Читать книгу: «Блуждающий во лжи», страница 3

– Один он у нас, Лиам. Я его как родила, больше не могла детей иметь. Тяжелые были роды, врачи еле вытянули. – она с грустью улыбается, но, грусть эта – добрая, приятная.

Я не хотел её нарушать, но мне пришлось.

– Жослин, мы пришли, потому что…

– Я знаю. Джо… – она перебивает меня, не давая произнести эту страшную новость вслух, а на глаза пожилой женщины наворачиваются слезы, которые она смахивает пальцами, присаживаясь на диван, рядом с нами.

– Нам нужно задать вам пару вопросов, госпожа. – Одетта не вовремя и ни к месту, сразу же начинает допрос. Я одергиваю её, пытаясь сказать одними глазами дать старушке успокоиться. Та, расставляет на кофейном столике наши чашки и десертные тарелочки, на которых красуется еще теплый, персиковый пирог.

– Я готова, ребятки. Спрашивайте уж, что вам нужно знать. – Жослин улыбается вымученной улыбкой и делает глоток горячего чая.

Одетта спрашивает о том, где была госпожа Росатти в день исчезновения мужа, а также, в ночь предполагаемого убийства. Но старушка не говорит ничего нового. Она была одна, в этом самом доме, и ждала своего мужа, которого до самой ночи искал её сын. В день убийства – тоже была дома. Она ведь старушка, ей глубоко за 60, ноги еле ходят, ну какие на неё могут упасть подозрения, Одетта?

– Кто-то может подтвердить ваше алиби?

– Господи помилуй, да кто ж, кроме сына-то? Соседей опросите, может, видели чего. Я не сплю с того самого дня, всё по дому что-то делаю. – она смотрит на Одетту уже не так тепло, как у ворот. Людей всегда задевают подобные подозрения. Но, статистика не врет – большинство убийств совершены близкими родственниками. Однако я уверен, что конкретно этот случай – совсем не подходит под эту статистику.

– Жослин, какого вероисповедания вы придерживаетесь? – я вспомнил, что хотел узнать об этом еще в полицейском участке, но уже упустил ее из виду.

– Коуэлизм. – только теперь я заметил у нее на шее крест Святого Джесуа, на тонком кожаном шнуре.

– А ваш муж? Сын?

– Ну, сынок в меня пошел, нечего было делать, приходилось с собой его на службу брать, Джо работал, а уж хозяйство на мне было, да воспитание Лиама. – она помолчала пару минут, раздумывая над ответом. – А Джошуа совсем не верующий. Семья у него была такая. Некому было, дать любовь к Господу нашему. – я был прав. Он не верующий. За это его распяли, как Святого Джесуа? Или, это просто совпадение?

Телефон Одетты разразился противной трелью, извинившись, она отошла ко входной двери, отвечая на звонок.

– Жослин, мы бы хотели пообщаться с Лиамом тоже. Когда это будет возможным?

Она взглянула на часы, что висели прямо напротив, на стене в кухне.

– Он уже совсем скоро вернется, господин полицейский. Подождите. Поешьте пока пирог, вкусный, персиковый. Давайте-давайте. – старушка придвинула поближе ко мне блюдце с аппетитным куском пирога, который я с удовольствием попробовал, ни капли не разочаровавшись во вкусе. Мягкий бисквит таял во рту, а персики не отдавали кислинкой, как это обычно бывает. Безумно вкусно.

Одетта вернулась с видом, не сулящим добрых вестей.

– Адам, мне нужно тебе показать кое-что, пройдем в машину. Я оставила там ноутбук. – уже развернувшись на каблуках, уточнила: – Госпожа, мы скоро вернемся! – бестия засеменила к выходу, я, извинившись перед Жослин, последовал за ней.

Мне нравилось, как мы начинали терять формальность друг к другу. Но, будто бы в данном случае, это действительно не сулило ничего приятного. Я сел на пассажирское сидение, пока Одетта копалась в своем ноутбуке.

– В чем дело?

– Перед смертью, на старика страховку оформили. – она открыла письмо на почте, отправленное её специалистами и повернула экран ноутбука ко мне.

– Хочешь сказать, что это рядовой случай убийства члена семьи ради денег? – мне было сильно сложно в это поверить. Я в недоумении уставился на письмо с экрана ее ноутбука, глядя на него немигающим взглядом. Жослин страдала по-настоящему, я знал это наверняка. Я видел, как выглядит жена, потерявшая мужа. Но, мы еще не общались с их сыном…

– Я просто не исключаю этот вариант. Алиби у нее нет и ты это прекрасно понимаешь. – бестия была жуть как недовольна. И, к моему сожалению, права.

– Опросим сына. Он должен приехать с минуты на минуту. Я запрошу на него досье. – я странно хохотнул, чем вызвал непонимание как у самого себя, так и у Одетты.

– Ты… не говори мне, что ел еду, которую дала эта старуха за те пару минут, что меня не было! – она смотрела на меня распахнутыми глазами, и крайне недовольно. Ее носик очень мило хмурился, отчего я хохотнул еще раз и закрыл рот рукой, пожав плечами.

Одетта взяла из подставки в машине бутылку воды, которую вылила на улицу.

– Мочись.

– Чего?

– Я отдам твою мочу на анализ, мочись! – она протягивала мне бутылку с таким страшным взглядом, что ослушайся я, умер бы на месте. Бутылку пришлось взять.

– Выйди из машины.

Закатив глаза и хлопнув дверью, она ждала снаружи. А я, все еще не веря в эту теорию, и проклиная свою тупость, помочился в бутылку. С чего бы Жослин травить пирог? Это даже звучит абсурдно. Но что более абсурдно, так это жрать еду в доме подозреваемых. Конкретно мозги поплыли.

Закрутив крышку, я положил бутылку на пол и постучал по стеклу, чтобы причина этой плавки мозгов вернулась в машину. А сам, набрал Николасу.

– Да, шеф. – он ответил сразу же, ждать не пришлось.

– Ник, пробей мне одного парня, будь добр. Лиам Росатти. Мне нужно знать как можно больше о нем, но, у тебя есть минут десять максимум.

– Подсобили… – он выдохнул, явно пришлось бросить работу, что он сейчас выполнял. – Принял, ждите.

– Пришли результат на почту. Или набери. – я отключился, осталось только ждать.

Николас хороший парень. Самый бойкий и отзывчивый из всех в моем участке. Думаю, в этом я похож на старину Ричарда, – уже подметил себе замену, еще находясь на посту. А как иначе? Работа в полиции – это не пить кофе в теплом офисе и бумажки перебирать, хотя, по большей части, именно это она и есть. С одним маленьким подвохом – сегодня ты сам – есть, а завтра – землю удобряешь. И когда наступит это “завтра” – не знает никто. Даже твой бронежилет.

– Как ты только додумался жрать что-то с рук подозреваемых, притрушенный? – Одетта еще злилась, сложив руки на груди, хотя с чего бы ей это делать, мне было не понятно. Ну сожрал и сожрал, максимум, в больничку бы меня отвезла и всё.

– Она не подозреваемая.

– Ты что, тупой? Или наивный? В полиции работаешь, блять, как часто убийцей оказывается близкий родственник, а? – она кричала, опираясь руками о водительское кресло, почти вплотную к моему лицу. Я ответил спокойно.

– Послушай. Эта женщина пришла ко мне в истерике. Это во-первых. Во-вторых, ты можешь считать её возраст? А хруст коленей и то, как она еле ходит, на полусогнутых? Каким образом она, по-твоему, этого тяжелого мужика к кресту прибила? Забальзамировала? Да хотя бы просто ударила с такой силой, чтобы он умер, от одного единственного удара по голове? Она не подозреваемая, Одетта. А пирог – ну съел, и съел. Моя ответственность.

– Это тупость. И мы еще не опросили её сына.

– Пусть будет тупость, хорошо. Не опросили. Но она – не подозреваемая. Речь ведь о том, что я додумался сожрать что-то с её рук.

– Я не так сказала.

– Ага, только обозвала меня притрушенным – я посмеялся с её надутых губ и этого выражения в мою сторону. Оскорбления не её конек.

– Прости.

– Что-что ты сказала? – я поддразнил её, но более громких и четких извинений услышать не успел, к моему сожалению. Звонил Ник. Я поставил на громкую.

– Ник. Мы с Одеттой тебя слушаем.

– Одеттой? – он понятия не имел, кто это. Я и забыл, что не знакомил их, так как бестия еще не являла себя в полицейском участке.

– Специальный агент из ФБР.

– А, здравствуйте, Одетта.

– Добрый день, Ник. Давайте к делу. – нетерпеливая.

– Да. Так, судимостей нет, но было одно заявление на него, он подрался с каким-то мужиком на парковке супермаркета. Дело замяли на месте, но побои сняты знатные. Жены нет, детей нет, живет он с родителями. Работает в скорой, водителем. Учился на патолога, но и дня по профессии не проработал. По какой причине, – информации пока не нашел. Грустная у парня жизнь, но он чистый, шеф. – мы с Одеттой переглянулись.

– Спасибо, Ник, встретимся в участке. И… копни глубже. – я отключился.

– Патолог, значит. – я смотрел на Одетту больше с грустью в глазах, чем довольный этим открытием. Всё так просто? Мне ждать несварения, или прям тут сейчас пена изо рта пойдет? А вот бестия, улыбалась во все зубы.

– Агрессивный. – её версия подтверждалась с каждой минутой, проведенной здесь.

Вскоре, машина скорой подъехала к дому Жослин, шелестя гравием. Видимо, ее сын заезжал на обед домой, что было абсурдно – машина неотложки должна быть всегда на маршруте. Возможно, этот грузовой микроавтобус был просто в его собственности, что тоже было крайне странным, но увы, вполне реальным в Девнесте.

Настало время обсудить с парнем интересующие нас вопросы, по этому делу.

Лиам Росатти был высоким, мускулистым парнем со средней длины волосами каштанового цвета. Длинные волосы мужчины в этой семье носить любили, судя по всему. Лицо его, было гладко выбрито и выглядел он хорошо, что не вполне соответствовало профилю личности предполагаемого преступника, который должен был пережить сильный стресс.

Насколько сильный стресс – потерять отца? Могу поклясться, безумно. Даже будь он самым конченым ублюдком в мире, это всё ещё потеря родителя, родного человека. Такая боль всегда видна снаружи. Лиам Росатти снаружи выглядел как человек, потерявший максимум двадцатку, но никак не родного отца, который его воспитал.

– Лиам? – я окликнул парня, но, завидев меня, или, мой щиток на ремне джинс, он рванул с места, обегая дом.

– Сука. – я пустился за ним один, прокричав Одетте, чтобы та осталась в доме, с его матерью.

Парень бегал очень быстро. За домом, куда он побежал, был еще один жилой участок с частным коттеджем, через забор которого прыгать было крайне неудобно. Деревянный, с острыми кольями, он был мне по пояс. За участком, располагалось пшеничное поле, проселочная дорога перед ним была довольно неустойчивой после дождей, так что, убегающий быстро угодил в грязевую яму от колес проезжавшей по ней грузовой машины. Дурак, с испугу бежал не по уже высохшей обочине – я нагнал его быстрее, чем он смог вытащить свой ботинок из грязи. Достав наручники из заднего кармана, заломал ему руки.

– Лиам Росатти, я вынужден арестовать вас по подозрению в убийстве вашего отца. Вы имеете право хранить молчание. Вы не обязаны что-либо делать или говорить, если сами того не желаете. Любые ваши слова и поступки могут, и будут использованы против вас. Ваши права вам понятны?

– Понятны! – он не сопротивлялся, но все же был настроен агрессивно. Очень.

– Мы поговорим с вами мирно, у вас дома, или мне отвести вас в участок и вызвать адвоката?

– Дома, придурок, какого хрена? Я не виновен! Тем более, сука, в этом?

– А какого ты, сука, хрена, убегал? – я прошипел ему это в ухо, совсем чуточку, нарушая протокол. Не для того, чтобы грязь месить, я сюда приехал. И не затем, чтобы в очередной раз убедиться в гнилости этого мира. Больной маньяк, убивший старика, во много раз лучше, чем собственный сын – убийца.

– Растерялся. Думал, арестовать меня приехали.

– Так ты же ни в чем не виновен? – я ухмыльнулся и повел его в сторону дома его матери, которая уже взволнованно ждала нас на крыльце, вместе с Одеттой.

– Ну врезал я одному придурку, может, заявил на меня.

– За что врезал? И когда?

– Отца искал, фото его показывал прохожим там, возле работы его. Один козёл сказал, что видел. Ну я и спросил. Где? А он мне: так по телеку же твоего папашу показали, дохлого. Я и вмазал ему, хера он так про моего отца?

Я немного ослабил хватку, в надежде, что он говорит правду. К тому же, мы уже подошли к дому. Жослин обняла его, рыдая.

– Дубина, зачем убежал. Господин, ну как же так? Пожалуйста, снимите с него эти кандалы. Адам… – было крайне тяжело отказывать этой женщине, но прежде чем я успел вставить слово, своё вставила Одетта.

– Вы оба – под подозрением. Чем вы отравили пирог?

– Отравила?! Я? – женщина схватилась за сердце, продолжая рыдать. – Я клянусь, я бы никогда…

– Госпожа. – я погладил её по плечу в знак утешения и зыркнул на Одетту недобрым взглядом. – Давайте пройдем в дом и там всё обсудим.

Я усадил Лиама на диван, рядом села его мать. Мы с Одеттой, расположились напротив – в креслах. Чаю уже никто не предлагал.

– Я клянусь, я бы никогда… – женщина шептала в испуге, глядя на кофейный столик с угощениями.

– Тогда отчего моему напарнику стало плохо? После вашего чая с пирогом, госпожа. – Одетта очень жестко вела допрос, уверенная наверняка в их вине. Я был с ней не согласен.

– Не плохо, просто… голова кружилась, немного в эйфории. – я описал свои ощущения, похожие на чувства при отравлении наркотиками в легкой степени. – Как будто травки курнул.

Жослин подскочила с места и убежала на кухню, Одетта рванула следом, но в этом не было необходимости. Женщина держала в руках блин с китайским чаем.

– Вот. Я заварила вам такой чай. Он крепкий, господин, если вы такой никогда не пили, он мог подействовать на вас подобным образом. Клянусь, я вас не травила! – руки Жослин подрагивали, а в глазах нарастала пелена слез, поэтому, Одетта взяла блин в свои руки и отломила небольшой кусочек, обернув его в свой носовой платок.

– Я проведу анализ. – ага, с моей мочой в придачу. Женщины сели на свои места, так что, мы продолжили допрос. – Почему вы убегали?

– Я уже сказал. Растерялся.

– Он думал, мы арестуем его за драку, все в порядке. – я пояснил Одетте, чтобы не терять времени. – У вас есть алиби на день похищения вашего отца, вечер, ночь перед обнаружением тела вашего отца и утро, в которое нашли его тело?

– Это отец?! Вы подтвердили это? – он взволнованно вскочил с места, став практически серого цвета.

– Родной… – Жослин усадила его обратно, взяв за руку. Глаза её были полны слез.

– Нет… Это не… Это не может быть он… – парень ссутулился, потерял в объемах, и уронил голову на плечо матери. – Это не он… – его тело дрожит, а голова трясется в отрицании. На лбу проступает испарина.

– Мой мальчик… – женщина плачет, поглаживая его по голове.

– Ваши ДНК совпали. Мне жаль. – я сочувствовал этим людям. Но не мог сейчас этого себе позволить.

– И вы подозреваете в его… смерти… меня!? – Лиам был зол. Но глаза его, как и у матери, наполнялись слезами. – Да как вы смеете, ублюдки! Я вас нахуй засужу, ясно!? – Жослин обнимала его, удерживая рядом с собой. В наручниках за спиной, он не представлял угрозы. Но и его агония была понятна.

– У нас есть на это основания, господин Росатти. – Одетта была непреклонна в своем мнении.

– Какие, к черту, основания!? – он смотрел на нее взглядом, полным ненависти и презрения, выплевывая слова ядом.

– Мы полагаем, тело вашего отца доставили в Центральный парк на грузовике или микроавтобусе, ваш – прекрасно для этого подходит. – Одетта выливала на него сухие факты, проводя не допрос, а вынося приговор, на который не имела права. – Вы учились на патолога, а убийца вашего отца крайне умело обращался с его телом. Это сделал не человек с улицы, это сделал специалист, с таким же образованием, как у вас, господин Росатти. Вы сильны, и, у вас есть повод – выплата страховки, которую вы оформили незадолго до смерти вашего отца. Считаете, это недостаточные основания для обвинений?

– Это всё косвенная хуйня, попробуй докажи сначала! А ты не докажешь, овца тупая, потому что я своего отца не убивал! Ебанутые. – по его щекам бежали слезы, а взгляд был злой и немного… безумный, но, он был прав. Ну, что касалось сути представленных ему обвинений. Они были косвенными. Во всяком случае, пока.

– Лиам, вам не стоит разговаривать так с федеральным агентом. – я попытался умерить его пыл, но не вышло.

– Ты тоже иди нахуй, придурок! Это ваша работа, искать пропавших! Вы проебались и цена этому – жизнь моего отца! Ублюдки тупорылые! – он вырвался из рук матери и навис над нами. Я грубо усадил его обратно, рядом с Жослин, не убирая руки с его плеча.

– Я сочувствую вам. – заглянул прямо в его глаза, плещущиеся гневом. – Вам обоим. – и посмотрел в глаза его матери. – Если вы не виновны, как утверждаете, ответьте на наши вопросы, Лиам, и отведите от себя подозрения. Госпожа Лаверье права, эти косвенные улики могут указывать на вашу вину. Мы всего-лишь хотим убедиться в том, что не правы в своих суждениях. Но если вы продолжите вести себя агрессивно, мы продолжим допрос в ФБР. Вам понятно? – подумав немного, он кивнул. Я сел обратно.

– У вас есть алиби? Кто вас видел, кто может подтвердить ваши слова? – он задумался. Молчал минут с пять, что-то бормоча под нос, и, кивнув самому себе, подал голос.

– Я искал отца сразу после того, как он пропал. Меня видели у него на работе дважды, когда мы забрали его коробки, и после, когда я прибежал спросить, куда он мог деться. Затем, в магазинах по пути. Сначала я пошел по левую сторону улицы, там был продуктовый, и какой-то магазин для животных. Я спрашивал у пары прохожих, но вы их не найдете уже, да?

– Попытаемся, если вы и они, попали на камеры.

– Вы даже камеры не смотрели!?

– Мои люди еще работают над этим, не просто просмотреть столько камер видеонаблюдения, господин Росатти.

– Черт с тобой… Ладно. – подумав еще немного, он продолжил. – Где-то через двадцать минут я вернулся обратно, и побежал по левую сторону улицы. Там были только кафе, отца и там не видели. Я вернулся назад и поехал по городу, в сторону дома. Ехал медленно, мне сигналили раз тысячу, но я смотрел по сторонам и пытался разглядеть отца. А когда совсем стемнело, вернулся домой. Поспрашивал у соседей, во всем районе. И лег спать.

– Это правда, он вернулся ближе к полуночи.

– Что было утром, в день обнаружения тела?

– Я работал.

– В скорой? Кто может это подтвердить?

– Спросите Бэт и Чарли. Я работаю в больнице святого Петра. – я вел запись всего, что он говорил, в блокноте.

– Мы проверим ваше алиби, спасибо за сотрудничество.

– Вы меня отпустите?

– Пока не докажем вашей вины, да. И мы хотели бы проверить ваш микроавтобус, если вы позволите. Если нет, достанем ордер.

– Проверяйте, что хотите. – голос Лиама звучал опустошенным.

– Адам. – Одетта была зла, услышав мой вердикт по отношению к этому парню. – Он бежал от полиции и, ко всему прочему, был очень агрессивно настроен, опустившись до оскорблений. У нас есть косвенные улики. – я ухмыльнулся.

– Видите, Лиам, как важно быть вежливым с органами правопорядка.

– У нас есть основания для… – я перебил бестию.

– Нет. Они косвенные, Одетта. Мы не арестовываем людей, пока у нас нет достаточных улик и если подозреваемый сотрудничает.

– Страховка жизни старика. – об этом я, правда, забыл. Выдохнул, ведь моя вера в этого парня оправдывалась – по крайней мере, с его слов. Жослин спохватилась.

– Я не работаю, госпожа! Джо, как ему диагноз поставили, заставил меня оформить страховку на его жизнь. Он очень беспокоился за нас, понимаете? Я могу дать вам адрес… Мы… да, мы обсуждали это еще раз в страховой компании, они точно слышали! Проверьте, это все инициатива Джошуа, Лиам не при чем. Мы оба. – старушка взяла свой блокнот рядом со стопкой газет в небольшой зоне прихожей и оставила на нем адрес и имя консультанта, который занимался их страховым делом. Я пробил, и контора, и работник – были настоящими. Мы уехали от семьи Росатти, Одетта – все еще с подозрениями, а я – не веря в их виновность совсем.

Нас ждало Бюро федеральных расследований, и команда криминалистов Одетты.

3

“Не склонен худшим смерть считать концом. Кто, кончив жизнь, в нее вступает снова.”

Микеланджело Буонарроти

Женщина средних лет мечется по дому, собирая вещи с разных его концов в один потрепанный временем чемодан. Вещей у нее не много. За почти десять лет брака так и набрался – один несчастный чемоданчик. В небольшую дорожную сумку, она скидывает детские вещи совсем еще маленького мальчика, что стоит рядом со своим отцом. Он прячется за его ногу от матери, которая с остервенением выкрикивает проклятия в сторону понурого взрослого мужчины. Его вид неопрятен, волосы торчат в разные стороны, словно он только что встал с постели. Щетина выглядит колючей, а глаза – пустыми.

Малыш поглядывает то на одного, то на другого родителя, не понимая, что происходит. Ссоры в их доме были не частым явлением, но этот злой взгляд матери он уже хорошо знал, каждый раз желая расплакаться при виде его.

– Какой же ты никчемный! – выплевывает женщина прямо в лицо мужчины, оттаскивая от него ребенка. – Я столько лет терпела эту убогость – она обводит руками комнату и усмехается. – Грязь, вонь эта постоянная от сраной канализации, которую ты за столько лет так и не исправил, – и ты. Я вышла за тебя из жалости. И потому, что забеременела этим отродьем. – женщина демонстративно хватает мальчика за шкирку, выпячивая его вперед. На его глаза, так похожие на отцовские, наворачиваются слезы. – Вы мне всю жизнь испоганили, два долбанных балласта.

– Оставь его мне и уходи. – голос мужчины тихий, еле слышный.

– Оставить тебе?! – в отличие от крика женщины. Она смеется, злобно и надменно. – Это не твой сын, ублюдок. Мы с тобой трахались раз пять за весь брак. Думаешь, твоё полудохлое семя смогло бы меня оплодотворить? – она громко смеется, запрокидывая голову.

– Оставь и… убирайся. – голос мужчины совсем затихает. Лицо женщины кривится, словно она вместо сочного сладкого яблока, откусила ужасно кислый лимон.

– Что ты там бубнишь себе под нос? – застегнув замки на сумке и чемодане, женщина оттаскивает их ко входной двери и возвращается к своему мужу и сыну. – На случай, если ты еще не понял, я ухожу от тебя. Не могу больше видеть ни рожу твою тупую, ни дом этот проклятый.

Их уход высасывает из дома всё тепло. Впрочем, может, виной открытая нараспашку дверь, которую не закрыла за собой жена мужчины. Холодный осенний воздух проникает внутрь и заставляет его тело дрожать. Или, эта дрожь – следствие ухода единственных дорогих ему людей. Мать давно мертва, а отец, вечно пьющий, грубый и набожный – забыт, как страшный сон.

Сколько часов проходит, прежде чем он двигается с места? На улице уже вечереет. Солнце медленно уходит, забирая с собой остатки тепла, позволяя луне занять главенствующее на небосводе место. Ноги мужчины отрываются от паркета сами. Несут его, куда? Кто бы знал… Одна улица за другой, приводят его в переулок. Фонарь моргает, сломанный, как жизнь мужчины – так он думает. А испуганный старик, что сидит на холодной земле и покачивается из стороны в сторону, словно психически нездоровый, и вовсе напоминает мужчине его самого.

Никому не нужный, потерявший всякий смысл, он даже не думает обратиться к Господу, которому всю свою жизнь молился. “Он не слышит мои молитвы”… “Он не поможет”… “Он меня ненавидит”… Так ли это? Кто бы знал…

Обратно в Бюро мы едем той же дорогой, однако, за лобовым стеклом уже не солнечно. Мы провели в доме Росатти несколько часов и оба уже жутко голодные. Я предлагаю Одетте пообедать прежде чем приступим к изучению того, что нашли её специалисты, и, мы заезжаем в кафе по пути.

Почти неделю, а сейчас – особенно сильно, меня раздирает один вопрос.

– Могу я о личном спросить? – бестия отрывается от разглядывания меню, блюда нам уже готовят.

– Попробуй, детектив. – ее голубые глаза сквозят холодом, и меня это волнует. Любовь с первого взгляда? Усмехаюсь самому себе, в мыслях. Это вовсе не она.

Эта женщина зацепила меня, как только я ее увидел. Властная, красивая, сексуальная, наглая и беспардонная, – потрясающая. В её омуте водятся не черти, нет – там господствует сам Дьявол, и я хочу сыграть с ним в шахматы, зная, что без шансов – проиграю, а он сожжет меня за это на костре. Этот огонь, зовет меня набатом в ушах – шепотом. И я совершенно не владею собой, плененный его властью.

И мне нравится это легкое помешательство.

– Ты сегодня ведешь себя иначе со мной. Почему? – она усмехается, опираясь на стол локтями и подпирает лицо руками.

– Нравится, когда тебя лапают в непристойных местах? – теперь усмехаюсь и я тоже.

– Мне интересно, отчего ты сначала агрессивно ко мне подкатываешь, а сейчас ведешь себя так, будто ты ничего подобного не делала.

Она откидывается на диванчик и расплывается в улыбке. Той самой. Непристойной.

– Мне было интересно, стоишь ли ты своей сладкой мордашки, или в трусах у тебя прячется маленькое разочарование. Не люблю гадать, проверить – быстрее.

– Ты в ФБР работаешь, в курсе, что это немножко незаконно? – она снова приближается ко мне через стол.

– Я в курсе, что ты был не против, детектив. Мне нравится, что ты умеешь быстро брать себя в руки, но не строй из себя недотрогу. – она усмехается и я понимаю, что она видела мой стояк в машине. Нам приносят еду.

– Так почему ты ведешь себя иначе, если тебя всё в моих трусах, вроде как, устроило? – я не понимаю, а для нее вопрос звучит смешным.

– Мне на тебя наброситься теперь? Доедай, уединимся в уборной. – она накалывает на вилку кусочек брокколи и улыбается, с вызовом рассматривая мои глаза, помещает его в рот. Я сглатываю.

– Нет.

– Нет? – она улыбается еще шире, оставляет прибор тихим звоном металла о посуду, пододвигается на диване ко мне, близко. И опускает свою руку на мою ширинку. – Хочешь сделать это прямо здесь, детектив? – она шепчет в моих губы и я роняю свою вилку на стол. Хватаю ее за руку. Голос предательски хрипит.

– Я хочу узнать тебя, а не трахнуть. – в её глазах плещется странный блеск.

– Странно, а твое тело хочет второго, и наверняка. – ее губы кривятся в улыбке. Хищной и грязной. И я бы действительно взял ее прямо здесь и сейчас, безумно щедрое и желанное предложение, я очень давно не был с женщиной, но я на самом деле – хочу с ней другого. Пубертатный пацан оставил меня в покое. Почти…

– Мое тело может хотеть чего угодно, и я его понимаю, но я хочу иного, Одетта. Давай поужинаем.

– Нет.

– Нет? – я растерян, мне казалось, она заинтересована во мне ровно так же, а она возвращается на свое место и отпивает немного кофе, слизывая молочную пенку с губ.

– Я не хочу отношений, Адам.

– А я и не под венец тебя тащу, Одетта. Давай поужинаем. – она игнорирует мое предложение, продолжая есть свое блюдо. – Почему нет? – я запинаюсь, понимая, как убого это звучит. – В смысле… Я не давлю на тебя, и не прошу передумать. Мне интересна твоя логика, причина отказа.

– Я ее озвучила. – ее голос становится строже, отстраненнее и я понимаю, что в моей власти только гадать о своих вопросах, а не получать на них ответы. Она не готова открыться мне и я уважаю это, мы видимся лишь третий раз. Но она буквально домогалась меня. Это тот самый флирт, как стиль общения, или я чего-то не понимаю? К чему эти игры, если можно говорить прямо о своих желаниях. Она и так прямее некуда мой член облапала, что это, если не заинтересованность? Почему это – можно, а приглашение на свидание звучит для нее как предложение обвенчаться?

Я молчу, просто наблюдая за ней и размышляя о причинах такого ее поведения. Она крайне противоречиво себя ведет, и это ужасно сбивает с толку. Обнимает себя рукой, а ест и вовсе без аппетита, постоянно запивая водой. Нервничает? Из-за моего предложения, своего отказа или того, что я нахожусь рядом?

В Бюро тихо. Нет снующих туда-сюда детективов с дерьмовым настроением, дебоширов в изоляторе, толпы злого или рыдающего народу и вечной трели телефонов. В лаборатории слышны только звуки металла о металл и трупная вонь с какими-то дезинфицирующими химикатами. Над телом Джошуа работает трое специалистов.

– У меня всё ещё ничего нет. – не помню, представляла ли мне этого мужчину Одетта. Он пожимает плечами и улыбается, пребывая в отличном настроении, и, собираясь выйти за напитком, судя по кружке в его руке.

– Как впрочем и всегда, Портер. За что только тебе платят… – Одетта закатывает глаза, вздыхает, и снисходительно похлопывает его по плечу, проходя к телу.

– Будто преступники, с которыми мы работаем, любят оставлять свои отпечатки пальчиков. – мужчина фыркает ей вслед, но бестия его не слышит. – Это, блять, ФБР, нам не дают дела с полным набором улик для быстренькой поимки преступничка. – бурчит Портер и закатывает глаза, проходя мимо меня.

Теперь мне становится понятно, о какой неприязни к бестии ее коллег говорил Мадс.

– А у меня кое-что имеется! – с энтузиазмом, палинолог машет нам с Одеттой, приглашая к своему столу. – Вот. – она протягивает мне папку с бумагами. – В первоначальных образцах я нашла необычные споры, в волосах нашей жертвы. Эти дубовые деревья охватывают небольшую часть Девнеста. В парке, где нашли тело, они не растут. А материал для пыльцевого профиля – с волос, покрытых смолой. Это значит, что споры попали на них не при жизни, а после, когда тело перевозили или превращали его в скульптуру.

– Делайла полезнее нас всех в Бюро. Может что угодно узнать о человеке по обычной пыли. – мужчина улыбается из-за своего стола, отвлекаясь от работы за микроскопом.

– Брось, Оуэн! – она краснеет и тоже улыбается, возвращаясь к теме разговора. – К сожалению, более специфического сочетания спор для детального описания местности я не нашла. Будь у меня хоть клочок одежды… Но, я еще жду результаты по табличке, письмам и кресту. Может, что-то обнаружится. Мы собрали заново много образцов, но я сомневаюсь в обнаружении чего-то еще там. – она улыбалась, довольная проделанной работой.

– Это потрясающе, Делайла, вы волшебница. – я не мог не похвалить настолько хорошо проделанную работу. Она смущенно улыбается.

– Пока, эти данные мало о чем говорят. Споры могли быть занесены в саму машину, на которой перевозили тело. Я сомневаюсь, что оно долго стояло на воздухе в том виде, в котором мы его обнаружили. Но есть и еще кое-что. – женщина проходит к телу и мы с Одеттой следуем за ней. – В носовых дыхательных путях и на затылке, возле раны, приведшей к смерти, пыльцевой профиль совпадает.

– Мы знаем место убийства? – я воодушевлен, но Делайла грустнеет.

– Нет. – она вздыхает, огорченная произнесенным. – Я могу только предположить. Это определенно дом, частный. Мы не нашли чего-то, что указывало бы на, например, складское помещение или что-то подобное, а из квартиры такое незаметно не вынесли бы. – Делайла принялась пояснять свою версию, завидев наши лица. – Судя по пыльцевому профилю, мужчину стукнули чем-то тяжелым, отчего он упал на пол, вероятнее всего, паркет, а последним его вдохом был этот грязный пол, к которому его, возможно, прижали лицом. На полу места преступления сохранился тот же пыльцевой профиль, что и на затылке жертвы, и в его носовых дыхательных путях. Но без данных для сравнительного анализа узнать, где это было, практически невозможно. Нужно надеятся только на споры с волос жертвы и деревянные элементы этой инсталляции. – я задумался.