Гардемарины

Пить все-равно хотелось. И он увидел в углу под столом трехлитровую банку с маринованными огурчиками. Он снял крышку и, припав к банке, жадно попил рассол. Стало легче.

– Молочка бы – подумал он.

Когда он домыл посуду, то в постель к Наталье возвращаться уже не хотел. Он сидел на кухне и, закрыв глаза, думал. Периодически он прикладывался к банке с огурчиками. То пил рассол, то ел огурчики. Немного успокоился. Вспомнил Дашу.

– Она не такая. Она неземная. Хотя … а кто его знает?

Внезапно на кухню с сигаретой в зубах, в одной ночной рубашке, зашла заспанная, зевая Оксана.

– О, Алеха! Сморю свет горит, думала, что с вечера забыли. Ты все вымыл? – сказал она, заглянув в раковину – Молодец! Хозяйственный мужик. Чего тут есть выпить? – спросила она и уселась за стол с Алексеем.

Он достал из-под стола банку с огурцами.

– А коньяк или шампанское есть?

Алексей пожал плечами. Он их не видел. Да и пить не стал бы сегодня. Ему же в училище и на занятия.

Оксана, сняв крышку, припала губами к банке. А когда напилась, то посмотрела на Алексея и жалостливо спросила:

– Заездила тебя Наталья? – и тяжело вздохнула, – ты уж не обижайся на нас. Нам тоже хочется своего кусочка счастья. Мы же люди. А от тебя же ничего не убыло?

Алексей боялся отвечать, а лишь смотрел на нее.

– Вижу, переживаешь. Ладно, плюнь! Это, Алексей, жизнь и не надо на нас обижаться! У тебя были женщины?

Алексей, опустив глаза, покачал головой.

Ему хотелось, как в детстве расплакаться. Но он еле сдерживал себя.

– Я скажу Наталье, чтобы не трогала больше тебя. Хорошо?

Алексей, опустив глаза, кивнул головой.

– Ладно. Давай я соображу пока вам завтрак с Савелием. А то уже скоро пора в училище.

Алексей посмотрел на часы-ходики, висевшие на кухне. Было уже почти шесть часов.

– Мы вам дадим на такси, чтобы вы не опоздали! – она затушила в пепельнице сигарету и, надев фартук с цветочками, стала быстро готовить яичницу с сосисками.

Вчера Алексей мечтал об этом блюде, а сегодня есть не хотелось.

На кухню зашла Наталья.

– Ну, что тут у вас? – и сразу полезла под стол за банкой с огурчиками.

– Смотрю, а я одна. Испугалась, что Леха уже свалил совсем.

Выпила, испытывающее посмотрела на Алексея.

– Ты на меня не в обиде, надеюсь?

Алексей отрицательно покачал головой.

– Еще приедешь?

– Мать, не мучай мальчика! Не приставай. Видишь, на нем лица нет? Ты вчера сделала его мужчиной! А ему еще семнадцать лет!

– И что? Для них это не так болезненно, как для нас. Помнишь? – она посмотрела на Оксану.

Та в ответ лишь махнула рукой.

– Иди буди Савелия, а то он все проспит!

Наталья ушла.

– Слушай, Леха, ты теперь вроде наш крестник. Приходи в любое время в наш чепок. Накормим и напоим бесплатно.

Леша посмотрел с испугом на нее и подумал: «Неужели у меня было с ней? Чтобы сказали родители, если бы узнали? А я и не помню ничего».

* * *

В училище все они еле успели вернуться на такси к назначенному сроку. Женщины им дома собирали с собой поесть и сложили в небольшую сумку. Сумку взял с собой мичман Савелий, а заодно и фуражку и брюки и бушлат. Переоделся Алексей на КПП под усмехающимися взорами пятикурсников.

– Ты где был? – спросил Алексея Коля Глаголев, когда Алексей пришел на приборку в коридор политотдела.

– Да так! – неопределенно махнул Алексей рукой.

Ему никому ничего не хотелось рассказывать. Ему было стыдно, даже перед самим собой.

В училище Леша стал избегать буфет. Несколько раз его ловил мичман Савелий и отводил перед закрытием в буфет, где женщины его кормили всем, что пожелает. Но желания посещать его и видеть этих женщин у него не появилось даже на пятом курсе.

Глава 7. Первая корабельная практика

Учебный крейсер «Комсомолец» (бывший «Чкалов»)

После сдачи первой сессии, в входе которой курсанты сдавали три экзамена: математику, физику и начертательную геометрию, курсанты отправились в Кронштадт на первую корабельную практику.

Алексей сдал всех экзамены на четверки и был рад такому благоприятному исходу.

Все три роты первого курса второго факультета на буксире направлялись на крейсер «Комсомолец», стоявший в Кронштадте.

С одной стороны, курсанты боялись корабля. Пугали годковщиной старшие товарищи. Они рассказывали страшные случаи, как матросы не любят курсантов, как они издеваются над ними. Много говорили о годковщине. С другой стороны, всем хотелось побывать на корабле, убедиться самим, проверить, что сделали правильный выбор профессии, что они способны выдержать испытание морем. Предстояла первая встреча с матросами. Как их примут.

До этого Алексею приходилось бывать в море несколько раз и все время с родителями и, как правило, море было спокойным. Это, во-первых, на прогулочных катерах от Ялты до Алушты, до Ласточкиного гнезда и до Никитского ботанического сада. Во-вторых, морская прогулка с родителями на теплоходе «Грузия» на ночь. Самое запомнившиеся – это путешествие после пятого класса из Свиноустья до Балтийска на настоящем боевом десантном корабле, где Алексей даже спал в кубрике с матросами. И еще был поход на катере на воздушных крыльях от Ленинграда до Петродворца.

Все это было хорошо, но настоящего моря со штормами, ветрами Алексей так еще и не попробовал, качки не увидел и очень хотелось проверить себя, так как старшие товарищи обещали, что как только закачает, мы все сразу сляжем и отдадим морю все, что перед этим съели.

С одной стороны, было страшно, а с другой все ждали этой практики и очень хотели попасть на нее. Командир роты, бывалый моряк капитан-лейтенант Иванов, до училища служил на крейсерах Черноморского флота. Он иногда курсантам рассказывал о своей службе, о практике, о своем первом выходе в море.

Много о кораблях курсанты слышали от старшекурсников и прежде всего от своих командиров отделений, взводов, которые перед училищем еще прошли службу на кораблях.

Алексей еще в школе читал взахлеб «Морские рассказы» и «Капитальный ремонт» Леонида Соболева, «Арсен Люпен» и «Правила совместного плавания» Сергея Колбасьева, «Синее и белое» Бориса Лавренева. В книгах все было просто и понятно. Но теперь, когда самому предстояло испытать этот новый и совсем неизведанный мир, где существуют свои правила, свои законы – писанные (Корабельный устав) и неписанные (флотские обычаи), столь отличные от обычной береговой жизни.

В первых числах июля курсанты на буксире от пристани Ораниенбаума отправились на первую корабельную практику.

В Кронштадте курсантам бросились в глаза многочисленные полуразрушенные форты, расположенные на островках и на самом острове. В доке стоял какой-то большой корабль. А в бухте, куда направлялся буксир, были видны многочисленные мачты кораблей. В заводе торчали вверх мачты красавца-парусника «Крузенштерна».

Это флот. Кронштадт – город флота, город, существующий для флота, город кораблей, исторический город, которому уже двести с лишним лет. Отсюда уходили в бой корабли Петра Великого, эскадры адмиралов Апраксина, Спиридова, Сенявина и многих других. Отсюда уходили для исследования мирового океана корабли Крузенштерна, Лисянского и Белинсгаузена, корабли адмирала Рожественского, погибшие в Цусимском сражении. Отсюда прорывались подводные лодки в Балтийского море во время Великой Отечественной войны. Из Кронштадта уходили морские десанты для высадки в Петергофе, на островах Тютерсах, Соммерсе, Гогланде, Нарвский десант.

О Кронштадте Алексей много слышал от отца, который служил в Кронштадте на эскадренном миноносце «Подвижный», доставшемся СССР от раздела немецкого флота после Великой Отечественной войны.

Волнительно было для морских курсантов попасть в такое историческое место.

В Кронштадте курсантов высадили на причал, где стояли крейсера и строем повели на учебный крейсер «Комсомолец». Как потом Алексей узнал, эта отгороженная молами бухта называется Усть-Рогаткой. В парке около Усть-Рогатки был виден памятник Петру первому, смотрящему в море. На бортах кораблей были видны названия «Киров», «Комсомолец», «Октябрьская революция», «Свердлов», «Железняков».

«Неужели это тот самый легендарный крейсер «Киров», который прорывался из Таллинна, стрелял по немцам?» – подумал Алексей.

Вдалеке выделялись черными корпусами подводные лодки, а в соседней бухте рядом темнели серыми корпусами другие боевые корабли.

– Смотрите, это Чумной форт! – показывал на черные укрепления видневшегося вдалеке форта кто-то из знающих курсантов.

В воздухе действительно пахло кораблями и флотом. Вся история России проносилась перед мысленным взором Алексея. Это Кронштадт, это Балтийский флот! Где-то там есть Якорная площадь, на которой стоит памятник адмиралу Макарову с надписью «Помни войну», и там сверкает куполом знаменитый Морской собор, где служил церковные службы знаменитый Иоанн Кронштадтский.

На палубах и надстройках кораблей суетились в белых робах матросы. Курсанты искали взглядами предназначенный для их практики учебный крейсер «Комсомолец».

Огромные жерла мощных орудий, закрытые защитными колпаками со звездами, подчеркивали всю мощь этих кораблей, ощетинившихся от любого противника.

– Равняйсь, смирно! Направо! Справа по одному на крейсер бегом марш! – скомандовал курсантам роты капитан-лейтенант Иванов. Курсанты, подхватив свои вещевые мешки, по одному побежали по трапу на крейсер, правой рукой отдавая честь военно-морскому флагу.

– Честь отдавать военно-морскому флагу! – кричали замешкавшимся курсантам вахтенные матросы и они на раскачивающемся трапе пытались, переходя на строевой шаг, первый раз в жизни отдать воинскую честь бело-сине-красному военно-морскому флагу боевого корабля.

– Придерживать бескозырки! А то улетят! – кричал вахтенный офицер у трапа, встречавший курсантов.

И курсанты под смех матросов и улыбки офицеров взлетали по трапу наверх на корабль, придерживая одной рукой вещмешок и свои бескозырки с надписью «ВВМУРЭ им. Попова», а второй рукой еще умудрялись отдавать честь флагу.

Командир роты поднялся последним и, построив курсантов на корме, доложил о прибытии курсантов встречавшему их старшему руководителю практики контр-адмиралу Волкову. Рядом уже стояли курсанты трех других рот их училища. Их командиры рот доложили раньше. На крейсере виднелись курсанты какого-то другого училища. Потом выяснилось, что это курсанты Пушкинского высшего военно-морского инженерного училища.

– Здравствуйте, товарищи курсанты! Поздравляю вас с прибытием на военный корабль Балтийского флота! – поздоровался с курсантами контр-адмирал Волков.

– Здравь желаем товарищ контр-адмирал! Урааа! Урааа! Ураа! – разносился курсантский бравый ответ на весь Кронштадт.

– Хорошо отвечаете! Молодцы!

– Служим Советскому Союзу! – раздался дружный ответ.

Казалось, что курсантов должен слышать весь Кронштадт.

Курсантов с офицерами корабля распределили в кубрики и потом расписали по боевым частям корабля. Алексей получил книжку «боевой номер» в БЧ-2 и был расписан в носовую башню главного калибра. Возглавлял ее старшина 1 статьи Родченко родом с Украины. Низкого роста, очень плотный, с большими черными усами, говоривший с легким украинским акцентом, прослуживший уже почти четыре года, смотрелся если не отцом, то, по крайней мере, старшим братом.

Когда все разместились, Алексей с несколькими курсантами вышли на палубу подышать воздухом, а заодно посмотреть на крейсер.

Курсанты увидели, что к крейсеру подошел буксир с курсантами в форме три на борту. Отличие от курсантов было в том, что выпушка на погонах была не белая, как у всех курсантов, а красного цвета, а на ленточках написано «ВМА имени Кирова».

– Это что за звери? – удивился Алексей.

– Это? – переспросил Миша Коростылев.

– Ну да. Эти!

– Это будущие морские врачи! – пояснил всезнающий Саша Борзенков.

– Кирова, вроде как, это в Баку училище? – спросил опять Алексей.

– И эти тоже Кирова называются. Они рядом с Финляндским вокзалом. И называются они не курсантами, а слушателями, так как у них не училище, а академия.

Слушатели кировцы построились на юте. Их строил капитан 1-го ранга с седой бородой и без правой руки. Рукав тужурки был пристегнут к плечу.

– Ничего себе и служит? Наверно, воевал? – предположил Коля Глаголев.

Слушатели были тоже с первого курса и их повели строем куда-то в носовые кубрики через весь корабль.

Когда они проходили мимо курсантов, то Саша Борзенков приветливо поднял руку и кировцы тоже приветствовали стоявших курсантов.

– Вы откуда? – спросил низенький курсант, тащивший на себе большой вещмешок.

– ВВМУРЭ! – ответил Саша Борзенков, – а вы?

– Академия Кирова. Морской факультет! – ответил низенький курсант.

Внезапно Алексей вспомнил его. Он вместе с Колей Глаголевым выступал за сборную училища по спортивной гимнастике, и они были на соревнованиях в ВОКУ тоже имени Кирова. И там выступал этот низенький слушатель по кандидатам в мастера. Все ходили смотреть какие он творил чудеса на кольцах. Азаряновский крест исполнял без всякого труда. «Игорь Мурадов» – вспомнил он.

– Привет, Игорь! – поприветствовал он слушателя.

Игорь вгляделся в лицо Алексея.

– Мы встречались?

– Да! В ВОКУ Кирова на соревнованиях в марте! – выдохнул Алексей.

Теперь и Коля Глаголев узнал Игоря.

– Привет, Игорек! Твой Азаряновский крест запомнился нам! – с улыбкой сказал Николай, – мы с Алехой, – он кивнул на Алексея, – тоже выступали, но не так, как ты, по кандидатам. Ты молодец!

Игорь вышел из строя и пожал руки курсантам.

– Будем вместе на практике, – улыбнулся он, – увидимся!

Его друзья уже уходили, и он приветливо махнул рукой и побежал догонять свой строй.

Питание курсантов происходило на бачках. Впервые на крейсере курсанты столкнулись с системой бачкования. Бак – это стол питания на 8 -10 человек. На каждый день назначались два человека бачковыми. Они отвечали за получение питания, доставку его в кубрик, раскладку и потом за мытье посуды.

Алексея и Колю Глаголева старшина класса Дима Осипов назначили бачковать в первый день. Они получили в продовольственной службе бачки для первого и второго, чайник и на всех курсантов алюминиевые ложки, миски, вилки, тарелки для второго и кружки. Все вымыли, пока другие курсанты знакомились с кораблем. Перед обедом, когда все побежали на малую приборку, Николай и Алексей, взяв бачки и чайник, пошли на камбуз по команде «Бачковым прибыть на камбуз». Там была большая очередь из курсантов, слушателей и матросов. Оказалось, что это целая наука, побыстрее получить пищу, а после приема пищи почище вымыть алюминиевую посуду крутым кипятком из чайника и холодной водой, набранной в умывальнике – без тазика (в одной из мисок). Очередь за питанием из бачковых выстраивалась заранее. Матросы, считавшие себя на корабле хозяевами, старались оттеснить курсантских бачковых и взять пищу без очереди. Курсанты стояли насмерть, не давая матросам получить без очереди. И только присутствие дежурного по низам позволило в первый день избежать драки. Получив первое и второе, в баках – бачках на всех Алексей и Николай принесли в кубрик.

Для себя Алексей подумал: «А как это делать в море, когда качает?»

Первый день бачкования прошел хорошо. Во всяком случае, без проблем.

А на следующий день заступили бачковыми двое других курсантов из их отделения.

После подъема военно-морского флага Алексей и Николай направились к башне главного калибра, куда они были расписаны и чьи книжки боевой номер им были выданы.

Их встретил низенький и плотный старшина 2 статьи Николаенко, который стоял перед башней, широко расставив плотные ноги.

Перед ним уже стояли два слушателя из военно-медицинской академии и среди них Николай и Алексей узнали знакомого Игоря Муратова. Второй слушатель был очень высокого роста. На голову выше Алексея и Николая и, наверное, на две Игоря.

Старшина 2 статьи рассказывал правила поведения в башне.

– Это хорошо, что вы будущие врачи и связисты попали ко мне. Я сумею вам объяснить тяжелый труд артиллериста. Объект вашей приборки – бак. Здесь работают все наши и башенные, подбашенные и погребные. Палубу драить будем щетками до бела, чтобы блестела как у кота причинные места. Здесь бывает командир корабля, и мы находимся под непосредственным взором вахтенного офицера в ходовой рубке! – он показал глазами на ходовую рубку, – поэтому обманывать и плохо работать я вам не позволю. Теперь по проворачиванию. Если вы опоздали, то лучше не приходите. Башня вращается при проворачивании и если вас защемит, то это может до смерти. У нас здесь погиб уже не один матрос! – кивнул он головой в сторону башни.

Курсанты и слушатели с испугом посмотрел в сторону башни.

– Будете слушать меня и выполнять мои команды и все будет хорошо. А сейчас все в башню! Я вам покажу ваши места и поставлю задачи!

Курсанты побежали вокруг башни. Там были специальные створки и вход в башню.

Башня встретила их стерильной чистотой. Внутри горели светильники. Были видны замки всех трех орудий, и шли какие-то трапы вниз. У каждого замка орудия сидели матросы. Старшина, залезший в башню за ними, приказал:

– За мной! – и ловко заскользил по поручням вниз.

За ним стали спускаться Алексей, Николай, Игорь и последним спускался высокий курсант, которого, как узнали, зовут Петр Сопруненко.

Спустились практически до самого дна через много промежуточных площадок.

– Там ниже погреб и хранятся снаряды и заряды. Оттуда их подают нам сюда, и мы должны подать их к орудиям. Есть система автоматической подачи снарядов наверх. Но она может в бою отказать и придется снаряды подавать вручную. Это сложно и тяжело. Снаряд весит почти сто килограмм и ручек, за которые его можно взять, у снаряда нет. Уронить нельзя. Уроните на ноги – вы калеки. Берегите ноги и руки. Уроните на палубу – снаряд может взорваться. Заряды подавать легче. Но это тоже труд. Слушай мою команду! Сейчас мы отработаем подачу одного холостого снаряда-болванки.

Он повернул к себе специальную переговорную трубу и прокричал:

– Вася, подавая болванку!

Из специального отверстия в башне показалась здоровенная болванка, которая лежала в специальном креплении.

– Далее у нас есть специальная система подачи, – продолжал старшина, – но условно сегодня она не работает. И вы вчетвером должны подать ее наверх к орудиям. У нас здесь три системы подачи к каждому орудию. Но считаем, что ничего сегодня не работает. – Он достал секундомер. – Вы должны уложиться! – он назвал цифру.

Николай снял голландку и берет. Все последовали его примеру и остались в тельняшках.

– Пошли! – скомандовал старшина и ловко по трапам стал подниматься наверх.

– Вы двое наверх! – скомандовал Алексею и Игорю Николай. – Мы с Петром подаем вам снаряд, а вы его подаете выше. Пошли! – скомандовал он.

Алексей и Игорь ловко поднялись выше, а Николай и Петр, подняв снаряд из его ложа, стали поднимать вверх. Сверху Алексей и Игорь принимали его. Когда он оказался на площадку выше, то Николай и Петр поднялись выше и снаряд стали передавать им Алексей и Игорь. И так они подняли снаряд до орудия и положили его в специальное ложе.

– Теперь давайте заряд! – скомандовал старшина.

Вспотевшие после трудной работы курсанты опять скользнули вниз до погреба. В погребе на каждой площадке было довольно много матросов, которые кто со злорадством смотрели на курсантов и слушателей, кто с сочувствием.

Заряд оказался длинным брезентовым цилиндром, в котором был порох. Он был легче снаряда и его было проще подавать. Но система Николая снова сработала и когда к орудию был подан заряд и улегся в специальном ложе, старшина щелкнул секундомером.

– Уложились! – с каким-то сожалением произнес он, – молодцы! Так держать!

После этого матросы стали отрабатывать подачу ко всем орудиям уже с работающими системами подачи.

Курсанты и слушатели спустились вниз на самую нижнюю площадку и сели. Больше им команд не поступало, и они просто разговаривали, сидя с друг другом, рассказывали об учебе о себе. Рядом шумели механизмы, подавались наверх и спускались вниз снаряды и заряды. Матросы отрабатывали боевые приемы.

Когда закончилось проворачивание, старшина скомандовал:

– От мест отойти!

Надев голландки и синие береты, курсанты и слушатели полезли наверх.

Первое проворачивание закончилось. Теперь по всем тревогам и проворачиванием оружия и технических средств курсанты и слушатели прибегали на указанные им места в башне. И каждое их прибытие заканчивалось ручной подачей снаряда и заряда наверх. А потом они просто спали, сидя на полу, что делали, кстати, и другие матросы в башне.

В субботу и воскресение курсанты с Альбертом Романовичем Ивановым посещали музеи Кронштадта, минную школу, где преподавал Александр Степанович Попов – изобретатель радио – имя которого носило ВВМУРЭ имени Попова. Поразила якорная площадь Кронштадта и памятник Степану Осиповичу Макарову, о котором много курсанты читали в романе Степанова «Порт-Артур». Интересным было кладбище, где были памятники лейтенанту Домашенко, ценой своей жизни спасшего жизнь матросу, упавшему за борт с корабля, и памятник погибшему где-то в Индийском океане клиперу «Опричник». Впервые на этой могиле курсанты увидели, какой красивый Андреевский флаг – флаг военно-морского флота, который поднимали боевые корабли России до Октябрьской революции.

В остальное время с курсантами проводились занятия в прокладочных классах по различным предметам, ходили на шлюпках по рейдам Кронштадта и махали флажками, изучая флажный семафор под командованием мичмана по прозвищу «Како» (такое прозвище курсанты дали мичману Перевознику за его постоянную команду, с которой начиналось любое занятие, «Делай Како» – обозначавший букву К – левая рука вверх влево на 450 правая рука вниз влево на 450).

Лучше всех из курсантов знал у нас флажный семафор Юра Кастырин, закончивший нахимовское училище и имевший, как все нахимовцы, кличку «Питон». Юра был виртуозом во флажном деле и первым помощником мичмана «Како». Занятия по флажному семафору проводились на причалах. Курсанты вставали друг напротив друга через небольшой канальчик и махали флажками. Иногда, когда мичман Како отлучался выпить кружечку пива, то отправлялся в ларек, бывший на торце причала, гонец, который приносил сгущенку, лимонада, сок и горячий пахучий белый хлеб. Спрятавшись за углублениями кронштадтских укреплений и причалов, курсанты жадно уплетали этот хлеб, жирно намазав его сгущенкой, и запивали лимонадом. Это было наслаждением. Но возвращался из города мичман Како, и курсанты уже махали под командованием Питона.

Под командованием офицеров-штурманов и командира роты были интересными походы на шлюпках под парусами. Уходили далеко на внешнем рейде даже на другую сторону Кронштадта, иногда подходили к фортам на островках.

В свободное время у курсантов родилось развлечение. За баковыми столами у курсантов 21 буки роты появилась дурацкая игра, названная «Гоп-Доп». Смысл игры был таков: трое курсантов садились за баковый стол против трех других и по очереди одна сторона прятала пятикопеечную монетку в руках под столом. Водивший, сидевший посредине, клал монетку в одну из шести рук и затем по команде противоположной стороны шесть рук со всех сил грохали по баковому столу, скрывая спрятанную монетку под одной из ладоней. Противоположная сторона должна была, подняв по очереди максимум три руки, обнаружить спрятанную монетку, если это не удавалось, то игра считалась проигранной и за стол садилась следующая тройка. Играли до самозабвения на всех баковых столах, бывших в кубрике. Грохот рук, раздававшийся из кубрика, пугал даже корабельных матросов и офицеров. Неоднократно приходили дежурные офицеры, требовавшие прекратить такое времяпровождение, и только они уходили, снова раздавалось дружное «Гоп-доп – руки на стол» и опять гремели баковые столы под силой обрушившихся на них множества рук на различных столах.

Альберт Романович Иванов, когда увидел, что курсанты маются от безделья, устраивал тренировки по заправке коек. Несколько раз он построил курсантов на баке, а затем, включив секундомер, давал команду «отбой», и курсанты должны были лететь по внутренним коридорам в свой кубрик в корме корабля и быстро разобрать койку, раздеться, сложить аккуратно одежду и лечь под одеяло. Затем приходил командир роты, проверял все ли разделись, правильно сложили форму одежды. И снова звучала команда «Подъем» и «Построение на Баке». И курсанты вскакивали, одевались, убирали койки и летели строиться на бак.

Тем не менее игра «Гоп-Доп – руки на стол» просуществовала до конца практики.

Алексей внезапно для самого себя вдруг понял, что на практике ему нравится. Но ждал, безусловно, выхода в море.

* * *

На флоте «рындой» называют судовой колокол. Скорее всего, что это переделанное английское выражение «ring the bell», что переводится, как «бой судового колокола». На английском флоте били в рынду в полдень, и именно этот бой имел такое название.

Хотя, слово «рында», согласно словарю Даля, было и в русском языке, и обозначало на пензенском и саратовском наречиях – нескладный верзила, сухопарая баба, исхудалая кляча, а на московском наречии – телохранитель, оруженосец.

Однажды Алексей, будучи посланным командиром роты в рубку дежурного, по собственному незнанию злостно нарушил корабельные правила. Он спустился по правому трапу на ют, а правый трап считался командирским трапом и по нему проход на ют для матросов категорически запрещен, кроме боевой тревоги. А еще умудрился дотронулся руками до горевшего медным блеском поручня трапа, что также на кораблях делать не разрешалось. Нельзя на кораблях ВМФ дотрагиваться руками до меди. Получилось сразу два нарушения.

И, как назло, увидел это злостное нарушение корабельных правил сам боцман крейсера мичман Черный.

В темно синем засаленном кителе с расстёгнутыми верхними крючками, ибо туда не влезала красноватая шея, в помятой фуражке с грязноватым чехлом, переломанными пополам погонами с длинным продольным потемневшим о времени широким галуном, казалось, не представлял опасности, и Алексей не придал значения и попытался пролезть к дежурному по кораблю. Мичман же что-то выяснял с дежурным по кораблю, и неожиданно для себя увидел это злостное нарушение корабельных правил курсантом.

Потом Алексей даже подумал, что он ждал этого нарушения и специально ловил нарушителей.

– Иди сюда, чудо в перьях! – приказал он Алексею, пытавшемуся пролезь у рубки дежурного и, крепко взяв за локоть, вытащил Алексея на палубу.

Алексей встал по стойке «смирно», все же мичман, хотя и какой-то помятый и представился:

– Курсант Морозов. Товарищ мичман! Я только к дежурному по приказанию …

Договорить он не успел.

– Эх, Морозова! – сказал, как бы вздохнув, мичман словами из какого-то фильма, – попался ты мне, Морозов! Не знаешь корабельных правил, курсант? Не выучил, наверное? И откуда такие берутся на флоте? Сколько лет?

– Семнадцать! Скоро будет восемнадцать! – доложил Алексей.

– Ну вот, я говорил, что на флот стали сосунков брать! – сказал мичман, ища сочувствия у лейтенанта – дежурного по кораблю.

Тот понимающе кивнул головой.

– Значит так, Морозов! – обветренное на ветрах лицо мичмана стало сразу из понимающего грозным, – доложишь свои начальникам, что ты грубо нарушил корабельные правила: спускался на ют по правому командирскому трапу! – он тяжело вздохнул, как бы показывая Морозову всю тяжесть нарушения, – и дотронулся руками до медных поручней трапа! До какого у вас практика?

– До тридцатого июля! – доложил Алексей.

– Значит, так! До тридцатого июля ты во время всех приборок драишь до блеска поручни правого командирского трапа и, – он немного протянул и потом продолжил, показывая на сверкающий блеском колокол, висевший у рубки дежурного, – и судовой колокол, называемый на флоте Рындой. И сдаешь работу лично мне! Если поручни или рында блестеть не будут, как у кота яйца, то будешь их драить днем и ночью, пока не заблестят, чтобы удовлетворить меня! А меня удовлетворить очень сложно! Понятно я излагаю?

– Так точно, товарищ мичман! Но у меня объект приборки палуба на баке!

– Передашь старшине Николаенко, что старший боцман тебя наказал и дал свой объект приборки! – голос мичмана стал жестким.

Алексей понял, что попал в нехорошую историю. Он даже забыл зачем бежал в рубку дежурного.

– Здесь у меня этим делом занимался наказанный матрос Ершов с БЧ-5. Найдешь его, получишь пасту ГОИ и все материалы. Знаешь, что это такое?

Алексей отрицательно покачал головой. Если честно, то ему даже захотелось заплакать, так было обидно.

– Паста ГОИ – от названия Государственный Оптический Институт. Это такая зеленая паста, предназначенная для полировки металлов, цветных металлов и даже пластмасс. Такая абразивная паста, которая придает блеск меди. Пастой ГОИ на флоте драятся медные пуговицы, бляха ремня, медные звёздочки на погонах и все медные поверхности.

Алексей вспомнил, что он драил такой пастой бляху ремня, но не знал, что она называется пастой ГОИ.

– Теперь о рынде. Правильное название судовой колокол. Но матросы называют рындой. Почему? Пришло в русский флот название от английского «Ring the bell» – бей в колокол! Это английское созвучие и стало у нас звучать, как рында. Для чего нужна рында на кораблях? На рынде отбиваются в русском флоте каждые полчаса склянки. Что такое склянки? Раньше на флоте не было часов в нашем понимании и на вахтах пользовались песочными часами. Были в едином корпусе трое песочных часов на полчаса, на час и на четыре часа. Их и называли склянками, потому что они были в специальных стеклянных колбах. Как отбиваются склянки? Знаешь? Чудо в перьях? – спросил он у Алексея.

Алексей вздохнул и признался, что не знает.

– Слушай старого боцмана! Он тебя всему научит, сынок!

И, тяжело вздохнув, он начал учить Алексея, подведя к рынде, на которой были выбиты почему-то буквы «Чкалов».

– Уставом корабельной службы предписывается отбивать время для несения вахты. Сутки на кораблях ВМФ разбиты на шесть смен по четыре часа каждая. Начало каждой смены в 00:00 – называется собака – 04:00, 08:00, 12:00, 16:00 и 20:00 часов. Смена вахты обозначается четырьмя двойными ударами рынды! – и старший боцман прямо на рынде показал, что называется сдвоенным ударом. – Первые полчаса смены отбивали одним одинарным ударом, первый час – одним двойным ударом. Каждые последующие полчаса и час добавляли по одному и двойному удару, соответственно. По этим судовым часам раньше строили весь распорядок на корабле. Сейчас, безусловно, другие способы и средства. Есть корабельная трансляция, по которой даются все команды по крейсеру. А отбитие склянок осталось на флоте доброй традицией. Во-вторых, рында используется для подачи туманных сигналов при плавании кораблей в тумане или стоянке на якорях в тумане, чтобы предупредить другие корабли и избежать столкновения. Понял?