Читать книгу: «Люди и Боги Армора», страница 3

Жажда мести и… дудочка

   Армор – страна преимущественно равнинная, за исключением севера, где вздымает свои вершины суровый Менез, и запада, где к морю сбегает скалистая гряда Лотерека. В остальном же взору путника предстают чуть всхолмлённые равнины, где возделанные поля перемежаются изумрудными лугами для выпаса скота, а вдоль несущих в море свои бело-зеленоватые воды речек, у переброшенных через них изогнутых каменных мостов россыпью домов расположились деревеньки. Здесь испокон веков жили вилланы, обрабатывая свои поля, возделывая сады и разводя животину. Армориканцы любят делать блинчики с разной вкусной начинкой, в большинстве домов из яблок и груш делают хороший сидр. А вот виноград и вино здесь редкость. Его купцы завозят из южных стран, да и водится оно на столах знати, а не бедняков. В центральной части страны мало городов, лишь деревеньки и замки владетелей, стоящие на возвышениях. Веками здесь живут по установленному в стародавние времена порядку, и время здесь течёт очень медленно, как бы нехотя.

   Редко, но встречаются в этой части страны одинокие утёсы, словно окаменевшие великаны, застигнутые врасплох посреди равнины неизвестным могучим колдуном. На таких, словно нарочно предназначенных для того природой местах, феодалы любят воздвигать свои замки. И замок Мореак, цепляющий низкие облака своими шпилями, был воздвигнут на самом высоком из них.

   Его мощные стены и башни казались излишними, ведь на вершину вела лишь одна круто поднимавшаяся, извивавшаяся подобно змее, тропа. С прочих же сторон высились неприступные скалы. Замок и слыл неприступным, и даже измором он ни разу не был взят, так как внутри, в пещерах имелся в замке собственный источник воды, а кладовые были всегда подготовлены на случай длительной осады и забиты провизией. Замок мог долго оборонять даже небольшой гарнизон. Отсюда, с высоты своего положения, графы Мореак диктовали свою волю населению окрестных деревень, собирая дань с вилланов и плату за защиту и покровительство с вассалов благородного происхождения. Отсюда они зорко следили за проходившим по близости широким и удобным трактом, основной торговой артерией, связывающей запад и центр страны, взымая с купцов пошлины за провоз товаров. Так они богатели, что позволяло содержать графам немалое войско и угрожать соседям.

   Догмаэль, названный так в честь своего трагически погибшего отца, был уже не совсем молодым человеком. Двадцати восьми лет от роду, опытный воин и вождь, богатый и могущественный, он был женат, и имел наследника. Однако был у него порок, накладывающий неизгладимый отпечаток на его характер, делающий его жизнь и жизнь зависящих от него людей поистине невыносимой. Многие люди его положения были часто подвержены вспышкам гнева и злобы, но большинство – отходчивы. Догмаэль же не мог успокоиться, пока его гнев не находил выхода в мести. Обидеть его страшились, ибо в его лице приобретали опасного врага, неусыпно думающего об отмщении обидчикам. И самым злейшим его врагом слыл Эриспо, граф Скер, вражда к которому выходила за всякие разумные пределы.

   Пятнадцать лет назад Эриспо, тогда совсем ещё юноша, недавно посвященный в рыцари, впервые принял участие в большом турнире, по традиции проводимом в Лангоннэ тамошним владетелем, одним из самых могущественных в Арморе. На удивление всем, этот юноша тогда легко победил нескольких более старших по возрасту и опытных соперников и заслужил право участвовать в Мелэ – групповом поединке. В этой свалке, где участвовали по три десятка рыцарей с обеих сторон, Эриспо в первой же сшибке поразил копьём старшего брата Догмаэля – Ренана. Обломок копья попал сквозь щель шлема прямо в глаз несчастному Ренану, и вскоре тот скончался. Догмаэль, потерявший отца, а теперь и брата, но ставший благодаря этой внезапной смерти в тринадцать лет полноправным графом Мореак, глубоко возненавидел Эриспо и поклялся отомстить. Но случай представился ему лишь три года назад, когда скончался могущественный отец Эриспо. Войско Мореака обрушилось на соседа, предавая огню и мечу деревни и городки. Однако, вопреки неравенству в силах, графу Скер удалось тогда выкрутиться, заручившись помощью могущественного соседа, графа Монтабана, который таким образом добавил своё имя в список злейших врагов Мореака. Догмаэль был разбит, погибло множество воинов, а с оставшимися он был осаждён в своём замке и вынужден был пойти на унизительный мир. С тех пор отмщение обидчикам стало смыслом всей его жизни.

   Догмаэль умел ждать. Новый случай представился ему полгода назад, когда к нему привели некоего плохо одетого юношу с всклокоченными волосами и болезненным лицом, представившегося слугой в замке Скер. Пропустив мимо ушей его всхлипывания по поводу неверности его невесты (в чём виноват был Эриспо, якобы соблазнивший её), Догмаэль внимательно выслушал юношу по вопросам, касающимся обороноспособности замка, охраны и другие полезные сведения. Поборов в себе немедленное желание вложить в руки жаждавшего мести юноши кинжал, граф Мореак приказал сообщить, когда Эриспо соберётся выбраться достаточно далеко от собственного замка, в надежде внезапно перехватить его. И вот неделю назад от юноши пришла весть о готовящейся поездке графа Скера в Ренн! Это был прекрасный случай, которым Мореак не замедлил воспользоваться.

   Но судьба не во всём благоволила его замыслам. Желая лично подкараулить на тракте и убить ненавистного врага, граф Мореак, сбегая по винтовой лестнице, вдруг некстати подвернул ступню.

   Ступня распухла, графу позвали лекаря, и от поездки пришлось отказаться. Возглавившему отряд шевалье Тонану граф приказал доставить Эриспо живым, и теперь не находил себе места в ожидании. Лекарь искусно вправил ступню, но наступать на неё было всё ещё больно. Боль физическая и душевная терзали графа, давая выход в раздражении. В такие часы его жена и дети скрывались от его глаз, слуги тоже прятались. В мрачном замке Мореак не находили себе места смягчающие влияния нового века – не звучала музыка менестрелей, не приветствовались занятия чтением, лишь грубые пиры, охота и упражнения с оружием составляли досуг графа. Сейчас и это ему было недоступно. Граф сходил с ума, а люди или хотя бы вести с севера так и не приходили.

   Первенцу графа, Гебриену, уже исполнилось десять. Это был жизнерадостный мальчуган, с тонкими чертами лица, белокурый, с голубыми глазами. Как говорили старики, характером и внешне он пошёл не в отца, а скорее в его старшего брата, несчастного Ренана. Мать любила его, но была поглощена заботами о двух его малолетних братьях и трёх сёстрах. Отец уделял ему мало внимания, определив сына на воспитание к Гильдасу, пестуну семьи Мореаков, воспитавшему и самого Догмаэля. Но Гильдас был уже стар, утратил былой пыл мудрого наставника, и часто засыпал за собственными лекциями по истории Армора и по военному искусству. Мальчуган мог легко обвести его вокруг пальца и сбежать с урока. Он любил потешные бои на деревянных мечах и стрельбу из лука, но была у него тайная страсть, знай о которой отец, то мальчику было бы несдобровать. Дело в том, что маленький Гебриен любил играть на дудочке и воображать себя менестрелем. Дудочку подарил ему поварёнок Дидель, он же тайком научил графского сына на ней играть. Дидель, которому было шестнадцать, успел постранствовать с одним менестрелем не только по Армору, но и по землям за Менезом. Он все уши прожужжал Гебриену про прелести кочевой жизни музыкантов, умолчав о том, что менестрель его умер по дороге, а он вынужден был голодать, пока не прибился к кухонной челяди в замке Мореак.

   Воображение рисовало Гебриену прекрасную вольную жизнь менестреля за пределами стен замка, путешествия и приключения. Он даже решил стать странствующим рыцарем-менестрелем, хотя не был уверен, существовали ли такие в природе. Ведь даже обычных менестрелей он никогда не видел – отец давно отвадил их от своего замка.

   Сегодня мальчик, заверив Гильдаса, что пошёл во двор пострелять из лука, а мастеру лучников заявив, что сегодня у него занятия по географии с Гильдасом, забрался на крышу сторожевой башни, где никто его не мог увидеть и услышать. Смотря с головокружительной высоты на открывшиеся окрестные виды – поля, перелески, дороги и крохотные домики вилланов – Гебриен достал дудочку и стал наигрывать одну за другой мелодии, которым его научил Дидель: «Пастораль», «Ан дро», «Во славу сидра» и другие. А затем, отложив дудочку стал напевать «Лебедя»:

    Белый лебедь, белый лебедь из-за моря,

    Прям под стенами Армора!

    Динь, динь, дон! К бою! К бою!

    Ох! Динь, динь, дон! Мой волшебный меч со мною!

   Воображение унесло его в дальние страны, где прекрасные рыцари и дамы в светлых, огромных пиршественных залах внимали бы его балладам, и даже короли одаривали бы его своим вниманием. Но нужен был план, как вырваться отсюда, где день за днём проходили в однообразных и скучных занятиях.

   Для начала мальчик решил отпроситься у отца в поездку с графом Алэном Плюгастелем, который гостил в их замке уже несколько дней. Алэн был братом его матери, графини Беатрис, и нравился мальчику, так как обладал более жизнерадостным нравом, чем его отец и большинство мужчин в замке. Гебриен считал себя уже достаточно взрослым для такого путешествия, умел хорошо ездить верхом. Разумеется, дудочку он возьмёт с собой и надёжно спрячет её за пазухой. И может быть, весёлый дядя Алэн разрешит ему на ней сыграть…

   Внезапно шум опускаемого подъёмного моста прервал грёзы мальчика. Кто-то приехал! Ловко спустившись по скату крыши, мальчик юркнул в бойницу, стремглав спустился вниз по лестнице, и через несколько минут уже был во дворе. Там он увидел отца, угрюмо слушавшего некоего человека, одетого как купец. Люди вокруг шептались, что человек этот прибыл из самого Ренна и принёс какие-то необычные новости. Уже образовалась толпа. Мальчик протиснулся поближе и услышал, как отец спрашивал:

– Ну, не томи, говори прямо – кто же этот дерзкий, объявивший себя Единым Королём? Кто сумел вытащить меч из камня? Как его имя?

– Это Эриспо, граф Скер, ваша светлость – дрожащим голосом ответил купец из Ренна.

– Врёшь, собака! – отец Гебриена вдруг издал нечеловеческий вопль и с размаху ударил купца прямо в лоб своим тяжёлым кулаком.

   Купец рухнул на землю. Его унесли.

Меч Мериадока

   Утренние переговоры с преподобным Адеодатом завершились быстрее, чем ожидалось. Оказалось, что месяцем ранее здесь уже побывал кандидат в короли (а сколько их было за полтора века!), захудалый барон с востока. Адеодат предложил ему попробовать свои силы вдали от чужих глаз, ночью. Барон так и сделал, чем счастливо избежал участи быть ославленным на весь город.

– Может быть, Ваше Сиятельство изволит поступить так же? – Адеодат, высокий и стройный священник в коричневой сутане, мягко улыбнулся в свою чёрную с проседью бороду.

   –Нет, Ваше Преподобие, я настаиваю, чтобы всё происходило на глазах у горожан, отцов города, представителей цехов и купеческой гильдии, гильдии стражников и всех иных достойных сообществ. Я также прошу вас, отец Адеодат, зачитать со ступеней храма пророчество Мериадока в его полной форме, как было завещано им самим. – Граф сказал это таким уверенным тоном, что стоявший за ним Фелиз незаметно кивнул.

– Чтить завещание последнего короля – это наша святая обязанность. И конечно это будет сделано. Но, – добавил отец Адеодат с хитрой улыбкой, – там также упоминаются такие объектусы, как «старые боги» … Вряд ли стоит упоминать об этом сейчас, когда вера в них давно угасла, или, может, едва теплится лишь в самых глухих уголках Армора?

– Вам бы так хотелось, преподобный отец, но, замечу – мой дед придерживался старой веры, и мой добрый сосед, граф Монтабан и поныне её держится. Как бы дело ни обстояло, я не хочу, чтобы кто-нибудь из моих будущих подданных упрекнул меня, будто я что-то от кого-то утаил. Всё должно быть совершено строго в соответствии с завещанием. И такой честный и уважаемый человек, как вы, преподобный отец, как нельзя лучше всё исполнит. А поскольку в городе, как вы утверждаете, нет почитателей старины, то о чём беспокоиться?

– Хорошо, граф. Между нами, вы внушаете мне уважение своей уверенностью. Таких соискателей я ещё не встречал. Надеюсь, вы понимаете, что делаете. Значит, завтра, в полдень. Удачи, Ваше Сиятельство, – Тут Адеодат церемонно поклонился, и просители сделали то же самое. Затем они покинули храм и направились в гильдию купцов. День обещал быть хлопотным…

   Вскоре весь город жужжал, как растревоженный улей. Графа стали узнавать, кланяться, пряча улыбку, а иногда и откровенно смеясь вслед. Эриспо держался уверенно, его уже захватил азарт, Фелиз, обычно каменно-спокойный, тоже стал проявлять признаки человеческих эмоций. В гильдии купцов их встретили радушно бородатые, богато одетые старшины, отличительной особенностью которых был непрерывно извергаемый ими поток слов и жестикуляция, как у их знаменитых южных собратьев из Токканы, товары и корабли которых побывали в каждом порту известного мира. Впрочем, армориканские купцы и мореходы тоже были знамениты. Старшины гильдии наперебой поносили графа Мореака, славили Эриспо и предлагали ему ссуду «под небольшой процент». Они знали, что владетели часто нуждались в деньгах. Узнав же, что граф будет пытаться «вытащить чёртов древний меч Мериадока», они пришли в восторг, пообещав, что «если он станет королём, то получит самый льготный процент во всём Арморе». Эриспо пообещал подумать, а пока посоветовал купцам избегать путешествовать через земли Мореака и торговать с ним. И хотя дорога через его графство была самой прямой, купцы (и раньше недовольные пошлинами, которыми Догмаэль обложил их), единодушно поддержали это предложение.

   Вечером в таверну «Старина Алэн» набилось немало любопытного народу, прознавшего, где остановился граф Скер со свитой. Вполголоса пересказывался слух о том, как доблестный граф сразился с целой сотней воинов графа Мореака, разбойничавших на Северном Тракте, и всех их победил. И вообще он, мол, поклялся очистить дороги Армора от разбойников. Когда Эриспо со свитой спускался по лестнице к ужину, шептание превратилось в гул, затем внезапно всё стихло – и в отчётливой тишине откуда-то из полутёмной ниши раздались хлопки, тут же подхваченные всеми присутствующими. Эриспо ответил лёгким поклоном. Появившийся рядом с ним Алэн Стивелль восторженно произнёс:

– Ваша светлость, сегодня здесь собрались только ваши друзья. Дозвольте, я сыграю для вас!

– Сыграй для всех, Алэн – громко ответил граф, чем вызвал новый шквал аплодисментов.

   Рядом с Алэном, чья арфа уже стояла у камина, откуда ни возьмись, появился парень с виелой, потом ещё один, с бомбардой – дудкой с особо пронзительным голосом, присоединился и бойранист³, отбивавший ритм отполированной овечьей косточкой. Вновь жарко запылал камин. В кружках пенился сидр, а графу и его свите подали изысканного токканского вина. Вечер обещал быть с огоньком.

   После ряда быстрых и хорошо известных публике номеров, припевы которых посетители громко горланили хором, к Алэну подошёл человек, чьё лицо было скрыто капюшоном и шепнул что-то ему на ухо. Алэн кивнул, затем с лукавой ухмылкой обратился к публике:

– Ребята, мы все тут люди благопристойные, верующие в Унана, Господа нашего, не так ли? – ответом ему стало несколько подтверждающих нестройных голосов, остальные что-то неразборчиво пробурчали.

– Но мы, люди тёмные, по старинке не забываем также и Старых наших благодетелей, верно? – дружное «Верно!» было ему ответом.

– И, хотя преподобный Адеодат этого и не одобрит, но может, сиятельный граф Скер оценит песню, которую я сейчас исполню? – Алэн сегодня был в ударе, его будто подменили.

   Когда стихли голоса одобрения, Алэн сыграл несколько красивых музыкальных фраз на арфе и запел:

    Ночной костёр догорал

    Близился новый рассвет.

    Я струны перебирал

    На арфе прожитых лет.

    Пока по этим горам живая течёт вода,

    Я верен старым богам, старым путям – всегда.

    Не верил чужим я дарам

    Не верил сладким речам

    Был братом рождён ветрам

    И кровь моя горяча

    Какая бы в мир не пришла

    Оскаленная беда

    Я верю старым путям

    Старым богам – всегда.

    Во след беспечным пирам

    Текли крови ручьи,

    И пали к чужим ногам,

    Кого не держали свои.

    Я видел, как сдали врагам

    Вольные города,

    Но верил старым богам

    Старым путям – всегда.

    Ночной костёр догорел

    Близился новый рассвет

    Для тех, кто остался цел

    Во имя грядущих побед.

    Пускай наши боли и страх

    Прочь унесёт вода,

    И вновь на старых путях

    Боги нам скажут – Да!

   Когда баллада стихла, крики и аплодисменты не смолкали долго. На лице Фелиза блуждала довольная улыбка. Граф же выглядел обескураженным…

   В полдень следующего, пасмурного дня, рыночная площадь была заполнена до отказа. Граф стоял на ступеньках храма и хмуро оглядывал людское море. Он совсем не знал их, они совсем не знали его. Это были не те забитые деревенские люди его графства, что робко кланялись ему в пояс, а потом спешили убраться с глаз долой, «как бы чего их милость не удумали». Нет, это были свободные городские люди, представители различных профессий, со своим достоинством и гордостью принадлежности к различным цехам. Даже гильдия воров здесь была в определённом почёте. Проезжая сквозь толпу, граф слышал и немало насмешек, которые вряд ли стерпел бы от своих вилланов. Здесь же он вынужден был, по совету Фелиза, расточать улыбки, и махать рукой в ответ на грубые, но одобрительные возгласы, в ответ же на оскорбления – хранить гордое молчание.

   Преподобный Адеодат в пышном облачении вышел к толпе и сделал знак рукой. Гул голосов стих.

– Сегодня, пятого дня весеннего месяца Ольхи, в лето 724е от основания Белой Гавани, в сто пятидесятую годовщину окончания правления последнего Единого Короля Армора, Мериадока Святого, я согласно древнему обычаю, перед лицом собравшихся свободных горожан зачитываю его завещание, ибо вновь отыскался претендент на меч последнего короля. Это Его Сиятельство, граф Скер, именем Эриспо, представитель древнего и славного рода, в чьих жилах течёт кровь Старых Королей и что подтверждают свитки с его родословной…

   Когда крики толпы стихли, Адеодат продолжал:

– Завещание Мериадока гласит, что тот, кто сможет извлечь его меч, чудодейственной силой помещённый им самим в камень нашего храма, имеет право провозгласить себя Единым Королём Армора и станет таковым при одобрении большинства в собрании знатных домов Армора и представителей свободных городов, представителей нашей церкви и иных уважаемых сообществ. Вот текст завещания:

– Род мой угас. Но кровь моя течёт во многих жилах.

   Увы, лишь кровь, но не великий ум.

   И ждать Армору суждено, покуда,

   Не явится сюда достойный….

   Фелиз не спускал глаз с Адеодата. Сделает ли он то, что обещал?

– и станет править он, и Новой Верой осенённый, и Старой Верой в равных их правах, – закончил Адеодат, причём видно было, что последние слова дались ему с трудом.

– Прошу Вас, Ваше Сиятельство, теперь вы можете попытаться, – Адеодат указал рукой в направлении стены храма, из специально выделенного белой краской камня которой на уровне человеческой груди торчал меч, на две трети неизвестным образом погруженный в толщу крепкого гранита. На лезвии не было никаких следов ржавчины, хотя на всякий случай над этим местом был сооружён навес.

– Пора, милорд, – твёрдо произнёс Фелиз, – будьте уверены…

   Пока граф медленно подходил к стене, толпа затихла, и графу казалось, что частый стук его сердца отчётливо слышен каждому. Он протянул руку, помедлил мгновение, затем крепко ухватил рукоять меча.

   В ладони он почувствовал лёгкое покалывание, затем прохладный ток неизвестной силы вошёл в его руку, дошёл до плеча и расширился в груди. Эриспо ощутил в себе необычайную мощь и уверенность. В это мгновение словно кто-то шепнул ему: «Пора!», он потянул на себя меч, и меч, казалось бы, намертво вросший в камень, легко поддался. Толпа ахнула, когда увидела, как он поднял его над головой. В это время выглянуло солнце, и первые лучи его осветили графа, стоявшего с совершенно ошарашенным лицом.

   Толпа вновь разразилась криками восторга, но уже овладевший собой Адеодат взмахом руки успокоил их:

– Волею Унана завещание Мериадока свершилось! Именем Единого и символами его Веры свидетельствую – вот новый Король!

   Из толпы выступил человек в плаще с капюшоном, опирающийся на посох. Поднявшись по ступенькам, он откинул капюшон и обнажил покрытую длинными седыми волосами голову. Указав посохом на Эриспо, вновь пришедший также обратился к толпе:

– Свободные граждане Ренна! Я верховный жрец круга Огмы, именем своего Бога и всех его последователей, свидетельствую – вот новый Король!

   Рядом с ним уже стояли ещё двое жрецов и одна жрица. Это была Невена.

– …Именем Ясноокой и Благой богини Керидвен и от имени всех её последователей, свидетельствую – вот Новый Король!

   Толпа неистовствовала. Наконец Эриспо выступил вперёд, дождался тишины, и сжимая меч произнёс речь, причём его голос, вдруг обретя какую-то невероятную силу, был слышен далеко окрест:

– Свободные граждане Ренна! Я доказал, что имею право быть Новым Единым Королём! Я клянусь защищать этим мечом права и свободы каждого в соответствии с древними законами Армора. Я клянусь сделать всё, чтобы Старая и Новая Веры, как два цветущих дерева, осеняли нашу жизнь. Я клянусь установить твёрдый порядок, покончить с распрями, разбоем и произволом, от кого бы они ни исходили, и сделать нашу страну процветающим королевством, не уступающим Луаре, Керту и прочим. Я клянусь с оружием в руках защищать его от врагов. И я без сомнения это сделаю, с вашей помощью! И в первую очередь мне нужны люди, которые пойдут за моим знаменем…

   Сьёк уже развернул рядом с графом старое знамя Королей Армора, красное полотнище с белым горностаем в центре. Когда граф закончил речь, Сьёк, не помня себя от воодушевления, что есть силы закричал:

– Да здравствует Единый Король!

   Дружный возглас свободных граждан Ренна, казалось, чуть не обрушил стены города.