Читать книгу: «Акцентор», страница 3

Глава 4
Обсессия

 
«…I’m feeling out of my mind
Я чувствую себя не в своем уме,
Cos I’m a fucking psycho
Потому что я гребаный псих»
 

Asking Alexandria – Psycho

Элгин, Шотландия.

Хищник.

Терпение.

Подобное качество предполагает принятие человеческого несовершенства, что делает мое существование более утомительным и трудным занятием.

Скука. Я ненавижу ее.

Высокая концентрация адреналина пропитывает воздух. Я стою над полуживым телом, окруженный границами ринга, и размышляю над тем, как удовлетворить свою природу.

Все дело в том, что моя шишковидная железа не умеет синтезировать серотонин в нужном количестве, поэтому я всегда ищу более мощные стимулы. У меня также очень низкая терпимость к разочарованию и низкий порог для разрядки агрессии, включая насилие.

Ядовитая нетерпеливая злость будоражит мое сознание, пока чужой страх оседает на языке. Парень подо мной жалко скулит, привлекательно истекая кровью, и пытается отползти назад, но я просто придавливаю его ботинком.

– Куда ты? Разве мы закончили?

– Хватит… Я сдаюсь… Пожалуйста, отпусти меня.

Мои рецепторы обостряются, а перед глазами всплывает воспоминание с дрожащим гребаным Бэмби с поразительно голубыми глазами.

Блядь.

– Зачем мне отпускать тебя? – Я поднимаю клюшку для гольфа, преследуя вполне законную добычу. – Разве ты не согласился на это? Ты хочешь, чтобы я лишил себя радости?

Очередная жертва пытается сделать выпад в мою сторону, и я безошибочно попадаю клюшкой по чьим-то ребрам. Звук боли и ломания костей насыщает меня нужной дозой, усиляя реакцию моих нейромедиаторов.

– Серьезно? – я усмехаюсь и наклоняю голову, чтобы получше рассмотреть результат моего удара. – Ты мог бы еще завизжать, и тогда я бы точно заметил тебя. Номер пять, ты меня разочаровываешь.

За сегодня уже пятый.

Увы, никто из этих слабых ублюдков даже близко не приблизился ко мне, не говоря уже о том, чтобы ударить меня. Хотя я делал ставку на двухметрового пловца – того, что истекает кровью у меня под ногами. Что происходит с этим примитивным миром? Почему все вдруг начали резко деградировать?

Подобные акты насилия помогают мне находить баланс и удерживают меня от того, чтобы стать серийным убийцей.

Когда я был ребенком, мои родители быстро пришли к осознанию, что мой мозг работает иначе.

В анамнезе мозгоправов указано, что я непостоянен, агрессивен и склонен к эмоциональным всплескам, включая приступы гнева. Впервые услышав мой диагноз, мама была в ужасе, а я лишь улыбнулся, искренне считая все вышесказанное комплиментом.

Я могу с уверенностью утверждать, что каждый член моей семьи – нейротипик. Алан и Элизабет Кинг – одни из самых влиятельных людей Великобритании. Они владеют крупнейшей финансовой корпорацией, которая с успехом ведет банковскую, инвестиционную и страховую деятельность, и имеют двух прекрасных отпрысков: будущего идеального адвоката Дарси и хорошую девочку Вивьен со странной тягой к розовому цвету и судебной медицине.

Думаю, мои родители мечтали о скучной, правильной семье, но первым родился я, заставив всех сильно понервничать. И нет никаких сомнений, кто станет наследником конгломерата.

Спасибо моему гениальному математическому уму и девиантным наклонностям, которые позволяют в девятнадцать лет управлять учредителями, пока мой нейротипичный отец находится в коме.

Я рано осознал, что являюсь кукловодом, и что манипулировать людьми, то есть марионетками, – будет проще простого. Несмотря на мою антисоциальность, я научился вписываться в социум.

Я активно пренебрегаю правилами и нормами закостенелого общества.

Я социопат. Не психопат. Не путайте – это разные понятия.

У меня охренительная харизма и высокий интеллект. Я не способен на такие печальные вещи, как стыд, раскаянье и эмпатия. А еще мне приходится брать на себя ответственность, которую трудно взять примитивному человеку.

Я хожу по ту сторону смерти и выживаю. Этим я и привлекателен.

И сейчас, блядь, я хочу получить свою чертову дофаминовую дозу.

– Имя?

Мой ботинок опускается на чужое сломанное ребро, и блондинчик тут же начинает плакать. Ну какая прелесть.

– Джон, – хрипит он. – Джон Ричардс.

– Джон, – я сажусь на корточки и наклоняю голову. – Дай мне нож.

– К-какой нож?

– Тот, что ты прячешь в своем кармане.

– Я ничего не…

– Я могу проломить твой череп одной клюшкой. И я не люблю, когда мне врут, Джон.

Он начинает жалко трястись, но все же тянется за небольшим сложенным лезвием, а затем отдает его мне.

– Ричардс… Разве твоя семья не находится на грани банкротства?

Джон отводит глаза, потом выдавливает:

– Да. Возможно, это мой последний семестр в Кингстоне.

– Как печально. Я дам тебе десять тысяч фунтов стерлингов, если ты порежешь себе запястье.

Его взгляд возвращается ко мне.

– Что?

Я протягиваю ему нож.

– Порежь запястье. Наверху есть медики, ты не умрешь.

– Я не…

– Предложение действует десять секунд.

Я вижу, как Джону мучительно дается решение. Я вижу, как его кадык дергается. Я вижу, как дрожит его рука, когда он забирает нож и медленно режет себе вены. Багровая кровь начинает стекать по его коже и окрашивает маты, но я, блядь, ничего не чувствую.

Я думаю о другом.

– Дорогой Джон Ричардс, – мой голос бодр, – у тебя есть ровно две минуты, чтобы убраться из «Дьявола». – На моем лице появляется вежливая улыбка. – Иначе я убью тебя нахуй.

У меня испортилось настроение. Поэтому я игнорирую свои инстинкты, приказываю охраннику дать Джону пачку нала, выхожу на улицу и сажусь в «Мерседес-Бенц» – огромный черный внедорожник, в котором удобно прятать тела.

Ха-ха, шучу.

Я такой обаятельный весельчак, не так ли?

Люди должны быть благодарны за то, что живут со мной на одной планете. Я красив, умен и охуительно трахаюсь, хотя в последнее время с этим появились некоторые проблемы.

Вернемся назад. Например, в тот день, когда я случайно набрел на одно пугливое и скучное существо.

Допустим, я немного развлекся.

И знаете что? Она, блядь, никому не сказала обо мне.

Эта чопорная девочка вела себя сдержано и делала вид, что ничего не случилось.

Потерянная маленькая Элеонор… Это пугливое создание определенно обладает мазохистическим типом личности, плюсом в копилку шло день рождения, делающее ее уязвимой, и назревающая истерика. Это было… интригующе.

Должен заметить, что порой я следил за ней.

Я не сталкер, не навешивайте ярлыки. Просто по какой-то причине Элеонор Смит притягивала мое внимание. Длинные каштановые волосы, сдержанный характер и огромные глаза заблудившегося Бэмби. Она очаровательно наивна.

Только есть одно но: меня совершенно не интересуют девственницы.

Я не трахаюсь с ними.

Вот почему я не трогал Элеонор. До недавнего времени.

Но теперь я заинтригован. Потому что вместо того, чтобы подчиниться, она боролась как кошка, а потом замерла, когда я просто сжал ей горло. Ей нравятся игры с дыханием и доминированием?

У меня моментально встает. Блядь. С каких пор я начал отходить от своей эмоциональной нормы?

«Я не хочу, чтобы ты целовал меня…»

С тех самых пор, как услышал ее гребаный тихий голос.

Мои уши никогда не слышали ничего прекраснее. Я даже оставил ей записку, едва подавив в себе желание намотать на кулак темные волосы моего маленького ангела и впиться в ее шею. Элеонор закостенелая, зажатая и боится себя так патологически, что давно научилась притворяться другим человеком.

Но я увидел ее истинную сущность. Я, блядь, почувствовал вкус ее возбуждения, облизывая влажный металл, а еще кончил на красивые искусанные губы.

Мы попробовали друг друга. Высшая точка сближения.

Интересно, до какой степени могут потемнеть небесные глаза, если в следующий раз я заставлю ее глотку подавиться моим членом?

Что за гребаный пиздец. О чем я только что думал, мать твою? У меня не бывает обсессий.

Мне требуется полчаса быстрой езды по трассе и несколько сигарет, чтобы заставить своих демонов заткнуться.

Наш общий особняк располагается недалеко от Кингстона – прямо на берегу Северного моря. Мой взгляд скользит по студентам, тратящим свою жизнь впустую: каждый из них совершенно пьян. Заслуга Боулмена – рыжего Люцифера, за которым мне пришлось убирать, используя манипуляции и взятки. Признаюсь, я тоже был немного на взводе и даже травмировал нескольких ребят из Грейс Холла. Слегка. Не волнуйтесь.

Но они перешли на личности, а мы не терпим оскорблений. Мы сжираем всех нахуй, если кто-то смеет к нам сунуться, и наслаждаемся процессом.

Я закуриваю очередную сигарету и поднимаюсь на второй этаж, куда разрешено входить лишь четверым. Густая тьма окутывает мой больной разум, поглощает, манит, чертовски увеличиваясь с каждой гребаной секундой.

Все, что вам нужно делать, чтобы не злить меня, – это не попадаться мне на глаза и дать покой, в котором я периодически нуждаюсь. Благодаря Кастилу мои демоны сидят на цепи, но по какой-то причине я снова чувствую этот край.

Сейчас я вижу бездну.

Возможно, я переборщил с алкоголем или сигаретами, потому что перед глазами появляется красная пелена, а тело трясет, как при передозировке. Дойдя до шкафа, я достаю свой любимый револьвер «Торос Рейджинг Булл 454», наливаю себе виски и усаживаюсь на диван, прожигая взглядом статую с ангельскими крыльями.

Кажется, Хван приобрел ее за несколько тысяч фунтов. Может быть, цена исчислялась сотнями тысяч. В любом случае, искусство существует лишь для удовлетворения человеческих потребностей, а мои потребности всегда были и всегда будут во главе стола.

Наклонив голову, я пью виски, чувствуя, как холод алкоголя обжигает горло, и делаю выстрел.

И еще один.

И еще.

Через пару секунд от ангела остается лишь жалкий прах, а я начинаю улыбаться.

– Какого хрена здесь происходит?

Я поворачиваюсь в сторону Кастила. Он самый сильный после меня. Такой психопат. Обожаю этого ублюдка. Безумие – увлекательная черта.

Он проводит рукой по своим черным волосам.

– Что ты делаешь, мать твою?

– Стреляю, – я пожимаю плечами, возвращаясь к статуе и делая новый выстрел.

Люблю оружие из-за ощущения пороха на пальцах. Мне также нравится, когда мой пистолет прижат к тонкой шее, принадлежащей пиздец какому красивому созданию. Или когда она его сосет, склонившись передо мной на коленях.

«Я могу умолять отпустить меня?..»

И снова, блядь.

– Он в хреновом настроении? – Эрик садится на диван и забирает у меня стакан, заставляя меня думать о том, как красиво будет смотреться пуля в его черепе.

Увидев мою улыбку, Боулмен сглатывает и встает на ноги.

Хорошие инстинкты.

– Нет, он чем-то заинтригован, – наш спокойный кореец-британец Чон подходит к камину, чтобы взять в руки сохранившийся кусок крыла.

– Я еще здесь.

Он даже не вздрагивает, когда я делаю четкий выстрел, разбив мрамор прямо в его ладони.

– И ты поймешь, когда Кинг будет в хреновом настроении, – добавляет Хван. – Все поймут.

– Что тебя так заинтересовало? – спрашивает Кастил. – Инициация?

Несколько лет назад мне понадобилось устроить охоту, реальную охоту на людей, чтобы отобрать лучших из лучших, и Кастил поддержал эту идею. К тому же резать плоть практически до критического состояния… питаться чужим страхом… самая качественная доза дофамина.

Но чем больше я наблюдал за Элеонор, тем больше убеждался, что зона моих интересов впервые за все время сменила направление.

Эта девушка – скучная и жалкая, напоминает тень. Она никогда не сможет дать отпор, никогда не пойдет на конфликт и никогда не повысит голос.

Элеонор – пацифистка. Обожает животных, не ест мясо, занимается благотворительностью и иисус-мать-его-христос волнуется из-за бездомной твари, которая встретилась ей на улице.

Она даже тихо плакала, пока ее никто не видел. Каждый гребаный вечер, когда сидела у себя в комнате.

Поэтому мне пришлось забрать кота из приюта.

Парни охуеют, если узнают, что теперь у меня есть Ствол – пушистое исчадие ада, которое не смогло определиться с цветом собственной шерсти.

По расписанию мой милый ангел сейчас должен играть скучные этюды в своем пыльном классе.

Должен ли я навестить ее? Возможно, это прозвучит печально, но мне придется наказать Элеонор за то, что она привлекла мое внимание.

Как известно, мои наказания бывают довольно жестоки. Но я хочу снова почувствовать вкус ее кожи, поцеловать ее румянец, увидеть расширившиеся зрачки, окруженные светло-голубой радужкой.

Ну и моя сперма у нее в горле все еще мелькает прямо перед глазами. Раз, блядь, за разом. Не переставая.

Она едва справлялась с собственным страхом, который я чувствовал как аромат. Самый соблазнительный аромат.

Я хочу его. Вот моя доза.

Беги, малышка Эль.

Потому что иду охотиться на тебя, мой очаровательный ангел.

Примечание:

Обсессия (от лат. obsessio – «одержимость») – это навязчивые мысли, идеи, желания или страхи. Они появляются спонтанно или из-за какого-либо провоцирующего события – триггера.

Глава 5
Иллюзии

 
«…Run and hide, it’s gonna be bad tonight
Беги, прячься – эта ночь не предвещает ничего хорошего,
Cause here comes your devil sideВ
едь сегодня ты выпускаешь
свою дьявольскую сторону наружу»
 

Foxes – Devil Side

Кингстон, Шотландия.

Тень.

Такое ощущение, что вся Шотландия превращается в один большой потоп. Дождь льет не переставая, заряжая воздух до предела.

Я смотрю на лицо Эммы и заставляю себя не нервничать. Катерина называет Эмму бурбоном восемнадцатилетней выдержки, и, черт возьми, подобное сравнение лучше всего описывает эту девушку. Для мисс Кларк не существует никаких правил, у нее довольно ограниченный круг друзей, и Эми ничего не боится. Буквально.

Больше всего на свете я хотела бы перенять это качество у своей лучшей подруги, но мир слишком жесток, чтобы мы могли получить все, что хотим.

Сегодня состоится футбольный матч между Кингстоном и Грейс-Холлом. Мы сидим на трибуне стадиона, держа в руках огромный черный зонт, и молимся, чтобы нас не затопило.

– Напомни, почему я согласилась пойти с вами? – спрашиваю я Эми, пытаясь перекричать болельщиков.

– Потому что ты очень хорошая девочка? – Эмма широко улыбается, а затем морщится, когда жует конфету «Черный Джек». – Эль, пожалуйста, держи зонт крепче.

Хмыкнув, я глубоко вздыхаю и перевожу взгляд на игровое поле. Вода превращает газон в скользкую глиняную массу, делая игру сложной и непредсказуемой. Некоторые футболисты уже покалечены. Почему? Потому что воздух так мрачен не только из-за погоды, но и из-за их присутствия.

В последнее время Кингстон стал отвратительно шумным, в поле зрения появились пугающие лица с ссадинами и гематомами, и все просто сошли с ума.

Номер двадцать три, Аарон Кинг, несется на всей скорости, не заботясь о безопасности людей на поле. На экране мелькает его приближенный портрет. Аплодисменты и крики студентов смешиваются с шумом дождя.

– …Кинг!

– …Кинг!

– …Кинг!

Боже, ему определенно не помешает психологическая помощь.

Наслаждаясь скандированием своего имени, Аарон широко улыбается и стягивает мокрую футболку через голову, показывая твердый пресс и четкую V-образную линию, уходящую под шорты. Чертов эксгибиционист.

Его телосложение феноменально, даже смертоносно, а паук на его груди и змея, оплетающая ключицы, излучают зловещую, хищную силу.

Женская половина трибун превращается в сплошной оглушительный гул. Мне пришлось снять один из слуховых аппаратов, потому что девушка справа не перестает визжать.

Я сжимаю зубы.

Черта с два я буду считать его привлекательным.

Аарон смахивает со лба потемневшие от дождя пряди и после небольшого перерыва почти сразу же с легкостью зверя перехватывает мяч у соперника, передав его Кастилу – темноволосому парню с глазами психопата.

Я уверена: каждый из этой четверки – психопат, без исключения.

И еще один гол, опять крики, и его безумная харизма на огромном экране. Кинг как будто точно знает, какую силу он имеет, и нарочно нервирует публику.

– Черт. А он хорош, – выдыхает Эмма.

– Да, – Кэт смотрит на игру с хмурой складкой между бровями. – Но им стоит быть осторожнее.

Я хочу отвлечься на разговор, но тут на мой телефон приходит сообщение.

Неизвестный номер: Привет, ангел. Соскучилась по мне?

Сначала я думаю, что это может быть он. Гребаный маньяк в маске.

Но за следующим сообщением возникает уверенность – вместе со рваным дыханием и жжением в груди.

Неизвестный номер: Приходи поиграть.

Неизвестный номер: Замок Даффус. Девять вечера.

Неизвестный номер: *эмодзи красное сердце* *целующий эмодзи* *эмодзи красное сердце*.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику, сопровождаемая резким всплеском адреналина.

Каждый дюйм тела кричит и умоляет, чтобы я убиралась отсюда. Немедленно. Но я не могу. Я не убегаю от проблем, я их решаю.

Я сжимаю переносицу пальцами и с шумом выдыхаю.

– Что-то не так, Эль? – голос Катерины встревожен. Она дотрагивается до моей руки, протянувшись через Эмму.

Все.

Все не так, Катерина. Ужас, странная реакция моего тела, бешеное сердцебиение и чудовище, которое всю неделю жило у меня в голове. Мое сердце бьется так быстро, и мне приходится думать о скучных академических этюдах, чтобы перевести дыхание.

– Если честно, я не имею ни малейшего желания здесь оставаться.

– Матч почти закончился, – отвечает Эми. – Маловероятно, что результат изменится, но мы досидим до финала?

Пять – ноль в пользу Кингстона. У Грейс-Холла изначально не было ни единого шанса на победу.

Я киваю, не желая отрывать девочек.

Мои подруги всегда были удивительными и давали почувствовать себя любимой с самого первого дня нашего знакомства. Я вполне способна потерпеть каких-то жалких двадцать минут. Но это ошибка.

Стоило дыханию хоть немного прийти в норму, как Эрик Боулмен со всей силы влетает в нападающего команды соперников, а затем на экране мелькает кровь, очень много крови и кость, порвавшая кожу голени.

О господи.

К горлу подступает тошнота, и я закрываю глаза, пытаясь ее сдержать. Мне показалось? Мне просто показалось, верно? Тогда почему трибуны затихают до ужасающего шепота?

– Твою мать, – лицо Эммы бледнеет. – Это очень серьезный перелом. У парня сломан…

– Пожалуйста, без подробностей, – выдавливаю я.

Глубокий вдох.

Долгий выдох.

Меня трясет, и я даже не могу сделать гребаный вдох, потому что в голове крутится всё тот же кошмар.

Вечер, кровь, крики, а затем оглушительная тишина.

Доктор Уолш уверен, что это лишь мои иллюзии: расстройство восприятия и игра активного воображения. Но иногда монстры бывают слишком реальны.

– Врачи уже подошли? – спрашиваю я, отказываясь смотреть на варварское проявление жестокости.

– Еще нет.

– Он без сознания?

– Просто посмотри на чертово поле, Элеонор, – срывается Эмма, но тут же исправляется: – Извини, детка. Я знаю, как ты относишься к виду крови. Но проблемы моего брата автоматически означают, что я тоже в полной заднице.

– Друзья прикроют его, – я сжимаю руку Эммы, направляя свой затуманенный взгляд на рыжие волосы подруги. – Всегда прикрывали.

Я чувствую, как Эмми напрягается.

– Может быть, если бы они не начали гребаную драку на глазах у всех преподавателей.

– Что?..

Среди трибун снова поднимается шум, пока мой больной мозг отказывается перезагрузиться.

Вот дерьмо. Кажется, сегодня я не ограничусь простыми медитациями.

После тихого лета таблетки, прописанные доктором Уолшем, остались нетронутыми, но сейчас я впервые ловлю себя на мысли, что, возможно, мне просто необходима медицинская помощь.

Испытав сильное эмоциональное переживание в возрасте десяти лет, я навсегда забыла не только свою мать, но также такие понятия, как здоровый сон и чувство безопасности. Мне категорически нельзя нервничать. Однако с недавних пор я делаю это постоянно.

– Я убью его, – злой голос Эммы доносится до меня, как из-под толщи воды.

Я отдаю зонт Эми, заставляю себя подняться на ноги, а потом бормочу:

– Встретимся позже, хорошо?

Катерина сует мне свой зонт, придвинувшись к Эмме. Я промокаю насквозь за считанные секунды, но по какой-то причине продолжаю заторможенно смотреть на протянутую руку подруги, пока каждый дюйм моего тела борется с надвигающейся паникой. Ливень быстро делает мою одежду невероятно тяжелой, прижимая меня к земле подобно бетонной плите.

Я не слышу ответа. Вместо этого я разворачиваюсь и делаю шаг, а потом еще один и еще. Мои мышцы болят и напрягаются в ожидании приступа, но я не замираю.

Понятия не имею, почему перед самым уходом мой взгляд падает на футбольное поле.

«Будь хорошей девочкой и умоляй. Тогда я подумаю…»

Хриплые слова врезаются в мою голову, когда я смотрю на очередного монстра.

Упав на скамью, я в полном ужасе наблюдаю, как Кинг ударяет кулаком по лицу парня, и тот падает на колени, кашляя и сплевывая кровь. Все это транслируется на главном экране, висящем прямо перед трибунами. Охранники пытаются разнять группу разъяренных игроков, но у них ничего не выходит.

Студент Грейс-Холла прикрывает руками свое окровавленное лицо. Кровь брызжет на его футболку и мокрую землю.

Но Аарон бьет его снова. На этот раз уже лежачего.

Он не останавливается, продолжая бить, бить и бить, превращая чужие черты в неузнаваемое кровавое месиво.

Но самое ужасное – это улыбка Аарона.

Довольная и широкая улыбка серийного убийцы.

Он сумасшедший.

Я вздрагиваю, когда блондин поворачивается в сторону камер, а затем разворачиваюсь и делаю то, о чем громко кричит моя интуиция, буквально призывая к немедленному действию.

Я убегаю.

Час стояния под обжигающим душем, две чашки крепкого черного чая, всего полчаса игры на скрипке, и я снова в порядке.

Я в порядке.

Кэт находит меня, когда я направляюсь в конюшню, чтобы поухаживать за Сильвер. Мы пьем горячий латте по дороге и обсуждаем новые книги. Обычно я провожу вечера вместе с подругами или работая в приюте, но сегодня мне нужно исправить ошибку.

Из-за низкой концентрации я перестала контролировать свою учебу, что привело к первой «B» по философии.

Начинать семестр таким образом – не самая лучшая идея, так что я сижу в библиотеке до позднего вечера, пока слова Канта не въедаются в мою голову до такой степени, что все тревоги забываются. Поэтому, когда я прихожу домой уставшая, у меня нет другого выбора, кроме как лечь спать, верно?

Чертовски неверно.

Несмотря на усталость, я до сих пор чувствую себя клубком подавленных эмоций.

Все, о чем я могу думать, сосредоточено лишь на одном человеке.

Темные глаза, маска мертвеца, пугающе внушительная фигура и пистолет. Ледяная дрожь подчиняет мое тело, цепляясь за новых призраков, возникших в голове в мгновение ока.

И эти призраки произносят мое имя, вторя мужскому грубому голосу.

А еще он знает мой гребаный номер.

Мне трудно оставаться спокойной. Но я стараюсь. Клянусь.

Запретив себе думать о навязчивом голосе, я хватаю сумку и выбегаю из главного здания, натыкаясь на толпу пьяных студентов. Большинство учащихся Кингстона питают нездоровую тягу к клубу «Дьявол», который принадлежит главной монстроподобной элите, периодически устраивающей безумные вечеринки – конечно, за небольшим исключением тех, кого не привлекают подобного рода развлечения.

Не то чтобы я не любила вечеринки. Просто я получаю расслабление через другие вещи: после игры на рояле или долгого чтения мои серые дни окрашиваются в яркие цвета.

На улице уже темно, и в воздухе пахнет мокрой землей и густой влажностью от недавнего дождя. Я проталкиваюсь сквозь толпу и выхожу на длинную дорогу к моему общежитию как раз в тот момент, когда мне звонит отец по видеосвязи.

– Привет, Эль.

Я широко улыбаюсь.

– Привет.

– Обязательно приезжай домой.

– Я только приехала в Шотландию, – я перевожу взгляд с густой аллеи на телефон и смотрю на уставшее лицо папы.

– Элеонор, мы соскучились по тебе.

Маркус Смит – самый лучший человек на планете с очаровательной улыбкой, которую могут наблюдать только избранные. Из-за его работы мы не видимся так часто, как мне бы хотелось, однако приглашение в Лондон наверняка несет за собой какую-то подоплеку.

Его ярко-голубые глаза прищуриваются.

– Кстати, почему ты возвращаешься так поздно?

– Я была занята учебой. Ты же знаешь, как жестока система Кингстона.

– Я поговорю с директором о твоей нагрузке.

– Черт возьми, пап, – я сжимаю губы и оглядываюсь назад. Мне не очень нравится эта часть территории, окруженная лесом. – Прошу тебя, не начинай.

– Эль! – Мама появляется за спиной отца и расплывается в сдержанной улыбке герцогини. – Боже мой, почему тебя так плохо видно?

Риз – не моя родная мать, однако она стала ей, когда мне исполнилось двенадцать. Я не сразу свыклась с присутствием чужой женщины в доме и обретением сводного брата – Блейка Аттвуда, но сейчас у нас с Риз сложились очень близкие отношения. А с Блейком… С Блейком любому трудно найти общий язык.

– Какие-то неполадки с уличным освещением, – отвечаю я.

Черт. Это просто отвратительное совпадение.

Я продолжаю идти вперед в полной темноте, несмотря на нависающие надо мной древние деревья и пугающие звуки, смешанные с воем ветра. Я чувствую, как моя кожа покрывается мурашками, а сердце начинает биться быстрее.

– Отец уже рассказал тебе про ужин с его оксфордскими друзьями?

Ужин с оксфордскими снобами, ну конечно же.

– Мы бы хотели, чтобы через две недели ты была дома, Элеонор, – говорит папа своим фирменным приказным тоном. – На самом деле, я уже купил вам билеты.

– Вам?

– Ты поедешь в Лондон вместе с Блейком. И детка… – Хмурое лицо папы приближается к камере. – Ты чем-то расстроена?

– Во-первых, мне уже восемнадцать, я могу осилить самостоятельный перелет, – я показываю родителям широкую улыбку, несмотря на липкое чувство тревоги, вгрызающееся в мои кости. – А во-вторых, со мной все в порядке.

Сколько раз я лгала на этой неделе? Я ненавижу ложь, но не могу сеять сомнения в голове отца.

Я не могу расслабиться с тех пор, как вломилась в чужой дом и столкнулась с монстром в маске. У меня даже развилась настоящая паранойя: мне кажется, что за мной кто-то наблюдает. Я постоянно чувствую чей-то взгляд, но знаю, что мое больное воображение играет со мной злую шутку, ведь нет места безопаснее, чем Кингстон.

Камеры на каждом шагу, закрытая территория, лучшие системы безопасности. Я в безопасности.

И я до сих пор не знаю, как объяснить эту чертову записку.

На самом деле, я почти была готова пожаловаться отцу для того, чтобы великий и ужасный мистер Смит во всем разобрался, но это чертово перекладывание ответственности. В том числе банальный страх, что меня запрут в Лондоне и отправят в юридическую школу.

Я не могу повесить свои проблемы на других людей. Мне просто необходимо разобраться в этом самой. Иначе мои приступы никогда не прекратятся.

Риз отправила меня на терапию именно из-за моих панических атак. Она думала, что я в одном шаге от депрессии. Папа до самого конца сопротивлялся тому, чтобы оставить меня в Кингстоне, но я настояла, желая пожить самостоятельно некоторое время, и приступы прекратились.

Или почти прекратились.

Неизвестный номер: Разве я не говорил, что накажу тебя, ангел?

Я тут же сбиваюсь с шага, контролируя себя до такой степени, что мышцы сводит судорогой.

Нет, нет, нет. Этого не может быть. Я же…

Лицо Маркуса превращается в одну жесткую маску из-за того, что я так и не дала свой ответ.

– Элеонор, ты должна сказать директору об отъезде и подготовить речь вместе с мистером Чендлером.

– Да, – мой голос дрожит, когда я читаю текст снова.

Снова.

И снова.

Мои внутренности скручиваются. Он не может быть где-то поблизости, верно? Я воспользовалась чужим телефоном и натравила на него полицию, оставаясь незамеченной. Его должны арестовать, но что-то подсказывало мне, что он слишком умен, чтобы его так легко поймали.

Неизвестный номер: Мы начнем с двух уроков, Элеонор.

Неизвестный номер: Урок первый: не гулять ночью, когда я так жажду напасть на тебя.

– Я позвоню вам завтра? – спрашиваю я с натянутой улыбкой, несмотря на то, что желаю сорваться на бег.

– Хорошо, детка, – Риз убирает за ухо темную прядку. – Напиши, как доберешься до кампуса.

– Конечно.

Мой пульс учащается до барабанного ритма, я нервно оглядываюсь по сторонам и всматриваюсь в тени густых деревьев. Мой телефон снова вибрирует.

Неизвестный номер: Ты боишься? Я чувствую тебя.

Неизвестный номер: Мм, персики и животный страх… Так сладко и безумно очаровательно.

Слева раздается шорох. Я вздрагиваю и всматриваюсь в темноту, как будто смогу увидеть монстра, скрывающегося где-то рядом.

Не задумываясь, я поддаюсь панике и перехожу на бег, радуясь тому, что на мне удобные сапоги для верховой езды.

На лбу выступает пот, мои легкие горят от бега.

Мне понадобится больше времени, чтобы вернуться, поэтому я должна добраться до жилого поместья до того, как мое сердце остановится из-за приступа.

Меня тошнит от паники и от кислого металлического привкуса на языке, но я не сбавляю темпа и набираю номер экстренной службы. И в этот момент мой телефон садится.

– Черт возьми! – выдыхаю я испуганно.

На самом деле, я ужасно напугана.

Твою мать, я в ужасе.

Я точно помню, что у меня оставалось около пятидесяти процентов. Я не из тех, кто безалаберно относится к таким базовым вещам. До общежития остается около пяти минут, и я делаю судорожный вдох, когда выхожу на самую темную дорогу.

Мои пальцы не перестают нажимать на кнопку включения, и я думаю, что могу упасть в обморок.

Это самый быстрый бег за всю мою жизнь.

Все начинает раскачиваться, ноги становятся легкими.

Почему он преследует меня?

Он собирается причинить мне боль? А затем… убить?

Призрачные щупальца страха заползают мне под куртку и впиваются в кожу.

Болезненное сознание подкидывает самые ужасные варианты событий, превращая каждое мгновение в извращенную пытку.

Господи, Элеонор, успокойся. Сейчас же.

Я облизываю пересохшие губы и кидаю взгляд на резко включившийся телефон. Когда я читаю новое сообщение, с моих губ срывается крик.

Неизвестный номер: Попалась.

Слезы делают мир расплывчатым, я заставляю себя двигаться вперед во что бы то ни стало, несмотря на то, что каждый дюйм тела гудит от напряжения.

Наконец, я поворачиваю на слабо освещенную дорогу, и, прежде чем мои пальцы успевают набрать номер экстренной помощи, я врезаюсь прямо в его объятия.

– О боже.

Крик глушится его широкой ладонью, а мое дыхание останавливается.

Он действительно похож на дьявола, и самое жуткое, что я не уловила ни одного его проклятого шага.

Мой живот сжимается от резкого желания разрыдаться, а в груди жжет от страха. На нем снова мертвый лик и объемная толстовка с широким капюшоном.

– Бог? Нет, не он, – он наклоняется, доводя меня до истерики, а затем его хриплый голос щекочет мое ухо: – Но ты была близка, ангел.

Моя диафрагма поднимается и опускается, мысли сходят с ума, но я не делаю попытки вырваться на свободу, потому что мое тело предает меня в самый неподходящий момент.