Золото змея. Вызов стае

– Что ж, надеюсь, этот коридор только кажется длинным, – ворвалась в мои мысли Меллар. Почти уверен, что теперь она пытается оценить свою способность идти дальше. Только теперь.

– Вы точно не хотите вернуться? У нас еще есть такой шанс, – я оглянулся на лифт.

– Нет, – отрезала она. – Раз уж экскурсию по Корпусу мы проводим себе сами, то нужно осмотреть здесь все, как считаете?

Я взглянул на ее улыбку, преобразившую усталое лицо, и только сейчас заметил, что запах Меллар не вызывает у меня отторжения. Он по‑свойски проникает в нос, лишь слегка будоража рецепторы. Кажется, я начинаю привыкать к шлейфу чужого аромата в своем воздушном пространстве. И это происходит неожиданно быстро.

Мы в молчании проковыляли до конца коридора, и я заглянул за угол. Открытая решетчатая дверь, а за ней – снова коридор. Но на этот раз не с глухими стенами, а с металлическими дверьми, ведущими в отдельные помещения. Мы с Меллар молча переглянулись, и я потянул на себя первую дверь. За ней обнаружилась маленькая комната, сплошь уставленная контейнерами с растениями. Бесконечные ряды этажерок с травами, отдыхающими под ультрафиолетом. Я открыл поочередно все двери в этом коридоре, и за каждой пряталась небольшая оранжерея.

– Почему их выращивают здесь? Это что‑то нелегальное? – закономерно поинтересовалась Меллар.

– Не знаю. – Я взглянул на таблички, воткнутые в землю. Ни одно из названий, написанных на них, не было мне знакомо. Впрочем, в ботанике я не силен. – Пойдемте дальше?

Меллар кивнула, и мы завернули за угол, снова наткнувшись на приоткрытую дверь, с которой свисал вырванный замок. Видимо, эти двери делили весь этаж на отсеки, но кто‑то прошелся по ним тараном, будто куда‑то спешил. Меллар проследила за моим взглядом и нахмурилась.

– Мне это не нравится.

Второй коридор выглядел таким же глухим. Я оставил Меллар у стены, а сам осмотрел помещения. Некоторые из них оказались запертыми, а за другими я нашел химические лаборатории. Зайдя внутрь, бегло оглядел полки, заполненные десятками банок с непонятными надписями и содержимым. В центре помещения стояли столы с оборудованием и емкостями: весами, штативами, огромной центрифугой, колбами и воронками. Под столами выстроились в ряд контейнеры с жидкостями разных цветов. Морщась от резких атакующих запахов, я поспешил уйти, стараясь ни до чего не дотрагиваться.

Мы двинулись дальше, и Меллар начала все больше отставать, сильно прихрамывая. Впереди нам встречались только однотипные коридоры, двери которых вели в лаборатории с самым разным содержимым: морозильными камерами, забитыми пробирками, стеллажами с коллекцией органов, плавающих в банках, насекомыми, барахтающимися под прозрачными колпаками. Приоткрыв дверь в одну из комнат, мы вдруг услышали звуки, похожие на карканье – птицы в клетках недовольно отреагировали на свет из коридора, ворвавшийся в темное помещение. В соседней с птицами комнате стояли террариумы со змеями и пауками. За следующей дверью мы обнаружили еще одну обустроенную лабораторию и несколько клеток с мышами, которые сбились в кучки и мирно посапывали, не подозревая о нашем вторжении. Теперь ясно, почему в самом начале пути я уловил запахи животных.

Коридоры сменялись один за другим, некоторые из них разветвлялись, и мы наугад поворачивали то направо, то налево. Сначала я запоминал путь, но потом несколько раз отвлекся на разглядывание очередной лаборатории и вдруг осознал, что не помню, как мы сюда пришли.

– Кажется, мы заблудились, – вторила моим мыслям Меллар, привалившись к стене и тяжело дыша.

Я встал рядом и внезапно ощутил, что тоже чертовски устал. Ноги гудят, веки тяжелеют, голова перестает соображать. Сколько сейчас времени? Как долго мы находимся в Корпусе? Часа четыре или пять?

– Сделаем небольшой перерыв и попытаемся найти выход.

Меллар стала разминать здоровую ногу, а я старался вспомнить, не встречались ли нам какие‑нибудь указатели. Спустя некоторое время она спросила:

– Как думаете, зачем здесь все эти лаборатории? Почему их вынесли под землю?

– Не знаю. Может, чтобы что‑то скрыть?

– Но от кого? От других ученых?

Поразмыслив, я сказал:

– От них и от закона. Только подумайте, как это удобно: нет нужды заказывать все эти материалы, вещества и оборудование, привлекая внимание. Достаточно немного увеличить закупки для самого Корпуса, а затем привезти сюда излишки и заниматься своими исследованиями, которые, я уверен, даже не подотчетны. Или подотчетны не университету и рикистариату, а кому‑то другому.

– Кому, например?

– Вы правда не знаете ответа? – я не смог скрыть скепсиса в голосе. – Очевидно же, что деньги на все это есть только у Совета.

– Вы только что сказали, что эти лаборатории оснащаются из бюджета Корпуса. Теперь у вас крайний – Совет?

Я не удержался и закатил глаза.

– Послушайте, мы сейчас говорим о том, кто это организовал. Построил целый этаж, выделил ученых, создал всю эту схему. Следит за тем, чтобы об этих лабораториях никто не узнал.

– Если я вас правильно поняла, – произнесла Меллар, растягивая слова, будто примериваясь к ним, – кто‑то из Совета, не поставив в известность своих коллег и рикистариат, создал эти лаборатории, чтобы… что? Для каких разработок они нужны?

По шее прошел холодок. Мне на ум пришли вполне конкретные разработки, которые могли бы вестись в таком месте. «Один маленький эксперимент». Эксперименты над людьми.

– Понятия не имею, – сказал я, решив не развивать эту тему.

– Ясно. Вы не знаете, зачем это нужно, но уверены, что за всем стоит Совет. – Тон голоса Меллар резко стал жестким, будто я обвинил в чем‑то лично ее. – Это в вашем характере – вешать вину на незнакомых людей?

– Я не вешаю вину. Я анализирую ситуацию и делаю выводы. А какие ваши версии?

– Это не может быть Совет. Во‑первых, они открыто спонсируют исследования Корпуса, зачем им тайные лаборатории? Во‑вторых, во‑вторых… Не знаю! Просто в этом нет смысла!

– Вы игнорируете факты.

– А вы предвзяты! – огрызнулась Меллар.

– Да подумайте же сами! Это все стоит больших денег, которые есть только у Совета!

– Хорошо. Допустим. Но я снова спрашиваю вас: в чем смысл? Зачем им это?

– Да затем, что они могут творить здесь что угодно! – Мои нервы начали сдавать. – Чьи это органы там в банках? Зачем здесь целый выводок ядовитых пауков? Что спрятано в холодильных камерах под кодовыми замками? Хотя кому я это объясняю, вы же одна из них!

Меллар жестко усмехнулась.

– Да, я одна из них. И я горжусь этим! – воскликнула она, тыча пальцем себе в грудь. – Именно Совет построил Корпус. Именно Совет взял на себя ответственность вести эту страну вперед. Именно Совет вложил деньги в исследования, чтобы обеспечить нашу экономику инновациями. А ваша бывшая жена все разрушила! Уничтожила труды многих людей и сбежала. Совет дал ей все, а она плюнула ему в лицо и поставила под угрозу существование нашего государства!

– Замолчите! – не выдержал я и перешел на повышенный тон. – Вы ничего о ней не знаете!

– А вы? Вы знаете? Вы знаете, что жили с убийцей?

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы оборвать этот обмен обвинениями. Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, но вместе с воздухом в меня проникли запахи лабораторий, от которых только сильнее закружилась голова.

– Я знаю лишь одно, госпожа председатель, – сказал спустя несколько секунд. – Кава ничего не делает без причины, а слова и действия Совета измеряются их собственными интересами. И не надо говорить мне красивых слов про ответственность, инновации и науку. Оставьте это для телевизионного выступления. Раз столкнувшись с природой таких, как вы, уже не дашь себя обмануть. Потому что после этого начинаешь оценивать не вашу личину, какая бы говорливая и привлекательная она ни была, а вашу суть. И суть ваша представляет собой неумолимую жажду власти и богатства, растущую с каждым годом, проведенным на Золотой площади. И поэтому – да, эти подземные лаборатории могут быть детищем только Совета, и никого другого.

– Все понятно, – Меллар сложила руки на груди. – Стрижете всех под одну гребенку только потому, что оказались на пути у двух маразматиков, решивших провести эксперименты над детьми. И продолжаете лелеять эту обиду, видя во всех политиках лишь чудовищ.

Я остолбенел. Она знает. Она обо всем знает.

– Что вы сказали?

– Я сказала, что с вами поступили ужасно. С вами и с другими детьми проекта «Новое поколение». И хорошо, что вмешательство в генетический код на вас никак не повлияло. Но нельзя же из‑за этого вешать ярлык на всех остальных! Вот я, по‑вашему, тоже монстр?

Я потер грудь и посмотрел на председателя. Ей известно о моей жизни больше, чем я предполагал. Больше, чем кому бы то ни было. Кто я в ее глазах? Жертва неудавшегося эксперимента, которым можно манипулировать? Крутить, как она хочет, чтобы получить информацию? А потом выбросить на обочину?

– На монстра вы не похожи, госпожа председатель. Но, как я уже сказал, я не верю личине. Пойдемте, нам пора искать выход.

Глава 7

Рагиль

Нам отсюда не выбраться, пора это признать. Мы блуждаем уже вечность, но не встретили даже намека на то, в какой стороне может быть выход. Этот этаж будто специально построили так, чтобы попавший сюда чужак оказался в ловушке. И даже запах Меллар, осевший на стенах, к которым она прикасалась, ничем не помогает. Я иду по его следу, надеясь хотя бы вернуться к лифту, но он нас только закольцовывает, и перед глазами оказываются все те же лаборатории, мимо которых мы проходили раньше.

Нам пришлось сделать очередную остановку. Председатель больше не может идти, а я не могу принюхиваться. Мои ноги горят, а голова вновь болит от обилия запахов, которые я не способен выносить в таком количестве. После генетического вмешательства мои рецепторы стали в сотню раз чувствительнее, чем у обычного человека, но мой мозг остался прежним. Он не может перерабатывать так много информации без дополнительных калорий, а я не ел уже больше двенадцати часов. Поход в Корпус превратился в борьбу за выживание.

Рядом послышалось прерывистое дыхание Меллар, в которое вплелись хриплые звуки терпеливо сносимой боли. Я взглянул на ее обмякшее на полу тело, и сердце защемило от жалости. Еще час назад я был охвачен безудержной злостью из‑за ее слов о Каве, а сейчас, заметив ее страдания, мне стало не по себе. Чертов нюх! Даже сейчас он бесполезен. Может, если бы не все эти запахи, я бы уже давно понял, как устроен этот лабиринт и где находится выход. А в том, что он есть, я почти уверен. Они не могли создать такую запутанную систему коридоров и при этом не предусмотреть пути отхода. Это было бы слишком глупо. И вырванные замки у межкоридорных дверей говорят о том, что кто‑то совсем недавно бежал отсюда, и бежал со всех ног.

Я замер, поймав колючую догадку. Председатель сказала, что Кава сбежала. Ее подозревают в том, что она устроила пожар и сбежала. Но ведь не могла же она… Не могла же она спрятаться в этих лабораториях? Неужели она имеет к ним какое‑то отношение? Как же все запутано! Когда, когда ко мне вернутся воспоминания?!

Я встретился взглядом с Меллар. Мы почти не говорили с ней после того спора, молча наматывая круги и ведя немые беседы с самими собой. Но сейчас она смотрит на меня так, будто с ее губ вот‑вот сорвется давно зреющая мысль, упорно ищущая воплощения в звуке. Спустя несколько секунд она тихо произнесла:

– Мне очень жаль, Рагиль. Я не хотела с вами ссориться.

– Разве мы поссорились? – удивился я.

– А разве нет?

– Всего лишь не совпали точками зрения. Это нормально. Мы с вами из разных миров, поэтому и взгляды у нас разные.

Меллар усмехнулась. Но не жестко, как в прошлый раз, а мягко и даже застенчиво.

– Из разных миров? Вы думаете, мой путь в Совет был предопределен с рождения? Что я родилась в семье банкиров или промышленников, и родители прочили мне карьеру политика?

Я пожал плечами.

– У меня нет предубеждений против детей банкиров и промышленников.

– На самом деле я из обычной семьи, может, даже такой же, как у вас. Мой папа работал врачом, а мама медсестрой. Они позаботились, чтобы у меня было хорошее образование, только и всего. Я закончила факультет культуры в Университете Брэйе.

Я задумался, воспользовавшись паузой в разговоре. Насколько нормально, что нашей страной управляет специалист по искусству?

– Потом я работала в рикистарии по культуре, – продолжила Меллар, – но там… не сложилось.

– Почему же?

– Потому что это болото, – беззастенчиво ответила она и приподнялась на руках, усаживаясь поудобнее. – Болото как есть. Знаете, они совершенно ничего не хотят делать. Проблемы копятся, как снежный ком, но никому нет до них дела. Все инициативы игнорируются и откладываются на следующий год. Если бы я сама не донесла до Совета свой проект о финансировании музеев в малых землях, он бы так и остался в рикистарии по культуре среди сотен никому не нужных бумаг. Тогда я поняла, что только в Совете что‑то решается.

– И поэтому вы пошли в Совет.

– И поэтому я пошла в Совет.

Я замолчал, сомневаясь, говорить ли вслух о том, что было у меня на уме. Нет, все же рискну.

– А вы не задумывались, что рикистариат ничего не хочет предпринимать, потому что просто не может? Да, рикистарии разрабатывают и исполняют законы, но утверждает их только Совет. За ним всегда последнее слово.

– Не умаляйте власть рикистарий. Они могут выдвигать на рассмотрение Совета свои предложения по управлению страной.

– И сколько предложений от рикистарий принимает Совет? Процента два или пять?

– Вы что, начитались левой прессы? Не стоит верить этим журналистам, они смотрят на все только со своей колокольни.

– Все мы смотрим на все только со своей колокольни. Объективность – такая же иллюзия, как и справедливость.

– Знаете, что думаю обо всем этом я? – вскинулась Меллар. – Я верю, что, несмотря на любые ограничения, все можно изменить. Главное – не сдаваться.

Мой затылок коснулся холодной стены, и я стал разглядывать потолок, раздумывая над ее словами. Они кажутся мне донельзя наивными. Я с детства живу с ограничением, и оно подстроило под себя всю мою жизнь. Как бы я ни старался, но я не могу игнорировать запахи и абстрагироваться от информации, которая сваливается на меня каждый раз, как я оказываюсь в окружении людей. Или взять сегодняшний день. Мы стерли все ноги, пытаясь выбраться отсюда, но не продвинулись в этом деле ни на шаг. Иногда с ограничениями остается только смириться.

По полу прокатилась пустая бутылка, финишируя у моей ноги.

– У нас кончилась вода, – сообщила Меллар.

– Уже?

Я поднял бутылку, которую мы некоторое время назад взяли в одной из лабораторий, и заставил себя встать.

– Сейчас наполню. Ждите здесь.

Блуждая по этажу, мы случайно наткнулись на туалетные комнаты, где смогли умыться и наконец‑то справить нужду. Там же мы помыли сворованную бутылку и набрали в нее воды.

Я оглянулся, делая вид, что вспоминаю, в какой стороне находятся туалеты. На самом деле я пытался уловить в воздухе их запах. Поняв, куда идти, я посмотрел на Меллар, оценивая ее состояние, и встретил долгий, напряженный взгляд. Нам впервые придется разделиться.

– Я вернусь. Обещаю.

– Идите, – произнесла она одними губами.

Я пролетел по коридорам, мысленно отматывая наш путь назад, и добрался до туалета, который узнал не только по запаху, но и по мигающему свету затухающих ламп. Ближайший ко мне туалет – женский, и на этот раз я, не стесняясь, зашел туда, лишь бы побыстрее скрыться от раздражающего моргания светильников. Оказавшись внутри, я закрыл за собой дверь и подошел к раковине. Из зеркала на меня смотрело привидение с бледным и осунувшимся лицом. Я умылся, набрал воду в бутылку и вытер руки о лежащую рядом тряпку. Развернулся, ища, куда ее можно пристроить, но наткнулся взглядом только на стоящую в углу телегу с огромным, можно даже сказать, гигантским ведром. Подойдя к ведру, заглянул внутрь и обнаружил валяющийся на дне шланг, с помощью которого, видимо, спускали воду из крана. Приподнял ради интереса ведро, и оно оказалось гораздо легче, чем я думал. Какой‑то новый материал? Сверхлегкий пластик?

Повертев ведро, я оставил его в покое и вышел в коридор. Сощурился. Мигающий наверху свет стал переключать картинки перед глазами. То я вижу все, то вижу лишь часть. То снова все, то опять лишь часть. Включить‑выключить, включить‑выключить. Какая‑то мысль ворвалась в сознание и стала заигрывающе порхать, не давая себя поймать. Свет гаснет, и она подлетает близко, свет загорается, и она отлетает в сторону. Я закрыл глаза и застыл на месте. Что‑то ужасно очевидное. Что‑то лежащее на поверхности. Но при этом что‑то тающее в тумане разрозненных фактов. Включить‑выключить. Женский туалет. Включить‑выключить. Раскуроченные замки межкоридорных дверей. Включить‑выключить. Огромное ведро со шлангом, чтобы набрать целый бассейн. Включить‑выключить. Пропавшие реджкандротеки, которые большую часть времени проводят в воде. В воде. В воде. В воде.

Я зажмурился и сжал виски. Они были, были здесь! Реджкандротеки были здесь! Эта мысль, как мячик, упала в лунку своего размера и уже не хотела ее покидать. А там, где реджкандротеки, там и Кава!

Я ворвался обратно в туалет и подлетел к ведру. Жадно принюхался, ища ее след на резиновом шланге и пластмассовых ручках тележки. След очень слабый, почти нечитаемый. Он отдает тиной и водорослями. Да или нет? Мне нужно знать точно!

Я выбежал из туалета и помчался по коридорам. Меллар, Меллар, Меллар… везде запах Меллар. Он все перебивает, я больше ничего не чувствую. Мне нужен более ранний след, он должен быть тоньше и тише, где‑то на глубоком уровне. Если Кава здесь проходила, если прикасалась к стенам, то хоть где‑то он должен быть. Или тина! Запах тины, как из того ведра. Я пригнулся и стал обнюхивать нижнюю часть стен, стараясь не думать, каким идиотом выгляжу со стороны. Сейчас это не важно. Ничто не важно. Только бы найти, только бы найти… Припал носом к стене. Сырость, пыль и сажа. Ржавчина и гарь. Зелень, краска, кожа, дуб. Тина, соль и…да! Трава и мята! Меня прострелило узнаванием. Это запах Кавы! Он у меня всегда ассоциировался с зеленым букетом, отдающим мятой. Значит, это правда. Она была здесь. Она проходила здесь!

Запах повел меня дальше от Меллар, и я заставил себя остановиться и успокоиться. Надо вернуться за ней. Если я продолжу идти по следу, то уже не смогу найти Меллар. А я обещал. Обещал ей вернуться.

Снова калейдоскоп дверей и бег, бег, бег. Время теряет определенность, и я вижу только конечные точки маршрутов, позволяя всему остальному раствориться в беге. Подлетел к Меллар, запыхавшийся, и заметил на ее лице застывший в изломе бровей вопрос.

– Вы нашли его? Нашли выход?

Охватившее меня волнение наполнило мышцы силой, и я быстро подхватил ее на руки.

– Не знаю, может быть.

Пришлось прижать Меллар к себе, чтобы сохранить темп. Через несколько поворотов я вновь уловил запах Кавы и перешел на шаг. Мерно двигаясь по коридорам, я собирал осевшие на поверхностях следы. Травянистый аромат ощущался уже практически на языке, когда я оказался в новом коридоре перед очередной закрытой дверью. Медленно поставил Меллар на пол и принюхался. Запах Кавы звучал уже сильнее, но он переплетался с чужими ароматами. Здесь были еще люди. Многоголосье запахов сбило с толку, и меня охватили сомнения. Вот она. Дверь, за которой находятся ответы. Но хочу ли я их получить?

Поколебавшись несколько секунд, я взялся за металлическую ручку, рывком открыл дверь и шагнул внутрь. Нащупал выключатель и зажег свет. В воздухе ярко ощущался запах Кавы, а в углу красноречивым подтверждением всех моих подозрений стоял большой, наполненный водой террариум. Как раз такой, в каком могли бы поместиться реджкандротеки. Я подошел к террариуму, опустил пальцы в мутную воду и поднес их к лицу. Тина, водоросли и соль.

– Что вы делаете? – раздалось от двери. – Зачем вы нюхаете воду?

Я обернулся на голос и вытер руку об штаны. Меллар стояла в проходе, привалившись к дверной раме. Ее лицо, снова бледное, выглядело сурово.

– Хочу убедиться в одной версии, – произнес я, чувствуя, как сердце в груди начинает биться быстрее.

– В какой же?

Сглотнул, увлажняя пересохшее горло.

– Что здесь держали реджкандротеков.

Меллар перевела взгляд на террариум и некоторое время молчала, прежде чем уточнить:

– И это оно? То место?

– Думаю, да.

– Как же вы его нашли? Вам было известно о нем заранее? Вы поэтому так сюда спешили?

– Да. Вернее, нет. Нет‑нет, – меня охватил приступ паники, и я стал путаться в словах. – Я не знал о нем заранее, я здесь в первый раз. А нашел я его, я его нашел… Нашел по воде. Я увидел воду на полу, она вела прямо сюда.

– Вы лжете! – вскрикнула Меллар. – Вы мне лжете! Я хочу знать правду. Как вы узнали об этом месте? Отвечайте!

Я провел рукой по волосам, собираясь с мыслями, но в голову ничего не приходило.

– У меня нет для вас другого ответа, – сказал я обреченно.

Меллар подавилась нервным смешком и покачала головой.

– Вы с ней заодно, ведь так? – подрагивающим голосом спросила она. – С этой женщиной, Кавой. Реджкандротеки не появились бы здесь сами, только она могла их привести. А вы обо всем знали!

– Нет, послушайте, все совсем не так. – Я сделал попытку приблизиться, но она выставила перед собой ладони и шагнула назад, спотыкаясь о порог.

– Не подходите! Не подходите ко мне.

– Вы все не так поняли.

– Ошибаетесь! Теперь мне все стало ясно. Вы с ней сговорились и подожгли Корпус. А потом решили убить меня, оставив наверху. Но все пошло не по плану, и тогда вы заманили меня сюда. Измотали бесконечными блужданиями по этим странным коридорам, и теперь… теперь я в полной вашей власти.

Меллар замолчала, и ее губы изогнулись в горькой ухмылке. Я должен что‑то сказать, но не могу. Мой язык отнялся от шока. Как она могла такое подумать после всего, что с нами было?

– Вы не правы, – твердо произнес я, когда ко мне вернулся голос. – За вас говорят эмоции. Если бы я хотел вас убить, то не стал бы вытаскивать из шахты лифта. Оставил бы там, и дело с концом. Подумайте сами, Меллар! Я такой же заложник этой ситуации, как и вы!

Она отвернулась и яростно вытерла сбегающую по щеке слезу.

– И если это такой прекрасный план – оставить вас здесь, почему тогда я его не исполняю? Почему стою и говорю с вами, пытаясь убедить в своей невиновности? Я готов поклясться, что не имею никакого отношения ко всему, что сегодня произошло! Мы с вами в одной лодке, поверьте мне!

– Может и так. Но это мало что меняет. Если права я, то умру здесь одна, а если вы – то мы оба. Вот и вся разница.

Я растер лицо, пытаясь решить, как лучше поступить. Правда в том, что я уже знаю, как отсюда выбраться. Надо идти за запахом Кавы. Если она действительно сбежала, он приведет нас к выходу. А если она все еще где‑то здесь, то мы с ней наконец‑то встретимся, и у меня будет шанс получить ответы на свои вопросы. Спросить, откуда у меня ее кольцо. И какого черта я принял «Омроникс». Но есть только одна проблема. Вернее, две. Это Меллар, которая теперь вряд ли поверит, что наша встреча с Кавой – случайность. И те незнакомцы, чьи запахи я уловил. Кто эти люди? Другие ученые? И что Каву с ними связывает? Ладно, потом, все потом. Сейчас надо договориться с председателем. И надеяться, что мы все же найдем выход, а не логово заговорщиков.

Я подошел к Меллар, апатично смотрящей в одну точку.

– Предлагаю двигаться дальше. Если вы не можете идти, я готов вас понести.

– Какой в этом смысл? – спросила она. – Мы все еще не знаем, как отсюда выбраться.

Я начал закипать.

– Вы буквально несколько минут назад говорили, что для вас не существует никаких ограничений. И вы готовы все изменить. Что, уже отказываетесь от своего кредо?

Меллар просверлила меня яростным взглядом.

– Давайте, хватайтесь за мои плечи, – я повернулся к ней спиной, слегка присаживаясь. – Ну же!

– Что вы хотите?

– Чтобы вы запрыгнули мне на спину и обхватили ногами. Тогда я смогу вас понести.

– Это невозможно, на мне узкая юбка.

Я выпрямился и резко развернулся к ней.

– Так разорвите ее!

Шокированная моим предложением, Меллар, кажется, позабыла про свой страх. Сейчас ее лицо выражало чистое изумление с легкой тенью смущения. Она стояла так несколько секунд, а потом молча наклонилась и разорвала юбку по боковому шву. Я снова развернулся и присел, почувствовав через несколько секунд, как женщина обвила мою шею.

Подхватив Меллар под коленями, я покинул комнату и начал следовать за ароматом Кавы. Совсем скоро я осознал, что переоценил свои возможности. Уже на третьем повороте спина и шея отнимались, а по вискам катились капли пота. Меллар постоянно сползала вниз и потом подтягивалась на ослабевших руках. Рецепторы остро реагировали на ее запах, и пару раз я терял след Кавы, а потом долго стоял, убирая из головы всю лишнюю информацию, и снова искал в воздухе травянистый аромат. Находил его, иногда не сразу, и мы продолжали движение. Принюхиваться с одышкой непросто, но я постоянно повторял про себя, что вот‑вот покажется выход. Следующий коридор. И еще следующий. Не этот? Все равно осталось немного. Это единственная мысль, которая держала меня на ногах.

Сколько мы идем? Час? Два? Когда ты долго не видишь дневного света, ощущение времени смазывается. Щекотание в носу от переизбытка запахов перешло в следующую стадию: мои рецепторы буквально горели, а по голове снова расползалась боль. Но я забыл про нее, когда поверхность пола поменяла угол, и мы начали двигаться в горку. Это отняло последние силы, но дало надежду, что найденный путь ведет наружу. У меня открылось второе дыхание, и я, прижав к себе ноги Меллар, ускорил шаг. Когда в конце последнего прохода показалась решетчатая дверь, за которой проступили очертания ведущей вверх лестницы, я чуть не заплакал. Все‑таки выход. Запах Кавы привел нас к выходу.

Первый за эту ночь вдох свежего воздуха опьянил так же быстро, как крепкий алкоголь на голодный желудок, и голова снова закружилась. Я втянул носом ароматы цветов и сочной зелени, отрешенно подмечая, что мы в каком‑то лесу. Вокруг расстилался океан травы, покрытый мелкими каплями утренней росы, а поодаль шумели деревья. Темнота таяла и ускользала, прогоняемая предрассветной дымкой. Мы наконец‑то на свободе.

***

Не знаю, сколько мы так лежали, но сквозь куртку уже начала ощущаться влага и холод. Я с кряхтением перекатился на бок и встал, оглядываясь. Люк, ведущий в подземелье, находился прямо на лужайке, спрятанной за раскидистыми дубами. В другой стороне от деревьев проглядывала широкая пешеходная дорожка.

– Мы все еще в академгородке? – спросила Меллар, осматривая свою ногу.

– Похоже на то, но в очень дальней его части. Я даже не вижу поблизости никаких зданий.

– Что будем делать?

Прикрыв руками лицо, некоторое время молчу. Я так устал, что для ответа нужно подкопить энергию.

– Попробуем пройти до конца этой дорожки. Если мы на территории университета, то должны рано или поздно встретить полицейских.

Полицейских мы не встретили. Только шелестящие деревья и юркую белку, перепрыгивающую с ветки на ветку. А дорожка вывела нас прямо к воротам с огромной дырой. Часть ограждения была снесена, наведя меня на мысли, что этим же путем могла двигаться Кава, если она действительно вывела реджкандротеков из Корпуса через подземные лаборатории. Мы пролезли через дыру и направились по пустым улицам к моему дому, который был недалеко от академгородка. Когда я вставлял ключи в замочную скважину, мои руки тряслись. Оказавшись в собственной квартире, я не мог поверить своему счастью. Неужели этот ужас закончился.

Меллар осела на тумбочку, скинула с ног туфли и неожиданно разрыдалась. Она закрыла руками покрасневшее лицо и затряслась в истерике. Я кинулся на кухню и налил стакан воды, добавив туда успокаивающие капли. Меллар выпила воду залпом, но слезы продолжали литься. Я растерянно замер напротив, не зная, что предпринять. Если бы мог, окатил ее холодной водой, но, наверное, ей бы это не понравилось. И что теперь делать?

– Меллар, – попробовал позвать я. Она не отреагировала. – Что мне сделать, чтобы вы успокоились? Хотите, я вас обниму?

Я предложил это из вежливости, но женщина с энтузиазмом закивала. Сев рядом, я опустил руки ей на плечи и приблизил к себе. Она спрятала лицо на моей шее, защекотав влажными ресницами кожу. Из меня вырвался судорожный вздох.

Мы посидели так некоторое время, думая каждый о своем, и ее истерика стала затухать. После заключительных всхлипов она резко отстранилась, посмотрела расфокусированным взглядом в пространство и произнесла:

– Мне нужно позвонить.

Я показал ей на телефон, висящий прямо над ней, и отправился в ванную. Открыл кран с ледяной водой и заснул под него голову. Подержал ее так некоторое время, пока все не сковало холодом, взял чистое сухое полотенце и до боли растер им лицо. Посмотрел в зеркало и в первое мгновение не узнал себя. Красный, усталый, с синяками под глазами и следами грязи, размазанной по шее и лбу. Хорошо, что мы не встретили людей. Я бы их точно напугал.

Выйдя из ванной, я направился к шкафу, мечтая снять с себя пропахшую потом одежду. Из коридора раздавались крики Меллар.

– Меня пытались убить! Ты понимаешь? Убить! Да, знаю, знаю… Можешь просто забрать меня?… – обрывки разговора перемежались паузами и всхлипами. – Нет, сама не спущусь… Нога… Кажется, третий этаж… Жду…

К тому моменту, как я облачился в свежую одежду, в квартире повисла тишина. Я вышел в коридор и обнаружил Меллар на том же месте, где оставил. Мысленно усмехнулся иронии судьбы: два года назад на этой знаменательной тумбочке я нашел ключи, разделившие мою жизнь на до и после, а сейчас – растерянную женщину. Она невидящим взглядом смотрела в стену, а на ее ногах снова были туфли. Распухшая синяя лодыжка выглядела кошмарно.

Я зашел на кухню, достал из морозильника лед в кубиках и вытряхнул его в пакет.

– Меллар? Вы в порядке? – негромко позвал я женщину, вернувшись в коридор. Она никак не отреагировала, все еще пребывая в прострации. Тогда я сам приложил лед к ее ноге, и она вздрогнула от холода, приходя в себя. Перехватив пакет со льдом, Меллар прижала его к ноге.

Я сел на пол и облокотился на стену. Прошло минут пятнадцать, прежде чем она подала голос.

– Не могу поверить, что все кончилось, – тихо произнесла Меллар. – Не представляю, как теперь забыть то, что с нами было.

– А может, лучше не забывать, – сонно ответил я и перехватил ее взгляд. – Может, лучше помнить и знать правду, какой бы невыносимой она ни была.