?

– Есть верное средство.

Судьба батьки Гордиенко была решена. Причем оплачено все было из казны самого «царя». Сработал принцип «грабь награбленное». Губельман сразу поняла, что не большая любовь держит Степаниду около атамана, а желала она жить сытно и богато до конца дней своих…

***

В степи.

Баронесса и поручик.

Июль 1919 год.

Они остановили коней. От земель, что находились под «юрисдикцией» «царя» Глинского отъехали достаточно далеко.

– Пусть кони отдохнут, София.

Она не возражала.

Они были рядом среди колосьев ржи. Лежали, смотря на облака, которые проплывали мимо них.

– Совсем как в детстве в нашем имении, – сказала она. – Я девчонкой убегала в поле и лежала среди колосьев. Словно и войны нет, Петр. А ты?

– Что я?

– Любил поле?

– Поле? У моего отца никогда имения не было. Я провел жизнь в городе.

– Но ты дворянин?

– Мой дед выслужил потомственное дворянство. Он был офицером и храбро сражался в Крымскую войну в 1854 году. Оборонял Севастополь. Двух Георгиев заслужил. Отец тоже одевал погоны во время русско-турецкой войны 1878 года. Но потом был учителем в гимназии.

– Как же ты попал в гвардию?

– Сослуживец деда постарался. Он к тому времени достиг генеральского чина и вспомнил про своего друга. Вот и помог его внуку. И я был записан после Николаевского кавалерийского училища в лейб-гвардии уланский полк. Думал, что карьера обеспечена, и служба в гвардии откроет мне многие двери. Высшее общество! Балы! Светские рауты! Парады в Царском селе! Но затем пришла война. Потом революция, и все, чем я жил, рухнуло.

– И у меня. Война пришла, когда я была гимназисткой. Рвалась на фронт в медсестры! Хотела быть нужной родине. Отец не пустил. Но потом в революцию все мои погибли, и я записалась в Александровское юнкерское училище. Тогда как раз девушек стали брать.

– А что случилось с твоими? – спросил Петр.

– Я не хочу вспоминать про это. Могу лишь сказать, что я здесь из-за них. И я буду сражаться с большевиками до победы.

– А если её не будет?

– Ты не веришь в победу? – она посмотрела на него.

– Верю.

– Но сомневаешься?

– Я спросил так, а вдруг победим не мы? Что тогда, София?

– Тогда я умру.

– Зачем? Ты молода. У тебя еще все впереди. Можешь спокойно уехать за границу. Можешь выйти замуж и рожать детей. Жить можно не только в России. Тем боле, что ты немка по национальности.

– Какая немка, Пётр? Мои предки служили России больше 200 лет. Что во мне есть немецкого кроме фамилии?

– Ты знаешь немецкий.

– Я говорю на четырех языках. Но мне хорошо в России. В поле на ветерке среди ржи. В женском платье, а не в мундире и сапогах. Лучше скажи. Что нас ждет впереди?

– Не знаю, – ответил он. – Впереди война. Сколько людей гибнет. Можно ли загадывать наперед?

– А чего хочешь ты?

– Я? Не знаю. Ранее хотел сбежать за границу. Затем поверил в Дроздовского. Думал, что такие, как он, способны возродить Россию.

– А сейчас?

– Мне не нравиться то, что происходит в нашей армии, София. Нас ненавидят.

– Большевики!

– Разве только они? Ты разве не видишь ничего?

– А что я должна видеть? Мы побеждаем.

– Грабежи и мародерство. Расстрелы и еврейские погромы. Вот следы наших побед, София. Генерал Деникин издает приказы по армии и угрожает расстрелом мародерам. И кого эти приказы останавливают? Мой заместитель в роте поручик Мезенцов считает грабеж делом нормальным. Ему нужно кормить солдат. Говорит он. Но что остается после ухода наших войск, София? Ненависть.

– Все это временные трудности. Вот победим, возьмём Москву, и все наладится.

– Наладится ли?

– И это говорит монархист по убеждениям?

– А чем мои слова противоречат моему монархизму? Россию растащили на части, свергнув царя. Нет того стержня, что объединял русских в свое время.

– Нового царя найти нетрудно. Главное победить и взять Москву. Для этого мы и сражаемся, Петя.

Вдали прозвучал ружейный выстрел.

София и Петр вскочили на ноги. Вдали был конный разъезд.

– Наша разведка? – спросила она.

– Наверное. Красных не должно быть на этой стороне. Хотя можно ли поручиться наверняка?

– Они заметили наших коней. Нам нет смысла скрываться. Даже если это не наши, то на тебе нет погон. Можешь представиться кем угодно. А я сойду за крестьянку.

Вскоре десяток всадников окружил их. Это были дозорные полковника Миклашевского.

– Кто такие?

– Поручик Лабунский! – представился Петр.

– Поручик?

– Да, господин штаб-ротмистр. Мы встречались в Ростове в 1918 году.

Штаб-ротмистр узнал Петра.

– Красный бронепоезд в Ростове! Мне показалось ваше лицо знакомым, корнет. Вы тогда помогли нам.

– Я был произведен в поручики.

– Хорошо, поручик. Но что вы здесь делаете в компании женщины?

– Прапорщик фон Виллов, – представилась баронесса. – Мы с поручиком бежали от бандитов.

– Прапорщик?

– Баронесса фон Виллов.

– А я слышал о вас! Это вас захватили люди атамана Гордиенко!

– Именно так, – ответила София. – Поручик помог мне сбежать. Потому на нас вы видите маскарадные костюмы, штаб-ротмистр.

– А ведь и мы здесь по этому поводу, поручик.

Лабунский посмотрел на Аникеева.

– Вы о чем, штаб-ротмистр?

– Я доставил сюда вашего помощника.

– Какого еще помощника? – не понял Лабунский.

– Мне было приказано доставить к границе владений Гордиенко унтер-офицера Слуцкого.

– И где он?

– С полчаса назад мы доставили его до условленного места. Далее он пошел пешком.

– Нужно остановить его, штаб-ротмистр!

– Почему? У меня конкретный приказ полковника Миклашевского!

– Слуцкого там ждет смерть! Мне ведь пришлось бежать, и если выяснится наша связь, Гордиенко без колебаний поставит его к стенке.

– Прапорщик! – обратился Аникеев к одному из своих офицеров. – Возьмите пятерых драгун и срочно нагоните того человека! Вы еще можете успеть.

– Есть, господин штаб-ротмистр.

***

Лабунский ехал рядом с баронессой и Аникеевым.

–Какие новости с фронта, штаб-ротмистр? – спросила баронесса.

–Хорошие. Как раз перед моим заданием я узнал, что наши войска взяли Бахмач. Красные отступают по всему фронту.

–Отличные новости.

–Весь о вашем пленении баронесса облетела всю дивизию, – сказал Аникеев.

–Вот как?

–И слухи хотят самые необыкновенные. Болтают, что вас захватил атаман для того чтобы сделать своей женой.

–Этот слух справедлив, – призналась баронесса. – Мы случайно нарвались в степи на конный разъезд атамана Хотиненко. Они не имели большого желания рубиться с нами. Но меня черт дернул представиться баронессой.

–И что? – спросил Аникеев.

–Как только Хотиненко узнал про это, приказал нас схватить. Их было в пять раз больше, и они смогли нас одолеть. Но потом он всех отпустил. Кроме меня.

–Он любит баронесс?

–Нет. Его удовлетворила бы и графиня, и княгиня. Слишком их царь-атаман желал породниться со знатью. Я пыталась объяснить, что я не слишком знатного рода, но Хотиненко и его начальника впечатлила фамилия фон Виллов.

–И он хотел жениться?

–Да. Он предложил мне выйти за него замуж и стать «царицей». Видите ли, штаб-ротмистр. Местный атаман Гордиенко объявил себя «царем Глинским и всея западная Ворсклы». И я стала бы по счёту третьей женой крестьянского монарха.

– Это настоящий анекдот баронесса, – сказал Аникеев.

– Этот фарс развлек и меня, штаб-ротмистр. Такого жениха у меня еще не было. Но явился поручик и вытащил меня.

– Это сама баронесса спасла меня. Я ведь провалил свое задание и даже угодил в тюрьму к «царю Ворсклы».

– Мне нужно доставить вас, поручик, к полковнику Миклашевскому.

–Я и сам хочу попасть к нему как можно скорее…

***

Котылыза.

Анна Губельман и царь Глинский.

Царь на этот раз был верхом на породистом белом жеребце. В его «царской» повозке казаки везли пьяного попа. Они держали его под руки, дабы батюшка из повозки не выпал.

У дома Степаниды «царь» спрыгнул с коня и уже хотел войти в дом, но на ему навстречу вышла Анна Губельман.

– Комиссарша? А ты чего здеся? – строго спросил Гордиенко.

– Это я назначила тебе встречу, Гордиенко! И ты пришел по-моему приглашению!

– Стерва Степанида обманула! – вскричал «царь». – Ну, ужо я возвернусь во дворец!

– Я здесь представляю интересы трудового крестьянства, Гординеко.

– Ты? Большевики не за народ стоят? Они и есть первые враги крестьянина! За народ я стою! Я, царь Глинский Иван!

– Враги трудового крестьянства это сельские мироеды-кулаки, как ты, атаман Гордиенко!

– Чего? А ну геть!

Царь замахнулся плетью, но Анна перехватила его руку и плеть у царя вырвала. «Государь» был изрядно навеселе и на ногах стоял непрочно.

– Ты на меня руками не маши, Гордиенко. Я ведь знаю, кто ты такой и отчего царем назвал себя. Был ты и остаёшься притеснителем трудового крестьянства. Был богатеем при царе и кровь сосал из братьев своих. Так все вы, богатеи делаете!

Царь вскипел от таких слов:

– Сидорка!

– Здесь, царь-батюшка! – к нему подскочил Сидорка в гусарском мундире.

– Убрать бабу с глаз!

Анна достала маузер и кобуры и выстрелила в «гусара». Сидорка взмахнул руками и упал лицом вниз. Все вокруг замерли. За Анной стоял ни жив ни мертв атаман Хотиненко и изумлялся смелостью молодой женщины.

Царь выдернул шашку из ножен и бросился на Анну. Но его остановил Хотиненко. Он отвел клинок своей шашкой и оттолкнул царя от комиссара.

– Не тронь, бабу, батька!

– Чего? Да как ты смеешь? Ты кто такой есть? Тебя кто из грязи вытащил? Тля! Сволочь!

– Ты меня не сволочи! Я вахмистром был, а вот ты кто? Царем назвался и пьяный поп тебя короновал? И ты стал выше меня? Сам ты сволочь! Перед бабой спасовал!

– Казаки! – заорал царь. – Рубите атамана! Рубите! Я в ответе!

Казаки конвоя выхватили шашки. Казаки полка Хотиненко тоже. Они стали друг против друга.

Анна вышла вперёд, разделила их и спокойно сказала:

– Не стоит вам убивать друг друга по его приказу, селяне! Он сказал вам, что ваше село защитил? Так? От кого защитил? Он отряда Красной Армии? А за что Красная Армия воюет? Он сказал вам?! – она посмотрела на казаков. –Вы вчерашние крестьяне! Неужели много среди вас богатеев, таких каким был Гординеко?

Все молчали.

– Сколько вы под помещиками были. Сколько предки ваши страдали под ярмом? В Петрограде рабочие и крестьяне в солдатских шинелях свершили революцию и большевики уже на второй день дали крестьянам землю. А он что вам дал? Он боится, что принадлежащие ему лично 250 десятин отберут большевики и отдадут вам! Красная Армия воюет за вашу свободу и за вашу землю! А белые, и вот такие как Гордиенко, воюют только за себя! Потому если не желаешь в будущем кормить помещика и кулака, корми Красную Армию, что сражается за вашу свободу!

Гордиенко зарычал и отбросил от себя шашку. Она со звоном упала к ногам Анны. «Царь» выхватил свой пистолет из кобуры и поднял его, намереваясь застрелить комиссара. Но Анна была проворнее. Грянул выстрел, и царь Глинский рухнул к её ногам…

***

Штаб кавалерийского полка.

Контрразведка.

Июль 1919 год.

Капитан Васильев уже хотел доложить полковнику Вольскому о провале операции с атаманом Гордиенко, как вдруг по телеграфу передали о смерти атамана.

– Чьё сообщение? – спросил Васильев у телеграфиста.

– Перехвачено у красных.

– И что там сказано?

– «Царь» Иван Гордиенко ликвидирован, агентом ВЧК! Наше управление перехватило это сообщение.

Васильев как раз собирался передать весть о провале операции Лабунского, но последняя новость заставила его переменить намерение. Он сжег старый отчет и стал готовить новый. А в штаб корпуса в контрразведку он оправил сообщение:

«Штаб 1-го АК. Отделение контрразведки. Полковнику Вольскому. Атаман Гордиенко ликвидирован. Прапорщик фон Виллов освобождена. Потерь нет. Капитан Васильев».

После этого Васильев снова попросил вызвать к себе Лабунского. Тот как раз отдыхал при штабе. Его разбудили и снова доставили в контрразведку.

– Ну чего вам еще? – раздраженно спросил Лабунский. – Я чертовски устал и хочу спать!

– Нужно срочно менять показания.

– Я все рассказал, как было.

– Кроме того, что основное задание вы выполнили.

– Вы о чем, капитан? – не понял Лабунский.

– Только что по телеграфу пришло сообщение, перехваченное у красных. «Царь» Гордиенко ликвидирован!

– Как? – изумился поручик.

– А вот так. А раз его нет, то мы можем приписать этот успех себе. С красными у нас нет обмена. Пусть Анна Губельман получил свою награду, а мы здесь получим свои.

– Думаете, что это Анна Губельман? – спросил Лабунский.

– А кто еще? Если целый конный отряд ушел с ней на ту сторону! Наверняка это она.

– Странно! Как же это получилось?

– А вы сомневались в возможностях своей старой знакомой, поручик? Она смогла перевербовать атамана Хотиненко, и тот ушел с ней к красным. А царек убит.

– А подробности?

– Их я не знаю, поручик. Но не это главное. Мы с вами представим собственную версию событий.

– Но они узнают, капитан!

– В контрразведке? Как? Кто им расскажет. Вы? Я?

– Нет, но…

– Я доложу полковнику Вольскому, что задание выполнено. Главарь банды ликвидирован и его формирование скоро развалится. Даже если нет, оно престанет представлять опасность для наших тылов. А баронессу вы спасли. Всего лишь немного подкорректируем события.

– Но если Хотиненко ушел к красным, то …

– Тем более! Банда стала слабее! А что до красных то у них все равно был численный перевес. Так что эскадроном больше. Какая разница. А я рисковал головой и заслужил кое-что для себя.

– Как вам будет угодно, капитан. Кстати не знаете, здесь ли еще баронесса фон Виллов?

– Нет. Её вызвали в штаб корпуса. Она убыла час назад…

***

После ликвидации атамана Гордиенко конный полк Миклашевкого занял село Глинское. Это был хороший плацдарм для наступления на город Зеньков…

***

Степанида и Лукерья из городка Котылыза исчезли и больше их там никогда не видали. С ними растворилась в степи и казна атамана Гордиенко. Местные крестьяне-казаки после гибели царя разграбили его «дворец» и перетаскали в свои дома много всякого добра.

Впоследствии городок после победы красных был занят специальным отрядом ВЧК и ограблен до нитки. Многих из тех, кто служил атаману и не присоединился к Красной Армии, поставили к стенке. Тогда расстрельные приговоры выносились по ускоренной процедуре и в списки попали 52 человека. И еще долго в крае жила память о добром «царе» Иване Глинском…

Глава 4
Город Зеньков

Город Зеньков.

Кавалерийский полк Миклашевского.

Июль, 1919 год.

27 июля 1919 года конный полк полковника Миклашевского подошел к городу Зеньков. Но был остановлен пулеметным огнем красных и вынужден отойти к хутору Проценко.

Миклашевский связался со штабом корпуса.

– Передовые сотни полка подошли к Зенькову в 18 часов, – докладывал он. – Но были остановлены сильным ружейным и пулеметным огнем. Я приказал полку отойти в район хутора Проценко.

– Времени очень мало, полковник. Зеньков нужно взять не позднее трех дней.

– Без артиллерии сделать это невозможно, ваше превосходительство.

– Мне говорили, что у вас, полковник, нет в лексиконе этого слова!

– Я лично готов отдать свою жизнь, ваше превосходительство. Но если мои солдаты погибнут на подступах к Зенькову под пулеметами, то город будет брать некому.

– Для подавления огневых точек противника завтра на ваш участок будет переброшена 1-я гвардейская конная батарея.

– А вот за это огромное спасибо, ваше превосходительство.

– Возьмите мне Зиньков, полковник. Надеюсь на вас.

– Сделаю все что смогу, ваше превосходительство!

– И еще один вопрос, не с вами ли поручик Лабунский?

– Лабунский? Его и баронессу фон Виллов встретил в степи наш конный разъезд.

–Капитан Васильев из контрразведки спрашивает о нем. Где Лабунский нынче?

– Я не знаю, ваше превосходительство.

– Так узнайте!

– Слушаю, ваше превосходительство.

Миклашевский посмотрел на адъютанта.

– Подпоручик, вы знаете, где сейчас поручик Лабунский?

Тот сказал:

– Поручик Самурского пехотного полка Лабунский в составе эскадрона штаб-ротмистра Аникеева, господин полковник.

– Что он там делает? Его превосходительство спрашивает о нём!

– Поручик сам пожелал остаться с Аникеевым, – сказал адъютант.

– Почему мне не доложили?

– Виноват, господин полковник.

Генерал спросил снова:

– Полковник! Вы еще на проводе?

– Здесь, ваше превосходительство! Поручик Лабунский просил временно прикомандировать его к эскадрону штаб-ротмистра Аникеева.

– Сам просил?

– Так точно, ваше превосходительство. После боя за Зиньков он сможет вернуться обратно в свой полк, если останется жив…

***

Эскадрон штаб-ротмистра Аникеева.

Июль, 1919 год.

Поручик Лабунский был прикомандирован к первому эскадрону по его собственной просьбе. Возвращаться в свою часть Пётр не хотел. Наверняка в его роте поручик Мезенцов прижился как нельзя лучше в качестве командира. И возвратись он нынче, солдаты станут болтать о несправедливости и за его спиной снова пойдут разговоры. Поэтому пусть все пока остается как есть. Мезенцов командует ротой Самурского полка, а он послужит во 2-м кавалерийском. Ни на какие должности Лабунский здесь не претендовал и просил считать его рядовым бойцом эскадрона.

Эскадрон штаб-ротмистра Аникеева по пути встретил гвардейских артиллеристов. Шесть 76 мм пушек на конной тяге и 21 человек обслуги. Командовал офицер среднего роста в звании поручика.

Увидев кавалеристов, он подъехал к Аникееву.

– Имею честь говорить с господином штаб-ротмистром Аникеевым?

– Командир эскадрона 2-го конного полка Аникеев!

– Командир 1-й гвардейской конной батареи поручик Симонов! Поступаю в ваше распоряжение господин штаб-ротмистр.

– Рад встрече, поручик!

Отряд выступил в обход города Зенькова.

Эскадрон, усиленный конной батареей, получил приказ совершить маневр, дабы ударить красным в тыл…

***

Командир эскадрона штаб-ротмистр Аникеев, служивший в свое время в 3-м конном корпусе под командованием генерала Келлера, начал Гражданскую войну в Румынии вместе с полковником Дроздовским. Он никогда не перешёл бы в другую часть, если бы не смерть Дроздовского. Но после того как командир дивизии умер, но принял предложение полковника Миклашевского, нуждавшегося в хороших кавалеристах.

Поручик-артиллерист Симонов был уже в летах. Ему было летом 1919-го 39 лет и начал он свою службу в 12-ом артполку в 1915 году в чине унтер-офицера. Был убеждённым противником большевиков и добровольцем присоединился в 1918 году к Корнилову. На его груди был знак участника Ледового похода⁷. Сам Корнилов произвел его в чин прапорщика. Во время Второго Кубанского похода Симонов произведен в поручики.

Аникеев сказал Лабунскому:

– Дело нам предстоит не из легких, поручик.

– Я давно не рассчитываю на легкость, штаб-ротмистр. В боях под Сумами Самурский полк трижды перебрасывали с одного участка на другой. И всюду было тяжело. И я вспоминаю слова капитана Штерна, что «дело нам предстоит не из легких».

– Мы пойдем через лес с орудиями и пулеметами и сразу вступим в бой.

– Вы хотите меня отговорить?

– Нет, Что вы. Мне сейчас нужны такие солдаты с опытом. Но с чего вам воевать здесь, не со своими?

– Я напросился в ваш эскадрон, штаб-ротмистр, ибо в моей роте меня никто не ждет.

– С чего так? – спросил Аникеев.

– Не слишком я любим солдатами. Им милее поручик Мезенцов. За ним они в огонь и воду. Вот я и решил временно вернуться в кавалерию. Теперь я только выполняю приказы, а не командую.

– Возможно так легче. Но нужно же кому-то принимать решения на этой войне.

–У меня слабо получается. Хочу поступить правильно, но это никому не нравится.

– Скоро у вас будет возможность показать ваши гвардейские навыки кавалериста, поручик. Я показал солдатам на вас – вот образец гвардейского кавалериста старой школы.

– Постараюсь оправдать доверие, штаб-ротмистр. Я вижу у половины ваших людей пики.

– Это я приказал вооружить их пиками. Мы нашли во время последнего боя целый склад этих штук. Вы ведь в прошлом улан и знаете, как они бывают эффективны.

– Не думаю, что это удачное решение, штаб-ротмистр. Пика требует сноровки и силы. А у большинства ваших людей этого нет.

– Нужно же им когда-то учиться. Когда мы выступали из Ясс, с нами кавалеристов было немного, но все как на подбор. У каждого боевые награды и каждый словно родился на коне.

– Сейчас много новых людей.

– Добровольцы. Много энтузиазма. Но мало умений и навыков. А вот вы, поручик, тогда в Ростове в 1918-ом так и не пожелали присоединиться к коннице. Хотя могли.

– Так получилось. Но теперь я с вами. Правда, не знаю надолго ли с моим умением всюду находить проблемы. Эта война швыряет меня словно щепку из стороны в сторону. Похоже, осуществилась моя детская мечта.

– Мечта? – Аникеев посмотрел на поручика.

– В детстве после того как я первый раз прочитал «Всадника без головы» я страстно мечтал о приключениях. О жизни полной опасностей и непредсказуемости. И вот с 1914 года я веду подобную жизнь.

– И жажда приключений удовлетворена полностью? – со смехом спросил Аникеев.

– Более чем. Но выйти из этого круга мне не удается, штаб-ротмистр.

– Как и всей России, поручик. Всех нас закружило в этом смерче событий. Белые, красные, зеленые, черные. Рубим друг друга на радость врагам России. Вот сейчас наш маневр отвлечет красных от основного участка. Они поймут, что мы зашли в тыл и станут отходить и тогда Миклашевский ударит основными силами. Получится ли?

– С нами конная артиллерия, – Лабунский указал на шесть пушек. – Я сам в 1916 году управлялся с такой батареей.

– Вот как? Вы и еще артиллерист?

– Всего понемногу, штаб-ротмистр. Пришлось научиться. Война заставила.

– Это сейчас наша главная проблема, – сказал Аникеев. – Нынче не простая война. Единого фронта, как в германскую, нет. Расположение войск неустойчиво и тыловые сообщения ненадежны.

– В данной ситуации, штаб-ротмистр, это нам на руку, – сказал Лабунский.

– Сейчас да. Но в целом мы страдаем от этого не меньше чем большевики. И нет обученных специалистов. Многие наши части сильно разбавлены гражданским элементом.

– Ваша правда, господин штаб-ротмистр! – вмешался в разговор поручик Симонов. – Артиллеристов нет. Да и разве только в этом дело? Своих солдат я сам учил. Отсутствие тылового обеспечения и недостаток боеприпасов! Вот наша беда. Ремонта повреждённых орудия никто не производит. Захватим у противника орудие, если красные не успеют его испортить при отступлении, то нам в радость.

Лабунский как полевой офицер Самурского полка, хорошо понимал поручика Симонова. Растянутость боевых участков, и отсутствие связи приводили к разобщенности частей. Это вызывало необходимость рассредоточения артиллерии. Её разбрасывали по полкам и батальонам. Встречались батареи всего в два или даже одно орудие.

– Большинство боев в этой войне носит встречный характер, – продолжил Симонов. – Потому позиции наши всегда открытые. Да и не умеют мои люди подготавливать долговременные позиции. Не научены этому.

– Среди ваших бойцов нет артиллеристов германской войны?

– Только я, – ответил поручик.

– А солдаты?

– Вчерашние гимназисты. Вы посмотрите только на них.

– Добровольцы? – спросил Лабунский.

– Точно так.

– У меня в роте в Самурском полку такие вот мальчишки героями стали.

– Разве только в героизме дело? – спросил Симонов и сам ответил. – И мои дерутся храбро. Жаловаться грех. Но на порыве и на энтузиазме в нашем деле далеко не уедешь.

После входа эскадрона в лес, который предстояло пересечь, начались проблемы с пиками. Кавалеристы задевали им ветви и падали с лошадей.

Лабунский только усмехнулся.

– Вот оно отсутствие умений.

Штаб-ротмистр крикнул упавшему с коня прапорщику:

– Что же вы её словно палку держите, прапорщик?! Не позорьте меня пред офицерами других частей!

Прапорщик извинился и снова вскочил в седло.

– Напрасно вы его ругаете, штаб-ротмистр. Его этому никто не учил.

– А ведь была у нас отличная кавалерия! – сказал Аникеев. – Я ведь у самого графа Келлера служил в конном корпусе, господа. У того самого когда называли первой шашкой России. Вот генерал был, господа! Равен ему среди наших генералов только Дроздовский.

– Жаль, погиб генерал, – сказал Симонов.

– Лучших выбило, господа, – сказал штаб-ротмистр. – Лучших. Корнилова, Маркова, Дроздовского.…

***

Эскадрон Аникеева прошел лес только к вечеру 28 июля. Конная батарея быстро развернула орудия.

– Картечь! – подал команду командир батареи. – Трубка ноль!

Артиллеристы зарядили картечь.

–Огонь!

Штаб-ротмистр в бинокль в сумерках увидел, как ложатся снаряды.

– Отлично, поручик! – похвалил он артиллериста. – Забегали товарищи! Однако они сейчас ответят нам тем же, господа! Хоть наш удар для них и полная неожиданность.

– У красных батарея на возвышенности, господин штаб-ротмистр. Она обещает нам много проблем.

– Капитан!

– Прикажете атаковать, господин штаб-ротмистр? – все понял бывалый офицер.

– Да. Захватите батарею красных, пока они не опомнились!

Но красные были людьми бывалыми. Вскоре взрыв раскидал прислугу у первого оружия. Упал и поручик Симонов. Лабунский бросился к нему.

– Вы живы, поручик?

Тот приподнялся и потряс головой.

– Жив. Они быстро ориентируются. Трое моих убито. Вот этот солдат из гимназистов, Карамышев. Жаль парня!

Поручик указал на тело молодого человека у снарядного ящика.

– Вы знакомы с пушкой, поручик? – спросил Симонов Лабунского. – Я слышал из вашего разговора с нашим командиром.

– Немного, – ответил Лабунский.

– Идите к орудию. Мне нужно командовать дальше.

Лабунский подошел к пушке и открыл замок.

– Наводим по вспышкам красной батареи! Картечь! Беглый огонь!